„...Ах, подвиги его не греют никого, От подвигов нам радости мало. Пропал муженек, храни его бог – Жена про солдата сказала.“ (Бертольт Брехт – „Мамаша Кураж и ее дети“)
Джулиан зарылся в мех по кончик носа, вдыхая терпкий запах хозяина плаща. Девораку он показался приятным: южанин пах хвоей, железом и мускусом. Тело постепенно согревалось, начинало клонить в сон – все-таки организм требовал свое, и удерживаться в сознании становилось все сложнее. Это такая ловушка, обещанные пять минут, растянутые на вечность, подумал Доктор и сладко зевнул. Дверь со скрипом отворилась. Четверо вооруженных мужчин вошли и, не говоря ни слова, сгрузили останки стриги на жесткие деревяные носилки. – Мы это… – подал голос один из них, заметив в углу безразлично разглядывающего их охотника, – решили сжечь, пока светло… мало ли… Вырванный из сонного оцепенения, Джулиан непонимающе моргнул, и лишь спустя полминуты издал стон глубинного понимания. И кивнул, а селяне словно лишь этого и ждали, радостно заулыбались, подхватили носилки и поспешили убраться прочь. Деворак потянулся, зевнул и нехотя выбрался из уютного кокона. Он бы еще долго сидел на лавке, нежась в окутавшем его тепле, разлившемся по согревающимся венам, если бы не зудящая меж лопаток тревога, заставляющая доктора подорваться и выпорхнуть прочь, на мороз, навстречу послеполуденному солнцу, ударившему по отвыкшим от света глазам режущей болью. Одолженный плащ все еще уютно обнимал озябшие плечи мужчины, когда он уверенным, широким шагом двинулся по протоптанной дорожке к чернеющей кромке мертвого зимнего леса. Селение продолжало вести свой размеренный быт, словно и не было ночного нападения. Лишь где-то в отдалении полыхал костер – там местные жгли стригу, последнее – кроме так и не дотертого пятна на половицах – напоминание о произошедшем. Пробежавший мальчишка, преследуемый товарищами, едва не сбил отшатнувшегося Доктора с ног, так что в сугроб тот не угодил лишь чудом, умудрившись как-то сохранить равновесие. Они не остановились, чтобы извиниться, только как-то странно посмотрели на Деворака, а тот нервно сглотнул и проверил крепление на ремне арбалета, тяжелившего плечо. – Смотрю, пригодился, – заметил проходивший мимо южанин, поудобнее перехватывая вязанку хвороста и кивая на плащ, и Джулиан не без удивления признал в нем своего недавнего собеседника. Погрузившись в собственные мысли, охотник и не заметил, как подошел совсем близко к иссохшим скрюченным стволам, и теперь их ветви нависали над ним с грозным предупреждением, извращенные, изувеченные, больные… – Ты следишь за мной… – протянул Илья, скрещивая руки на груди и хмуря брови. – Конечно, – согласился блондин, – Морга тебе не доверяет. Да я и сам подивился поначалу: больно худой ты для Доктора – кожа да кости. Потом увидел, как ты упырицу эту… – Стрига. Это была стрига, – Джулиан прикрыл глаза и шумно выдохнул, – есть разница. – В обшем, увидел я, как ты девицу-то распотрошил, тогда мнение мое и переменилось. Ты и вправду чудной, охотник… – Много ли ты нашего люда повидал, чтобы судить? – на губах Деворака расцвела ехидная улыбка. Южанин покачал головой, признавая свое поражение. – Правда твоя, не много. У нас здесь раньше тихо было. Только вот… – Кто-то сделку с Дьяволом заключить вздумал, ясное дело, – Джулиан кивнул, стараясь выглядеть сострадательным, – Я немного здесь, у вас, осмотрелся. То, что вы днем по дрова ходите спокойно, может лишь одно значить: днем эта тварь носа из своей норы не показывает. Солнечный свет ей противен. Прогноз… неутешительный. Не смотри на меня так, я больше понимаю в людях, чем кажется. Глава ваша хочет, чтобы я его ей живого притащил, даже если утверждает обратное. Если хоть один шанс есть… Но теперь уже нет. Боюсь, парень – а я почти уверен, что это он – потерян для клана навсегда. Теперь ему одно лекарство – голову с плеч. Передай это Морге вместе с моими соболезнованиями. – Ты хороший человек, Eldurinn, – сказал ему воин, – Честный. И рука у тебя легкая. Убей вампира, если придется. Сбереги себя. – О нет! Умру, но долгу останусь верен!… Вот только давай без сопливых прощаний, а? – Джулиан радовался, что перчатки скрывают нервную дрожь в тонких пальцах. Он подумал о Паше, о маленькой рыжей девчушке с расцарапанными в кровь руками из-за осиновой стружки, о юной девушке, сбивающей восемь из десяти подвешенных братом мишений… В хижине на столе лежало запечатанное письмо, которое необходимо было отправить на указанный адрес в случае внезапной гибели Доктора, и все же он надеялся, в его случае до этого не дойдет. Она не готова, решил он. Пока еще нет. – Так ты, стало быть, осматриваешься… – поспешил переменить тему южанин, чьего имени Илья до сих пор не спросил, а ведь стоило. Глядя на то, как тот нахмурился, Доктор мысленно дал себе подзатыльник за несдержанность и потому охотно поддержал диалог. Все же друзей в этих краях держать было полезнее, чем врагов. Впрочем, как и всегда. Особенно таких, которые позаботятся о том, чтобы ты до смерти не замерз. – Да… Думал, неплохо было бы ловушки расставить и хоть немного изучить лес, где мне предстоит провести… Ночь, – испытывая непонятное смущение, Джулиан улыбнулся. Но щеки не вспыхнули, и мужчина успел беззвучно спеть им дюжину гимнов и осыпать благодарностями. – Я покажу тебе тут все, – был ответ, да прозвучал он так, что становилось ясно: возвражения не принимаются. Деворак вздохнул, но что греха таить – от сердца у него отлегло. Все же блуждать по незнакомой чаще подобно слепому котенку перспективой представлялось ужасной, а тут такой подарок от судьбы. Грех разбрасываться. Джулиан был из благодарных и знал, что не возьмет – по носу потом щелкнет, да так, что равновесие потерять возможно. – Благодарю… Прости, имя твое забыл… Блондин добродушно рассмеялся. – Лейф. Идем, покуда не стемнело. И они направились к лесу. – Я не слышу птиц… – внезапно сказал Илья, стоя на пороге неизбежности и вслушиваясь в мертвую тишину, царящую меж искривленных безлистных ветвей, и в страхе обернулся. – Это странно, верно, но мы привычные уже, – пожал плечами стоявший чуть позади его Лейф, у которого наконец-то появилось имя, – Все началось… – … Как сын Главы в лесах сгинул. Я знаю, –- перебил его Илья, обернувшись, – ты повторяешься. – Да расслабься ты, парень, – Лейф подошел ближе и хлопнул его по острому плечу, видимо, не рассчитав силы, потому что плечо отозвалось болью. Джулиан поджал губы. Он иногда плохо контролировал свои эмоции в состоянии хронической усталости, а выдать свой страх – значило бы отобрать у перепуганного клана последнюю надежду. Он не мог так поступить с ними. Не после того, как говорил с их детьми и ловил их восхищенные взгляды. О том, что может статься с ними, если он не справится, Джулиан старался не думать. Не хотел. Эти мысли сбивали рабочий настрой. Они были нежелательными. – С вами тут расслабишься, – хмуро прошипел охотник, растирая руку, чем вызвал новый приступ хохота у спутника. Они бродили по лесу где-то часа с четыре, и за это время Илья успел не только приметить несколько надежных с виду укрытий, расставить ловушки и мысленно спланировать возможное развитие схватки и пути отступления, но и узнать кое-что о пользе или вреде того или иного растения, особенно лишайников и мхов, которые здешние женщины активно использовали в период цикла, послушать местные легенды и окончательно увериться в мысли, что Лейф – не иначе, как местный егерь или его южный аналог. Хвоя в его плащ впиталась не просто так. Запах ведь специфический, свойственный человеку, много времени проводящему в лесу. Теория казалась логичной. Подарок судьбы обретал невероятную ценность в глазах его получателя. – Eldurinn… Слушай, – Лейф вывел охотника обратно к кромке и остановился в нерешительности, которая, как показалось Джулиану ранее, была ему не свойственна, а потому так не вязалась ныне с его могучим образом, – Морга просила за тобой присмотреть. И оказать посильную помощь… любую… Джулиан занервничал. Взгляд его метнулся сперва на успевший как-то незаметно потемнеть небосклон, а затем – на человека, все еще ожидающего его последнего слова или надеявшегося, что ему предложат присоединиться к охоте. Последнее было исключено, а первое… – Иди в деревню. Скажи, чтобы все тотчас уходили с улицы и заперли двери… Пусть каждая семья повесит над порогом по зубчику-другому чеснока. Что бы ни случилось – до утра не отпирайтесь. Выходите лишь с третьим петухом. Если послушаетесь, возможно, сегодня удастся обойтись без жертв. А я пойду, побеседую с нашим приятелем. Он скоро пробудится. – Хорошо, – сказал Лейф, чуть поникший, но понимающий, что действительно глупо ему, не обученному специально, на дело с профессионалом идти. Они даже стригу сами повязать не смогли, что уж… – Сделаю, как ты говоришь. Уверен, что помощь не нужна? – последний вопрос, подследняя надежда. Оборванная. – Уверен, – Джулиан сорвал тяжелый плащ, затруднивший бы ему движение при необходимости отбиваться от сверхъестественного противника, и вскинул арбалет, заряжая его одним из идеально высеченных из осиновых кольев болтов с посеребрением на наконечнике. Лейф вздохнул, подхватил плащ, отряхнул от снега и отправился выполнять распоряжение. Джулиан шмыгнул носом, нахмурился, прицелился и опустил арбалет. Глупая надежда на то, что его ослушаются, разбилась ломким льдом, а чаща встретила недружелюбным скрипом веток и призрачным хрустом снега под тяжестью чужого сапога. Войдя глубже, Джулиан затаился у какого-то валежника, уповая на то, что еловый аромат и замедливший процессы в организме холод помогут ему скрыть свое присутствие от пробудившейся нежити так долго, пока не наступит подходящий момент, чтобы ударить, и стал ждать.* * *
Существо появилось спустя, казалось, часы, медленно, слишком медленно, бредя по снегу. Его появление сопровождал тихий рокот и треск чего-то, отдаленно напоминающее трепет жестких крылышек жуков. Вампир был худ, высок и сильно сутулился – все, что мог выцепить во тьме человеческий глаз, но этого охотнику было недостаточно. „Ближе… Ну, подойди ближе, красавчик…“ – сжимая в руках арбалет, Джулиан едва выглядывал из своего укрытия, стараясь не издавать ненужных звуков. Выйдя в центр поляны, Высший внезапно остановился и начал принюхиваться. Его голова напряженно вертелась на тонкой шее из стороны в сторону, пока взгляд не остановился на валежнике, за которым прятался Доктор. „Дерьмо!“ – подумал Деворак и вскинул оружие, нажимая на спусковой механизм. В момент, когда кол покинул ложе, произошло сразу несколько вещей: во-первых, существо взвыло, дернулось и рассыпалось на рой маленьких, краснокрылых жуков; во-вторых, потеряв вампира из вида, Джулиан трясущимися руками перезарядил арбалет и зажег факел, приготовившись отгонять Немертвого с помощью огня; в-третьих, внезапно налетевший на него рой, сбившийся на пару мгновений с курса из-за зажженого факела, но быстро собравшийся воедино, обратился в мужчину и повалил Доктора на снег. Арбалет выстрелил второй раз, в пустоту. Джулиан инстинктивно выставил перед собой ладони, уперся ими в грудь вампира. Они покатились по снегу. Челюсть Немертвого клацнула в опасной близости от человеческой шеи, и Деворак вцепился в его горло, пытаясь одной рукой удержать чужую голову на расстоянии от своей артерии, а второй начал шарить по снегу, норовясь в обход ловкой руки дотянуться до потайных карманов. Тело дернулось, когда острые зубы вошли в плоть, но тут же обмякло, подаваясь навстречу объявшему его теплу. Что-то горячее и липкое потекло по коже, но как-либо вывернуться и посмотреть у Джулиана не было возможности. Впрочем, он и без того догадывался о природе странной жидкости. В воздухе запахло металлом. – Ммм… А ты вкусный! – воскликнул вампир, блаженно причмокнув, когда с трапезой было покончено. – Ты разумен… – выдохнул Деворак пораженно, на что существо рассмеялось, склонив голову к самому лицу Доктора, и выбитый во время схватки факел осветил острое лицо с точеным профилем и светлые пряди, щекотно мазнувшие Илью по лицу. – Конечно, разумен, малыш, ведь я из Высших, – оскалился вампир, и в его интонациях Доктору почудилась обида. Напуганный, Джулиан скосил глаза, нервно выискивая во тьме потерянный арбалет, и попытался пошевелиться, сделать хоть что-либо, в последний раз попробовать спасти свою душу… Но, худые на первый взгляд, увенчанные длинными когтями руки свинцовой тяжестью давили на его собственные предплечья, лишая последней возможности на спасение. – Нет-нет-нет, не двигайся, сделаешь лишь хуже. Ну и куда ты собрался, кролик?! – вампир обиженно цокнул языком, поудобнее устраиваясь сверху на мужчине, оседлав его бедра. От кровопотери реальность качалась морскими волнами, и скоро Девораку начало казаться, что на нем сидят два демона и пялят светящимися глазищами с налитыми алым белками. Неужели так все и закончится? Джулиан истерично хихикнул. – Что смешного?! – возмутился блондин, его темные брови сошлись на переносице. Кажется, ему не нравилось что-то не понимать. Естественно, это означало бы, что он теряет контроль над ситуацией. – Да так… – пытаясь сфокусировать взгляд, Илья растянул посиневшие губы в улыбке. Чужое нарастающее раздражение буквально гудело в воздухе, а значит, Доктор был на верном пути, – Подумал, что, по крайней мере, ты симпатичный… Ну… Смерть у меня… красивая… будет… Выражение лица вампира заставило его собрать все остатки здравого смысла, чтобы вновь смешливо не фыркнуть против воли. Уже спустя мгновение бескровные губы дрогнули, а удивленный взгляд загорелся любопытством. – Ну наконец-то ценитель! – воскликнул блондин, припадая едва ли не к самым губам человека и шумно вдыхая его терпкий аромат, – О да… – прошептал он, лизнув подсыхающую кровь с бледного, покрытого холодной испариной горла. Джулиан же затаил дыхание в ожидании и страхе перед тем, что могло бы последовать за этим. Вампир, казалось, что-то напряженно решал, его брови хмурились, а Илья молил Бога о легкой и быстрой смерти без пробуждения. – Ты мне понравился… Джу-у-у-ли-а-а-н, – собственное имя, произносимое нараспев, показалось чужим. – Откуда… – преодолевая слабость и тошноту, спросил Илья совсем тихо, так, что даже Созданию ночи пришлось всему обратиться в слух, – … откуда… ты… знаешь… имя… – Увидел его в твоей крови, глупенький, – усмехнулся Немертвый, пробегая когтями по обнаженной из-под разорванной рубашки груди с блестнувшим золотом волос. Джулиан прикрыл глаза и поежился от этого неприятного, ледяного прикосновения. Но это был его максимум. Он терял силы, а вместе с ними и способность к трезвой мысли. Поэтому даже сейчас не сумел воспользоваться моментом, а вампир, казалось, понимал это, и поэтому дразнил, играя в беспечность. – Она многое мне поведала, мой дорогой… О твоей сестре, например… О ваших родителях… Столько боли, столько ответственности на тебя одного, - протяжный вздох резал слух. Но Джулиан уже ничего не мог сделать. – Эй! – нетерпеливые удары по щекам частично привели его в чувство, – Что за ужасные манеры! Не засыпай, когда с тобой беседуют. О тебе, между прочим, и говорим! Ну что ты как деревенщина… – Паша… – простонал в ответ Доктор. Ему бы пошутить, мол, много ты сам аристократов повидал, да до него лишь сейчас начало доходить, что если вампир увидел, если он видел ее, то… Его сердце забилось неистово, адреналин вмиг прояснил голову, увы, ненадолго. Но Джулиан рванулся вперед, намереваясь опрокинуть восседающую на нем тварь, болтовня которой уже начинала действовать на сдававшие позиции нервы, пока он не проболтался еще о какой-нибудь тайне, не дал понять, что знает больше того, что Джулиан предпочитал бы рассказать сам… Из-за помутившегося сознания он действовал скорее импульсивно, чем осознанно, и мгновенный порыв был чужими усилиями подавлен в зачатке. – Да ты боец! – восхищенно воскликнул вампир, и наверное, даже хлопнул бы в ладоши, если бы его руки не были заняты удерживанием этого самого предмета восхищения в горизонтальном положении. Джулиан раздосадованно зарычал и рвано выдохнул. Жар, наполнивший его тело, также стремительно покидал его теперь. Ему стало совсем плохо. – Но так бездарно тратишь свои силы… Твоя трагедия в том, что ты уже никого из них не спасешь. Ты даже себя не спасешь, Джулс (Я ведь могу тебя так называть? А то очень хочется!), ты умираешь, – произнес Немертвый, сокрушенно качая головой в притворном сожалении, – ох, и как же мы с тобой поступим… – Он прилежно изображал скорбную задумчивость, хотя весь его вид едва не кричал: попроси меня. И Джулиан попросил. – Обрати меня… – прошелестел он, зажмурившись. Вампир сделал вид, что прислушивается. – Обрати… меня… – повторил охотник, едва не рыча, – я… могу быть… агх… полезен… я… знаю… твоих врагов… В эту минуту он возненавидел все: себя, ночь, лес, беловолосых селян с вечным холодом, поселившимся в глубине прозрачного глаза, свое ремесло… Но больше всего – довольно скалящееся существо напротив. Ему не хотелось видеть, как торжествующая улыбка расцветает на тонких губах его убийцы, но разорвать зрительный контакт не посмел. И дело было вовсе не в гипнозе. Пусть кровосос этот знает, что Деворак ему не сдается. Блондин, впрочем, по-своему истолковал его взгляд и причмокнул губами. – Действительно… Вот видишь, – вампир медленно закатал манжет своего ослепительно безвкусного, по мнению Джулиана, одеяния, – это совсем несложно. В конце концов все просят об этом. Все принимают Мою волю… Умница. Из тебя получится отличный стригой… намного умнее и осторожнее той девки! Ох, сколько дел мы с тобой натворим, хороший мой… Великих дел! Кстати, я Люцио. Граф Люцио. Запомни это имя, дорогуша, именно я дарую тебе новый свет Черного солнца. Будь благодарен… И в качестве благодарности я ожидаю покорности, милый. Он надкусил собственное запястье и поднес его к несопротивляющемуся рту человека. – А теперь пей, Доктор Джулиан Деворак. Пей, ибо я зову тебя. И Джулиан пил, жадно припав к чужому запястью. Пил, тщетно сопротивляясь кровавому мареву, застлавшему зрение. Пил, давясь этой кровью вместе с эфемерными обещаниями, роящимися в воспаленном мозгу в это мгновение. Пил до тех пор, пока его грубо не отшвырнули, как зарвавшегося щенка, и горьковатый вкус мертвой крови горел на распухших губах. Улыбался, слизывая густую жидкость, даже когда чересчур яркие звезды начали слепить. Хохотал, показывая госпоже Смерти неприличные жесты. И думал о Паше. Говорят, в момент смерти перед глазами должна вроде как пронестись вся жизнь. Ложь. У Джулиана мгновения не хватило бы для того, чтобы все вспомнить, но зато образ сестры маячил за плечом у убийцы безмолвной тенью прошлого, похороненного в темном лесу вместе с остывшим телом юного доктора, найденного по утру забеспокоившимися селянами. Джулиан пил этот выжигающий яд, горел изнутри заживо, плакал о покидающем его свете и в отчаянии цеплялся за рыжие кудри видения – как за единственный, последний светочь в смыкающейся над ним тьме.