***
Чемпионат России в этом году опять в Подмосковье. На три дня в поле вырастет целый собачий город с различными площадками и спортивными активностями. Это, конечно, не прошлогодний турнир в пансионате с недельным проживанием и тренировками, но мы компенсируем его потом поездкой на море, в Европейский лагерь. А сейчас у нас только соревнования. Кир готов и заряжен, я чувствую это. В этот раз он в своей стихии, они сдают нормативы ЗКС и всего, что с ним связано. И цель опять одна — попасть в сборную. Несмотря на многие часы тренировок, мой омега все еще немного боится, в первую очередь за себя. Боится, что дернется слишком резко, и спина опять его подведет, хотя последние пару месяцев боли его больше не беспокоят. Некоторая скованность есть, без зарядки по утрам ему сложно, но в остальном у нас положительная динамика. Хирург очень доволен восстановлением Кира. Евгений Владимирович соблазнял его и Большим Русским рингом, и очередным ноузворком, и даже каким-то обидиенсом*, но Кир не поддался и сосредоточился только на защитной караулке. Арчи было совершенно безразлично, чем заниматься, он просто кайфовал от того, что любимый хозяин снова с ним, снова водит его на тренировки и даже иногда немного возится в громких обнимашках. Этой своей возней они очень привлекали к себе котенка, который непременно стремился оказаться в гуще событий. Он уже спокойно гонял по всей квартире, запрыгивал на диван, на стулья, целился на подоконник, но пока не долетал. С легкой руки Витька котенок получил имя Кефир. — Я бы, конечно, сказал кокс, — хмыкнул мой друг, — но не хочу смотреть на ваши кислые рожи. Но Кефир коту шло, и имя осталось, трансформируясь в короткое Фир, созвучное с Кир, а в интерпретации Даньки в Зефир. Кот откликался на все, лишь бы кормили и на улицу не выгоняли. Он был очень бойкий, задиристый, несмотря на свой о-тип, и я в тайне надеялся, что ветеринар с этим ошибся. Я все-таки хотел, чтобы у меня вырос здоровенный котяра! Гроза мышей, которых у нас никогда не было, и голубей, которые на нашу верхотуру предпочитали не залетать. Кстати, Данька с Витьком теперь довольно часто тусовались у нас. Ну, если с первым было понятно — они что-то с Киром химичили насчет свадьбы, то зачем к нам таскается мой помощник, было непонятно. Они до сих пор цапались с бетой при каждом удобном случае, и я считаю, что так Витек к нему подкатывал. Причем, не забывая трахать всех свободных омег в ближайшем окружении. Данька на него шипел, как тот самый кот, и зло шутил, Витька скалился и цыкал зубом. Взрывался, конечно, иногда, уходил, хлопал дверью, но на следующих совместных посиделках обязательно появлялся. Пованивая очередным приторным одноразовым любовником. Удивляюсь, как его могут привлекать такие сладкие нестерпимые запахи. Хотя, может он это специально, чтобы позлить Даньку. Он в таких случаях зажимал нос и жаловался, что тут от одного запаха можно кариес заработать. — А ты поменьше рот раскрывай, он и не привяжется, — фыркал Витек, и они принимались перебрасываться колкими фразами, пока я или Кир не уводили разговор куда-то в сторону. В общем, у нас дома бывало довольно весело. И вот он, Чемпионат России. Немного прохладно, но небо чистое, а это значит, что ближе к полудню разогреет. Мы приехали к открытию, потому что регистрация по чьей-то прихоти была сделана для всех площадок и активностей в семь утра, хотя выход в ринг у Кира около десяти. Несмотря на всю их готовность, омега волнуется и заламывает пальцы. Мы благополучно зарегистрировались, и Кир краем глаза углядел количество соревнующихся — тридцать семь. — О-хо-хо! Это кошмар! — он ерошит светлые волосы и сильно встряхивает руками, так, что кольцо чуть не улетает в траву. — Черт! — Давай мне, если мешается, — предлагаю я, а омега прижимает руку к груди: — Не-ет! Это мой оберег. Не сниму! — Ладно-ладно, успокойся, — поднимаю ладони в примирительном жесте. — Ага. Сейчас просто вжух! и успокоюсь! — кривится Кир. — Я понял, пошли, — цепляю его за руку и увожу прочь от палатки организаторов. — Куда ты меня тащишь! — возмущается омега. — Ой! Я притискиваю его спиной к какому-то контейнеру в укромном уголке и жадно целую. Он немного сопротивляется, но быстро обмякает и как-то счастливо выдыхает мне в губы, словно только этого и ждал. Сам жмется ближе, устраивает ладошки у меня на заднице и притирается ко мне пахом. С возбуждением у нас у обоих в последнее время все хорошо, и мы активно наверстываем упущенное за почти два года. Действовать надо быстро, пока у Кира не включилась голова, а то он снова запаникует. Поэтому я бухаюсь перед ним на колени и расстегиваю ширинку. Ну, так и есть! — Что ты делаешь?! — шипит омега сверху, и я тороплюсь освободить его член из белья, чтобы заглотить почти целиком. Кир что-то неясно пищит и сжимает мои волосы. Ауч! Больно. Но я не отстраняюсь, а лишь напористее его ласкаю. Выходит немного дольше, чем я планировал, но все же минут через пять у меня в руках разнеженный, мягкий и податливый омега, совершенно спокойный и сыто улыбающийся. Свой организм я смиряю, поправляя вставший член в джинсах, чтобы ширинка не слишком сильно давила, и выпрямляюсь. Кир лениво целуется и в конце потирается носом о мою щеку. Без сомнения, хочется продолжить наш спонтанный секс, переместиться куда-нибудь в более подходящее место, но пока это невозможно, и омеге пора возвращаться в зону разминки и подготовки. У них с Арчи есть особый ритуал, когда они сидят в обнимку, уткнувшись друг в друга лбами, и медитируют, ловя волну. — Порядок? — осматриваю своего ненаглядного, поправляя ему волосы и футболку. — Полный, — мурлычет Кир, и у меня снова в животе екает, а в паху неприятно давит. Интересно, я продержусь до вечера, или у нас будет еще одна спонтанная сессия? — Спасибо. — Всегда пожалуйста, — чмокаю его несколько раз в лоб. — Ни пуха, ни пера. — К черту! — отзывается омега и уходит за Арчи. Все, остается только ждать. Как же они восхитительно смотрятся в ринге! Просто глаз не отвести. Кир сосредоточенный, даже хмурый, наверное опять в голове повторяет порядок упражнений, заученный за столькие годы наизусть, но все равно для своего успокоения омега незаметно шепчет его как мантру. Он в темной клубной футболке и с номером на груди — двадцать восемь. Они выступают в конце, и мой маленький отвлекательный трюк пришелся как нельзя лучше. А то Кир бы совсем извелся. Арчи рядом с ним тоже преображается — сбрасывает маску пофигистического увальня, превращаясь в смесь «бульдога с носорогом», как любит говорить Кир. Но я считаю, что Арчи опаснее любых бульдогов и всех носорогов вместе взятых. У меня дух захватывает, и я каждый раз замираю, когда стек помощника судьи проходится по собачьему боку. И хотя Кир и говорил, что это совсем не больно, и Арчи этого не чувствует — он в работе, он разгорячен и на внешние раздражители не реагирует — все равно мне кажется, что стек это довольно жёстко. Они успешно выполняют все упражнения, и я, уже немного подкованный, даже знаю, что никаких ошибок у них нет. Арчи моментально выключает защитный режим, становясь обманчиво спокойным и расслабленным. Это лишь уловка, усыпление бдительности. Будь на месте помощника судьи какой-нибудь реальный нарушитель, он бы повелся и попытался бы убежать. Правда, недалеко, Пара шагов, и ты лежишь носом в земле, а на тебя сверху давят семьдесят килограммов чистой энергии. Я проверял этот вес и хорошо, что в игровой форме. Они ожидаемо побеждают с какой-то чумовой суммой баллов и личной похвалой от главного судьи. Он что-то долго говорит Киру, пока вручает ему призы и подарки от спонсоров. Кир улыбается, кивает и просто светится от счастья. И я вместе с ним. Как мне нравится, когда мой омега доволен и за его спиной не маячит его прошлое. Кстати, прошлое… Несколько раз в толпе я видел Артема, и, кажется, он тоже меня заметил. Кира — так уж точно. Как бы не случилось чего нехорошего, ведь свободное время для тренировок у него закончилось не просто так, а после одной очень убедительной беседы. Ладно, он не подходит, и пока мне не о чем волноваться. Нас просто сталкивает какая-то высшая сила около опустевшей палатки для регистрации. Он ухмыляется и буровит меня взглядом. — Ну привет. Какая приятная встреча. — Ага, — дёргаю я бровями и очень надеюсь, что отошедший ненадолго Кир пойдет сразу к машине и будет ждать меня там. — Как живется тебе? — склоняет Артём голову набок. — Чудесно. — Да? — тянет он. — Вот значит как. Даже после того, что ты сделал? — Я ничего не делал, — стискиваю зубы и немного напрягаюсь. — Разве это не предательство? — Это защита моего омеги от посягательств постороннего альфы, — понижаю тон, чтобы не привлекать внимание. — Больше похоже на варварские замашки. И боязнь конкуренции. — Конкуренции? — я безмерно удивлен и хочу высказать собеседнику, что о нём думаю, но меня прерывают. — Звездочка моя, я готов, — это Кир появляется внезапно за моим плечом и добавляет: — Оу… Привет. Артем гаденько улыбается и готов воспользоваться ситуацией. — Привет, — отзывается он. — Поздравляю тебя. Такой успех. И всего за год. Вот что значит талантливый инструктор. — О чем ты? — хмурится Кир. — Ты же сам порекомендовал нас Акинину, ведь у тебя не было времени. Артем смотрит на меня, у него в глазах сверкает злорадство. Он рад, что все обернулось так. — Только попробуй, — шиплю я. — Хм? — Кир переводит взгляд с одного на другого. — Он заставил меня тебе отказать, перекинуть к другому тренеру. На самом деле у меня есть свободное время для Арчи. — Чего? — хмурит Кир брови и в упор смотрит на меня. Мое лицо заливается румянцем стыда, я действительно это сделал. — Я побоялся, что он начнет к тебе подкатывать, — мямлю я, а Артём подхватывает: — Ага, побоялся, что я окажусь лучше, чем он. — Чего? — Кир оборачивается уже к нему с широко раскрытыми глазами. — Побоялся конкуренции, — жмет Артём плечами. — Так, — вмиг деревенеет омега. — Что это за бред? С какой стати тебе ко мне подкатывать? — Ты мне нравишься, и если бы он мне не помешал… — То что? — фыркает Кир, поворачивая голову то к одному, то к другому. — Алло, мы занимались у тебя три года. Откуда вдруг так скоропалительно взялись твои чувства? Он выделил последнее слово кавычками в воздухе. Артем запыхтел. — Ясно, — обреченно выдохнул Кир и поймал мой взгляд. Я похолодел. — Ты, — ткнул он в меня пальцем, — марш в машину. — Родной… — начал, было, я. — Цыц! Слышать тебя не желаю. Иди в машину. А ты, — он повернулся к Артёму: — Научись соображать быстрее. А то клеить следующего омегу решишься только на пенсии. Я все сказал. Почему ты еще не в машине? Металл в его голосе заставляет меня напрячься и дернуться в сторону парковки. Кир смотрит на меня, как на дебила, закатывает глаза и куда-то уходит. Мы с Артёмом еще несколько минут буровим друг друга взглядами, не в силах что-то сказать, но расходимся. Я забираюсь в салон, нервно настраиваю зеркало заднего вида. Мне кажется, что я все разрушил тем своим решением, но то, как Артём обращался с Киром на их двух первых тренировках, убедило меня действовать. И зря. Мозг тогда вопил: «Не надо! Не веди себя как животное!», но животное рвалось наружу, чтобы защитить, уберечь свое. — Ох, — Кир устало плюхнулся на переднее сидение, — ненавижу таких людей, которые стремятся испортить кому-то день триумфа. Я раскрываю рот, чтобы поддакнуть, но Кир останавливает меня: — Нет-нет-нет! Даже не пытайся со мной заговорить! Я зол на тебя. Очень зол. Как ты вообще мог допустить мысль, что я поведусь на кого-то постороннего? — он горько-горько качает головой и отворачивается к окну. Я пытаюсь проглотить комок в горле, но у меня не получается. Мне страшно, реально страшно, я накосячил, сильно, и боюсь, что Кир сейчас скажет что-то типа «Ты засомневался во мне, так быть не должно» и опять уйдет, только в этот раз уже окончательно. В гробовой тишине мы доезжаем до дома, даже Арчи молчит на заднем сидении, словно чувствуя напряжение, повисшее между нами. Кир открывает для него дверь, и они уходят в сторону ближайшего к нам маленького парка, оставляя меня с кучей пакетов и кучей опасений. Дома тоже ничего не меняется. Кир молчит и делает какие-то повседневные дела. Я пытаюсь заглянуть ему в глаза, но не получается: омега отворачивается, откладывает все и уходит. В конце концов, они вместе с Арчи устраиваются на лоджии, а самое обидное — Фир к ним присоединяется. Я усаживаюсь на полу в комнате, привалившись спиной предположительно к тому месту, где находится Кир. Спать совсем не хочется, в голове крутятся тяжелые мысли. Я просто тупица. Зачем я тогда полез? Ведь очевидно, что Кир и Артем варятся в одной собачьей тусовке и просто обязаны были где-то пересечься. В первый раз альфа просто прошел мимо, а во второй не выдержал. Почему? Захотел позлорадствовать? Или унизить меня? Все равно не понятно, на что он рассчитывал. Что Кир меня бросит? Бред. Не бросит ведь? Ебать, как мне страшно! Я лежу в постели и прислушиваюсь к тишине квартиры — Кир ушел гулять с Арчи уже, наверное, час назад, и они до сих пор не вернулись, а на часах доходит одиннадцать. Еще пять минут, и я пойду их искать, но дверь хлопает, и хоть тут приходит облегчение. Они не пропали, и всё в порядке. Почти всё. Мне все домашние объявили сегодня бойкот. Даже Кефир не забрался привычно на грудь, когда я лег в кровать. Он ушел с лоджии вслед за Киром, гордо задрав хвост, и не стал есть из моих рук, хотя я всегда сам кормил его. Кир говорит, что кто кормит животное, того оно и считает хозяином. Ладно, буду надеяться на лучшее. Я слушаю, как шумит вода в ванной, как Кир гремит чем-то на кухне и разговаривает с животными. Они наверное сидят рядом, Арчи на полу, Фир на стуле, и ждут вечернюю кормежку. Потом на некоторое время снова устанавливается тишина, и Кир, как ни в чем не бывало, заходит в комнату. У него влажные волосы и очень усталый вид. Он позевывает, не торопясь подходит к кровати, забирается под одеяло и устраивается у меня на груди. Я замираю и забываю, как дышать. — Родной, — выговариваю хрипло, — прости меня. Я так виноват! — Конечно виноват, — фыркает Кир и обнимает меня поперек живота. — Ты… Как ты? — Я очень зол на тебя и очень обижен. Как, просто как ты мог подумать, что меня может привлечь кто-то? Ты сам сказал, что тебе не нужны никакие Тимочки и Димочки. Почему тогда ты так засомневался во мне? — Прости, прости меня, пожалуйста! — в отчаянии восклицаю я. — У меня просто голова в тот момент отключилась. — Вот уж точно, — замечает омега, и я чувствую, что его объятия становятся крепче. — Малыш, что мне сделать, чтобы ты простил меня? Я сделаю все, что угодно! — Ну естественно. Во-первых, отомри, ты жесткий, мне неудобно лежать. Я чуть улыбаюсь и реально немного обмякаю, ведь если Кир шутит, значит, он не настолько сильно и сердится. — Я сильно сержусь! — пыхтит омега и в наказание щипает меня за бок. Я стоически это выдерживаю, не дергаясь ни единым мускулом. — Во-вторых, мы переносим свадьбу. И я снова напрягаюсь, потому что мне опять страшно. Кир это чувствует и снова меня щипает. — Переносим, а не отменяем. Алло! Слушай меня. И в-третьих, в отместку тебе я не буду брать твою фамилию. — А? — недоумеваю я, прослушав последнюю фразу. — Бэ! — дразнится Кир. — Я останусь Стрельцовым. — Это, — я сглатываю и успокаиваюсь, — очень суровое наказание. — Да! Поэтому в будущем не косячь, а то я придумаю что-нибудь более страшное. Мы замолкаем и лежим некоторое время неподвижно. Я перевариваю то, что случилось, Кир, кажется, засыпает. Подумать только, я в очередной раз чуть его не потерял и отделался малой кровью — переносом свадьбы и несменой фамилии. Это я пережить могу. Хотя, а насколько далеко Кир хочет все отодвинуть? На полгода, год? — Малыш, — тяну с осторожностью, — а как далеко ты хочешь отодвинуть свадьбу? — Не отодвинуть, — зевает Кир, — сделаем все раньше, до лагеря. А то ты всех людей вокруг меня распугаешь своей ревностью. — Спасибо, спасибо, — шепчу пересохшими губами и аккуратно несколько раз целую светлую макушку омеги. —Потому что я люблю тебя, — бормочет он на грани сна, — хоть ты и ведешь себя иногда как баран. Мой упрямый любимый барашек. Кир благополучно засыпает, а я еще долго глажу его по спине и плечу. В мой мир возвращаются звуки, квартира не чувствуется такой пустой и пугающей. Возится на лоджии Арчи, подыскивая удобное спальное место, Кефир шуршит чем-то в большой комнате, и в подъезде работает лифт. Но отчетливей всего я слышу своего омегу: биение его сердца, легкое сопение и скрип кожи о кожу, когда Кир потирается о мою грудь щекой. Я очень счастлив.***
Полянка, которую Кир выбрал для церемонии, утопает в цветах. Тут и огромные вазы с пышными шапками цветов, и какие-то невероятные инсталляции, и высокие ажурные арки, увитые цветочными гирляндами. Очень красиво и атмосферно. Рядом с нами только близкие друзья — Данька, Витек. И Константин Николаевич, взявший на себя роль наших родителей. А еще серьезный и красивый Арчи, помытый, расчесанный, с уложенной шерстью и в красной бабочке. Он сидит рядом со столом регистратора и внимательно за всем наблюдает. Джой, как слишком резвый и немного неусидчивый, заперт в домике вместе с Кефиром. Да, мы взяли с собой всех наших питомцев, ведь это члены нашей семьи. Мы приехали в пятницу днем, чтобы спокойно подготовиться, а в субботу уже расписаться. Штамп в паспорте особо ничего нам не давал, но меня грела сама мысль, что я буду называть Кира мужем. У меня какая-то нездоровая фиксация на этом. Омега же относился к моей хотелке с тихой снисходительностью. Мол, если тебе это надо, мы это сделаем. Утро субботы было солнечное и немного волнительное. Для меня, по крайней мере. Кир был спокоен, растрепан и невероятно уютен. Я бы с удовольствием повалялся в кровати подольше, прижимая к себе теплого и мягкого омегу, но наш день был довольно плотно набит мероприятиями. — Эй, сони! — забарабанил в дверь Данька. — Поднимайте свои задницы! У вас СПА-сеанс в десять. — Давай его на хер пошлем, — шепчет Кир, глубже зарываясь в одеяло. — Не сработает, Данька ж заебет, — отзываюсь со вздохом. — Я еще и выебать могу! — не унимается бета. — И въебать. Так что марш оба на завтрак, а потом на процедуры. С Арчи я погуляю. — Слушаем и повинуемся, о несравненнейший! — кричу ему в ответ, а Кир фыркает. СПА — это нечто. Я зафанател, честно. Конечно, сначала скептически отнесся к скрабу и обертываниям, но после гидромассажной ванны меня разморило, а после ручного массажа наоборот взбодрило, и все тело завибрировало от заполнившей его энергии. В конце меня натерли каким-то невероятно вкусно пахнущим лосьоном и оставили отдыхать в кресле с чашкой чая. Это было волшебно. Кир появился через минуту, такой же довольный, как и я, только охренительно красивый и сияющий и изнутри, и снаружи. — Ты как солнышко, — обалдело протянул я. Омега разулыбался: — Ты тоже сверкаешь, моя звездочка, — и присел в соседнее кресло. Каждый раз, когда он называл меня звездочкой, у меня сердце падало вниз и делало такой невероятный кульбит в животе, что, казалось, выпрыгнет наружу, и на щеки наползал предательский румянец. — Ну что, ты готов? — замаскировал я смущение под вопросом. — Целиком и полностью. — И не пожалеешь? — Эй! — взмахнул Кир рукой. — Ты что, хочешь меня отговорить? — Нет, — мягко ему улыбаюсь, — просто не верю своему счастью. — Чудик, мы живем вместе полтора года, — качает он головой. — Это другое, — упрямо тяну я, и Кир вынужден согласиться. Да, это другое. Регистрация у нас во второй половине дня, ближе к вечеру, когда солнце не такое жаркое, всюду залегают легкие тени, и отель включает подсветку деревьев и дорожек. До обеда мы гуляли по лесу, дышали воздухом и дали набегаться Арчи. Ему уже восемь, но он все равно любит поноситься, хоть и не так резво, как три года назад. Я иногда замечаю грустинку в глазах Кира, когда он смотрит на своего любимца, на свою первую любовь. — Уже не единственную? — как-то спросил я его. — Уже нет, — тихо отозвался он и спрятал лицо у меня на груди. Мы переодеваемся в своей комнате, и я замечаю, как у Кира зажигаются глаза, когда он видит меня. Во мне нет ничего необычного, но омега подходит ближе и проводит мне по плечам. Даже через рубашку я чувствую тепло его ладоней. Или у меня жар. — Что такое, родной? — спрашиваю одними губами. — Ты был одет так же на наше первое свидание. Белая рубашка и песочного цвета джинсы. Я запомнил. Мы сидели в ресторане, я жутко волновался и поэтому пил только воду, боялся, что от алкоголя меня развезет, и я буду нести какой-нибудь бред. А ты выглядел на миллион, светил улыбкой и слушал меня. — Я тоже помню, — отвечаю Киру. Этот вечер встает перед глазами. Действительно, хорошая атмосфера, ресторан, мило краснеющий Кир, беседа ни о чем и очередная совместная ночь. Я впервые тогда увидел его шрам и задумался, откуда у хрупкого омеги такое «украшение». — Но если честно, это все новое, — добавляю я. — Что-то новое, что-то старое… — тянет Кир. Я безмолвно поднимаю брови. О чем это он? — Свадебная традиция. Надеть что-то новое, что-то старое, что-то взятое взаймы и что-то голубое. — Э-э-э… Нет, я не подготовился, — мотаю головой. — Ничего страшного, я подготовился, — омега отступает и показывает: — Новое — брюки и рубашка. — Старое — папин медальон. — Взятое взаймы — шейный платок Даньки. И Кир интригующе замолкает. Я двигаюсь к нему обратно, заглядываю в глаза, поражаясь, какие они светлые сейчас. Дыхание перехватывает, и я хриплю: — А голубое? — Голубое я покажу тебе вечером, — хитро выговаривает Кир и лижет мне губы. Мы идем среди нашего цветочного великолепия вместе, рука об руку, нарушая все правила и традиции. Мы давно есть друг у друга и внешнее для нас не имеет значения. Главное — то, что мы чувствуем. Большое и взаимное. Пока мы еще не появились в поле зрения наших зрителей, я слышу злобный и достаточно громкий шепот. Это Данька снова что-то выговаривает сыто лыбящемуся Витьку: — Навязался на мою голову, ты, дебила кусок! Нельзя трахаться там, где наши друзья планируют отдохнуть хотя бы неделю. — А кто в этом виноват? — ухмыляется Витька. — Иди в жопу, придурок! — полыхает Данька. — С удовольствием, да ты не даешь. — И не дам! О! Как ты меня бесишь. Ты просто озабоченный, — бета замирает и пихает Витька в бок: — Заткнись, скотина! Только попробуй свой рот открыть и что-то ляпнуть про свадьбу и ребят. Я тебя лично кастрирую. Когтерезом. Угроза звучит зловеще, но мой помощник не реагирует. Он не знает, что такое когтерез. Надо будет ему показать и попросить вести себя приличнее, а то разгневанный Данька точно выполнит свое обещание. Когда мы выходим из цветочной арки, наши друзья замолкают и смотрят на нас во все глаза. Мы хорошо выглядим и светимся от счастья и от лосьона. Подозреваю, что он был с блестками, но это красиво. Особенно на Кире. Под восторженное молчание мы доходим до столика регистратора и замираем друг напротив друга. Я снова убеждаю себя, что все это реально, не снится мне, что Кир стоит рядом, а не остался, скажем, под корнями развесистого дуба под дождем. Он здесь, со мной, и у меня невольно увлажняются глаза. Омега чуть хмурит брови, безмолвно спрашивая, в порядке ли я. Я почти незаметно киваю, что все хорошо. Просто немного расчувствовался, чего со мной обычно не бывало. Нам очень повезло, что в этом отеле можно заказать регистратора из ЗАГСа, и потом не придется мучиться с заявлением и прочими премудростями, а за неплохую взятку он нам красивую гербовую бумажку на дом привезет. Мы можем сосредоточиться только на себе. Меня уже не трясет, потому что все время, пока звучат стандартные фразы, я смотрю в глаза Кира. В восхитительные, бездонные глаза Кира, которые ближе к закату темнеют, приобретают какой-то новый оттенок. Это полуночное небо и свечение вокруг полной луны. Завораживает, и чувствуешь себя лунатиком. Регистратор спрашивает, хотим ли мы что-то сказать, и да, мы хотим. Я откашливаюсь, но все равно немного хриплю: — Кир, родной, в самую первую нашу встречу ты сказал, что ближнему надо помогать. И просто помог мне, притащил к себе домой, подлатал, совершенно бескорыстно, уложил спать и не побоялся оставить рядом с собой незнакомого человека. И этим совершенно меня покорил. Ты невероятно смелый и сильный. Самый сильный из всех, кого я знаю. Упрямый, но по хорошему, не как я, не как баран. Ты каждый день помогаешь мне становиться лучше и не быть этим самым бараном. Я безмерно тебя люблю и ценю. Спасибо, что ты со мной. И я надеваю Киру на палец золотое кольцо. Простое обручальное кольцо. Омега рассматривает свою руку, трогает тонкий ободок и улыбается. — Егор, ты удивительный человек. Ты не побоялся связаться с фанатиком. И сам в какой-то мере таким стал. Я очень ценю, что ты принял мою жизнь, мои увлечения и почти не старался меня переделать. Самую малость, в начале, но потом смирился. До определенного момента моей единственной любовью и опорой был Арчи. Это он вытянул меня на поверхность в первые годы после больницы, он показал мне, что жизнь не кончена, а ты показал, что эта жизнь может быть счастливой. Я могу быть счастливым. И любимым. В первое время мне было тяжело, но ты так нагло влез мне в сердце, что у меня не было никаких сил сопротивляться. Но и не было желания это делать. Мне очень нравится с тобой. Я хорошо себя чувствую, и я люблю тебя. На моем пальце тоже оказывается кольцо, а мой теперь уже муж тянется, чтобы меня поцеловать. Я встречаю его на полдороге, захватываю в объятия и целую. Что-то радостное кричит Данька, аплодирует Константин Николаевич, Витек исправно нас щелкает — у него довольно неплохо получаются фотографии, а под коленки меня толкает Арчи. Он не выдержал и побежал к хозяину. Я сопротивляюсь мохнатому и крепче держусь за Кира, а он за меня. Внезапно заканчивается воздух в легких — в эйфории совершенно вылетело из головы, что надо дышать, и я отрываюсь от любимого мужа, шумно вдыхаю. Я сейчас словно пьяный. От кольца на пальце, от одуряющее красивого Кира, от осознания, что он теперь мой муж. Настоящий, официальный, а ночью я поставлю ему метку. Вопрос, почему он не был помечен в прошлый раз, долго терзал меня. Наверное, с того самого дня, когда Кир рассказал свою историю. И вот недавно я набрался смелости и спросил. Омега тогда долго молчал, смотрел куда-то вдаль, постукивал пальцами по столу. — Родной, если я спросил что-то не то, и тебе неприятно говорить об этом, то не отвечай, — пытаюсь я сгладить неловкость. — Он всегда говорил мне, что метки — это пережиток прошлого. Что это дикость. И нормальные люди их уже давно не ставят. А потом бил меня. Я… Я не знаю, что им двигало, что было у него в голове. Мы много говорили об этом с психиатром, который лечил меня в больнице. Особенно в тот самый сложный год, когда папы не стало. Но ни у него, ни у меня не появилось ни одного ответа. Все вопросы повисали в воздухе, ведь единственный человек, который мог на них ответить, умер. Я был молодой и глупый, когда со мной все это случилось, ничего не понимал, а когда немного поумнел, мое прошлое утратило актуальность. Кир повернулся, и по его лицу было понятно, о чем омега думал только что. Но при взгляде на меня он смягчается, чуть растягивает губы в улыбке. — Я бы очень хотел иметь твою метку. Если ты не против. У меня очередной камень падает с души.***
После легкого ужина и небольшого перформанса, устроенного Данькой — нас спонтанно поздравил весь ресторан, люди похлопали, покричали «Ура!» и «Горько!», поулюлюкали — мы решили немного прогуляться и освежиться, ведь грудь распирало новое чувство, да и эмоции бурлили. Коварный бета нас тормознул и с хитрой улыбочкой вручил ключ-карту с надписью «Патио». — Это что и зачем? — уточнил я, вертя прямоугольник в пальцах. — Это наш подарок вам — номер для новобрачных, — ухмылялся Данька. — А то ночью хочется поспать и не слышать лишних звуков из чужой спальни. — Тогда ты не тому это вручил, — заметил я. — Я тоже не ору, — моментально осклабился Витек. — Только если омега попадется громкий. — Фу! — скривился бета. — Избавьте меня от интимных подробностей. Слышать ничего про это не желаю. Константин Николаевич! Хоть вы меня поддержите. — О! — отозвался тот. — Дети мои, совокупляйтесь на здоровье. Только о защите не забывайте. Особенно вы, Виктор. — Да че я-то сразу! — взрывается мой друг. — Часто лечиться от ЗППП* — вредно, — наставительно говорит Константин Николаевич. — Антибиотики сильно на печень влияют. Получается, гонорею лечишь, печень калечишь. Мы покатываемся со смеху, а Витек краснеет как рак и что-то недовольно бормочет себе под нос, прожигая старшего омегу взглядом. Но тому плевать, он просто цедит из фужера шампанское и выглядит максимально отстраненно, будто и не он сейчас разрешил нам предаться разврату и спокойно говорил про «интересные» болезни. На улице хорошо, тепло, но не душно, и мы бредем по подсвеченным дорожкам, держась за руки. Пока молчим, но слова и не нужны. Возможно позже, в тишине и уединении подаренного нам номера мы и обсудим сегодня, а пока просто наслаждаемся последними минутами нашего дня и компанией друг друга. Мы не торопимся, потому что нам дали увольнительную на сутки. — Идите и кувыркайтесь! — несмотря на свою нелюбовь к теме секса Данька выдает эту фразу, даже почти не поморщившись. — Так уж и быть возьму ваш зверинец на себя — покормлю, погуляю, помою. Все будет в лучшем виде. — Спасибо, — улыбается Кир. — Что бы мы без тебя делали. — Померли бы со скуки, — безапелляционно заявляет бета и скалится в улыбке. Рядом фыркает Витек, но благоразумно молчит, не желая выслушивать очередной поток подколок и стеба. — Это точно. Рукоплескания всего зала ресторана и крики «горько» от незнакомых людей — это очень весело, — немного недовольно отмечаю я. Нам с Киром было действительно неловко. — О, брось! Это было мило и шикарно. Всем понравилось, — отмахивается доморощенный тамада. — В таком случае тебе на свадьбу мы подарим рэп собственного сочинения, — припечатываю я, и Кир рядом смеется и согласно кивает головой. — Что? — ужасается Данька. — На мою свадьбу? Ты в своем уме! Никаких свадеб. Пока он гневно размахивает руками и доказывает мне всю несостоятельность брака, я бросаю мимолетный взгляд на помощника. Он смотрит на бету из-под прикрытых век и о чем-то усиленно размышляет. Хм? Помимо нас, в отеле сегодня еще одна свадьба, но эта уже на широкую ногу. Гости веселятся в шатре рядом с прудом, у них грохочет музыка, мелькают разноцветные огни, и танцы в самом разгаре. Мы останавливаемся неподалеку и просто стоим, разглядывая их. Тоже молодые, тоже счастливые. Музыка немного замедляется, сменяется на более плавную и лиричную. — Потанцуем? — шепчу Киру на ухо и замечаю, как он вздрагивает и оборачивается ко мне, будто забыл, что не один на берегу. Я повторяю приглашение, и омега чуть заторможено, но согласно кивает. Я разворачиваю его к себе, захватываю за талию и тяну еще ближе. Кир смотрит мне в лицо, как завороженный, и переставляет ноги, следуя за мной. Это не совсем танец, мы просто перетаптываемся в траве, пользуясь чужой музыкой, но почти ее не слышим. Потому что в голове шумят мысли, и громче всех выделяется одна — «Я люблю тебя, и теперь ты мой муж». Да, все бы могло сложиться иначе, но я рад такому раскладу. А мог бы быть консервным королем Дальнего Востока. От этого воспоминания я даже немного с ритма сбиваюсь, налетая на Кира и выбивая его из какого-то транса. Он смотрит на меня более осознанно и чуть хмурится, безмолвно спрашивая, что случилось. Я прохожусь ладонями ему по спине и мотаю головой — ничего. Просто некстати вспомнил родителей. У них вроде все нормально. После окончания нашей «войны» мини-заводик снова заработал, да и отец оправился от своего почти инфаркта. Они у меня сильные, со всем справятся и, может быть, лет через десять смогут понять и принять мой выбор, когда увидят, что я счастлив. Надо дать им некоторое время. Я встряхиваю головой, отгоняя эти ненужные переживания, и сосредотачиваюсь на муже. Муж. Такое просто слово… Муж… Зато сколько смыслов. Мне нестерпимо его хочется, вот прямо в эту гребаную секунду, до зубовного скрежета, до сведенных судорогой пальцев. Кир немного теряется под моим натиском, но почти сразу отвечает. Мы соединяемся на последних аккордах «медляка» и под мощные басы уже просто стоим на месте и целуемся в ритм — быстро и ненасытно. В нашем «свадебном» номере отдельный вход, большое окно, удобная кровать и ванная комната, и больше нам ничего не надо. Друзья хорошо о нас позаботились — на прикроватной тумбочке шампанское и фрукты, в воздухе аромат чего-то приятного и возбуждающего, а еще есть несколько видов смазки и презервативы. Интересно, от кого такой щедрый подгон? Не от Витька или Даньки это точно, у первого резиновые друзья в карманах не живут, второй старательно морщится от любого упоминания секса. Неужели Константин Николаевич так о нас позаботился? Мы кое-как добрели до этого укромного любовного уголка, потому что не целоваться было сложно, и набросились друг на друга с удвоенной силой и страстью. Я шарил руками по телу Кира и быстро его раздевал. Практически сорвал с него рубашку, огладил кожу и удовлетворенно застонал, ведь кожа к коже это всегда чудесно. Омега невольно или намеренно ничего не делал, его руки просто лежали у меня на плечах, и он только получал ласки, подставляя губы и шею под поцелуи. Я недовольно взрыкнул и отстранился, чтобы заглянуть Киру в глаза. И застыл завороженный. У него зрачок почти затапливает радужку, делая взгляд магнетическим, притягивающим и очень загадочным. Он сам медленно расстегивает брюки и чуть приспускает, чтобы в разрезе ширинки я заметил тонкую цепочку, опоясывающую его талию. Я сглатываю. Это еще что такое? Кир медленно поворачивается и показательно медленно тянет брюки вниз, открывая мне вид на свою задницу. И, ох! Там тоже цепочки. А еще Кир в стрингах, в голубых. И цепочки лежат полукружьями на его ягодицах, несколько спускаются ровно по центру, крепясь к плоскому голубому кристаллу, который располагается на копчике. Как он весь день с этим проходил? Ума не приложу. Омега не дает мне ни секунды передышки и плавно наклоняется, спуская брюки по ногам вниз. Я краешком сознания отмечаю, как легко он выполняет этот трюк, и его спина не хрустит и никак не мешает. Небрежным движением он отбрасывает ненужную одежду в сторону и легко себя оглаживает прямо по цепочкам. Это просто сводит меня с ума, я кидаюсь вперед и прикусываю мягкую половинку. Кир смотрит сверху вниз через плечо своими черными омутами и улыбка у него, как у хищника. Это еще сейчас неизвестно, кто кого трахать будет. Он восхитительный и охуенно красивый. По-другому я сказать не могу. А эти блядские цепочки добавляют просто зашкаливающий уровень сексуальности. Я прослеживаю их пальцем, поворачивая Кира к себе лицом, и утыкаюсь носом в его член, скрытый нежной шелковистой тканью. Ее приятно трогать, проводить языком и разглядывать очертания возбуждения омеги. Я ласкаю его прямо так, через белье, одной рукой перебирая цепочки. В какой-то момент мне в волосы вцепляется требовательная рука и настойчиво удерживает на одном месте. Все внимание я сосредотачиваю на головке, освобождаю ее из-под резинки и напряженным языком щекочу уздечку. Кир не издает ни звука, но я чувствую, как подрагивает его тело, как он с усилием дышит и крепче сжимает мои волосы. У меня наконец в голове щелкает и приходит верное решение. Я чувствую, что Кир уже близок к окончанию, поэтому тяну белье еще ниже, давая члену простор, и подставляю под капли спермы свое лицо. Это очень странное и непривычное чувство, немного бьет по альфьему самолюбию, но в целом это ебать как горячо. Когда я открываю глаза, то снова попадаю под гипноз Кира. Он ухватывается за мой подбородок и поднимает с колен. Осматривает лицо, поворачивая голову туда-сюда, и слизывает самую большую каплю с моей щеки. Даже от такого простого действия меня трясет, и собственное возбуждение ощущается под джинсами слишком явственно. Я не понимаю, как упустил из виду, что Кир вовсю орудует у меня в штанах. Выплываю только, когда он сжимает мне яйца и подхватывает очередную порцию своего семени. Так я и кончаю — с его рукой на члене и причмокивающими губами на нижней челюсти. Чуть не падаю, но неожиданно сильный омега поддерживает меня. Он выглядит уже немного человечнее, по крайней мере, зрачок стягивается, становится привычных размеров, и гипнотические нотки во взгляде исчезают. Это снова мой милый и любимый Кир, который, как оказалось, может быть просто демоном секса. Одни его ошейники чего стоят! В душе сверху приятно льется вода, а мы немного лениво целуемся, умиротворенные после первого и долгожданного оргазма. Кир оставил свое украшение вокруг талии, а голубые стринги запулил мне в лицо под немного демонический смех. Я прижал ткань к лицу и втянул запах — коктейль под названием «Кир». — Я буду теперь носить их с собой. — Фу! — смеется Кир. — Извращенец. Мы переплелись настолько тесным клубком, что трудно различить, где чьи ноги и руки. Ночь близится к концу, мы успели кончить раз по семь, наверное, но буквально десять-пятнадцать минут отдыха, и члены снова поднимались, а нас опять тянуло друг к другу. Я все откладывал момент с меткой, подбирая подходящее время. В первый раз было не до этого, в душе было неудобно пережидать сцепку, потом мы торопились соединиться и так далее, и так далее. Только когда устали и подобрали оптимальную позу, я понял, что сейчас или никогда. Я — большая ложка, оплетаю Кира руками и прижимаю максимально тесно к себе, чтобы каждый сантиметр нашей кожи касался другого. Он одной рукой держится за мои руки, ногти второй вонзает мне в бедро, держа около себя. Сейчас между нами даже лист бумаги нельзя просунуть, настолько мы слиплись. Потные, все в слюне и сперме, но невероятно довольные — пропитались друг другом с головы до ног. Осталась только метка, чтобы совсем закрепить запах. Я все еще не понимаю, почему бывший муж Кира не поставил ему метку. Это же такой кайф — осознавать, что любимый человек несет на себе твой запах не только после секса, а постоянно. Притягивать его ближе и дышать смешанным ароматом. Цветы Кира не просто пахнут, а благоухают, дополненные моей солью, свежестью и морем. Это пьянит похлеще шампанского, бутылку которого мы выпили прямо из горлышка, пока отдыхали между нашими безумными марафонами. — Ты готов? — уточняю на всякий случай. — Да, — хрипит Кир, потому что уже сорвал голос. Прав оказался Данька, отдельный номер пришелся кстати. — Я люблю тебя, — выдыхаю я и тяну омегу назад, заставляя его запрокинуть голову, чтобы удобно, красиво и безопасно укусить. Он вытягивается всем телом, напрягается, когда мои клыки впиваются ему рядом с шеей, и в ответ оставляет мне на бедре четыре глубокие царапины, почти как дикий кот. Меня тоже крутит, особенно когда я чувствую теплую кровь омеги у себя во рту. Кровь моего мужа. Официального, полноправного. Очуметь можно. Мы еще раз оба кончаем, не понятно от чего. От метки ли, от осознания связанности или от боли. Я знаю, что у Кира немеет плечо и шея, у меня же, кажется, тоже выступает кровь в тех бороздах, что оставила нежная, но сильная рука омеги. Я его не отпускаю, сильнее вгрызаясь в плоть. Хочется, чтобы Кир пах мной очень-очень долго и очень-очень сильно. Чтобы каждый человек с расстояния десяти метров чувствовал, что этот шикарный омега занят и счастлив в браке. И чтобы он сам больше никогда не вспоминал свой первый, неудавшийся брак. Стереть все, что было «до», оставить только вот это, этот момент. Момент безумного единения. — Мне кажется, что ты у меня под кожей, — стонет Кир, заставляя меня еще раз кончить. Его вход очень растянутый и влажный, часть спермы устремляется наружу, и у меня в паху хлюпает. Мы не стали использовать презерватив — мы чисты оба, у Кира нет течки, и, значит, он не забеременеет, а мы от секса получим максимум наслаждения. — Я теперь всегда там буду, — чуть раскачиваю бедра по кругу, насколько получается в этой позе, чтобы дать мужу еще одну разрядку. Он еще стонет, сжимается и выплескивается совсем чуть-чуть — вымотан и выжат досуха. Я могу собой гордиться. — Я всегда буду с тобой, — шепчу ему в мокрый затылок, потираясь носом о волосы. — Я люблю тебя. За окном рассвет, и с первыми лучами солнца мы засыпаем, не разомкнув объятий. Мне безумно хорошо и лениво, последнее, о чем я думаю, прежде чем провалиться, это то, что такое у нас уже было. Мы вместе после победы Кира на соревнованиях и впереди у нас поездка на море. Но в первый раз закончилось все не очень. В этот же, я твердо уверен, все пройдет как надо. Я уже не баран, я человек. И все благодаря одному сильному, смелому и уникальному омеге. Пока он со мной, все у нас будет хорошо.