***
Прошло уже около десяти-пятнадцати минут, все люди проходят мимо, сменяя друг друга, а облака иногда прикрывают солнце, только от этого не становится прохладнее. Немного, что-то да меняется, только вот Джункю все еще не может успокоиться, шипит себе под нос проклятия и ругательства и убирает телефон поглубже в карман джинсов. На улице правда жарко, все люди, как люди, одеты по адекватному: кто в шортах, кто в платьях, кто в лёгких штанишках, а Джункю не может так, Джункю стремно, у Джункю тысяча и один комплекс, а еще огромное желание вообще не вылезать из комнаты, которая за полтора года стала роднее матери. Омега снова вспоминает ситуацию десятиминутной давности, от чего злится еще больше, губы сжимаются в тонкую полоску, а щеки предательски краснеют. И самому непонятно: от злости это или от стыда. Ворчи не ворчи, а опозорился он знатно, перед всем кафетерием и, в особенности, перед этим альфой, хотя Джункю и доказывает себе обратное, что вины здесь его нет. И извиняться он определенно не собирался. Хотя краска смущения до сих пор душит его изнутри. Джункю омега не маленькая, чем не гордится, а наоборот, очень сильно комплексует и, по возможности, старается сутулиться, чтобы казаться ну хотя бы чуть-чуть ниже. Хотя точнее, по той самой возможности, он старается вообще не слезать с кровати, но жизнь — штука такая, хочешь-не хочешь, а выживать то надо. Не сказать, что Джункю нравится жить, но записываться к суицидникам он точно не готов. — Шпала километровая, — сквозь зубы цедит Джункю, рассматривая маленькие камушки у носков своих кедов. Где тащится Джихун со своими малявками? Джункю и так здесь плохо, хочется побыстрее свалить, а друг, как на зло, издевается. Йоши с Хенсоком тоже ещё нет, и Джункю чувствует себя крайне тупо. Нафига приперся так рано? Надо было зайти за старшими омегами, чтобы пойти вместе, а не идти в кафе, где только натворил дел. — Это не я, это не моя вина, — успокаивающе шепчет себе под нос Ким, чтобы хоть немного успокоить быстро колотящее сердце. Почему оно так бьется — Джункю не знал. Может к врачу надо сходить? Ага, побежит он, как же, — он сам стоял слишком близко. И вообще какого черта он был близко?! От этих мыслей сердце только быстрее отбивает ритм, а к щекам снова приливает румянец, от чего Джункю давится собственными эмоциями. Почему он вообще думает об этом альфе? Почему вспоминает, что хорошо бы забыть навеки вечные, почему злость так быстро выветривается, оставляя за собой какие-то странные чувства? Глупо. Ким Джункю глупый. Он не знает этого человека, это была единственная встреча, вдобавок ко всему неудачная и постыдная до ужаса, поэтому лучше о ней вообще не думать. — Ты чего так забурился глубоко? Кое-как тебя нашли, — слышит Джункю за спиной звонкий голос Джихуна — бывшего одноклассника, а также нынешнего хорошего друга — и резко поворачивается, чтобы поворчать и немного поныть, ведь ждал и жарился на солнце омега долго, но все слова застревают в горле, когда среди незнакомых ему школьников он видит уже довольно знакомое лицо. Равнодушное, слегка нагловатое, со взглядом исподлобья, но безумно красивое. Врать-то смысла нет, а вот оплеух себе понаставить очень даже хотелось. Единственная встреча, да? — Знакомься, мой брат, про которого я вам рассказывал, — один из мальчишек ярко улыбается, чем-то напоминая Джихуна. Он высокий, хотя они все высокие и крупные, Джункю даже теряется от такого изобилия акселератов вокруг себя, — и его друзья, которых, если честно, я сам впервые вижу. — Ты такой дружелюбный, хен, — ворчит — кажется его зовут Чону — Чону и переводит взгляд на Джункю, у которого язык к небу прирос, — Пак Чону, пожалуйста, позаботься обо мне! Да Джункю о себе-то позаботиться не может… — Со Чонхван, очень приятно, хен, — второй мальчишка кланяется достаточно низко, от чего Джункю теряется ещё больше. Все так непривычно и странно, хотя ничего необычного абсолютно нет. Но почему омега чувствует себя, как не в своей тарелке?.. — Харуто, — от знакомого низкого голоса по коже идут мурашки, и Джункю все же поднимает голову, чтобы поймать холодный, пофигистичный взгляд альфы, перед которым он проебался по полной, — мы уже более-менее знакомы. — Правда? — Джихун удивленно приподнимает брови и не замечает притупленных взглядов Чону и Чонхвана. Харуто же спокойно оттягивает свою футболку, которая из чёрной стала непонятного оттенка, пока Джункю хочет провалиться сквозь землю, — бля, серьёзно что ли? — Я уже сказал, что нечего было стоять так близко сзади меня, — вдруг подает голос Джункю, знатно охренев от своей смелости, и смотрит прямо в чужие глаза, — столько было места, а ты почти дышал мне в шею и нарушил личное пространство. Своей вины я не чувствую и извиняться тоже не буду, — ставит точку омега под два одобрительных взгляда новых знакомых и один нихера непонимающий Джихуна. Харуто либо не услышал, либо услышал, но тактично проигнорировал чужие слова, так как в ответ ничего не следует, только взгляда своего не отводит, в упор смотрит на него, почти не моргая. Джункю снова чувствует себя оголенным проводом, как когда ощутил чужое дыхание собственной шеей, от которого волоски стали дыбом. — Я знал, что сегодняшний день так просто не пройдет, — глубоко вздыхает Джихун, пока Чону и Чонхван очень уж внимательно следят за чужими гляделками. Ведь все же они знают несколько больше, чем другие. Хенсок и Йошинори появляются из ни откуда, чем меняют не только темы для разговоров, но и в целом разбавляют атмосферу, делая её более подвижной и менее неловкой. И только Джункю не может расслабиться, когда в очередной раз ловит чужой взгляд. Поскорее бы вечер.***
Джэхек с самого утра загруженный и молчаливый, что Асахи от этого даже как-то непривычно. Неуютно. Джэхек болтливый очень, Джэхеку не составляет труда найти подход к абсолютно любому человеку, хотя к концу дня он тоже чувствует эмоциональное выгорание, но ни одним своим видом никогда не покажет этого. Они уже находились в торговом центре, в котором любил тусоваться весь студенческий городок, и ожидали своих маленьких друзей во главе с братом одного из них. Именно из-за этого Джэхек был на взводе. Асахи стоял рядом, оперевшись о перила, и невозмутимым взглядом провожал прохожих, пока старший альфа задумчиво сидел на скамейке. Внутри все сжималось от страха перед неизбежным и неизвестным, ведь никто не знал, как Джихун отреагирует. Джэхек не хочет, чтобы их недолгая дружба сошла на нет, ведь хен все же очень крутой и хороший, да и жить им рядом несколько лет. Но больше всего он не желает, чтобы между братьями появились пропасти и недопонимания. Чону от себя он в любом случае не отпустит, чтобы Джихун ни сказал, но Джэхек все равно надеется на его благословение. Лишь бы принял и понял. — Сколько можно загружаться? Ты сам на себя не похож, — ворчит Асахи, тыкая коленом чужую широкую спину, — ты слишком сильно накручиваешь себя, в курсе? Не убьет же он вас на самом деле. Джэхек корчит недовольную мину с малодружелюбных пинков, но оборачивается к лучшему другу, строя очень серьезное лицо. — А вдруг? — Идиот, с ума не сходи, — недовольно бросает Асахи и тяжело вздыхает. Как же с этим альфой иногда было сложно. Он конечно сам мастер накрутиться со всякой ерунды (хотя такого раньше не наблюдалось (интересно почему?)), но не до такой же степени, — о, вижу Маши. И правда через несколько секунд Машихо приземляется рядом с Джэхеком, запыхавшийся и слегка уставший, но с горящими глазами. — Успел, — подытоживает омега, кивком здоровается с Асахи и со всей силы хлопает рядом сидящего корейца по спине, — ну что, как настроение, Ромео? — Издеваешься? — у Джэхека настроение на нуле, как в общем-то и весь настрой. Единственное, что его по-настоящему делает счастливым это Чону, которого он, наконец-то, увидит спустя несколько месяцев. По своей паре он безумно скучал и никогда не скрывал этого. Отношения на расстоянии даются им все же тяжело. — Да не кипишуй, все хорошо будет, — омега улыбается своей милой ангельской улыбочкой, — ребята, кстати, не только с Джихуном придут. Хенсок, Джункю и Йоши тоже с ними. — Правда? — теперь очередь Асахи немного поволноваться, когда он слышит имя, которое за несколько месяцев стало родным и любимым. — Ага, они хотели отдать детей нам, а сами недалеко потусить от нас, — рассказывает чужой план Машихо, который реально знает все и всегда, — только они еще не знают, что нам. — Мне пиздец, — все же подытоживает Джэхек, напряженно зарываясь всей пятерней в чёрные волосы, — а Доен уже в универе? — Да, и Едам там же. — Будем надеяться, что у них хотя бы все нормально пройдет, — кидает Асахи, ловя недоверчивые взгляды старших. Действительно. О чем это он. Эти двое — редкостные дебилы, которые давным-давно могли быть вместе, но все никак не могут разобраться. — Хены! Слышится где-то вдалеке знакомый, счастливый голос Чонхвана, который самый маленький в их бывшей школьной компании, и которого все всегда очень любили и берегли. И тут Джэхек понимает, что реально пиздец. Пиздец, пиздец, пиздец. Ему точно пиздец. Но деваться некуда. Лица своих соседей по секции в общаге, ставших друзьями, надо было видеть. Все четверо хёнов в полнейшем шоке смотрели, как радостный Чонхван бежит навстречу к тем, кого они и не ожидали увидеть. Следом за ним подрывается с места и Чону, а потом уже Харуто, у которого за несколько секунд равнодушное лицо приобрело оттенки счастья и неподдельной радости. Хорошо-то хорошо, но… — Кто-нибудь нам объяснит, что здесь происходит?! Первым в себя приходит Хенсок и, как самый старший, по привычке все берёт на себя. Джункю стоит с открытым ртом, как рыба, и переводит взгляд с Машихо на своего нового знакомого, с которым вышло довольно занимательное знакомство; Йоши в удивлении приподнимает бровь, явно не ожидая здесь встретить своего парня, с которым попрощался буквально полтора часа назад, а Джихун в чистом ахуе смотрит на своего младшего братишку, который… Который сразу, без всякого торможения, побежал к Джэхеку и сейчас тонул в чужих объятиях, пока его сосед далеко не по-дружески прижимал к себе ближе омегу и что-то шептал в покрасневшее ушко. Это все сон. Да, определенно сон, сейчас Джихун проснется, потянется, забудет об этом, и с чистой душой поедет встречать мелких пиздюков, которому ему подкинула судьба. Но ничего подобного не происходит, а Машихо это еще и подтверждает. — Это про нас Чону рассказывал, — и снова дарит мягкую улыбку, чувствуя на себе приятный вес Чонхвана, который все отлипнуть не может. Очень соскучился. — Да ладно, — шепчет Джункю, в каком-то своём испуге схватившись за футболку Йошинори, впереди стоящего, — похоже на сериал от нетфликса с хреновым сюжетом. Йоши на чужой несмешной шепоток только закатывает глаза. Нашел время шутить. Хенсоку понятнее, конечно, стало, но удивление пропадать не спешило. Джихуна же сейчас волновало только одно. И это самое одно все же решает отцепиться от Джэхека и поворачивается к нему лицом с очень неловкой улыбкой на губах. От старшего брата так же не ускользает и то, как эти двое аккуратно сцепляют свои ладони, переплетая пальцы. Кажется он понял. — Х-хен, — знали бы они все сколько мужества и храбрости потребовалось Чону, чтобы позвать его. Джэхек крепче сжимает чужую ладошку, и младшему становится немного легче, — это мой альфа, хен. Истинный альфа. Джэхеку кажется, что проходит целая вечность, пока он смотрит на своего соседа, от чьей руки ему, возможно, придется сдохнуть. — То есть… — собирается с мыслями Джихун, да все собраться не может. Остальные же втихую наблюдают. Им только поп-корна не хватало для счастья, — то есть реально? Типа ты и он? И ты мне не говорил?! У Джихуна чистый шок, а ещё неожиданное огромное недовольство растет в груди, ведь Чону, его маленький любимый приемыш, молчал, ни разу не сказал, только давал незаметные намеки, когда ненавязчиво интересовался про альф. Да и какие уж незаметные, это Джихун полный долбоеб, раз не смог разглядеть в чужих словах подвох. Точнее разглядел, но ему свято вторили, что ничего такого точно нет. По раздаче намеков малец явно у своего красавца научился. Честно, Джихун чувствует себя обманутым. И немного даже преданным. — Охуеть, — просто кидает старший альфа, пытаясь игнорировать неуместную, но горькую обиду, — и ты не сказал мне, Чону-я. — Я… — Ладно, — Джихун не дает сказать, отрезает жестко и немного холодно, от чего Чону дергается, а внутри все застывает, — это здорово, Чону-я. Правда здорово. Я… Я отойду ненадолго. Чону не может и слова вымолвить, ровно так же, как и Джэхек, который большими глазами смотрит, как Джихун быстро разворачивается и исчезает среди редких прохожих в будний день. Это еще хуже. Джэхек подрывается идти за ним, потому что в его сердце происходит месиво из чужих чувств — чувств Чону, который приписывает всю вину на себя — но Хенсок не дает, мягко упираясь в чужие плечи. — Я схожу за ним, — омега серьезен, но его глаза ни капли не злы, когда он смотрит на них двоих. Губы трогает еле заметная улыбка, а пальцы сами тянутся к чужим волосам обоих, — не переживайте, просто дайте ему время. Он в шоке, но точно не злится на вас. Хенсок исчезает той же дорогой, оставляя напоследок указание Йоши и Джункю присмотреть за малышами. — Офигеть… — Ты может слезешь с меня? — недовольно пыхтит Йошинори, дергаясь в чужих крепких объятиях. Что за вообще привычка душить все подряд, да еще и в такую жару? С медведем со своим что ли спутал? А Джункю что, Джункю как будто сериал посмотрел, и обнять хоть что-нибудь было просто необходимо. — И что теперь будет? — вдруг тихо спрашивает Чонхван, не только развеивая тишину, но и угнетая атмосферу. Йоши это замечает, когда видит потухшие глаза брата Джихуна и сильную панику Джэхека, который что-то ему шепчет и держит за плечи. — Все будет хорошо, — чеканит омега, скидывая с себя чужую ойкающую тушу, — Хенсок-хен прав, Джихуну просто нужно время. Не каждый день ему говорят такие вещи. Немного подождите, и все наладится. А пока хены у нас там приходят в себя, нам лучше где-нибудь присесть. Вы наверное голодны. И пока Йоши старается разрядить потяжелевшую обстановку, матеря при этом хенов, Джункю снова натыкается на чужой заинтересованный взгляд нового знакомого японца, корчит ему рожицу и отворачивается, сразу убегая к Машихо под бок. И не замечает, как Харуто фыркает от смеха, пряча предательскую улыбку.***
Доен в удивлении раскрывает глаза, когда впервые ступает за порог университета. Он огромный, красивый изнутри и снаружи, со множеством лестниц и аудиторий, которые принадлежат к различным кафедрам. И это только один корпус, а их несколько. Доену безумно нравится, так интересно и волнительно, и уже хочется побыстрее закончить школу, чтобы оказаться здесь. Хотя там будет пора экзаменов и бессонных ночей, тяжёлых дней и головной боли из-за недосыпа, но Доену кажется, что это все стоит того. Основная часть открытых дверей прошла, теперь школьники просто ходили по факультетам и кафедрам, слушая преподавателей и студентов. Доен тоже не отстает, внимательно все разглядывая и изучая, старается запомнить слова и наставления. Потом надо писать Джихуну-хену, который его заберет, и он тоже встретится со своими друзьями. И встретится с ним. Как бы Доен не отнекивался, по Едаму он скучал больше всего. В школе они все были не разлей вода, и даже Едам — лучший ученик, талантливый ребенок таких же одаренных и уникальных музыкантов — всегда был рядом с ними, обычными пацанами. Едам не был зазнавшимся, не считал себя лучше других, даже говорить об этом запрещал своим друзьям, и никогда не напоминал, кто он такой. Едам добрый и хороший, он всегда прибежит на помощь, всегда будет волноваться и переживать за других. Учителя души не чаяли в Едаме, что в обычной школе, что в музыкальной, и всегда ставили его в пример другим. Конечно, многим это не нравилось, в особенности альфам, омежки же были просто без ума от него. Сам Едам не любил такое отношение к себе, но и понимал, что по-другому не будет. Его будущее предрешено, и не родителями, а им самим, ведь он тоже любил музыку, любил её больше, чем кто-либо другой. Едам был самим совершенством в своих стремлениях и мечтах, в своей любви к музыке. И маленький Доен не смог устоять, влюбился в своего хена крепко и сильно, еще в средней школе, в которой они учились вместе. Они правда были рядом, сколько омега себя помнит. И Едаму тоже нравилось общение с младшим, он тоже дорожил их дружбой, берег Доена, как мог, и помогал со многими вещами. Доен всегда чувствовал взаимность, вопреки всему. Но люди не понимали их. Доен не был кем-то особенным, и многие пытались его побольнее этим тыкнуть. Он слышал злые шепотки, слышал, как одноклассники, да даже учителя, обсуждали за их спинами, не понимали, что такой альфа, как Едам, нашел что-то в Доене. Доен не был глупым или серой мышкой, Доен общительный и дружелюбный, вполне себе твердый ударник, который тоже иногда переживал из-за троек по ненавистной математике. Но Доен оказался несколько слабее, ведь все слова людей он воспринимал близко к сердцу. Омега тоже поверил, что никакой ценности не имеет, и что Едаму он не подходит. Возможно, даже и как друг. Доен стал отдаляться от него, хотя сердце твердило обратное и тянулось к тому, кому уже принадлежало. Доену всегда казалось, что Едам знал о его чувствах, ведь его ощущения о взаимности не могли подвести, но кажется именно это они и сделали. Это случилось на церемонии несколько месяцев назад. Их хены выпускались из школы, и никто из младших не мог пропустить такое событие. Их любимые хены были взрослыми, красивыми, почти самостоятельными, они уже вступали одной ногой во взрослую жизнь. Доен поздравил Асахи и Джэхека, подушил в объятиях Машихо, который был ему ближе всех, и ушёл искать Едама, которого с ними почему-то не оказалось. Доену уже бежать так-то надо, мама попросила помочь по дому еще утром, но он не мог просто так уйти, не увидев перед этим любимого хена. Едама он нашел в коридоре. Да не одного, а с каким-то альфой, которого Доен не знал. Возможно, одноклассник, которого младший видел, но не обращал внимания. Они о чем-то говорили, и Доен честно не хотел их отвлекать, хотел только поздравить и сразу уйти, но получилось даже хуже. — Отношения — тяжелый груз, — услышал он родной до боли голос и остановился, как вкопанный, задерживая дыхание, — не думаю, что они мне нужны. Мы слишком молоды, чтобы тратить на них время. Больше Доен не стал задерживаться, ведь вдали послышались и другие выпускники, которые потеряли этих двоих. В принципе Доен узнал все, что надо. Но не то, что хотел. Слезы застыли в уголках глаз, но их омега уверенно проигнорировал, когда спускался вниз по лестнице, коротко попрощавшись с удивленными младшими. И только за пределами школы позволил себе тихо хныкнуть от жгучей обиды. Едам никогда не воспринимал его всерьез. — Доен-а! И все же как бы Доен не пытался установить границы, выкинуть хотя бы на несколько минут этого человека из своих мыслей, он узнает его голос из тысячи. Едам останавливается в нескольких шагах от него, и Доен уже забыл, когда в последний раз они были так близко. Кажется еще до последней церемонии, если не раньше. Доен также забыл насколько красив этот альфа, насколько улыбчив и скромен, несмотря на свой статус теперь уже лучшего студента. Да, омега это услышал, когда проходил мимо его кафедры. И на которую хотел он сам. — Привет, — Доен кивает, расплываясь в улыбке. Он тоже рад его видеть. И кажется, как будто ничего не изменилось. У Доена чувство, что Едам сейчас его позовет в класс музыки, где они постоянно прятались от школьного шума и суеты, и снова будут играть на фортепиано по очереди или же в четыре руки, что у них всегда получалось очень слаженно и гармонично. Словно они одно целое. Но это реальность, а их некогда недодружба и недоотношения давно в прошлом. Сейчас же нет и их. Сейчас есть только Доен и только Едам — знакомые со школы, которые встретились случайно или по воле судьбы. И абсолютно все равно, что у них общие друзья, а они состоят в одной компании. Так тоже может быть. — Как дела, хен? — Доен может быть холодной сволочью в переписке, но в жизни у него так точно не получится. Щенячий, влюбленный взгляд и нежную улыбку он долго прятать точно не сможет, и за это он себя ненавидел. Он был как на ладони, и Едам это видел, знал. И игнорировал. — Со мной все хорошо, ты как? — но Доен не знает, что за этими словами прячется нечто иное, сильное, болезненное, которое душит изнутри, толкает Едама в пучину отчаяния и бесконечной любви и не дает оттуда выбраться. И имя этому явлению Ким Доен. Они как слепые котята. Тыкаются во все подряд, громко мяукают, зовя друг друга, но никак не могут встретиться. Не хотят услышать друг друга, позволить высказаться и дать счастливый билет на будущее. — Я… Тоже. Тоже все хорошо, — Доен улыбается натянуто, потому что лжет, говорит неправду, от которой хочется кричать. Ничего с ним не хорошо, он уже, как несколько месяцев, гниет изнутри, а чувства, которые он трепетно хранит, не притупляются ни черта, наоборот, становятся все больше с каждым воспоминанием об Едаме, с каждым его сообщением. Особенно последними, в которых, казалось бы, искренние и чистые признания. Но Доен знает, что это не так. Не может человек измениться за пару месяцев. Едам хочет что-то сказать, но его слова так и остаются при нём, когда рядом с ним оказывается какой-то улыбчивый пацаненок, аккуратно схватившийся за рукав Бана. Кажется, омежка. Кажется, Машихо о таком ему не рассказывал. И кажется, Доена это бесит до жути. — Я тебя искал. На сообщения не отвечаешь, а план по проекту составить-то надо, — парнишка говорит медленно, с явным акцентом, и тщательно подбирая простые слова. И нет, Доену это неинтересно, а внимательно прислушивается он чисто из скуки. И не ревнует конечно же, хотя желание огромное задрать нос и спросить что за дела происходят у Едама в явно нескучной университетской жизни, — ой, привет. Ты друг Едама? Я тебя раньше не видел. И улыбается так мило, без всякого напряга и корысти, что Доену даже совестно становится. Да и вообще, кто он такой, чтобы его ревновать? Доен не успевает и слова сказать, как Едам его опережает. Но. — Это мой омега — Ким Доен. Доен-а, это мой одногруппник — Кейта. Но совсем не так, как Доен ожидал.