***
Просыпается Чимин от резкого шума, напугавшего его до того, что он подскочил в кровати как ужаленный и чуть не заорал подобно персонажу ужастика. Успокоившись, Чимин переводит взгляд на место мужа, но, ничего не разглядев в темноте, принимается проверять на ощупь. Пусто. Вздохнув, Чимин встаёт с постели и бредёт на кухню, откуда и доносится шум. Пак уже хочет включить свет, но, завидев супруга в предрассветной полутьме, сидящего на полу, совершенно забывает об этом, кидаясь к мужу с вопросом: — Юнги-хён, что случилось? Ты как? — Чимин замечает, что стул, обычно стоящий у стола, сейчас лежит у этого самого стола. — Ты споткнулся об стул? Не заметил его и упал? Что случилось? — Я… — тот смотрит в пол, тяжело дыша. — Воды хочу… я хочу воды… — чуть ли не стонет он. Чимин подносит руку ко лбу мужа и хмурится — кожа оказывается настолько горячей, что Паку даже руку от неожиданности хочется отдернуть. Вытерев ладонью пот с чужого лба, Чимин встаёт, чтобы налить Юнги стакан воды, и одновременно с этим пытается понять, почему у супруга такая высокая температура, если он шёл на поправку. — Держи, — Чимин садится на пол рядом с Мином, протягивая ему стакан. Тот принимает предмет дрожащей рукой и чуть не роняет, поэтому Чимин забирает посуду и поит мужа сам. Юнги хватает Чимина за запястье горячей рукой, жадно глотая воду. Опустошив стакан, Мин отстраняется, вытирая неловким движением шею от стекающей по ней холодной воды и пота. — Юнги-хён, вставай, идём в спальню, я дам тебе лекарства, — просит Чимин, беря его за руку. — Я не могу… не могу встать… мне… плохо… — бормочет тот болезненно. — Давай я тебе помогу. Встань, облокотившись на меня, — просит Пак, и Мин хватается одной рукой за его плечо, другой — за край стола и пытается встать. — Давай, хён, — подбадривает его Чимин, для подстраховки кладя ладонь ему на талию. Что, впрочем, несильно помогает, учитывая, что, стоит Мину встать, он тут же спешит как можно быстрее сесть обратно, чуть ли не валясь с ног, при этом несильно разбирая куда. Чимин, тоже успевший встать, рефлекторно торопится сесть назад, опускаясь на пол быстрее мужа и ловя его обессиленное тело в свои объятья. В итоге оказавшись полулежащим на полу, Чимин тяжело вздыхает, понимая, что ему, вероятнее всего, придётся нести Мина до спальни на руках. Благо, это не так уж и далеко. — Хён… — начинает Пак и затыкается, когда тот, сидящий сверху, опускает голову ему на плечо и тяжело выдыхает в шею. — Я-я-я д-думаю, что… ч-что ты делаешь? — спрашивает он, сильно заикаясь, когда его толкают в грудь, валя на пол. — Мне просто… я просто хочу лечь… — из последних сил бормочет Мин, снова утыкаясь супругу лицом в шею. — Прости, я… не должен был вести себя так глупо… даже если обижен… Чимин, спиной упираясь в холодную кухонную плитку, а грудью чувствуя горячее во всех смыслах тело мужа, не сразу понимает, что ему пытаются сказать. — Ч-что? Обижен? Я тебя чем-то обидел, хён? Юнги медленно отстраняется, всё так же сидя на Паке верхом, и это позволяет Чимину чуть привстать, упираясь на локти. Однако на этом неожиданности не заканчиваются, потому что его тут же заключают в крепкие объятья, заставляя густо покраснеть. — Я просто не хотел, чтобы ты уходил… — Хё-он… — стонет Чимин, когда тот ёрзает, сидя на его паху. — Я безумно рад твоим объятьям, но давай мы продолжим в постели? — Ты иногда так двусмысленно говоришь… — бормочет Мин у его уха. Чимин не выдерживает и ударяет того по плечу. — Ну же, плющ-хён, отцепись от меня! — восклицает он, хватая Мина за плечи и отстраняя от себя. — Дай мне донести тебя до спальни! Ты должен принять лекарства, если хочешь, чтобы тебе стало лучше! Юнги отпускает его и даже слезает, поднимая на Пака бездумный взгляд. — Мне так холодно… — бормочет он. — И жарко… но больше холодно… Чимин встаёт с пола и поворачивается к хёну спиной, чуть приседая. Юнги, поняв план Пака, пытается встать, облокотившись на него, а после Чимин подхватывает хёна и на спине тащит в спальню, где опускает на кровать и тут же отправляется на поиски лекарства, включив во всех комнатах свет. Дав Юнги запить нужные таблетки водой, Чимин укладывает того в постель и, судорожно выдохнув, направляется в ванную. — Ты куда? — доносится до него слабым голосом супруга. — Ты не ляжешь рядом? — Я… я быстро, хён, — обещает он. И, стоит ему оказаться за дверьми ванной комнаты, Чимин запирает их, прислоняется к ним спиной и прикрывает лицо руками, тихо поскуливая. Немного успокоившись, Пак принимается со скоростью света снимать с себя одежду и чуть ли не бегом влезает в душевую, закрывает дверь и включает воду, упираясь лбом в холодную плитку. Изо всех сил умоляет свой мозг не сходить с ума, предлагает различные компромиссы, пытается договориться с собой и своим испорченным сознанием, но сдается и позволяет воспоминаниям заполонить разум. Горячее тяжёлое дыхание в шею, шёпот у самого уха, он прокручивает это снова и снова в своей голове и не останавливает себя, даже когда чувствует возбуждение. Наоборот — закусив губу и стараясь не думать ни о чём, ни о какой морали, ни о каких нормах и правилах, лишь о горячем желанном теле, Чимин обхватывает рукой возбуждённый орган и выдыхает судорожно, ощутив облегчающие движения. Он движет рукой, набирая скорость, вызывает в голове всё более откровенные образы, чтобы добиться разрядки как можно скорее, а после, зажав себе рот рукой, кончает, изливаясь на белый пол душевой кабины. Застыв в одной позе на долгих пять минут, без единой мысли в голове, Чимин, в конце концов, приходит в себя, выключает воду и вылезает из душа, становясь на чёрный коврик. Обтирает тело полотенцем, пытаясь сдержать поток мыслей как можно дольше, мысленно приговаривая одно и то же. «Не думай, не думай, не думай». Одевается, повторяя эти мысли в своей голове, а влага тем временем скапливается в глазах, ведь не думать не выходит. Держа совершенно спокойное лицо, он выходит из ванной и ложится в постель к успевшему заснуть мужу, прижимается к стене, отворачиваясь от Юнги, и закрывает рот рукой, позволяя первым слёзам стечь. Он позволил себе немыслимое. Позволил по отношению к Юнги. Юнги, который был его кумиром с давних лет, который пришёл в его жизнь и подарил ему исполнение мечты, который заключил с ним брак, чтобы помочь ему устроиться в своей компании, который всегда считал Чимина равным себе и хвалил за ум, который самостоятельно его обучал, который позволил ему жить с ним в одной квартире. Юнги, который всегда заботлив и внимателен, который умён и красив, но который является его коллегой, начальником, опорой, духовным товарищем. Юнги, который никогда не сможет ответить Чимину взаимностью на его жалкие чувства. Пак всхлипывает, не веря, что и вправду только что дрочил на Мина, что он постоянно стал краснеть, находясь рядом с ним, что сердце будто с ума сходит. Не веря, что щемящая нежность в груди, постоянные мысли, счастье от одного лишь присутствия — что всё это из-за его возникших вдруг чувств. Неправильных чувств, неуместных чувств, ненужных и бесполезных. Чимин плачет, дрожит всем телом, но делает это настолько бесшумно, насколько вообще может, сдерживая все всхлипы и поскуливания, давя их в самом зародыше. Он лишь спустя долгих полчаса чуть успокаивается, но мысль о том, как он будет с этими чувствами жить, возвращает истерику. И Чимин уже плачет, не сдерживаясь, будучи в ужасе от собственных чувств. Он может лишь молиться, чтобы Юнги не проснулся. В итоге Чимин плачет до самого утра, уткнувшись в свой угол. Когда рассветает, слёзы уже просто заканчиваются в нём. Пак думает о том, сколько боли ему принесут эти чувства, сколько теперь неловкости появится в их общении. Думает о том, что их отношения теперь осквернены, опорочены его дрянными чувствами, и ничего уже не вернуть. Теперь он постоянно будет думать о Юнги именно так. Будет засматриваться на него, ревновать его, жаждать его внимания, желать его только себе, всего и сразу, душу и тело. Чимину нельзя было влюбляться в Юнги именно поэтому. Теперь всё испорчено. Он чувствует ужасную вину, презирает себя и проклинает, боится той боли, что ему придётся испытать, ненавидит свое сердце за глупую любовь, которой то воспылало к человеку, к которому целых пять лет до этого было равнодушно. Чем больше Чимин думает, тем мрачнее становятся его мысли. В конце концов, слёзы, которые, как он думал, закончились, снова начинают скапливаться в уголках глаз, стекая к вискам по старым солёным тропинкам, опадая на подушку, прямиком на свежие ещё мокрые пятнышки. Поняв, что новой истерики он не выдержит и будет плакать ещё громче, чем разбудит Юнги, Чимин встаёт с кровати, хватает телефон, отправляется в ванную и, судорожными движениями найдя в контактах Тэхёна, делает другу звонок. — Чимини?.. — раздается сонным голосом в динамике. — Т-тэ-э… — тянет Чимин скуляще, усаживаясь на стиральной машине с ногами и прижимая их к груди. — Боже, ты плачешь? Солнце, что случилось? — тут же бодрость появляется в голосе друга. — Это Чимини, спи… — бормочет он, видимо, Чонгуку, который, судя по всему, остался ночевать у своего парня этой ночью. — Это ужасно… это катастрофа… Я не должен был, я п-просто… идиот… Я идиот, Тэ… — говорит, вытирая стекающие слёзы. — Я проплакал в постели несколько часов… Х-хён только чудом не п-проснулся… Тэхён, что мне делать?.. — Я не понимаю, что у тебя произошло. Ты где сейчас? — Д-дома… — Так, это хорошо… Босс мини-мандаринка тоже дома? — Да… — Ладно, значит, он жив. У тебя ничего не болит, ты здоров, всё в порядке? — Я здоров… но я не в порядке… — Так что случилось, солнце, скажи мне? — Я… я х-хочу его… — Что?.. — спрашивает Тэхён, ожидавший каких угодно, но не этих слов. — Ты хочешь?.. — Да, хочу… — Так… ты плачешь, потому что хочешь заняться с кем-то сексом, что ли? — Не только… — А почему… почему ты просто не займёшься с этим человеком сексом? — Я не могу! — всхлипывая, восклицает Чимин. — Почему не можешь? Он натурал? — Нет… — Замужем? — Да, но… — Это проблема, конечно, но если он не счастлив в браке, то ничего страшного в том, что ты хочешь — нет. Займитесь сексом. — Нет, Тэ! — Он счастлив в браке? — Нет… Да… Я не знаю! — Да чей это муж?! — Мой! — восклицает Чимин, не выдержав. На том конце трубки раздается долгое понимающее «а-аа». — То есть, ты хочешь своего мужа? Тогда я вообще не понимаю, почему ты плачешь. — Не понимаешь?! — не верит своим ушам Чимин. — Да. Почему ты плачешь? Что в этом такого ужасного? — Что ужасного?! Я л-люблю, его, чёрт возьми, а он меня — нет! Что в этом ужасного, ты спрашиваешь?! — Так, про «люблю» речи не было! Это здорово меняет дело! Стой… нет, я ошибся: это никак не меняет дело. — Звонить тебе было ошибкой… — понимает Чимин. — Даже не думай отключаться, Пак Чимин! Я считаю, что твоя проблема не ужасная, потому что это правда так, окей? Её можно легко решить! — И к-как же? — шмыгая носом, спрашивает Пак. — Соблазни его. — Соб… что? — Соблазни его. — Соблазнить? А у меня получится? — Мин Юнги не бог, детка. Он просто смертный мужчина. У тебя получится, не беспокойся. Просто… будь сексуальной лапочкой. — Лампочкой?.. — Да где ты «лампочку» услышал? — поражается Тэхён. — В общем, помнишь, как ты соблазнял Джеика? Он же, давай будем откровенны, в тебя по уши сейчас влюблен. Проделай всё то же самое с президентом Мином. — Я не думаю, что это хорошая идея — делать всё то же самое… — Тебе лучше знать. Тогда разработай новый способ и приступай. Но не плачь, ладно? Это не конец света, всё будет хорошо. Ты такой ребёнок, честно говоря… — Спасибо, Тэ… Ты замечательный. — Всегда пожалуйста. А теперь я отключаюсь — мне надо ещё Чонгуку всё рассказать. Чимин ждёт, когда друг окончит звонок, а после, умыв лицо, возвращается в спальню. За то время, пока он общался с Тэхёном, успевает полностью взойти солнце. Пак перелезает на свою сторону кровати, а после вздыхает, когда раздается тихий голос мужа: — Почему ты плакал? — Тебе уже лучше? — спрашивает Чимин, переворачиваясь к Юнги лицом и встречаясь с ним взглядом. — Намного, — отвечает тот, смотря на Чимина нахмурившись, с беспокойством в глазах. — Так почему ты плакал? Я слышал всхлипы в полусне, но подумал, что мне показалось. Однако твоя подушка мокрая. — Это пустяк, — бормочет Чимин, переводя взгляд на окно. — Я поговорил с Тэ и понял, что причина того не стоила. — И всё же я хочу знать. Что случилось? — требует ответа Мин серьёзным тоном. — Я просто… испугался кое-чего. Подумал, что сильно облажался и испортил… всё, что только можно было. — Облажался на работе, что ли? — удивляется супруг. Немного подумав, Чимин, вернув взгляд обратно, отвечает: — В общем и целом — да. — Но всё нормально теперь? — спрашивают его. — Да. Я поторопился с паникой. Всё в порядке, хён. А теперь скажи… ты знаешь, отчего тебе могло стать хуже этой ночью? Тебе так плохо, по-моему, за всё время не было. — Я просто… — начинает Юнги, а потом садится в кровати, принимая очень беспокойный вид; Чимин садится вслед за Мином. — Только не ругайся, ладно? Я вчера… Нет, лучше сначала пообещай, что не будешь кричать на меня. — Ладно… обещаю, — неуверенно произносит Чимин, пытаясь представить, что такого мог учудить муж. — Как только ты уехал… я поехал следом, — расплывчато признается тот. — Что? — Чимин глупо моргает, пытаясь понять сказанное. — Прямо за тобой, — медленно и вкрадчиво произносит Юнги. — Ты… — до Чимина наконец доходит. — Поехал, да. — На работу… — произносит он, еле сдерживаясь, чтобы не заорать. — Туда, да. — Ты… — Чимин нервно выдыхает, готовый придушить мужа. — Ты обещал не кричать. — Ты… — произносит он, не в силах подобрать слов. — Только не кричи. — Ты… знаешь что, Мин Юнги? Мне срочно нужно позвонить Тэхёну и взять кое-какие слова назад. ТЫ КАТАСТРОФА! — не выдерживает Чимин и повышает голос. — Напоминаю: ты обещал не кричать на меня. — Ты с ума сошёл?! С ума сошёл, спрашиваю?! На работу?! В таком состоянии?! Неудивительно, чёрт возьми, что ночью ты чуть ли не умирал! Что ты вообще забыл на работе?! — Я просто слегка обиделся… что ты уходишь… — Это твой мозг на тебя обиделся! Я не могу не пойти на работу — мы с тобой, чёрт возьми, возглавляем целую компанию, у которой сейчас непростые времена! Боже, я просто не могу поверить… И ведь я был прав, это ты там кашлял! Я твой чёртов кашель из тысячи узнаю! А твой секретарь тоже хорош, однако! Быстро вы с ним спелись! — Чимин… — Ты просто… чудовище! Ты чудовище, Мин Юнги, тебе просто нравится издеваться надо мной! Мин округляет глаза от подобного заявления. — Ух ты… Удивил. Я чего-то ещё о себе не знаю? — Ты бесчувственный тупологовый идиот! Я уважал тебя, считал любое твое слово гениальным, а ты!.. Ты как малолетка обиделся, что тебя оставляют одного! — Не отрицаю. — Ты так!.. Ты так!.. Ты так испугал меня этой ночью, чёрт тебя дери! Ты весь горел, ты не мог стоять на ногах, ты весь трясся и… — Чимин, — Юнги накрывает рот мужа ладонью. — Тише, успокойся. Я осознаю свою вину перед тобой. И сейчас со мной всё в порядке, не злись. Я больше не стану заставлять тебя переживать за меня. Прекрати, не трать на меня нервы, — просит он, убирая ладонь. — Не переживай. — Да как я могу?.. — спрашивает Чимин, а потом вздыхает. — Но ты прав, я должен успокоиться. Я не… я не должен был кричать на тебя. То, что мы перешли на «ты», убрали эти глупые подушки, стали шутить вместе… не значит, что я имею право забыть об уважении и повышать на тебя голос… Я забыл свое место. Прошу меня простить. — Не неси чепухи, прошу. Ты можешь на меня кричать, можешь забыть об этом глупом уважении… Мы и так пять лет подряд вели себя как будто из стародавних времён вышли. Но сейчас мы становимся ближе и стираем постепенно границы дозволенного. Не знаю, как ты, а я рад этому. — Я тоже рад… — Я узнаю тебя лучше, и мне все твои стороны нравятся, Чимин. Даже та, которая только что орала на меня. — Мне, признаться, не очень нравится твоя глупая сторона… — бормочет Пак. — Я люблю, когда ты гений Мин Юнги, а не идиот Мин Юнги. Мин смеётся, услышав слова супруга. — Отныне я больше не буду глупым Мин Юнги, если он тебе не нравится. — Не нравится. — Тогда я постараюсь его никогда не показывать. Только умного, — обещает Мин, трепля блондинистую шевелюру супруга. Чимин улыбается, невольно толкаясь головой в чужую ладонь и чувствуя приятный трепет в груди. Солнце постепенно озаряет комнату своим светом. Юнги улыбается ему нежно, и Чимину больше не кажутся его чувства к супругу такими ужасными и неправильными. Он даже понимает вдруг, что они — самое правильное, что есть в этом мире, потому что для Пака влюбленность в Мина с самого начала была лишь вопросом времени.6.
21 сентября 2021 г. в 06:25
Чимин приходит домой уставший, но не так сильно, как вчера. Сложилось впечатление, будто за сегодня он выполнил дел больше, но в то же время работы он точно сделал столько же, сколько и в предыдущий день. Будто кто-то незаметно помогал ему с решением проблем… Но этого точно быть не может, ведь Юнги сегодня весь день был дома, а всех сотрудников он запряг по полной и точно знал чем. Разувшись, Чимин проходит в гостиную, с удивлением замечая сумку мужа на диване. Наверное, что-то в ней искал, но что ему могло вдруг понадобиться в рабочей сумке — Чимин мог только догадываться. Пройдя в спальню, Пак тут же ищет глазами супруга и обнаруживает того спящим на краю постели.
Он становится на колени у кровати и, всматриваясь в бледное лицо мужа, тянет руку к его волосам. Либо Чимину кажется, либо Юнги бледнее, чем… Погодите, это что, гель? Чимин хмурится. Почему у Юнги гель в волосах? Он делал укладку? Неужто выходил куда-то? Или экспериментировал с новыми причёсками? Решив, что будить мужа ради допроса он не станет, Чимин встаёт с колен, чтобы снять наконец рабочий костюм и пойти, приготовить себе какой-нибудь ужин. Конечно, он всё же надеялся, что Юнги ему что-то состряпал, но холодильник впервые за долгое время оказывается почти пуст. В итоге Пак ужинает хлопьями с молоком.
Вернувшись в спальню, Чимин снова садится на колени у кровати, чтобы посмотреть на лицо мужа, которое, как он подметил раньше, и вправду было бледнее обычного. Чимин вздыхает: болезнь и вправду затянулась, раз даже почти белоснежный Юнги умудрился стать ещё бледнее. Надо будет вывести хёна на прогулку, раз ему получше — свежим воздухом полезно дышать. Чимин снова запускает руку в чёрные пряди, расчесывая их пальцами и чувствуя странную дрожь в груди при взгляде на Мина. Чимин определенно испытывает к нему больше нежности, чем раньше, его отношение изменилось… но в какую именно сторону?
Чимин переводит взгляд на бескровные губы хёна, задерживаясь на них. Подносит к ним руку и оглаживает большим пальцем сухую кожу потрескавшихся губ, мысленно спрашивая себя, что он творит. Будто вынырнув из толщи воды, Чимин приходит в себя и резко отдергивает ладонь. Ругая себя всеми возможными словами, Пак выключает свет и залезает в постель, укладываясь у самой стены — подальше от хёна. Чувствуя жар, распространяющийся по щекам, Чимин пытается стереть из головы образ чужих губ. Он напоминает себе, что это губы его многоуважаемого супруга, поэтому ему нельзя о них думать… Но после в памяти всплывает оголённый торс, большие ладони, украшенные синими венами, хриплый голос, вызывающий трепет, и Чимин, чертыхнувшись, ударяет себя по щекам, чтобы прекратить думать вообще.
Спустя минут пятнадцать внутренней борьбы со своим пошлым мозгом Чимин всё-таки отдается накатывающей дрёме.
Хотя отдаться ему хотелось кое-кому другому.
Отогнав последнюю пошлую мысль, Чимин засыпает.