Аллея гингко

Naruto, Jujutsu Kaisen (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
170
автор
Annywayy соавтор
Размер:
20 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
170 Нравится 16 Отзывы 41 В сборник Скачать

***

Настройки текста
      Изо дня в день этот город задыхался, тонул в столичной суете и пыли. Дымка, ставшая визитной карточкой Токио, не оставляла равнодушным никого — она проникала в самые потаённые уголки и оседала тонкой плёнкой в лёгких. Но на несколько недель в году воздух мегаполиса преображался, и смог, господствующий на улицах, уступал июньской, не менее удушливой влажности.       Сезон дождей, по обыкновению, застал местных жителей врасплох: от ливней и липкой духоты было некуда деться. Лишь изредка тяжёлые облака редели, и жаркое солнце показывало свои размытые очертания на бежево-сером небе. Единственным утешением служил тёплый тихоокеанский бриз, что приятно обволакивал застывшие от кондиционеров тела. Но и к нему относились с опаской как к предвестнику наступающего зноя.       Запотевший циферблат часов показывал без четверти пять. Остановившись под тенью деревьев, Какаши смахнул испарину с губ, и опустился на нагретый бордюр.       Мимо семенили студенты. Они были настолько обессилены жизнью, что не замечали ни стремящиеся к небу кроны деревьев, ни пыльные клубы, взлетавшие из-под ботинок. Им не было дела и до мужчины на бордюре, который то нервно сжимал пачку сигарет, то подбрасывал и, дождавшись когда она закончит оборот, впивался в картон пальцами.       Он собирался сделать что-то смелое, даже можно сказать, неразумное. И сомнения никак не покидали его.       От залётного ветра зашумела листва, и свежий воздух окатил Какаши, приятно заползая под прилипшую к телу рубашку. Хатаке дёрнул плечом и ловким движением вытащил сигарету из пачки.       Где-то год назад он увидел в никотине спасительную соломинку. Слабость, что приятно разливалась по телу после очередной затяжки, помогала отвлечься от нескончаемых проблем на работе. Конечно, когда тебе перевалило за тридцатник, повышение до руководителя отдела должно было лелеять не только кошелёк, но и самолюбие. Однако заветная должность очень скоро начала обременять, выжимая Какаши как губку.       В какой-то момент Хатаке и вовсе начал жить от перекура до перекура, без конца одёргивая край рукава, чтобы свериться с часами — не пора ли в курилку?       Приобрести дурную привычку оказалось легко, но вскоре табачный дым перестал приносить что-либо помимо горьковатого послевкусия. Однообразная рутина пробирала до приступов тошноты, единственным лекарством от которого оказалось заявление об увольнении. Без права на возврат.       Хатаке чиркнул колёсиком зажигалки и прислушался к треску огонька. Он вдохнул терпкий дым и затуманенным взором стал выискивать знакомый силуэт.

***

      Всё началось в апреле. Первый день нового учебного года не предвещал ничего из ряда вон выходящего. Если, конечно, не брать в расчет тридцатичетырехлетнего студента, затерявшегося в группе молоденьких гуманитариев. Какаши и раньше доводилось сомневаться в правильности своего решения — вернуться в университет за парту — но когда на него устремилось сразу несколько десятков пар глаз, ошибочно принявших его за лектора, он оцепенел, не в силах переступить порог.       К счастью, в центре всеобщего внимания Хатаке пробыл недолго.       — Сейчас мы находимся в аллее гингко, одной из визитных карточек нашего университета. Раньше это место, правда, выглядело иначе. Лет сто назад здесь росли деревья сакуры! Каждую весну — вы только представьте, как было красочно — любоваться зрелищем приходили со всех окрестностей, — размеренно вещал высокий мужчина, что шёл во главе группы студентов. Ветер нещадно трепал его светлые волосы, а непослушная челка то и дело цеплялась за оправу темных очков.       «Не так уж и солнечно,» — пробурчал про себя плетущийся в самом конце Хатаке, скептически косясь на лектора. Уверенные движения, самодовольная ухмылка и брюки со стрелками, идеально подчеркивающие зад — от первого занятия по японской литературе Какаши ожидал немного другого.       С его последнего появления в университете миновал уже десяток лет, но кто же знал, что за это время подход к обучению поменялся так ощутимо. Или всё ограничивалось только одним преподавателем?       Громкий, активный, слишком несерьезный. Очевидно моложе самого Хатаке. Чему, позвольте спросить, Какаши мог у него научиться?       Ладно, предвзятость касательно возраста стоило бы сразу откинуть, ведь это Хатаке был здесь исключением из правил. Однако лектор от этого раздражал не меньше.       Годжо-сенсей — так, вроде представился лектор часом ранее, еще в аудитории — решил провести первое занятие на свежем воздухе и, театрально взмахнув руками, поторапливал студентов следовать за ним на улицу. Мол, на экскурсию — грех сидеть внутри, когда снаружи так прелестно.       Слишком приторный.       Какаши скривил нижнюю губу, и засунул руки поглубже в карманы. Постарался спрятаться за очередным раскидистым деревом, но от внимательного взгляда сенсея деться было некуда.       — Так-та-ак, все в сборе, — звонко хлопнув в ладоши, он развернулся вполоборота и продолжил разглагольствовать: — На чём я остановился? Ах, да! Где-то лет сто назад тогдашний глава университета приказал выкопать сакуру. Видите ли, старпёру казалось, что это дерево слишком сильно отвлекало студентов от учёбы. Цветение, благоухание — романтика, одним слово! — Годжо поправил очки. — И вместо этого посадили деревья гинкго — образец целомудрия по мнению тех же высокопоставленных. Только вот они не учли, что гинкго тоже цветут. Да так, что от запаха и пыльцы дышать становится невозможно… Так что обстановочка, в целом, не мотивирует на учёбу!       «Что за чушь…» — подумал Хатаке. — «Да еще и такая примитивная».       Однако студенток-первокурсниц эта история явно увлекала, а Сатору, казалось, был только рад столь неформальному обращению. Он охотно отвечал на сыплющиеся со всех сторон вопросы, не стесняясь при этом вставлять сомнительные фразочки и заразительно посмеиваться.       Какаши же подозрительно хмурился от одной мысли о том, как он поведет себя на настоящей лекции. Все-таки японская литература была одним из первых выбранных предметов в списке Хатаке, поэтому разочароваться, откровенно говоря, не хотелось.       К счастью, очень скоро экскурсии суждено было закончиться. До следующей лекции оставалось еще прилично времени, и Какаши предвкушал чашечку эспрессо из кофейни, которую он как раз заприметил по пути. Но увлекшийся Годжо не спешил отпускать студентов:       — А теперь совместное фото!       «Вот это точно без меня…»       Пока Сатору активно призывал студентов кучковаться под самым стройным деревом гингко, один из студентов ловко пристроил смартфон у бордюра напротив и включил таймер. Женская половина группы безо всякого стыда облепила Годжо-сенсея, так и норовя прикоснуться к нему хоть чем-нибудь — стылой ладошкой, округлым бедром, а кому-то даже удалось прильнуть спиной к его ногам.       Какаши демонстративно фыркнул, прячась где-то в заднем ряду. Он подозревал, что находчивый лектор не упустит возможности полапать студенток, но на удивление, в этом вопросе Годжо все-таки сохранил профессионализм, поддерживая дистанцию.       — Смотрим в камеру-у! Три, два, один…       И ведь не поленился же потом отправить фото в групповой чат, точнее сначала выудить номера телефонов из личных дел, создать чат, а затем разослать.       Естественно, фотография автоматически сохранилась, и Хатаке не раз случайно натыкался на неё в галерее. Или не случайно.       Зажав сигарету в зубах, Какаши вытянул ногу и потянулся к карману, чтобы достать телефон, но вовремя одёрнул ладонь. Искать фото не было необходимости — лучезарная улыбка Годжо прочно засела в памяти у Хатаке. Так же как и его бестактность — этот мужчина был его полной противоположностью: громкий, непоседливый, чрезмерно жизнерадостный, по крайней мере, на вид.       Хатаке сомнительно посмотрел на затухающий конец сигареты: противоположности притягиваются, не так ли?       Какаши поднёс фильтр к губам, жадно затянулся. И угораздило же его…

***

      И угораздило же его тогда заговориться с одним профессором во время обеденного перерыва. К тому моменту как Какаши оказался в столовой, отдельных сидячих мест не осталось, но деваться было некуда. Живот неприятно скручивало от голода, а на следующую лекцию опаздывать было нежелательно: ещё на прошлом уроке глаз преподавателя выразительно задёргался, когда Хатаке в очередной раз явился на десять минут позже. Конечно, Какаши не специально опаздывал, просто так складывались обстоятельства. Но на этот раз, ради здоровья лектора, он решил прийти вовремя.       Какаши отстоял солидную очередь к автоматам для заказа, чертыхнулся, когда нерасторопный студент вальяжно прошёлся по лакированным ботинкам, сдавливая мизинец, и вышел в центр зала с подносом в руках, не рассчитывая в общем ни на что. Осмотрев огромное помещение, он заметил свободный столик в традиционном отсеке.       Обычно Хатаке предпочитал сидеть за столом западного типа, так как уединённые полукомнаты с татами были предназначены для больших групп, да и разуваться лишний раз было попросту лень. Но сегодня выбирать было не из чего, поэтому он ускорил шаг, чтобы заветное местечко не занял кто-нибудь ещё.       Хатаке разулся, поудобнее перехватил поднос и замер.       Молодого лектора трудно было не заметить: Годжо сидел вальяжно развалившись чуть ли не на пол стола, листал новостную ленту в телефоне и что-то жевал. Но поскольку идти на попятную было уже поздно, Хатаке не оставалось ничего другого, кроме как тяжело вздохнуть и надеяться, что болтливый преподаватель его не узнает — не зря же он на каждой лекции занимал самое дальнее место.       — Здесь свободно?       Негромко сказанные слова затерялись в потоке всеобщего гама, из-за чего Какаши решил, что его вполне могли не расслышать, ведь никакой ответной реакции не последовало. Набрав воздуха в легкие, Хатаке приготовился ко второй попытке, но Годжо вдруг утвердительно закивал, так и не оторвав взгляд от телефона.       Правая бровь Какаши нервно дёрнулась, но он успешно проигнорировал заторможенный ответ — остывающий обед на подносе интересовал его сейчас куда больше.       Устроившись у стола, Какаши мысленно пожелал себе приятного аппетита и щелчком разделил деревянные палочки. Пропущенный завтрак дал о себе знать, поэтому в течение первых нескольких минут он был настолько увлечен едой, что ни галдящие рядом студенты, ни странноватый сосед его не заботили. Однако усилившееся шуршание пакета из комбини привлекло внимание, и Хатаке якобы невзначай покосился в сторону лектора, который вовсю распаковывал уже третий по счету сэндвич с клубникой и сливками, причем далеко не самым аккуратным образом.       Какаши невольно поморщился. Сложно было сказать наверняка, что оттолкнуло его сильнее: бездумное поедание быстрых углеводов вместо основного приема пищи или же наплевательское отношение к правилам местной столовой — табличка при входе четко гласила, что «своё» приносить нельзя.       Естественно, Годжо подобные мелочи не заботили, как и мнение окружающих в целом. Перемазанный кремом рот, тихое чавканье и торчащая из-под стола коленка — этот мужчина больше походил на непутевого студента в дорогом костюме, нежели на преподавателя престижного университета. Хотя, стоило признать, свои занятия он вел исправно. Хатаке пока что не пропустил ни одного.       Точно так же, как и на тех самых лекциях, Какаши продолжил рассматривать Годжо, лишь изредка отводя взгляд ради приличия. Спустя пару минут его пристальное внимание все же заметили: жадно откусив сразу половину сэндвича, Годжо отвлекся от телефона и поднял глаза на Хатаке. Нечитаемое равнодушие сменила приветливая улыбка:       — Сладенького?       Какаши изумленно моргнул. Взгляд несколько раз скользнул с протянутого сэндвича на заляпанные сливками губы Састору и обратно.       — Эм, нет… Спасибо, — запоздало ответил Хатаке. По идее, он мог бы вообще проигнорировать эту странную фразу, но Годжо как назло продолжил выжидающе пялиться.       Наверное, это был первый раз, когда Какаши смог увидеть его глаза так близко. В купе с приторной улыбочкой лицо Сатору казалось по-настоящему детским.       Пауза затянулась. Какаши случайно прикусил губу, неловко дёрнул плечом. От непреодолимого желания положить конец этой нелепой беседе сморозил следующее:       — У вас крем на губах.       Годжо замялся, но ненадолго — Хатаке мог поклясться, что удивление в его глазах было скорее наигранным. Приподняв брови в якобы в невинном жесте, Сатору высунул кончик языка и облизнулся, не прерывая зрительного контакта.       — А мы вроде уже встречались?.. — задумчиво поинтересовался Сатору, пальцем смахнув остатки крема с губ. — Студент-первогодка, если не ошибаюсь?       Вспомнил всё-таки.       — Да, встречались, — Какаши кивнул, старательно контролируя каждую мышцу на своём лице. — И да, первогодка.       — Точно! — Годжо оживился, хлопнув ладонью по столу — так, словно вспомнил нечто важное. — Я еще удивился, когда зашел в аудиторию. Подумал даже, что ошибся, и ты преподаватель! У меня, конечно, уже бывали взрослые студенты, но не настолько.       Не настолько?       Пока Хатаке переваривал тот факт, что его только что окрестили стариком, Сатору как ни в чем ни бывало отправил в рот очередной кусок сэндвича, запивая его не менее сладким соком из трубочки. Зубы Какаши заныли от одного вида этой глюкозной смеси. Рис в его тарелке давно остыл, но разницы уже никакой не было — аппетит пропал безвозвратно.       Собрав в кулак остатки самообладания, Какаши в очередной раз объяснил все тем, что они просто были слишком разные. Сказал ли Годжо что-то невежливое, или же просто сходу обратился к нему на «ты», как к остальным первогодкам — реагировать на это не стоило, пусть даже очень хотелось.       — М-м, — Годжо подскочил с места с набитым ртом, чем вновь привлек к себе внимание. — Черт, опаздываю! — он собрал фантики в шуршащий пакет, после чего наспех накинул пиджак и скрылся из виду, даже не махнув рукой на прощание.       Несколько мгновений Какаши тупо смотрел ему вслед, гадая, зачем вообще было сообщать ему о своем опоздании. Но его оцепенение продлилось недолго — ровно до того момента, пока Хатаке сам не понял, что прилично задержался. Чертыхнувшись себе под нос, он в спешке засобирался, а в голове промелькнула шальная мысль: наверное, это единственное, в чем они с Сатору были похожи.

***

      Воздух с каждой минутой всё сильнее наполнялся влагой — явный предвестник очередной порции дождя.       «Неужели опять опаздывает?» — подумал Какаши и сверился с часами. Нет, это время текло слишком медленно, у него в запасе ещё было как минимум десять минут, чтобы окунуться в сомнения.       Табачный дым обжёг глотку, и Какаши еле сдержал порыв закашляться.

***

      — Я не согласен.       После такого резкого заявления в учебной комнате воцарилась тишина. Годжо приспустил очки и, звучно чмокнув губами, уточнил:       — Что-что?       — Вздор это. Чепуха, ахинея… Как это у литераторов принято выражаться? — Хатаке пожал плечами, наслаждаясь тем, как удивлённо округлились губы Сатору.       — Кхем, — он расправил складки рубашки и откинулся на спинку кресла, не разрывая зрительного контакта. — То есть, ты не согласен с главным утверждением повести, что наши жизни предначертаны судьбой?       — Абсолютно, — Какаши тоже не собирался отводить взгляд. Он прикладывал неимоверные усилия, чтобы не расплыться в едком оскале — так резко монологи Годжо ещё не прерывали.       После десятка лекций, которые прослушал Какаши, было ясно, что Сатору мог разглагольствовать часами. Обычно никто не осмеливался обрывать его на полуслове, а большинство и вовсе наслаждались бесконечными речами, лишь бы это смазливое личико мелькало перед глазами как можно дольше.       Хатаке и сам изредка одёргивал себя, засматриваясь то на тонкие, слегка женственные пальцы, то на обтянутые чёрными брюками ноги…       — Хм, — Годжо нахмурил брови и прикусил кончик карандаша. — Обоснуешь?       — Судьба — это бред, выдуманный с одной лишь целью оправдать человеческое бессилие.       Поначалу, Хатаке смутил тот факт, что его однокурсница не смогла прийти, и парное занятие с лектором автоматически превратилось в индивидуальное. Но затронутая в книге тема его зацепила.       — Но ты ведь понимаешь, что обстоятельства иногда бывают сильнее человека?       — Нет, — едва меж бровей Сатору пролегла морщинка, Хатаке прищурил взгляд. Он в первый раз видел обычно взбалмошного лектора таким серьёзным. Тем не менее, Какаши продолжил: — Это уже выбор человека, плыть по течению или гнуть свою линию.       Годжо прикусил губу. Его пальцы беспокойно затеребили чистые листы бумаги, что на их беду лежали на столе. Когда Сатору завертелся на кресле из стороны в сторону, стуча подошвами ботинок о ножки стула, Хатаке раздражённо цокнул.       Сложно было определиться, что раздражало больше: Годжо обычный или Годжо задумчивый?       — Что-то мы засиделись, — Сатору судорожно выпрямил спину и громыхнул коленями о чересчур низкий стол. Задумчивость вмиг исчезла с его лица, а на смену ей пришла незамысловатая улыбка. — Пора домой! Ты пешком? Мне в сторону Иидабаши, а тебе куда?       К сожалению им оказалось по пути — в преддверии сезона дождей Какаши использовал любую возможность не спускаться в подземелье метро.       — Иногда у людей нет выбора, — сказал Сатору, едва они оказались в той самой аллее гинкго.       Хатаке покосился на Годжо, волнительно покусывающего нижнюю губу.       — Если честно, я так не думаю, — Хатаке почесал подбородок. — Пока ты жив, выбор есть всегда.       — Вот ты по своей воле оказался студентом в свои тридцать плюс? — Сатору блеснул оправой очков и выжидающе уставился на Какаши. Годжо словно знал, что после этой ремарки, Хатаке точно не станет отмалчиваться в стороне, поэтому с удовольствием наблюдал за тем, как на скулах Какаши заиграли желваки.       — Вообще-то, пойти заново учиться и был мой выбор, — сказал Хатаке. — Я бы мог сейчас сидеть в пыльном офисе, в дорогом кресле, выслушивать нудные отчёты подчинённых, которые, кажется, вообще не понимают, о чём говорят…       — Э? Ты был менеджером?       — Не совсем, — вздохнул Какаши. Он всё ещё не мог признаться себе, что кризис среднего возраста постиг его так скоропостижно, а рассказывать об этом первому встречному и подавно. — Я программист, последние три года руководил айти-отделом.       — О, умный малый, да? — Хатаке возмущённо повёл бровью, но Годжо будто бы не замечал накапливающегося раздражения. — Ещё и успешный!       Какаши проигнорировал Сатору в надежде на то, что тому наскучит их диалог и болезненная тема разговора сойдёт на нет. И на какой-то момент показалось, что такая стратегия сработала: они остановились на пешеходном переходе, каждый о чём-то задумавшись, пока светофор отсчитывал время. Но едва загорелся зелёный, Годжо чуть ли не вплотную приблизился к Хатаке:       — Так почему ты не покрываешься пылью в офисе?       — Эм, — Какаши отшатнулся. — Перестал получать удовольствие от работы, надоела рутина, захотелось перемен… Что-то в этом духе, поэтому и уволился.       — А затем, от скуки и депрессии, отнёс документы на поступление и оказался в последнем ряду у меня на лекции?       — Меня всегда увлекала литература, — Хатаке утвердительно кивнул, на что Годжо расплылся в едком оскале:       — Судьба!       Какаши был готов фыркнуть, доказывая свою точку зрения: что это он решил, он уволился, он опять стал студентом, а вовсе не какая-то космическая сила надоумила кардинально изменить образ жизни. Но Годжо его не слушал. Он нетерпеливо вертелся у прилавка забегаловки, ожидая, пока пожилая женщина закончит выпекать свежую порцию тайяки.       Несмотря на выхлопы машин, запахи и правда стояли аппетитные. Только вот какой чудак наедается сладким перед ужином? Но едва Сатору развернулся, держа в руках бумажный пакет, Хатаке поморщился: скорее всего, полкило горячей выпечки и было его ужином.       — У меня были обстоятельства: работа, заработок… — Какаши вернулся к прерванному разговору — им охватил азарт непременно доказать свою точку зрения.       — Стой, а на что ты живёшь? — перебил Годжо.       — Э-э, сбережения, но в основном на доход от инвестиций.       — Неплохо, неплохо, — Сатору потрепал Хатаке по плечу, отчего тот вздрогнул, но больше от неожиданности, чем от неприязни. Годжо сделал вид, что не заметил этого: он зажал пакет с таяйки локтем и засунул кулаки в карманы. Его вечно озорное лицо приобрело острые черты, и после недолгой паузы Сатору заговорил несвойственно низким голосом: — Обстоятельства бывают разными, и из некоторых, к сожалению, нет выхода.       — А? Это вы о чём? — Какаши попытался заглянуть в глаза Годжо, но лишь поёжился от своего отражения в тёмных линзах.       — Некоторые идут по жизни, окружённые обстоятельствами, которые сильнее их, — Сатору опустил подбородок, и тонкие пряди волос упали на глаза. — Ты прав, можно, конечно, уйти или сбежать, но при этом придётся пожертвовать всем, что дорого и нет. Например, семьёй.       — Семьёй?       — Знаешь, некоторые рождаются, и в их жизни всё предопределено: в какую школу пойдешь, какой кружок выберешь, в какой стране будешь получать высшее, какой профессии посвятишь свою жизнь, — Сатору перечислял неспеша, изредка беря паузу, чтобы удостовериться, что ничего не забыл. — И когда твоё мнение, или, кхм, ориентация, не сходиться с ожидаемым — возникают проблемы.       Какаши был знаком с отсутствием близких, а не их поддержки. Его семья состояла из отца, который не был против любых, даже самых экзотичных интересов сына. Только вот сейчас и противиться было некому.       От упоминания ориентации у Какаши вовсе кольнуло под ребром. А затем нахлынуло облегчение в купе с непривычным волнением: неужели его догадки были не продуктом воображения?       Какаши жаждал подробностей, но в горле словно ком застрял. Сердце учащённо стучало в висках, перехватив дыхание.       В этот раз любовь Сатору к монологам сыграла Хатаке на руку:       — Поэтому благодаря судьбе, я твой преподаватель! — Годжо повернулся и широко улыбнулся. — У меня родители литераторы: отец — профессор на пенсии, мать — поэтесса. Так что выбора у меня не было. Но я люблю свою работу, — Сатору почесал затылок, встряхивая вспотевшие от тёплого вечера волосы. — Хм, ну а моё пристрастие к мужским задницам мы стараемся не затрагивать, а то у стариков-консерваторов сразу начинается нервный тик. Компромисс, так сказать!       Какаши сглотнул, ощущая на себе пристальный взгляд. Блеснув оправой очков, Годжо опустил глаза ниже, нахально оценив контуры костюма Хатаке.       Чёрт побери, этот нагловатый мужчина играл с последними остатками самообладания, вызывая целую бурю противоречивых эмоций: негодование, удивление, возбуждение. Хатаке прикусил губу и молча спрятал руки в карманы, оттягивая ткань брюк, чтобы не выдать последнее.       — Так, мне сюда! — Сатору резко остановился и пальцем указал на трёхэтажный многоквартирный дом. Какаши остановился, приспустив губу от изумления: он, конечно, предполагал, что Сатору не бедствовал, но никак не ожидал, что Годжо мог позволить себе жить в модной новостройке, да еще и в такой близости к старой части Токио. Его однокомнатное жилище явно уступало в сравнении. — Эй, ты чего притих?       — Э-э, да нет… — пробормотал Какаши. — Если честно, я никогда не задумывался о судьбе с такой, м-м, с твоей точки зрения, — Хатаке закусил щеку: переход на «ты» вышел спонтанным, и только когда Сатору улыбнулся в ответ, Какаши перестал корить себя за это. — И мне очень жаль, что тебя не принимают таким, какой есть. Я не могу сказать наверняка, как бы это перенёс, но, наверное… Уверен, это было бы непросто.       Хатаке осторожно взглянул на Сатору. Он не заметил, как солнце приблизилось к крышам домов, окутывая Годжо тёплыми полутонами. Неряшливые волосы, бледная кожа — они манили, очаровывая своим мягким сиянием. Настолько, что всё вокруг покрылось тонкой дымкой, выпадая из фокуса.       — Ну, — Сатору зашуршал бумажным пакетом, что до сих пор был зажат подмышкой, и слегка наклонился вперёд, опуская очки. — Тогда пока!       — П-пока… — промямлил Какаши, не сводя с глаз с Годжо, который еле заметно подмигнул и, развернувшись на каблуках, направился к подъезду.       Прищурился от яркого света — именно так Хатаке оправдал подмигивание Годжо. А как же иначе?

***

      Какаши повертел в пальцах дымящуюся сигарету. Точнее то, что от неё оставалось — хватало как раз на последнюю затяжку.       Сейчас у него была последняя возможность развернуться и уйти, не усложняя их отношения. Но не попробовать Какаши не мог — уж слишком велик был соблазн. Особенно после вчерашнего вечера.       Он затянулся так, как это делают перед казнью — глубоко, медленно, с лёгкой дрожью в руках, наблюдая за тем, как вспыхнул алый огонёк, подбираясь к жёлтой полоске фильтра.

***

      — Какаши, опаздываешь! — на улице раздался звонкий мужской голос. Хатаке оставалось преодолеть ещё метров сто, но кто-то впереди уже вовсю размахивал руками, привлекая внимание. — Я тебя уже минут двадцать жду, Какаши, а ты и не спешишь!       — Извини, дела в университете, — в голосе Хатаке не было ни доли раскаяния. Он хмуро окинул взглядом друга и беспомощно опустил руки. — Гай, ты вообще вылезаешь из своих зелёных лосин? Не на тренировку же пришёл…       — Нет, я как раз с неё! — Гай энергично тряхнул спортивной сумкой, что висела на плече. — Но я решил сделать дополнительный заход приседаний со штангой, и боялся, что опоздаю. Поэтому решил не переодеваться! Не заставлять же тебя ждать. Зато посмотри, попробуй, какие твёрдые! — он вытянул правую ногу.       — Э-э, нет, — Какаши подозрительно покосился на выпирающие мышцы, и поглубже засунул кулаки в карманах. — Я и так верю. Пошли лучше внутрь, я проголодался.       В изакае было людно. Рабочий день подходил к концу, и уставшие работники офисов и больших корпораций стянулись в бар за заслуженным пивом, незамысловатыми закусками и однотипными разговорами. Несмотря на стоящий гул, встретившая их официантка быстро нашла свободное местечко и проводила мужчин за столик, который был удобно отгорожен ширмой. Хоть тонкий слой бумаги не спасал от шквала голосов, что царил в огромном помещении, перегородка создавала видимость уединённости.       Сам столик оказался небольшим — хватило места лишь на то, чтобы раскрыть меню, но Хатаке это не понадобилось. Свой заказ он знал наизусть. Кто-то бы назвал его дотошным или даже занудным, но Какаши предпочитал считать, что он просто уверен в своём выборе. Гай, в отличие от друга, минут пять рассматривал меню, периодически спрашивая мнение Хатаке об очередном блюде. Когда он наконец определился с заказом и отложил измученные листовки в сторону, Какаши с облегчением нажал кнопку вызова официантки.       — Ну, Какаши, — Гай звонко опустил локти на стол и упёрся подбородком в кулак. — Рассказывай, какова жизнь студента!       — Жизнь как жизнь, — Хатаке недовольно поморщил нос: тактичностью Гай не отличался никогда. — Со своими трудностями и радостями.       На столе очень вовремя появились кружки с пивом, покрытые испариной. Июньская духота шла рука об руку с жаждой, и два друга алчно припали к пиву.       — Какие трудности? Ты же всегда отличником у нас был! — Гай почесал подбородок. — Или у тебя как и раньше не получается найти общий язык с другими студентами? Когда мы учились, ты всегда ходил один по себе. Нам с Асумой каждый раз приходилось тебя вытаскивать, а то чуть что, так сразу носом в книжку…       — Ладно, ладно, — Какаши обречённо выдохнул. — Нет у меня проблем с общением, мне есть с кем поговорить.       — О, ты познакомился со студентами?       — Не забывай, что они все лет на десять меня младше — особо и не пообщаешься.       — Сила юности, мой дорогой Какаши, всем возрастам покорна! — Гай слегка повысил голос — то ли от опустошённой кружки пива, то ли от накатившего рвения разговорить Хатаке.       Молодая официантка очень вовремя выглянула из-за ширмы и аккуратно расставила несколько маленьких тарелок.       — Хм, если не студент, то кто? — Гай призадумался, откусывая хрустящую курицу. — О, преподаватель?       Положенный в рот кусок баклажана предательски полетел не в то горло. На глазах проступили слёзы, пока Какаши отчаянно прикладывал все усилия, чтобы сдержать кашель — откуда в Майто было столько проницательности, он не знал.       Но не успел Хатаке перейти к объяснениям, как его отвлёк заливистый мужской смех.       Бровь Какаши непроизвольно приподнялась — этот голос невозможно было спутать. Да и кто ещё кроме Сатору мог выкрикивать непристойные шуточки на всю изакаю?       — Громкие сегодня посетители, — подметил Гай.       — Посетитель… — пробурчал Хатаке, но продолжать было просто невозможно, так как безудержный хохот нарастал. — Посетитель всего один, а шуму как от стадиона.       — О, ты его знаешь? — Гай откусил пол-креветки и взглядом указал на ширму. Сквозь полупрозрачный слой бумаги были различимы очертания активно жестикулирующего мужчины.       — Ага. Лектор из универа.       — О-о! Тот самый преподаватель… Твой новый друг?       — Не друг он мне, — фыркнул Хатаке, жалея о том, что настоял именно на этом баре — хотя, как он мог предугадать, что из десятка изакай в округе Сатору выберет именно эту?       — Значит не просто друг, хм, — Гай задумчиво почесал подбородок. Помещение вновь заполонил громкий хохот. — Вот кому силы юности не занимать! Хороший выбор, Какаши!       — Да нет между нами ничего…       — Это пока!       Хатаке закатил глаза, но перечить не стал — бессмысленное занятие. Вместо этого, он скрупулёзно перевёл тему разговора с его личной жизни на успехи Майто в бодибилдинге. В отличие от Какаши, он сразу понял, что корпоративная жизнь не для него, и целиком посвятил себя любимому хобби. У Хатаке иногда проскакивала мыслишка, что, поступи он также, то сейчас не мучил бы себя сигаретами и непонятной тоской, которая преследовала его по пятам. А также в его жизни не было бы этого слегка раздражающего смеха.       За пару часов помещение изакаи заметно опустело и утихло.       — По домам, Какаши? А то завтра лекцию проспишь! Вон, твой лектор вроде как уже ушёл.       — Да, пошли, — Хатаке прислушался. Убедившись, что из-за перегородки не доносятся непристойные шуточки, Какаши улыбнулся. Не зря он настоял на дополнительном раунде пива.       Расплатившись и тщательно поддерживая равновесие, они направились к узкому коридору, ведущему к выходу. Они договорились, что встретятся на улице, так как Гаю потребовалось свернуть в уборную, но дойти до заветной двери Какаши так и не удалось: широкоплечий мужчина перегородил проход. Он стоял прислонившись к стене, то и дело поглядывал на часы и раздражённо вздыхал.       — Сатору, ты долго там? Вроде не пил, а возишься со шнурками как ребёнок.       После «Сатору», Какаши слегка пошатнулся. Ему явно не послышалось имя лектора, и, приглядевшись, он смог разглядеть в тусклом освещении белые волосы, что беспорядочно топорщились в разные стороны.       «Твою же мать…»       — Не ворчи, Нанамин! Я почти готов, — Сатору выпрямился, едва не задев макушкой низкий потолок. Он поправил чёрные очки, что сползли на нос, и заинтересованно взглянул за спину своего спутника: — О, Какаши! Не ожидал тебя здесь увидеть!       — И я… — Хатаке не врал. — Не ожидал, — он пересекся взглядом с компаньоном Годжо и закусил губу от цепкого взгляда. На языке вертелся вопрос, но Какаши был недостаточно пьян, чтобы его озвучить.       — А, это Нанами, — спохватился Сатору и, лукаво улыбнувшись, добавил: — Мой друг, саларимэн. Ай, не толкайся, Нанамин! — Годжо потёр ушибленный бок.       — Какаши, ты чего застрял? — позади послышались гулкие шаги Гая. — О, здрасте!       Хатаке удручённо вздохнул: Гай имел дурацкую привычку появляться не в то время, не в том месте.       — Знакомого встретил.       — О-о! — мужчина оживился. — Так вы — лектор Какаши? — Гай посмотрел сначала на Сатору, а затем протянул ладонь Нанами. — Приятно познакомиться! Я — друг Какаши, Майто Гай.       Какаши вытаращил глаза, а Годжо залился тем самым смехом, что они слышали в течении всего вечера.       — Я не лектор, я работаю в банке, — процедил Нанами. — Вам нужен этот баламут.       — Ай, я же сказал, перестань пихаться! — Сатору огрызнулся, но очень быстро переключился на Гая. Тёмно-зелёные лосины делали своё дело, привлекая внимание Годжо к накаченным мышцам ног — эластичная ткань чересчур выгодно подчёркивала рельефные контуры. Годжо провёл языком по губам и, приспустив очки, хитро прищурился: — Извини, я, наверное, отвлекаю от свидания?       — Я не на свидании, — выпалил Какаши еле сдержал нахлынувший порыв кашля — парочкой их с Гаем еще никто ни разу не представлял — а затем задал встречный вопрос: — Ты, наверное, тоже спешишь?       — Не-а, — Сатору приспустил очки и хитро прищурился. — А вот Нанамина дома ждут.       Опять эти глаза неестественно заблестели в темноте, отражая крохотные искорки тусклой лампочки. Опять этот озорной взгляд, который заставил Какаши робеть — отвести взгляд было выше его сил.       — Ой, извиняюсь за недоразумение! Так это вы лектор! Какаши мне как раз рассказывал, — встрепенулся Гай, нарушая затянувшуюся паузу. Помимо склонности встревать в разговор, он никогда не упускал возможности бесцеремонно вторгнуться в личную жизнь Какаши. Естественно, с исключительно благими намерениями. Майто приобнял Хатаке за плечи и, прежде чем тот начал возмущаться, затараторил: — Он у нас хоть и кажется закрытым и вечно недовольным, но очень славный мужик. Во первых, он свободен! Во вторых, силы юности ему не занимать, — Гай сверкнул белоснежной улыбкой. — Прекрасно готовит, ворчлив, но в меру, помешан на чистоте, — он задумчиво почесал подбородок. — Но это можно отнести к плюсам…       Прежде чем Какаши сообразил, что именно затеял поддатый Гай, было слишком поздно. Краснея кончиками ушей, он схватил Гая за запястье и, буркнув незатейливое «нам пора», вытащил неумолкающего друга на улицу.       Но несмотря на суматоху, Какаши успел заметить довольный оскал на лице Сатору: тот явно наслаждался устроенным представлением. Только вот в хорошем или плохом смыслах — этого Хатаке знать не мог. И это терзало его всю следующую ночь.       Всё-таки надо было что-то с этим делать.

***

      Какаши потер зудящие от недосыпа глаза и уже было выдавил из себя очередной страдальческий вздох, но холодная капля, вдруг упавшая с неба, заставила его замереть. Он отнял руку от лица и устремил вверх мутный взор.       За время его раздумий и сомнений небо неумолимо почернело, нависая над панельными зданиями. Капли продолжали беспорядочно падать одна за другой, неприятно стуча по макушке и покалывая лицо.       Сморщенный окурок, зажатый между пальцев, затух почти моментально, лишая Какаши возможности сделать решающую затяжку. По-прежнему покручивая его в руке, он все же устало выдохнул и вгляделся в темнеющую от влаги аллею.       Студенты, спокойно гулявшие до этого момента, заметно ускорили шаг, желая сбежать от начинающегося ливня — скудная морось усилилась, а на горизонте мелькнула первая молния. Но Какаши, в отличие от остальных, никуда не торопился.       Будто не замечая ничего вокруг, он смотрел в одну точку, как завороженный. Смотрел беспристрастно, и даже потеряно, вплоть до того момента, пока в его поле зрения не попало нечто до боли знакомое.       Сердечный ритм слегка ускорился, а промокший окурок все-таки выпал. В высокой фигуре на другом конце аллеи Какаши узнал Сатору.       Безысходно качнув головой, Хатаке поднялся на ноги. Сомнений быть не могло — Годжо заметил его почти сразу. Именно поэтому, наверное, так резко сменил траекторию. Остатки разделяющего их расстояния он преодолел за считанные секунды. Придерживая ладонь на уровне лба будто вместо козырька, он поравнялся с Какаши и со знакомой ухмылкой заговорил:       — Решил заболеть и пропустить первые тесты?       Слегка растерявшись, Какаши непонимающе повел бровью. Годжо был в своем репертуаре, и даже проливной дождь был неспособен это изменить.       «И что он опять несет?..»       Одарив промокшего Сатору снисходительным взглядом, Хатаке все-таки нашел в себе силы проигнорировать нелепую фразу и признаться:       — Нет, — ему стоило немалых усилий сохранять зрительный контакт. — На самом деле, я хотел поговорить.       Как бы сильно сомнения ни пожирали изнутри, отступать было бессмысленно. Поговорить им было пора уже давно, а вчерашняя ситуация в баре стала чем-то вроде решающего толчка. И Какаши почти поверил в правильность своего выбора, когда в ответ на его заявление Сатору не заулыбался и не начал подшучивать, как обычно. Вместо этого Годжо лишь удивленно приподнял брови и, замявшись всего на секунду, выдвинул встречное предложение:       — Ладно, — ему приходилось буквально перекрикивать шум ливня. — Дойдем до моего офиса? Дождь, похоже, надолго.       Какаши согласно кивнул. Не теряя более время, они направились ко входу в корпус чуть ли не бегом.       Дорога заняла всего ничего, однако этого было достаточно, чтобы промокнуть до нитки — тонкая ткань рубашки неприятно липла к телу, по шее мерзко скреблись мурашки, а ботинки звучно похлюпывали. Махнув рукой на нескончаемые лужи под ногами, Сатору и Какаши в несколько широких шагов преодолели последние метры и наконец зашли в помещение.       Стылый кондиционированный воздух в фойе мигом обдал разгоряченные спины, до крупной дрожи остужая тела. С потемневших волос капало за воротник, и от этого жуткого ощущения все сильнее хотелось одного — переодеться.       Следуя за Сатору по коридору, Какаши невольно разглядывал его — островатые лопатки, выступающие сквозь прозрачную ткань рубашки, тонкие пальцы, перебирающие ключи, округлые, манящие ягодицы… Чем ближе они подходили к заветному кабинету, тем сложнее становилось сохранять невозмутимость. И пусть Хатаке уже все для себя решил, начать действовать было не так-то просто.       — Проходи, — громоздкая связка ключей звякнула пару раз, после чего Годжо распахнул дверь и пропустил Какаши. Беглому взгляду Сатору, направленному в оба конца коридора, он не придал значения. Хотя вновь запертый на два оборота замок всё же привлёк внимание.       — Так этот только твой офис? — Хатаке прошел вглубь небольшого помещения, попутно разглядывая минималистичные детали интерьера и внушительный завал на столе.       — Да, в прошлом году наконец смог урвать что-то более-менее приличное… — бормоча себе под нос, Сатору обошел Какаши и начал рыться в одном из шкафов. — У меня тут было что-то на смену… Может, и для тебя найдётся.       Пока Хатаке мялся на месте, Годжо не терял времени даром. Он вытащил с верхней полки нечто напоминающее свитер, отбросил его на стол и принялся расстегивать пуговицы на своей рубашке.       — Так о чем ты, кстати, хотел поговорить? — поинтересовался он с заметной иронией в голосе, краем глаза изучая задумчивого Какаши.       — Эм, да… — словно вспомнив об этом только сейчас, Хатаке порывисто вскинул голову и шагнул ближе. С пронзительным взглядом Сатору Какаши столкнулся практически сразу — как назло, сегодня он по каким-то причинам был без очков. — Я хотел еще раз извиниться за вчерашнее. Гай иногда любит сказать лишнего…       Какаши изо всех сил старался не опускать глаза ниже уровня подбородка Сатору, однако это оказалось не так-то просто. Годжо будто намеренно его дразнил его, следил за реакцией. Он уже стянул с себя мокрую рубашку, но одеваться дальше не торопился. Вместо этого Сатору охотно наблюдал за тем, как Какаши безуспешно боролся с собой и своими желаниями, пряча кулаки то в карманах, то в волосах, взъерошивая взмокшие от дождя волосы.       — Ничего, все в порядке, — ответил он наконец, сладко улыбнувшись. Теперь Хатаке не сомневался — над ним откровенно говоря издевались. — Ты, наверное, тоже переодеться хочешь? — он обвел взглядом просвечивающий торс Какаши, задержался на затвердевших сосках, что топорщились наружу. — У меня тут еще что-то было.…       — Эм, да, спасибо, — тряхнув головой, Хатаке прогнал навязчивые мысли и сделал еще один шаг навстречу. Сменить холодную липкую одежду на что-то сухое он бы действительно не отказался.       Все еще раздетый Сатору тем временем опять отвернулся к шкафу. Порывшись на полках, он уже было вытащил что-то подходящее, но потом тут же засунул это обратно и тихо ругнулся. Поражаясь тому, сколько всего Сатору хранил у себя в кабинете, Какаши присел на край стола позади и начал расстегивать верхние пуговицы. Когда он добрался до середины груди, сидящий на корточках Годжо вдруг резко встал, из-за чего едва не врезался в него спиной — стол находился достаточно близко к шкафу, отчего в небольшом закутке вдвоем было тесно.       — Хм, сейчас ещё там посмотрю…       Сатору кивнул на соседний комод, затем развернулся к Какаши лицом и протиснулся между ним и распахнутой дверцей. Застыв словно статуя, Хатаке шумно сглотнул, когда его коснулось оголенное плечо Годжо. Специально он это делал или нет — уже было наплевать.       Уголок хитрой ухмылки — последнее, что внятно увидел Какаши, прежде чем пелена окончательно застелила взор. Головокружительная смесь запахов ударила в нос — влага дождя, терпкий парфюм, разгоряченное тело — после чего здравый смысл и остатки размытых сомнений в конец ушли на второй план.       Схватив Сатору за руку, Какаши притянул его ближе.       Годжо не сопротивлялся, не выглядел удивленным — он именно этого и добивался. Его голубые глаза охватил непривычный блеск, а меж бровей пролегли строгие морщинки.       Секунда прожигающего прямого взгляда показалась вечностью. Сатору не двигался — он просто смотрел. И что именно сейчас было у него на уме — не представлялось возможным понять.       Не получив отпор, Какаши решил идти до конца и первым подался вперед, жадно прижимаясь к приоткрытым губам Годжо своими. Будто проваливаясь в глубокую неизвестность, он поцеловал его, крепко зажмурившись, выжидая ответной реакции. Боязнь совершённой ошибки предательски пробиралась по венам, леденила каждый позвонок, а гнетущие сомнения вновь раздирали грудь: что если он всё понял не так?       Он расслабился, лишь когда Сатору скользнул ладонями по груди Какаши, крепко притянул к себе одной рукой и, стерев мелькнувшую на лице серьезность нахальной улыбкой, принялся ласкать его губы в ответ. Их движения выглядели чересчур торопливо, порой даже резко, но теперь уже точно взаимно.       Сатору настойчиво жался ближе и жарко дышал, опаляя влажную кожу Какаши в перерывах между спешными поцелуями. Хатаке же беспорядочно водил ладонью по его голой спине, то и дело опускаясь в самый низ, к пояснице. Он уже несколько раз дергал пресловутый ремень, так плотно затянутый вокруг податливого тела, но тот не как назло и не думал ослабевать. Откликаясь на каждое поглаживание шершавых ладоней широких мужских ладоней, Сатору дразняще толкнулся бёдрами вперёд, елозя пряжкой ремня по животу Какаши.       Больный укус за губу, и Хатаке перестал себя сдерживать. Разгоряченно рыкнув сквозь поцелуй, он оттолкнулся от стола позади и всем весом прижал Годжо к захлопнутой дверце шкафа.       — А ты долго держался, — ехидно заметил Сатору, запрокидывая голову назад и открывая Какаши доступ к своей шее. Граничащие с грубостью ласки ему определенно были по нраву. Точь-в-точь как в его фантазиях — Сатору не раз представлял, каким настойчивым может быть Хатаке, когда возбужден.       Словно в отместку за истерзанную губу и ехидную фразочку, Какаши укусил его за кадык, а затем любовно засосал это место, оставляя розоватый след на бледной коже. Ужимки Годжо одновременно бесили и будоражили. Хотелось показать ему, что бывает, когда дразнишь кого-то так опрометчиво. Следуя на поводу у собственных бурных желаний, Какаши схватил его за волосы на затылке и с силой сжал в кулаке. Другой же рукой он крепче обнял Сатору за поясницу и потянул его в сторону подоконника — там наверняка будет удобнее.       — Замучился ждать? — хрипло выдохнул он на ухо Годжо, передразнивая его прежнюю интонацию. Со скрежетом жалюзей припечатав Сатору к окну, Какаши ощутимо сжал его правую ягодицу и приподнял ее кверху. Что-что, а обтянутый дорогущими брюками зад он мечтал стиснуть в своих ладонях уже очень долгое время.       — Думал, ты сдашься после первой недели, — игриво закусив губу, Сатору сверкнул глазами из-под растрепанной челки и, недолго думая, схватил Какаши за выпирающий стояк.       Пока тонкие пальцы умело то поглаживали, то сдавливали отвердевший член, Хатаке напрочь, казалось, забыл как дышать, жадно заглатывал воздух губами. Плюнув на раздающиеся из-за двери шаги, он несдержанно замычал и толкнулся бедрами навстречу проворной руке. Годжо тем временем непреклонно двигался дальше: расстегнув ремень, а затем и ширинку, он забрался ладонью за пояс. Теперь единственным препятствием была лишь тонкая хлопковая ткань, которая обтягивала длину очень плотно, позволяя прочувтсвовать неповторимый рельеф головки и вен. С нескрываемым удовольствием всматриваясь в помутневшие глаза Какаши, Сатору медленно гладил его сквозь белье и ловил губами тяжелые вздохи.       Эти неторопливые ласки действительно сводили с ума, но вовсе не в том смысле, которого ждал Хатаке. С каждой секундой член изнывал все сильнее, отчего хотелось чего-то более тесного, быстрого. По хитрющим глазам Сатору становилось понятно, что он это прекрасно знал, но явно не торопился дать Какаши желаемое так быстро. Проведя большим пальцем по головке еще пару раз, Годжо лукаво хмыкнул и вытащил руку. Переполненный разочарованием стон заполнил собой комнату.       — А ты нетерпеливый, — Сатору влажно поцеловал Какаши в уголок рта, следом мазнул губами ниже. Ладонями он скользнул по щетине, мимолетно зацепил помятый ворот рубашки и царапнул неприкрытые ей ключицы. Проследив уже расстегнутые пуговицы подушечками пальцев, он наконец добрался до середины груди, после чего продолжил расстегивать остальные. — Хочешь получить все и сразу…       Какаши мысленно проклинал этот дразнящий голос. Ситуация выглядела противоречиво: невзирая на то, что он, вроде как, был сверху и придавливал Сатору к подоконнику, почти никакого контроля над ситуацией у него не было. И это будоражило еще больше. Из-за накрывшего оцепенения все, что мог Какаши — это следить за движениями Годжо из-под полуприкрытых век и крепче сжимать его зад в ладони.       За считанные мгновения все еще сырая рубашка оказалась полностью расстегнутой. Очертив большими пальцами рельеф пресса, Сатору якобы невзначай погладил пупок, задел начинающуюся дорожку волос. Другой рукой он прошелся по ребрам вверх, вызывая волну щекотки, а затем ухватил затвердевший сосок и ощутимо его сдавил.       Какаши слепо нашел его губы и порывисто прикусил нижнюю, чтобы не дать очередному хриплому стону вырваться наружу. Быстро зализав свежий укус, он протолкнул язык в рот Сатору и притерся членом к его выпирающему стояку. Головка почти болезненно шоркнула по ремню, однако пальцы Годжо, ловко переместившиеся на второй сосок, вынуждали забыть о любом дискомфорте.       Сатору хватило буквально секунды, чтобы убедиться: грудь была чувствительным местом Какаши. Довольный тем, что нашел очередную уязвимую точку, он с влажным чмоком отстранился от его губ и резко склонился вперед.       Стылая от мокрой одежды кожа ощущалась во рту очень контрастно. Втягивая носом воздух, Годжо наслаждался волнующим запахом тела, в то время как его язык уже ритмично терзал сосок. Покусывая и полизывая нежную кожу вдоль и поперек, Сатору то и дело поднимал глаза на Какаши, любуясь его блаженным лицом.       Хатаке держался с трудом. Обжигающий язык чувствовался слишком ярко, из-за чего колени слегка подрагивали. Устоять на ногах было чертовски сложно, поэтому он безо всяких зазрений совести навалился на Сатору, беспорядочно перебирая пальцами волосы на затылке. Когда Годжо жадно втянул в рот левый сосок, Какаши понял, что ему окончательно сносит крышу. Удобнее взявшись за белые волосы, он с очевидным намеком потянул Сатору наверх, жестко и невпопад поцеловал его несколько раз, а затем сам начал спускаться ниже.       Губы вслепую скользили по вздымающейся груди, плоскому животу; широкие ладони плавно поглаживали бедра и ягодицы. Лизнув кожу над самым поясом брюк, Какаши еще раз сжал крепкий зад и поднял взгляд выше. Теперь настала очередь Сатору расфокусировано смотреть на него сверху вниз и рвано дышать, откликаясь на каждую ласку. Только сейчас до Хатаке дошло, насколько чувствительным на самом деле был Годжо. Об этом кричало буквально все: подрагивающие ресницы, порозовевшие щеки, приоткрытые в немом стоне губы.       Какаши старался потрогать его везде — теперь он жаждал услышать, как звучит Сатору, когда ему хорошо.       Разобравшись с замысловатой пряжкой ремня и молнией на ширинке, Хатаке порывисто дернул брюки, отчего те съехали ниже. Все еще заглядывая Годжо в глаза, он приблизился к его паху и легко прикусил твердый ствол через ткань. Темное пятно от выступившей смазки заманчиво поблескивало, поэтому уже в следующий миг Какаши стянул тугие боксеры и облизал налитую кровью головку.       Протяжный сладостный стон наконец вырвался из груди Сатору, стоило ему почувствовать плотно сомкнутые губы на члене. На его лице не осталось даже намека на былую ухмылку, любая ирония улетучилась. На ощупь цепляясь пальцами за край подоконника, Годжо пытался не закрывать глаза, однако от нахлынувших волн удовольствия так и хотелось запрокинуть голову и улечься назад.       Пока Сатору метался из стороны в сторону, Какаши продолжал ритмично сосать. Вбирая член все глубже и глубже, он покачивал головой взад-вперед и обводил языком рельефный ствол. С переменным успехом он отстранялся назад, выпуская член из своего горла, и настойчивее лизал уздечку, отчего Годжо неминуемо заходился очередным рваным стоном.       Зарывшись ладонью в волосы на затылке Какаши, Сатору попытался притянуть его ближе, в надежде снова погрузиться до основания. Однако Хатаке не позволил перенять весь контроль. В наказание за такую настойчивость он выпустил член и, лениво подрачивая, красноречиво взглянул на Годжо.       Серые глаза уже давно стали черными, в них плескалась откровенная похоть. Сатору был готов кончить лишь от этого пылкого взгляда — Какаши творил с ним что-то немыслимое, он словно слышал его невысказанные вслух желания и прикасался именно там, где было необходимо.       Все-таки поддавшись надавливающей на затылок ладони, Какаши вобрал в себя член до основания, несколько раз сглотнул, а свободной рукой стал массировать поджавшиеся яички. Годжо мог поклясться, что в уголках глаз проступили слезы — так сладко сводило живот. Шумно дыша и тихо постанывая, он несдержанно двигал бедрами, откровенно трахая Хатаке в рот.       Ноги окончательно отказали, стоило Сатору увидеть, как сидящий внизу Какаши оттянул собственные трусы свободной рукой и забрался за пояс, теперь удовлетворяя не только его, но еще и себя. Поблескивающая головка показалась из-за резинки, и Сатору с упоением наблюдал за тем, как часто и мелко Какаши толкался в сжатую ладонь, в то время как его губы продолжали скользить по другому члену.       Хатаке качнул головой еще несколько раз, сильнее сжал горло, вынуждая тем самым Годжо окончательно сдаться. Схватившись уже обеими руками за затылок Какаши, Сатору вжался в него до предела и с прерывистым стоном кончил.       Постепенно окружающее пространство приобретало более четкие и ясные очертания. Когда Годжо разлепил зажмуренные глаза, первое, что он увидел — это неприглядный интерьер своего кабинета, затем перемешанную кучу одежды на захламленном столе и в самом конце — все так же сидящего на полу Какаши, который сипло дышал после грубого минета и вытирал кулаком губы. Желая сделать так, чтобы хорошо было всем, Сатору взял его за плечи и потянул наверх, призывая подняться.       Хатаке навалился на него, такой же измотанный, хоть всё ещё возбуждённый до предела. Зарывшись носом в изгиб шеи Годжо, он мазнул губами по взмокшей солоноватой коже и поластился к его руке, мягко поглаживающей напряженную спину.       — Мы ведь еще не закончили, — тяжело дышащий Сатору прихватил зубами его мочку уха. — Иди сюда.       Обессилевший Годжо обнял Какаши за шею и буквально повис, из-за чего они оба не устояли и завалились на подоконник. Закрытые жалюзи позади беспомощно скрипнули и в итоге погнулись, но никого из присутствующих это не волновало. Ленивый, вымученный поцелуй возобновился, когда Сатору нашел рукой наполовину выглядывающий член Какаши, растёр большим пальцем выступившую на головке смазку и начал плавно подрачивать.       Хатаке выдохнул ему в рот, готовый излиться в любую минуту. Он ждал этого слишком долго, отчего твердая плоть уже болезненно ныла и нуждалась в разрядке. Чтобы приблизить себя к финалу как можно скорее, Какаши накрыл скользящую по члену ладонь Годжо своей и сжал ее, настойчиво намекая, что он так больше не может.       В сравнении с его горячими пальцами, пальцы Сатору казались куда более прохладными. Но это было вовсе даже не плохо, ведь благодаря этому немыслимому контрасту, ощущения лишь обострились. Продолжая рвано толкаться сразу в обе руки, Какаши зажмурился до ярких мигающих пятен и широко открыл рот, готовясь кончить в любую секунду. Сжалившийся над ним Сатору наконец начал сам двигать рукой быстрее, отчего уже через несколько фрикций член окаменел до предела, и Какаши застонал, изливаясь на живот Годжо, его дорогущие брюки и какие-то бумаги, разбросанные на подоконнике.       — Ты домой? — спросил Сатору, неспеша шагая по аллее. С его лица не сползала улыбка, которая расплывалась шире, стоило ему взглянуть на Какаши, воюющего с зажигалкой, что никак не хотела зажигать сигарету.       — Хм? — он выпустил сигареты из зуб, призадумался. — Нет. Хочу наведаться в ту престижную квартиру на третьем этаже у торгового центра. — Какаши скомкал пачку сигарет и ловко закинул её в ближайшую урну. — Надеюсь, хозяин не против? А то хотелось бы вернуть одежду, всё-таки сухая рубашка немного маловата.       Сатору удивлённо приспустил очки, а затем хитро оскалился:       — Я не против.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.