Красная аура

      Арсений замер. Буквально за несколько секунд перед ним оказалось настороженное юношеское лицо. Он даже не успел толком испугаться, настолько быстро это произошло. Но потом он сумел взять себя в руки и мягко улыбнулся.       — Что ты тут делаешь? — неуверенно произнёс юноша и, по всей видимости, поняв, что приблизился слишком близко, немного отстранился и отвернулся, устремив взгляд в небо и смотря на белоснежные облака. Мгновение спустя за спиной Антона послышались тихие шаги — это Арсений мягко ступал по каменной плитке.       — И тебе привет, Антон! — бодро отозвался Попов и протянул руку для приветствия. Антон повернулся и увидел сияющее лицо собеседника. Кисть Шастуна была тёплой, одновременно с этим неимоверно нежной. И если Арсений радостно пожал руку, Антон лишь слабо сжал свою и через мгновение убрал. — Да вот, решил прогуляться.       — Ясно, я тоже, — глаза Шастуна стали немного теплее, а на щеках выступил лёгкий румянец. В момент разговора с ним по его лицу промелькнула тень, похожая на тень от облака.       Арсений вгляделся в самого Шастуна. Он… покраснел и опустил глаза. Но это было ещё не самое страшное. Лоб юноши покрылся холодной испариной, мелкие капли пота выступили на висках. Пожалуй, это был действительно первый раз, когда Арсению представилась возможность видеть, насколько быстро могут перемениться эмоции человека.       — «Ты что, смущаешься?» — Арсений от такого готов был застыдиться сам. С чего это ему так тушеваться? Нет, Попов, конечно, мог бы предположить, но это было бы слишком смело и нереально, что ли.       — Не хочешь прогуляться? — уже в слух произнёс мужчина. Антона от этого прошибло. Он прекрасно помнил, чем такая прогулка закончилась в прошлый раз. А если он поведёт его к качелям, то сразу можно будет умереть и не вставать ближайшие лет так сто. А учитывая его сегодняшнюю внутреннюю тираду, видеть Попова не хотелось от слова совсем. Отмазку нужно было придумывать срочно.       — Нет, спасибо, мне скоро уходить, — отмахнулся Шастун. Пожалуй, это было действительно лучшее, что можно было выдумать.       — Давай хоть провожу, — на самом деле, Арсений был бесконечно рад. Рад, что с Антоном всё было хорошо нормально. Конечно, мужчина, наверное, всё же допустил ошибку, выключив тогда камеру, но хотя бы его внутренне удовлетворение снова нормализовалось. Антон, вроде, жив, здоров, и это радует. — Ты далеко живёшь?       — Да, — на этот раз врать пришла очередь Шастуна. Он был готов накинуться на Попова только за то, что тот оказался рядом. Ну или кинуться куда-нибудь подальше, желательно, километров на сто, а, может, и на двести.       Арсений поджал губы. Терять юношу из вида не хотелось. Да и опасно это было. Хотя, по сути, бесполезно. А ещё жутко хотелось ответить рифму к сказанному слову, но это уже будет слишком.       — Ну, а как вообще ты тут? — всё же начинает хоть как-то контактировать Антон. — Что делал?       — Работал, — односложно отвечает Попов. Чем меньше он распространяется о себе, тем больше шанс, что его не раскроют. — А ты? — а вот об Антоне желательно было узнать как можно больше.       — Отдыхал, — копирует поведение мужчины Шастун. Он смотрит на руку, обвитую наручными часами, которые очень вовремя одолжила ему Ира перед прогулкой. — Слушай, мне пора… Наверное, — добавляет после некой паузы юноша и смотрит на обивающий руку предмет. Тот показывает «14:16»       У Арсения в душе щемящее чувство волнения. Но он не жалеет, что отключил камеры. Его уже не так загрызает ревность. Да и Антон жив. Это хорошо.       Но именно сейчас он чувствовал, что должно произойти нечто, что он не сможет себе простить. Поэтому он кидает взгляд в сторону большого здания, прикидывая план дальнейших действий.       Но на пути встаёт большая двухметровая проблема: Антон совершенно не желает общаться.       И поэтому, тяжело вздохнув и понурив взгляд, Арсений попрощался и ушёл обратно.       Но Антону совершенно необязательно знать, что Арсений никуда не уходит. Он лишь завернул за угол здания, дожидаясь, когда юноша двинется куда-либо.

***

      Попов стоит на вокзале уже добрые пятнадцать минут. Погода сегодня выдалась на редкость ужасной: сильный ветер проскальзывал под одежду и был настолько сильным, что мужчина подумывал купить и надеть шапку или платок. С неба постоянно капала морось, покрывающая кожу тонким слоем влаги.       Наконец к нему подлетел чуть запыхавшийся Антон. В руках он держал чемодан, а сам выглядел не хуже бегуна, пробежавшего несколько километров.       — Привет, — слабо улыбнулся Шастун и посильнее прижал руки к жёлтому свитеру, который наверняка спасал от жгучего холода. — Проспал.       — И тебе не хворать, — Антон внимательно посмотрел на мужчину: тот тёр глаза и завал. — Ничего, главное, что успел.       Оба мужчины дошли до перрона в тягостном молчании. Арсений давить на юношу с расспросами не хотел, хотя интересно было. Он решил, что отложит это дело, по крайней мере, до момента, когда они сядут в поезд. Там-то Антон уж точно не сможет никуда деться или убежать.       Зайдя в поезд, а потом уже и в своё купе, мужчина первым делом захлопнул дверь. У Антона от этого всё внутри немного напряглось, но виду он старался не подавать.       — Антон, — неспешно начинает Арсений, протягивая при этом звук «О», — ты чего всю дорогу молчишь?       — А? — словно выпадая из некого астрала, спрашивает юноша. — Да так, задумался просто.       Арсений видит — врёт. Врёт безбожно. Но догадаться, что же скрывает в себе Антон, он никак не может. Может, потому, что Шастун постоянно отводит глаза, а может, потому, что Арсений не выспался и сейчас явно не в состоянии вглядываться в чью-то душу.       Попов улыбается и, ничего больше не говоря, запрыгивает на левую нижнюю полку. Он надеется, что ему удастся поспать. Конечно, выполнить такое простое действие в поездах у него получалось редко, но он искренне верит, что в этот раз всё будет иначе.

***

      Антону не спится. Время уже далеко за полночь, возможно, даже утро, и поезд остановился на какой-то неизвестной ему станции. Антон только смог запомнить, что начинается она на «Н», а заканчивается на «Я». С улицы, прямо на лицо Арсения, падал свет от фонаря. И боже, Шастун готов отдать всё своё состояние, лишь бы остаться в этом моменте навсегда.       Мужчина выглядит просто сногсшибательно. Нет, даже, наверно, божественно. И вид весь у него такой, будто бы он только что сошёл с какого-нибудь подиума.       Его ресницы немного подрагивают. По всей видимости, что-то снится. Одеяло прикрывает лишь нижнюю часть тела, остальная же прикрыта только футболкой. Антон его понимает: в вагоне душно. Лицо Арсения полностью расслаблено, а под светом фонарей виден каждый изгиб верхней части тела. На сильных руках, словно художник небрежно тряхнул кистью, рассыпались родинки. Аккуратная форма губ, довольна бледная кожа и выступающие на руках вены… Ни дать ни взять — граф. Самый настоящий, сошедший со страниц книг.       Антон любуется около часа, и за это время мужчина успевает сменить десяток поз. Ворочается, ёрзает, закутывается с ног до головы, откидывает одеяло. Но вот уже несколько минут он лежит, лишь размеренно дыша, подложив руки под щёку.       И у Шастуна словно отключаются мозги. Не раздумывая ни секунды, он тянется своей рукой к лицу Арсения. Кожа у него на ощупь очень мягкая и гладкая. Он проходится по лбу, по переносице, невесомо касается кончика губ и проводит чуть ниже линии подбородка.       Арсений мило морщится и тяжело вздыхает, а Антон со скоростью света отдёргивает руку и прыгает к себе на кровать.       — «Что это, мать вашу, сейчас было?» — проносится у него в голове. Он действовал словно под трансом, не до конца осознавая всю эту ситуацию. Но сейчас, когда реальность снова выдернула его из мира иного, он начал осознавать всё это. — «Тох, не паникуй, это был просто сон. Да, осознанный сон».       Но почти сразу же он осознаёт, что нет — это был не сон. Осторожно подняв голову, он видит затылок мужчины. И это хорошо, потому увидев Антон его лицо сейчас, не выдержал бы. Засмеялся или, наоборот, закричал бы от переполняющих чувств.       Антон просто в ужасе от себя. Он вдруг ощущает, что сердце его колотится явно чаще, чем следовало бы, а ладони страшно вспотели. Юноша вытирает их об постель и снова уводит взгляд в сторону мужчины. Арсений, вроде как, спит, причём очень даже спокойно.       У Антона промелькнет мысль уйти. Нет, не из вагона, а из дома Попова. Но что-то невидимое его останавливает. У него ведь была возможность уйти. Всегда была. Но он ей не пользовался. Всегда его тянуло. И даже тогда, когда юноша думал, что всё с этим Поповым плохо, он не ушёл бы. Теперь, по прошествии времени, он окончательно был уверен в этом.       Шастун тяжело втягивает воздух и идёт умываться, ведь поезд к тому времени уже тронулся. Он умывается прохладной водой, которая успокаивает, и выходит в коридор, смотря в окно. Вокруг мелькают деревья, заборы и дома.       Антон надеется, что по приезде в Питер, он разберётся со всем этим. Что это всё пройдёт и закончится, растворится. Но сейчас от реальности никуда не деться. Да и, по правде говоря, он не уверен, что в городе всё нормализуется.

***

      Антон вдыхает аромат квартиры: пахнет пряным мужским одеколоном. Легко проводит по тумбочке и открывает её. В ней аккуратно покоятся вырезки из журналов, ножницы, ручка и стопка бумаг.       Помните, юноша думал, что по приезде в Питер он забудет всё это, как страшный сон?       Антон сейчас бы посмеялся, но ему что-то не очень смешно, а очень и очень грустно.       Мысли об Арсении буквально сжирают его изнутри. Поначалу Шастун даже думал, что у него паранойя или что-то в этом духе. Но нет.       Его взгляд постоянно скользит в сторону Попова. Что бы тот ни делал. Первое время юноша пытался это контролировать, подавлять в себе, но потом это стало сильнее, и сопротивляться стало просто невыносимо.       Антон уже не раз ловит себя на мысли, что Арсений — словно магнит. Притягивает. А Антон чувствует себя пластинкой металла, к которой только поднеси что-то притягивающее, как она тут же прилипнет. Что-то в Арсе манило с первого дня их знакомства. Возможно, его общая загадочность, возможно, харизма, а, возможно, что-то ещё. И парень уже был готов лезть на стенку от бессилия.       Арсений что-то пишет? Прекрасно, Антон, давай, залипни!       Арсений готовит? Ещё лучше, да, так держать!       На удивление юноши, Попов либо был в край слепым, либо делал вид, что ничего не замечал. Второе было в разы страшнее. Потому что, ну как спокойной жить, когда ты понимаешь, что отдельная личность может догадываться о твоих самых потаённых очевидных мыслях?       Вот и Антон думал, что жить в таком темпе просто невыносимо трудно. Он старался не думать о мужчине, правда старался. Но каждый раз, стоило ему подумать о нём, как Арсений тут как тут! Как говорится: «Вспомнишь лучик, вот и солнышко». Но Антон знал немного другую вариацию этой фразы, поэтому всегда мысленно проговаривал именно её.       Он изо всех сил старался выкинуть всё «лишнее» из головы, забивая её чем угодно. Но получалось плохо. Забыть он не мог чисто физически, забить — морально. Всё равно, что пытаться отмыть руки от мазута обычной водой — безуспешно.       Ситуацию осложнял тот факт, что сейчас каникулы. Вовремя скрыться в универ не получится. Вот вообще никак, а если и получится, то возвращаться в квартиру всё равно придётся.       — «Интересно, как там Саша?» — мысленно проговорил он, но тут же отбросил эту мысль куда подальше. Вот о нём то вспоминать точно не хотелось. Даже против воли этого сделать не получилось бы.       Антон медленно продвигается в комнату к Арсению. Кровать всё ещё не застелена, а на письменном столе лежат сладкие конфеты. Он осторожно подходит к столу и начинает перебирать конфеты, выбирая самые мягкие: «Не то чтобы я люблю сладкое, но сейчас хочется. Очень».       Комната всё ещё наполнена ароматом мужских духов. Кажется, сам Шастун уже пропитался этим ароматом.       Он, как на зло, вспоминает ту ночь в поезде. Кажется, он теперь даже чувствует запах того вагона. Антон считает, что медленно, но верно начинает сходить с ума.       — Что-то много у меня с ним связано с поездом, — вполголоса говорит юноша и оборачивается, проверяя, не услышал ли его сидящий на кухне Попов.       И тут он в голове вспомнил давний, уже полузабытый разговор.

***

      — Анто-о-о-н, — тянет гласные парень, — а ты знаешь, как понять, что человек тебе нравится?       Антон молчит, догадываясь, что сводный брат сейчас выкинет очередную мерзкую фразочку.       — В общем, — Александр подходит чуть ближе, — нужно представить, будто человек дрочит.       — Саш, хватит, — Антон на секунду замолкает и дёргает плечами, показывая высшую степень недоверия и отвращения, — пожалуйста, — добавляет он отводит и голову в сторону, чувствуя резкий запах мужских духов.       — И если тебе понравится или хотя бы не будет противно, то ты что-то чувствуешь к человеку.       Шастун кривится. Разговоры о такой «запретной» в СССР теме всегда выбивали его из колеи, а уж если их доводилось слышать из уст брата, то это вообще было что-то за гранью. Да и к тому же, идея казалась совсем бредовой. Нелепо было бы полагать, что от одной только фантазии ты можешь понять, что ты что-то чувствуешь к человеку. Чувства — это ведь нечто большее, чем просто секс. Это, скорее, про доверие и готовность отдать себя всего родному человеку.       — Вот мне нравится представлять, как ты медленно берёшь мой…       — А мне нет! — выкрикивает Антон и, развернувшись, уходит.       — Что ты сказал? — рассерженным тоном рычит Саша и в пару шагов догоняет Шастуна.

***

      Идея казалась безумной, странной, неправильной, но…       А что если представить, как Попов дрочит?       Шастун всё ещё считал, что нельзя было понять свои чувства только по одной фантазии, но в ситуации, когда он уже окончательно запутался в своих же ощущениях, это казалось более менее понятным и правильным.       Антон прикрыл глаза и потёр ладонью лоб.       Арсений вальяжно сидит на кровати. Антона он не видит, и это хорошо. Мужчина плавно стягивает боксёры и обхватывает свой член руками. Его глаза прикрыты, а сам он размеренно дышит. Медленно, даже бережно, проводит по стволу рукой с выпирающими венами. Доходит до головки и нажимает чуть сильнее, лёгким движением надавливая на отверстие уретры. Арсений размазал по всей длине выделившийся предэякулят, шумно набрал воздух в лёгкие и запрокинул голову, попутно с этим закрыв глаза от удовольствия.       Антон лишь раз подумал, что события в его голове развиваются слишком быстро, но скоро он принял это, продолжая наблюдать, оставаясь лишь зрителем.       Мужчина ещё раз провёл по всему основанию. Второй рукой он дотянулся до яичек и начал осторожно ласкать их.       Улыбка поползла по лицу мужчины, и он, не сдерживая себя, провёл рукой по торсу, массируя набухшие соски.       С каждым новым движением он увеличивал скорость, заставляя самого же себя тихо постанывать и больно закусывать губу почти до крови.       Движения стали уже совсем рваными, не имели чёткого ритма, но мужчина продолжал, двигая рукой всё так же быстро.       Арсений прерывисто задышал и сладко застонал, извиваясь и доходя до своего пика. Ноги и руки задрожали, на животе растекалась беловатая сперма.       Попов выглядел просто з-а-м-е-ч-а-т-е-л-ь-н-о. Растрёпанные тёмные волосы лежали на чуть взмокшем лбу, тело била мелкая дрожь, а лицо выражало лишь высшую степень блаженства. Прикрытые глаза, приоткрытый рот, чуть подрагивающие губы.       — Арс, — громким шёпотом, словно боясь потревожить мужчину из своих фантазий, окликнул его Антон.       — Антон, — Попов вырвал юношу из прострации, неожиданно оказавшись за спиной — ты чего?       Теперь, смотря на настоящего, реального Арсения, взгляд Шастуна невольно кинулся в сторону кровати. Он не ожидал от самого себя, что сможет визуализировать картинку в самых мельчайших деталях. Из-за этого теперь реальность казалась лишь продолжением дум.       Только сейчас Шастун понял, что так и остался сидеть около прикроватной тумбочки. Он поднял затуманенный взор на Арсения. Хоть в обычной жизни Антон был выше его на добрых семь сантиметров, сейчас он оказался чуть ниже паха мужчины. Антон увидел в глазах мужчины уже знакомый блеск. И парню отчего-то стало неловко. Шастун смущенно кашлянул.