Наивность

Гермиона не затрагивает тему разговора Блейза с Северусом, когда приходит на работу. Она вообще никакие темы, касающиеся своего мужа, с ним не поднимает. Он спрашивает, удалось ли ей подумать над его предложением по поводу дополнительных курсов в маггловском университете, но она отвечает уклончиво. У нее нет ресурсов думать об этом. Все ее мысли крутятся вокруг ее разговора с Северусом с утра. Гермионе хочется забыть его, забыть и никогда больше не вспоминать. Слезы осознания произошедшего душат ее двенадцать минут, пока она сидит в своей комнате возле наглухо закрытой двери, зажимая рот руками. Она не может переварить услышанное. Не может, пусть и старается. Северус наблюдал за тем, как умирает его жена, но ничего не сделал. У Гермионы в тот момент не хватает сил подумать о том, что именно вынуждает его бездействовать, потому что тяжелый груз правды давит на плечи слишком сильно. Гермионе приходится использовать несколько заклинаний, чтобы привести себя в порядок, а после без колебаний выйти из комнаты, потому что она опаздывает. Девушка решает для себя, что проигнорирует любые его слова и действия, если он посмеет что-то ей сказать, но это решение оказывается бесполезным. В доме уже никого нет, сегодня он уходит на работу раньше нее. Гермиона почему-то испытывает непривычно давящую пустоту в доме, когда его нет. Ей бы радоваться, что они не пересекаются после таких откровений, но на душе у нее неспокойно. Гермионе хочется видеть его в этот самый момент, и она сама не понимает, почему именно. Блейз ведет себя крайне тактично и темы вчерашней вообще не поднимает. Они вливаются в работу почти сразу, он лишь напоминает о том, что затягивать с ответом не стоит, уже первый месяц зимы, в апреле необходимо отправить подготовленный пакет документов в университет, собирать который нужно довольно долго. Девушка кивает и обещает подумать. Она пока не думает. Много дней проходят чудовищно медленно и бессмысленно. Гермиона не разговаривает с Северусом, не ужинает с ним, не пересекается с утра и вечером. Она иногда видит, как он идет на кухню, порой замечает, когда он закрывает дверь своей спальни, но не видится с ним напрямую. Он не ожидает ее в одиннадцать тридцать в своей спальне все выходные и всю рабочую неделю. И Гермионе бы радоваться этому, но… Этого не происходит. Все свое свободное время после работы она посвящает Дейзи. От девчонки она почти не отходит, пропитывается ее простотой и искренностью. Ее жизнелюбием и детской наивностью. Порой Гермиона испытывает белую зависть. Дейзи не видит того, что происходит в доме, не понимает. Она не задумывается о том, что может быть не так между Гермионой и папой, да ей и нет никакого смысла об этом думать. Она маленькая, она счастливая. У нее есть папа, есть чудесная Гермиона и Моди, которая читает ей сказки. Гермиона не хочет, чтобы Дейзи взрослела. Так тянется еще одна неделя, но в четверг Гермиона понимает, что не выдерживает. Уложив Дейзи спать, она выходит из комнаты и сразу направляется вниз по лестнице. В правое крыло дома девушка больше не смотрит. Не может смотреть. Да и в доме ей находиться после заката невыносимо. Если днем Дейзи еще может ее отвлечь от чудовищных мыслей, ночью Гермионе почти физически плохо. Она входит в камин и надеется, что подруга не обманула ее с обещанием. — Я схожу в магазин, ладно? — встает Гарри с места. Джинни поднимает задумчивый взгляд от книги, прервав чтение. Поздним вечером они с Гарри берут за привычку проводить время вместе. Иногда они смотрят фильмы, выходят на прогулку или просто сидят вместе в гостиной с хорошей книгой. Отношения не обязывают двух людей всегда пребывать в бесконечном общении, совершенно нормально просто посидеть вместе и помолчать. Это дорогого стоит. — Захватишь сливочное масло и красной рыбы? — просит она. Гарри улыбается и, склонившись, нежно целует жену, убрав ей за ухо густую прядь. — Конечно, — соглашается он. — И грибов, — напоминает она. — Без проблем. — И… — Я возьму все, как обычно. Самую странную продуктовую корзину из всех возможных, — снова целует он Джинни. — Даже клубнику. Джинни улыбается, закусив нижнюю губу, и с бешеной нежностью смотрит на Гарри. Мерлин, она так сильно любит его, что даже не может выразить это словами. Пожалуй, спустя почти пять месяцев после свадьбы Джинни может с уверенностью сказать, что влюбляется в него только сильнее. — Люблю тебя, — выдыхает она. — Оденься потеплее, там вьюга на улице, — и опускает взгляд в книгу. — И я тебя. Хорошо. Гарри выходит из дома, закрыв за собой дверь, а Джинни подгибает под себя ноги, усевшись ровнее, и перехватывает книгу, снова загребая в ладонь горсть орехов. Девушка прекрасно знает, что после решающих матчей можно снова дать слабину в жестком питании, поэтому не стесняется съесть лишнюю порцию, потому что уж очень хочется. За окном разгуливается непогода. Первая метель в этом году приходит в начале декабря, что странно. Стекла в рамах чуть дребезжат, давая тем самым понять, что непогода только усиливается, но кому до нее какое дело, если в доме тепло и уютно. Она гоняет жареный миндаль за правой щекой и чуть ее не прикусывает, когда вздрагивает от вспышки огня в камине. Джинни резко оборачивается и расширяет в изумлении глаза, закрывая книгу. — Гермиона? — не может поверить она в то, что видит. Подруга выходит из камина и отряхивает домашний легкий костюм, опустив голову. Джинни бросает обратно в тарелку орехи и, оставив книгу на столике рядом, вскакивает с места, тут же ретируясь к подруге. — Почему ты так поздно? — тревожится Джинни. — Что-то случилось? Она видит, какая Гермиона бледная. Кажется, она немного потеряла в весе, уж слишком сильно выделяются у подруги скулы, да и щек почти не видно. Джинни обхватывает ее предплечья и старается заглянуть в глаза. — Гермиона?! — чуть трясет она ее за плечи. — Отвечай, что стряслось! Девушка поднимает взгляд. — Гарри дома? — бесцветно спрашивает она. — Нет, в магазин вышел, — смотрит она на входную дверь. — Вот буквально пару минут назад, — Джинни понимает, что задыхается от тревоги. — Гермиона! Девушка делает небольшой шаг назад, побуждая Джинни отпустить ее, и та слушается моментально, отпуская ее предплечья. Гермиона заводит за уши волосы и тяжело, с дрожью вздыхает, прикрыв на мгновение глаза, после чего идет к дивану и обессиленно на него садится, ссутулив плечи. Джинни терпеливо ждет. Ждет, пусть и знает, что такое молчание ни к чему хорошему не приведет. К тому же, Гермиона не держит осанку. Плохой знак. Она всегда ее держит, даже дома. Девушка поднимает взгляд. Гермиона не знает, что именно следует рассказать подруге, и стоит ли вообще говорить о том, что она теперь знает о том, как умерла ее дальняя родственница. Эта информация становится просто финальной каплей. Гермиона терпела этот брак. Терпела долго, несколько месяцев, но ничего, почти ничего не изменилось. Она не может находиться в этом доме, не может разговаривать с собственным мужем. Она как в клетке. Золотой клетке. — Не могу больше, — шепотом выдыхает она, глядя подруге в глаза. Джинни чувствует, как сжимается сердце от ее слов. Она говорит это так обессиленно, так устало и горько, что в глотке встает ком. Девушка делает шаг к подруге. Вопросов снова появляется столько, что гудит голова. — Ударил? — первое, что спрашивает Джинни, озвучивая самое страшное предположение. Гермиона качает головой из стороны в сторону. — Брось, — морщится она. Гермиону даже слегка поражает, что подруга это предполагает. Северус никогда бы не сделал этого. Джинни облегченно выдыхает. Не дай Мерлин он бы сделал что-то такое, она бы подняла на уши все, что только можно. Подруга делает еще шаг вперед и присаживается в кресло рядом. — Противен? — осторожно спрашивает Джинни. Гермиона смотрит на подругу. У нее не хватает слов, чтобы описать то, как ужасно она чувствует себя сейчас. Ей тяжело принять правду о прошлом Северуса, ей тяжело принять его самого, пусть она и старается. Она правда старается. Мыслей слишком много, они очень разные и безумно громкие. Гермионе не удается зацепиться ни за одну из них, она не может разобраться в себе, не может понять, как ей быть. Она запуталась, она устала думать, от всей этой жизни у нее раскалывается голова, провоцируя апатию, из которой она только-только сумела выбраться не без помощи Блейза, Джинни и, как ни странно, самого Северуса. Гермиона запускает пальцы в волосы и опускает вниз голову. — Я не знаю, — честно сознается она. Джинни облизывает губы, глядя в сторону. Ей тяжело видеть Гермиону такой. Что такое могло случиться за последнее время? Она же, кажется, только-только начинает расцветать в браке. Джинни надеялась, что все налаживается. Сейчас она так уже не считает. — Я же предупреждала, что пожалеешь, — срываются с языка Джинни слова, которые она не хотела произносить. — А ты ответила, что плевать. Однако кто скажет еще горькую правду, кроме лучшего друга? Гермиона молчит, не поднимая головы. Ей просто дышится легче в стенах дома лучших друзей, чем в своем собственном. Несмотря на то, что Джинни сейчас совсем не помогает, слушать ее голос куда приятнее, чем звенящую тишину дома все эти дни после отбоя. — Да, ты доказала всему магическому сообществу, что способна его заткнуть, но, — девушка недолго молчит, — не слишком ли дорого обошлось тебе это доказательство? Гермиона убирает назад волосы и смотрит на подругу. В глазах у новоиспеченной миссис Снейп стоят слезы. Она запуталась. Она устала. Ей так тяжело, что не выразить словами. Что же она делает со своей жизнью? Зачем она намеренно вошла в жизнь человека, который априори не должен был становиться ее частью? Как она глупа. Как глупа и наивна. Джинни встает с места и присаживается возле подруги, опуская ладони на ее колени. — Что он сделал с тобой? — рассматривает она лучшую подругу. — Я тебя совсем не узнаю. Гермиона смотрит в золотисто-карие глаза Джинни, наполненные искренней тревогой, и не совсем понимает вопроса. Она хмурится. — Рон? — почему-то спрашивает она. Джинни вскидывает брови. — Нет же, — качает она головой, — я говорю про… Стук в дверь вынуждает их обеих подскочить. Джинни оборачивается, глядя назад, Гермиона также смотрит на входную дверь. Девушка сводит брови. Может, из-за плохой погоды Гарри решает отложить поход в магазин и вернуться обратно? — Это Гарри, — спокойно произносит Джинни, поднимаясь с места. — Ключи, наверное, забыл. Я сейчас. Девушка поправляет штаны и идет к двери, после чего, повернув ключ, дергает ее на себя. Джинни замирает на месте. Видимо, Гарри решает все же сходить в магазин, потому что на пороге стоит вовсе не он. Джиневра воинственно расправляет плечи. — Миссис Поттер, — кивает Северус. Джинни переминается с ноги на ногу, вздернув подбородок. — Мистер Снейп, — холодно, но учтиво отзывается она. — Чем могу помочь? Мужчина бросает взгляд вглубь дома, но Джинни сразу ограничивает его возможности, прикрывая дверь и вставая вплотную к дверному косяку. От Северуса пахнет морозом. Он что, добирался сюда на своих двоих? Камин же работает, черт возьми. На худой конец существует трансгрессия. — Гермиона, — сглатывает мужчина; кажется, он действительно бежит сюда, — она здесь? Джинни хмурится сильнее, глядя на него. Да, она старается принять Снейпа, закопать топор войны и начать воспринимать его нейтрально, потому что ее лучшая подруга выбирает его в спутники своей жизни. Сейчас, зная состояние Гермионы, Джинни не может позволить ему войти. Топор войны девушка снова выкапывает. Что бы он ни сказал, что бы он ни сделал: она видит в нем лишь причину бесконечной тоски близкой подруги, которая с каждой новой неделей все сильнее от нее закрывается. Гермиона не рассказывает лучшей подруге и половины того, что происходит у нее в браке. — Даже если и так, — ледяным тоном произносит она, — что с того? — Я могу с ней поговорить? Северус остается вежливым, несмотря на то, что видно, как воинственно Джинни настроена против него. — Не думаю, — качает она головой, на мгновение обернувшись назад. — Боюсь, мне придется настаивать, — чеканит он и чуть толкает дверь, намереваясь войти. Потеряв бдительность, Джинни беспомощно делает несколько коротких шагов назад, зацепившись за дверь, когда та открывается, и незваный гость входит в дом. Джинни в мгновение ока заводится. — Мистер Снейп, — рявкает она, — я не давала вам позволения войти в мой дом! Северус ее не слушает, не обращает внимания, когда она говорит что-то еще, лишь следует в гостиную, потому что еще с порога слышит аромат духов Гермионы. Он останавливается на пороге, понимая, что Джиневра вот-вот доберется до него, но дальше ступить почему-то не может. Не может, потому что Гермиона сидит на диване в нескольких метрах от него, сжимая хрупкие кулаки на коленях и глядя на него своими огромными, блестящими глазами, широко распахнутыми от изумления навстречу ему. Когда он сидит этим вечером у себя в комнате в одиночестве и в сотый или тысячный раз обдумывает, как он скажет ей о том, что правду о своем прошлом он не говорил ни одной живой душе, не считая Риты, память которой он о том интервью благополучно стирает не без помощи обливейта, он осознает, что слова Гермионы, пусть и жестоки, зато правдивы. Он струсил в тот день. Он испугался увидеть смерть зеленых глаз. Испугался быть отцом. Испугался тайны, связанной с состоянием Мелоди. В тот миг было столько мыслей. Так много, много мыслей, что они парализовали его. Он убил Мелоди своим бездействием, но это лишь взгляд с одной стороны. На самом деле в этой ситуации их было несколько. И только Гермиона сама сможет их понять, когда разложит все мысли по полкам. Он не сможет ей объяснить так, чтобы это не выглядело оправданием. Северус хочет дать ей понять это, но, когда выходит из комнаты, понимает, что девушки дома нет. Он впервые за все это время чувствует оглушающую пустоту внутри. Он успевает привыкнуть к ней в своем доме. К ее запаху, ее тихой походке, маленькой привычке оставлять по всему дому резинки для волос. Он осознает в тот момент, что без нее этот дом слишком большой и пустой. И что ему тяжело оставаться здесь без нее. Поэтому он и трансгрессирует к Поттерам, только из-за плохой погоды и неверной концентрации его отбрасывает на пару миль в сторону, и по метели приходится идти на своих двоих, потому что не остается иного выхода. И вот он стоит здесь, в этой комнате, смотрит на нее, а сказать ничего не может. А вопросов так много. Так много. Он и злится на нее за то, что она уходит, но не предупреждает его, хотя он просил ее об этом, и печалится, что за столько времени они никак не могут прийти хоть к какому-то пониманию друг друга. Он открывается ей, а она закрывается от него. Почему все так сложно? — Не смейте трогать ее, — вихрем подлетает к нему Джинни, просверливая в профиле лица мужчины дыры. Он, в свою очередь, без конца смотрит на Гермиону, которая по-прежнему смотрит на него в ответ. — Даже в мыслях не было, миссис Поттер, — не глядя на девушку, произносит он. Северус делает два несмелых шага вперед. Джинни синхронно делает это с ним, сжимая руки в кулаки. Джинни может и вдарить, если того потребует ситуация. Она — девушка боевая, ни на статус, ни на возраст, ни на положение смотреть на станет. За друзей Джинни горой. Костьми ляжет, если придется. Особенно за Гермиону. Северус все еще неотрывно смотрит на Гермиону. Взяла и сбежала из дома, а до этого столько дней отмалчивалась. Дейзи когда убегает из архива в Министерстве, хотя бы извиняется потом за это и сразу оказывается настроена на разговор. — Вы ведете себя порой, — начинает он, — как ребенок… Гермиона смотрит на него в ответ. В голосе Северуса нет холодности и чопорности, которые обычно всегда присутствуют в его речи. Гермиона обращает внимание, что он говорит с ней не так, как с Джинни. Незнакомые нотки слышатся в его тембре. Это что… Тоска? — Так она и не особо взрослая, мистер Снейп, — скрестив руки на груди, произносит Джинни холодным тоном. Хотя девушка и опускает едкие комментарии, потому что хочет защитить подругу, пусть и не знает, от чего именно, они оба, находясь в одной комнате, выглядят сейчас так, словно Джинни здесь нет. Девушка смотрит сначала на Северуса, затем на Гермиону. Она замечает, как они смотрят друг на друга. В этих взглядах есть что-то такое, что понятно только им двоим. Они словно разговаривают, не размыкая губ. Это что-то совершенно новое, Джинни никогда не замечала, чтобы Гермиона хоть раз так смотрела на ее брата. Что же происходит в их доме за закрытыми дверями? Почему они стали оба так друг на друга похожи? Северус делает еще шаг вперед. — Что я делаю не так? — Откуда в его голосе столько тоски? Гермиона чуть сжимает на коленях руки и смотрит в темные глаза своего мужа. Он впервые задает такой вопрос. Он впервые старается понять, почему у них ничего не получается, задавая вопрос вслух. Джинни этот вопрос также заводит в тупик. Она даже не находит в себе силы что-то съязвить. Джинни смотрит на Гермиону. У той в глазах слезы кипят, но она не позволяет себе дать им волю. Джинни поражает всё, что она видит. Кажется, не только Северус что-то сделал с Гермионой, но и она что-то сделала с ним. Гермиона молча смотрит на него. Северус защищает ее на свадьбе Джинни и Гарри, он затыкает рот Пророку, хотя на тот момент Гермиона никем ему не приходится. Северус делает так, чтобы магическое сообщество замолчало. Они связывают себя узами брака. Северус приводит ее в свой дом, показывает свою жизнь. Чопорную, холодную, штампованную правилами и порядками, но жизнь. Он рассказывает ей о своей дочери. Северус открывает ей двери в свое прошлое. Сознается в связях прошлого, пусть ее они и не касаются. Рассказывает о том, о чем никому никогда не рассказывал. О покойной жене. А она сбегает в середине ночи в дом к лучшей подруге, пусть и понимает, что ничего не сможет ей рассказать. Гермиона чувствует себя так паршиво, что не описать словами. Ей стыдно, ей горько. Ей жаль. Ей жаль. Северус не выдерживает молчания первым. — Идем домой, — он не требует. Он просит. Гермиона бросает взгляд на подругу, но Джинни сама пребывает в ступоре от всего, что происходит, поэтому лишь часто моргает, а после кивает подруге. Гермиона молча встает с места и направляется к камину. — Мы трансгрессируем, — произносит Северус, протягивая Гермионе руку. — В доме этого делать нельзя, — произносит Джинни не так грозно, как хотелось бы. И куда подевался весь запас моего гнева? — Я понимаю, миссис Поттер, — уже направляется он в сторону выхода. Гермиона просто следует за ним. Она знает, что он собирается сделать, поэтому сразу встает по правую руку от него. Джинни его намерений не знает, поэтому тут же хмурится, делая шаг вперед. — Там же мороз и метель, а она в домашнем костюме! — вспыхивает она. О, а вот и гнев! Вместо любого ответа Северус в то же мгновение снимает с себя мантию, с внутренними пуговицами которой возился мгновением ранее, после чего поворачивается к Гермионе и аккуратно надевает на нее плотную накидку, сохранившую тепло его тела. Гермиона опускает взгляд и непроизвольно глубоко вздыхает, когда его запах мягким облаком окутывает ее тело. Северус застегивает на ней мантию, а она смотрит на его сильные руки и пуговки сюртука, вслушиваясь в только-только восстановившееся дыхание своего мужа. Оказывается, ей становится спокойнее, когда он рядом. Это открытие поражает. Такого не было раньше. Несколько дней разлуки и отсутствия общения так повлияли? Не видеться столько времени, проживая под одной крышей. Это просто смешно. — Увидимся, Джинни, — хрипло из-за долгого молчания произносит Гермиона, чуть кашлянув. Девушка, до того момента внимательно за ними наблюдавшая, непонимающе приоткрывает рот. Она почему-то не испытывает теперь тревоги за подругу. Взволнованность есть, но это другое. Джинни видит, что Северус… защищает Гермиону? — Да, пиши, если что, — отзывается она, скрестив на груди руки. Они скомкано прощаются по второму кругу, потому что нормы поведения Северус соблюдает и также откланивается, после чего он протягивает Гермионе согнутую руку, когда они выходят во двор. На улице страшно темно и бушует первая метель этой зимы, не собираясь сходить на нет. Северус морщится от кристаллических льдинок, летящих в лицо, и прикрывает рукавом рубашки лицо. Он чуть поворачивается к Гермионе. — Держись крепче, — старается перекричать он шум ветра. Девушка кивает и непроизвольно сжимается возле руки Северуса, закрывая глаза. Он слегка опускает голову, глядя на нее. Холод уже не беспокоит его, внезапное тепло молодой волшебницы пробуждает жар где-то глубоко внутри. Северус вздрагивает от этого чувства. Что это со мной происходит? Может, я заболел? Наверное, это и сыграло роль в том, что происходит дальше. Северус настраивается не на ту волну, думает о местоположении недостаточно четко, поэтому, трансгрессировав, они не попадают внутрь поместья, их отбрасывает магический барьер ворот, не позволяя войти. Северус с размаху падает навзничь на спину, раскинув руки по сторонам. Снега успевает намести достаточно, он смягчает удар. Кажется, он ударяется затылком, но собственные неурядицы беспокоят его в последнюю очередь. Он тут же вскакивает на ноги. — Гермиона! — в ужасе вскрикивает он, подбегая к ней. — Гермиона, вы целы?! Девушка морщится, лежа с закрытыми глазами. Кажется, зимняя мантия смягчает удар вкупе с небольшим сугробом, поэтому она едва слышно согласно мычит. Северус отряхивает ее от снега и взмахивает палочкой, открывая ворота. — Прости меня, — шепчет он, когда подхватывает ее и берет на руки. — Я виноват. Он прижимает ее к себе и следует к дому. Гермиона обнимает его одной рукой за шею, прижимаясь ближе, и держит глаза закрытыми. Она не ударилась, только слегка напугалась, но она позволяет ему прикоснуться к себе, потому что странное желание оказаться в его руках затмевает все прочее. Да что со мной происходит? Несколько дней назад мне было тошно находиться с ним рядом. Гермиона непроизвольно сжимает теплую кожу его шеи, чувствуя мягкие темные волосы под пальцами. Она вспоминает день свадьбы, когда он также нес ее на руках. С того дня прошло несколько месяцев, и сейчас Гермиона чувствует разницу. Ей хочется зайти в дом. Ей хочется, чтобы Северус держал ее в своих объятиях. Он несет ее на руках на второй этаж и колеблется, когда останавливается возле двух комнат, находящихся напротив друг друга. Северус смотрит сначала на свою дверь, а после на дверь ее спальни. Он думает не так долго, но вскоре морщится, покачав головой, и локтем открывает дверь спальни девушки. Моди появляется тенью возле него мгновением позже. — Хозяин, чем я могу служить? — учтиво спрашивает шепотом она. — Горячего успокаивающего чаю и ванную для моей жены. Срочно, — четко произносит он. Гермиона слышит его слова, и от этого волосы на руках непроизвольно встают дыбом. Он никогда не называл ее своей женой. Вслух и при ней, если быть точным. Неожиданное обращение не пугает, ей даже приятно слышать это. Северус усаживает ее на постель. — Сидеть можете? — негромко спрашивает он. Гермиона в тепле довольно скоро приходит в себя и смотрит в обеспокоенное лицо Северуса, освещаемое пламенем свечей на ее прикроватной тумбочке. — Конечно, — спокойно замечает она. — Я не беспомощна. Можно было сказать и мягче, но Гермиона так отвечает непроизвольно. Кажется, ее наблюдения не ошибочны. Она все чаще показывает свой характер и все больше походит на собственного мужа. — Я бы никогда вас такой не назвал, — замечает он. — Позволите помочь? Он указывает на влажную от растаявшего снега мантию, и Гермиона, на мгновение глянув на нее, снова смотрит на Северуса, после чего кивает. Он расстегивает внутренние пуговицы сам, его руки едва дрожат. Гермиона замечает это. Повинуясь внезапному порыву, она прикасается к его холодным рукам своими. Гермиона впервые чувствует, что собственные ладони у нее прохладные и сухие. Либо она хорошо приложилась затылком после неудачной трансгрессии, что в голове все смешалось, либо она впервые чувствует некоторое подобие… комфорта? — Я сама, — коротко произносит она, глядя ему в глаза. Ее руки мягкие и хрупкие. Кажется, если сжать их слишком неосторожно, он сломает их, как крохотную фарфоровую фигурку. Темные радужки мужчины блестят от света свечей. Он лихорадочно смотрит то в один ее глаз, то во второй, никак сконцентрироваться не может. Не может, потому что в первое мгновение после падения его чуть было не парализовала мысль о том, что он может потерять ее. Это причинило ему почти физическую, больно пульсирующую за ребрами боль. Он бы этого себе не простил. Не простил никогда в жизни. — Хорошо, — также коротко отвечает он, продолжая сидеть возле нее. Гермиона копается с пуговками на мантии, опустив вниз голову, и не знает, что Северус смотрит на нее. На неглубокую морщинку между ее сосредоточенно сведенных аккуратных бровей, на ресницы, которые отбрасывают едва заметные тени на ее щеки, на покрытые бледными поцелуями солнца крылья носа. Так прекрасна. Гермиона расстегивает пуговицы до конца и снимает с себя мантию, опустив влажный материал на колени. Когда она снимает ее, запах одеколона от его мантии снова окутывает ее коконом. В какой-то момент ей хочется остаться в этой полутьме и этом аромате. Кажется, головой она и правда хорошо ударилась. Она протягивает ему мантию. Северус принимает ее, едва коснувшись подушечкой большого пальца ребра ее ладони. В полутьме комнаты они сидят вдвоем в тишине, пока за окном бушует непогода. И слов почему-то нет. Никаких. Все они куда-то исчезают. Словно остаются за пределами поместья на том самом месте, куда они падают. — Гермиона, — внезапно произносит он, глядя на нее. Девушка вопросительно вскидывает брови. Она даже не замечает, что впервые так расслаблена, что сидит, как нормальный человек, слегка сгорбившись. Неужели ей правда сейчас комфортно с ним? Гермиона не замечает и второй странной вещи. Северус впервые в ее спальне. Он сидит возле ее постели на корточках, не отрывая взгляда. Гермиона понимает в какой-то момент, что не хочет спать одна. Эта мысль появляется внезапно. Останься со мной. Северус все еще смотрит на нее, сказать что-то пытается, но тут дверь в комнату открывается, и на пороге появляется Моди с подносом. Гермиона отводит взгляд, Северус тоже. Он поднимается на ноги, но про мантию, которую она ему протягивает, забывает, направляясь к двери. — Доброй ночи, Гермиона, — посмотрев через плечо, произносит он. Девушка кивает. — Доброй, — глядя ему вслед, отзывается она. — Моди, проследи, чтобы Гермионе всего хватало. — Конечно, хозяин, — тут же кланяется она. Только когда дверь за ним закрывается, Гермиона понимает, что делает осознанный вдох. Ох, Мерлин, что это со мной? Надеюсь, я не простыла. Чтобы избежать любой простуды, Гермиона просит Моди оставить чай на столе и направляться спать, а сама принимает ванну, выпивает две горячих чашки залпом и ложиться в постель. Травяной чай, видимо, обладает сонным эффектом. Несмотря на все пережитые ситуации последних недель, Гермиона чувствует небывалое спокойствие и проваливается в сон довольно быстро. Она смотрит на пустую подушку рядом с собой и перед тем, как заснуть, в сознании мелькает внезапная мысль. Я устала спать одна в такой большой постели. Наутро она просыпается посвежевшей и отдохнувшей. Опасения по поводу возможной простуды оказываются напрасны. Она быстро собирается, снова не завтракает дома и выходит из комнаты. Не зря говорят, что утро вечера мудреней. Сейчас она не хочет пересекаться с Северусом, поэтому, не оборачиваясь, сразу идет на кухню и входит в камин, исчезая в пламени. Блейз опаздывает, и это хорошо. Гермиона успевает поправить макияж, поставить разогреваться кофемашину и морально настроиться к его приходу. Пророк она уже пролистывает, чтобы ознакомиться с последними новостями. Ничего интересного. — Доброе утро, золотая девочка, — харизматично улыбается Забини, когда появляется в камине. Девушка ставит сливки в холодильник и подходит за готовым кофе. — Я просила так не называть меня, Блейз, — замечает она. — Да брось, ты же золотая, — криво улыбается он, когда она протягивает ему кофе. — Спасибо. Гермиона никогда не рассказывает о личной жизни и предпочитает не интересоваться чужой, поэтому, наверное, им с Забини довольно просто найти общий язык, потому что он придерживается той же позиции. Они заговаривают на какую-то отдаленную от работы тему, чтобы морально подготовиться к началу дня. Когда Блейз вскидывает руку, чтобы посмотреть на часы, Гермиона сразу встает с места следом за ним. Пора начинать работать. Блейз открывает дверь своего кабинета, потому что они всегда так делают, после чего на мгновение оборачивается. — Гермиона? — зовет он. — Да? — реагирует девушка, оставляя в мойке пустую чашку босса. Блейз ожидает, пока она повернется, но что-то ему подсказывает, что сделает она это только после того, как он скажет заветные слова. — По поводу ужина, — сразу решается он. — Завтра в ресторане на углу двенадцатой и семнадцатой. Как идея? Гермиона действительно оборачивается с распахнутыми глазами. Она до последнего считает, что он предлагает это тогда забавы ради. Она даже забывает о его предложении до этого момента. Неужели он правда этого хочет? — Хорошая, — несколько раз кивнув, отзывается она. В глубине души идея Блейза кажется ей просто странной. — Отлично, — сияет он белозубой улыбкой. — Забронируешь стол? На шесть вечера. — М, — на мгновение задумывается она, — да, конечно. Забини кивает и скрывается в кабинете, сразу хватая в руки по телефону и снимая с них беззвучные режимы. Он дает Гермионе полчаса от начала рабочего дня, чтобы та забронировала стол и написала Джинни. Гермиона справляется за двадцать минут, и серая птица взмывает вверх с карниза их офиса. — Леди, активнее выпады! — командует Джинни, прихлопывая в ладоши. — Держим ритм! Раз, два! Линда, я тебе считаю или кому?! Команда разогревается перед тренировкой максимально продуктивно, чтобы разбудить все мышцы. Зимний период — не подарок, но игры отменяют только из-за сильного снегопада или бури, поэтому две следующие игры, которые пройдут в ближайшие два месяца, обязательно надо провести так, чтобы попасть на первую полосу Пророка. — Активнее, я сказала! — Джинни, — появляется закутанная мерзлячка из офиса рядом с Джинни, запыхавшись от быстрой ходьбы. Девушка оборачивается, смахнув с огненного высокого хвоста несколько налипших снежинок, и смотрит на секретаршу. — Что такое? — Тебе письмо пришло, — протягивает она ей конверт. — Спасибо, Конни, — принимает она его, — возвращайся в здание, для тебя тут слишком холодно. — Спасибо, Джинни! Секретарша тут же хрустит по снегу в сторону офиса, а Джинни, смахнув снежинки с бумаги, смотрит на адресата. Письмо от Гермионы. Может, что-то серьезное стряслось? Они вчера с Северусом уходят в метель на улицу трансгрессировать вместо того, чтобы воспользоваться камином. Глупости какие-то придумывают. Гарри, когда возвращается и слышит о том, что произошло, вообще впадает в ступор, злится немного и даже расстраивается. Он давно не видел Гермиону, а такую возможность встречи упускает. Джинни качает головой и разворачивает письмо. — Чего она там зависла? — спрашивает ловец, делая приседания. Линда с раскрасневшимися от упражнений щеками, также приступающая к приседаниям, смотрит на капитана и жмет плечами. — Не знаю, — запыхавшись, отзывается она. — Спроси сам. Парень оборачивается. — Джинни! — зовет он. — Мы метлы можем уже в руки брать?! У меня все мышцы горят. Девушка вчетверо сворачивает лист так, словно там написано что-то из рук вон страшное, потому что от лица капитана отливает вся кровь. Непонятно, что там за новости, но ловец уверен, что они не особо хорошие. — Так, тебе еще подход на десять отжиманий от лавки за разговоры, Руди, — строго произносит она, возвращаясь в образ сурового капитана, — остальные за метлами! Руди стенает, но идет к лавке, остальные участники команды выполняют новый приказ капитана. Только когда все отворачиваются, Джинни трет лицо ладонями и шумно выдыхает, опустив руки на пояс. Содержание письма выбивает почву из-под ног, заставляет пульс стучать в глотке, а руки облачиться в перчатки холодного пота. Джинни решает все обсудить с Гарри прежде, чем принять или отклонить внезапный план на вечер субботы. До конца рабочего дня Джинни старается обо всем этом не думать, но получается не особо хорошо. Она даже ловит себя на мысли, что начинает грызть ноготь на большом пальце правой руки, но тут же одергивает себя за это. Она просто ждет, когда закончится этот день, чтобы вернуться домой. Гарри приходит с работы всегда в одно и то же время, поэтому она не удивляется странным звукам из камина гостиной. Только берет с собой чашку чая и, прожевав еще один крекер, на углеводную сладость которого она подсела, выходит к мужу, чтобы встретить его. — Привет, милая, — нежно целует он ее в щеку, приобняв за талию. — Ты вкусно пахнешь, — замечает он. Джинни усмехается. — Крекер с кунжутом и яблочный гель для душа, — целует она его в ответ. — Привет. — Ты уже пьешь чай? — снимает Гарри с себя пальто. — Ужинала? Джинни отрицательно качает головой. — Я не ужинаю без тебя, Гарри, — заверяет она. — Сходи в душ, я пока разогрею. Гарри расцветает на глазах. Обрадовать его совсем просто. Интересно, как он отреагирует на новость позначительнее. Джинни пока решает дать Гарри поужинать, чтобы воспринимать новости на сытый желудок. Так почти со всеми людьми работает. Голодный партнер — злой партнер. Джинни ставит две тарелки на стол и садится на стул, опустив ногу на ногу. Она, конечно, для Гарри другую новость уже неделю вынашивает, но пусть будет эта. Она уверена, что Гарри воспримет ее с энтузиазмом и полным спокойствием, а вот про нее сказать такого нельзя. — Вкусно как пахнет, — вытирая на ходу полотенцем волосы, замечает Гарри. — И когда ты все успеваешь? Он вешает полотенце на спинку стула и, потянувшись, целует жену в лоб. Джинни улыбается, растворяясь в его ласке. Гарри сразу садится и берет в руки вилку. Девушке отрадно смотреть на то, как Гарри души в ней не чает. Джинни не отличается спокойным характером. Сегодня у нее есть настроение готовить, а завтра будет пицца или что-то другое, что можно приобрести в доставке. Гарри такое устраивает, всегда устраивало, он даже сам иногда готовит. Она же его прекрасная девочка, Джинни не обязана стоять на кухне целыми днями и готовить всякие изыски. — Милый, на завтрашний вечер планы есть? — подождав, пока он съест добрую половину ужина, спрашивает она. Гарри с упоением жует и поднимает взгляд, на мгновение задумавшись. — Нет, кажется, — прожевав, отвечает он. — Есть идеи? Джинни делает глоток чая. — Да, есть одно интересное предложение, — начинает она издалека. Гарри с энтузиазмом кивает, слушая жену. Джинни всегда приятно, что Гарри смотрит на нее во время разговора. Полное погружение в любую дискуссию дорогого стоит. — Гермиона написала мне сегодня, что хочет поужинать с нами завтра вечером, — произносит она. Гарри радостно улыбается, вскидывая брови. — Это же прекрасно! — восклицает он. — Я так давно ее не видел! Прекрасная новость! Я только за! Джинни улыбается в ответ, хотя главный сюрприз еще впереди. Она делает еще глоток чая, после чего ставит чашку на стол и берет в руки вилку. — Она не одна нас зовет, — как бы невзначай добавляет она. Гарри сначала слегка хмурится, а затем замирает с вилкой в руках, глядя на Джинни. — Со Снейпом? — предполагает он. — Двойное свидание что ли? — Нет, — заверяет Джинни, — вовсе нет. Не Снейп, нет. Гарри облегченно выдыхает. Не готов он на двойные свидания такого типа. Он Гермиону-то толком не видел после замужества, а тут сразу в омут головой. Ему вообще пока крайне сложно представить ее замужем за бывшим деканом Слизерина. В голове не укладывается до сих пор, хотя несколько месяцев прошло. Он по-доброму завидует Джинни, что та Гермиону видит чаще, чем он. — С кем тогда? — спрашивает он, закладывая еще вилку ужина в рот. Джинни чуть морщится, копаясь в ужине. — Это… Блейз, — она безразлично жмет плечами, покачав головой, — Забини, кажется. Со Слизерина, помнишь? Гарри удивленно расширяет глаза. — Ничего себе, — кивает он. — Да, помню. Но он-то каким боком к нам причастен? Джинни зябко ежится, что выдает ее тревогу. Гарри бросает взгляд на окно. Закрыто. — Он сейчас замещающий начальник Гермионы, пока его отец в отъезде, — объясняет она, — а я общалась с ним в школе, когда… Джинни впервые чувствует себя уязвимо. Она ненавидит это чувство. — Когда мы год… Год с тобой не виделись, помнишь? — она снова хмурится, потому что эти воспоминания не приносят никакой радости. Она тогда боялась, что Гарри никогда в жизни больше не увидит из-за этой треклятой погони за крестражами. — Да, помню, — ему эти воспоминания тоже радости не доставляют. — Что ж, значит, мы все приятно проведем время. Конечно, мы сходим с ними поужинать, — улыбается он. Джинни кажется, что вечер следующего дня наступает настолько быстро, будто кто-то включает перемотку времени. Она специально валяется в объятиях Гарри до позднего утра субботы, только бы поменьше думать и побольше получить ласки от любимого. Джинни понимает, что Гермиона совсем ничего об этом не знает, потому что она ей не говорила. Никому она об этом не говорила, сама-то воспоминания заблокировала и не думала об этом целых пять лет. На встречу идти придется, даже если не хочется видеть одного из гостей. Джинни надевает коктейльное платье пудрового цвета выше колена с открытыми плечами и солнечным подолом, закручивает волосы в крупные волны, выбирает светлые туфли на каблуке в два дюйма, чтобы не быть выше Гарри, и делает себе легкий макияж. Она и в любые другие вечера выглядит с иголочки, но сегодня ей хочется выглядеть воистину по-королевски. Джинни любит внимание к своей персоне, она знает, что красива, и активно этим пользуется, потому что любит видеть восхищение во взглядах проходящих мимо. Самое главное для нее — в любом случае — видеть восторг в глазах Гарри. И ее радует, что это происходит и когда она с пучком волос и в домашних трениках, и когда она в элегантном платье с красивой прической. — Ты просто великолепна, — на выдохе признается Гарри, стоит ей выйти в коридор. Джинни, на ходу надевая сережки, улыбается широко и открыто. Каждая девушка бы отдала все на свете, лишь бы на нее смотрел ее любимый так, как смотрит на нее Гарри. Он никогда не скупится на комплименты, иногда даже ходит с ней по магазинам, если Гермиона не может, за что она его ужас как ценит. Джинни может с уверенностью сказать, что Гарри — ее человек. Часть ее самой. — Я готова, — берет она клатч в руки, — можем идти. Блейз открывает дверь автомобиля, помогая Гермионе выйти. Она вкладывает руку в его ладонь, когда он протягивает ей свою. — Спасибо, — улыбается она, поправляя платье. — Надеюсь, мы вовремя. — Пунктуальности тебе не занимать, золотая девочка, — смотрит он на часы. — Без пяти до начала брони. Гермиона чуть хмыкает, когда Блейз закрывает дверь автомобиля, и идет в сторону ресторана. Забини говорит номер брони, и хостес проводит их в необходимый зал. Миловидная девушка указывает им на нужный стол, и Гермиона сразу расцветает на глазах. Гарри и Джинни уже здесь. Она идет по направлению к ним, сияя улыбкой. Гарри замечает ее первой и тут же улыбается в ответ, поднимаясь с места. Гермиона приветствует Джинни поцелуями в обе щеки, Гарри едва может устоять на месте от нетерпения, пока ждет. — Гермиона! — весь светится он, заключая подругу в объятия. — Потрясающе выглядишь! Ох, я так давно не видел тебя! — обнимает он ее крепче. — Гарри, привет, — прикрыв глаза, Гермиона чувствует волны теплого спокойствия в его объятиях. Ох, как она скучала по нему! Джинни смотрит на Блейза с деланным спокойствием, но за ребрами сердце стучит от волнения быстрее обычного. Он изменился. Выше стал, вытянулся, одет с иголочки. Даже взгляд парня стал другим. Более осмысленным и взрослым. Почти шесть лет прошло, нечему удивляться. Друзья давно не виделись, Гарри и Гермиона уделяют друг другу максимум внимания, в это время Джинни делает несколько коротких шагов вперед и протягивает Блейзу руку. Он смотрит на нее не без восхищения и, чуть склонившись, целует тыльную сторону ее ладони, не отрывая взгляда от карих искрящихся глаз. Она стала еще красивее, чем была. Как такое возможно? — Джинни, — кивает он. — Здравствуй, Блейз, — сдержанно произносит она, заставляя себя улыбнуться. Без вина этот вечер ей не пережить, это точно. Гарри жмет Блейзу руку и чуть хлопает его по плечу. Для парней это первая и, наверное, последняя встреча, потому что в дальнейшем общении они оба, как им кажется, не заинтересованы. Цель Гарри на этот вечер — создать приятные воспоминания своей супруге и увидеть Гермиону. Забини для него, если честно, бесплатное приложение к столу, однако Гарри — парень тактичный, поэтому в разговорах этого вечера участвуют все. Найти общие темы для разговоров оказывается очень просто. Они говорят о работе, недвижимости, магии, учебе, путешествиях и киноиндустрии. Личные темы не затрагивает никто. Плюс этого вечера. Джинни старается поддерживать все разговоры, но то и дело ловит взгляд Блейза, хотя сама тут же свой отводит и делает небольшой глоток красного сухого. Джинни позволяет себе два бокала, от этого никакого вреда не будет. Ужин оказывается крайне вкусный, все первые блюда, десерты и напитки в этом заведении на высшем уровне. Спустя пару часов начинает играть живая музыка, и Гарри протягивает Гермионе руку, приглашая на танец. Та отвечает согласием. Общие разговоры — это, конечно, здорово, но она понимает, что Гарри с ней и наедине поговорить хочет. Они выходят на танцпол. Какое-то время они лишь молча качаются под музыку. — Выглядишь ты прекрасно, Гермиона, — первый начинает Гарри. — Я очень беспокоился за тебя, мы давно не виделись, — в его голосе сквозит тревога. — Скажи мне, правильный ли выбор ты сделала? Для меня это важно, ты же мой лучший друг. Девушка смотрит на друга. Правильный ли выбор она сделала? Она задает себе этот вопрос с того момента, как ее свидетельство о браке заламинировали с помощью магии, а ответ дать по-прежнему не может. Каждый раз появляются обстоятельства, которые влияют на ее ответ. Она чуть качает головой, поджимая губы. — Дай ему шанс, — внезапно произносит Гарри, понимая не сказанный вслух ответ. — Шанс? — переспрашивает она. Ее интересует ответ на другой вопрос, ответить на который сможет только Гарри. — Скажи, ты смог бы дать шанс тому, — она подбирает слова, — кто не смог спасти человека, когда у него была такая возможность? Гарри качается чуть медленнее, внимательно глядя на подругу и хмуря темные брови. Вопрос застает его врасплох, но он понимает, что конкретизировать Гермиона не станет, а додумывать самому ему не хочется. Если Гермиона не готова рассказывать, он не станет ее принуждать давать ответ. Гарри недолго думает. — Ты же дала мне шанс, — наконец отвечает он. Гермиона останавливается, непонимающе глядя на лучшего друга. — Седрик, — глядя на нее, произносит он. — Римус, Тонкс, Фред, Грозный Глаз… Сириус. Мне продолжать? Девушка задыхается словами. — Нет же, Гарри, это совсем другое. — Вовсе нет, — качает головой волшебник. Они так давно не говорили о последствиях войны, что каждое имя с болью отзывается на старых затянувшихся рубцах души. — У меня была возможность спасти каждого из них, если бы не обстоятельства, Гермиона, — он смотрит на подругу долгим взглядом. — Порой мы что-то не делаем не потому, что не хотим, а потому, что не можем, — он недолго молчит. — Каждый шаг меняет будущее. Одно обстоятельство сменяется другим. Гермиона сжимает губы. Гарри прав. Мерлин, он так невозможно прав! Если бы он спас Седрика, мог бы застрять на кладбище. Ринулся бы за Грозным Глазом, оказался бы в ловушке и был пойман. Если бы закрыл собой Сириуса в Министерстве… Нет, Гермионе тяжело даже думать об этом. — И ты давала мне шанс каждый раз, Гермиона, потому что знаешь меня. Знаешь причины моих действий и их последствия, — он с грустной улыбкой смотрит на подругу. — Так что и мужу своему тоже стоит дать шанс. Гермиона с благодарностью смотрит на друга. И если на танцполе все хорошо, потому что Гермиона получает наконец совет, в котором так нуждается, то за столом сидят два человека, которых связывает общее прошлое, и им советов никто не дает, а второй бокал красного сухого у Джинни почти заканчивается. — Ты потрясающе выглядишь, — первым нарушает неловкое молчание Блейз, глядя на девушку. Джинни открыто смотрит ему в глаза, иронично вскидывая брови. Деланная вежливость не к месту, когда они вдвоем. Здесь нет сторонних глаз, этот разговор принадлежит только им. — Зачем ты настоял на встрече? — в лоб спрашивает девушка. — Это же бессмысленно. Блейз чуть кривит линию губ. — Не бессмысленно, — качает он головой и тянет вперед руку, намереваясь коснуться кончиков ее пальцев. Джинни убирает руки со стола и кладет их на колени. — Блейз, это глупо с твоей стороны, понимаешь? — сердится она. — Прошло много лет, все это, — она быстрым взглядом осматривает ресторан, — полнейшая ерунда. — Я хотел увидеть тебя. Внезапное признание чуть пошатывает жесткий настрой девушки, и она на мгновение замолкает, теряя весь свой пыл. Она сглатывает, скрещивая на груди руки. — Хотел встретиться, — добавляет Блейз. — Ты же не можешь отрицать, что тогда… — Тогда была война, Блейз, — жестко произносит она. — Мы лишь помогли друг другу, — смотрит она на него. — Я была нужна тебе, ты был, — она замолкает, подбирая подходящие слова. Не находит. — Я был нужен тебе? — смотрит он на девушку. — Ты был рядом, когда никого не было, — наконец произносит она. Ворошить прошлое Джинни не хотелось ни при каких обстоятельствах. Была война, было страшно, было тяжело. Глупости совершали все, и она в том числе. Она не скажет никому об этом вслух, даже самой себе, но в тот момент Блейз был нужен ей. Нужен, чтобы пережить все это и не свихнуться. Это было всего пару раз, секс с ним лишь глушил слишком громкие мысли, которые сводили с ума. Это было нужно, чтобы забыться. — Я хотел бы увидеться с тобой еще раз, — смотрит он на девушку. В темно-карих глазах Забини сквозит надежда. Джинни сглатывает. — Нет, — отрезает она. — В этом нет никакого смысла. Я люблю Гарри, Блейз. Парень прочищает горло, глухо кашлянув и поправив галстук. Она говорит это уверенно и четко, потому что это правда. По наивности она совершила глупость в школе, но как же сильно теперь она жалеет об этом. Не зря говорят, что последствия импульсивных поступков в прошлом порой тянутся за тобой до конца жизни. — Школьные годы давно миновали, почти шесть лет прошло, — смотрит на него девушка. — Тебе пора бы двигаться дальше и забыть обо всем. Джинни сильнее сжимает пальцами предплечья, чувствуя, как за ребрами гулко стучит сердце. Она смотрит в сторону. Этот вечер — самое абсурдное, что случалось с ней в последнее время. Блейз опускает локти на стол, чуть склоняясь вниз и глядя на девушку. — Джинни, — негромко зовет ее парень. Она не оборачивается. — Джинни, я не хочу забывать. Девушка медленно переводит на него взгляд. С танцпола возвращаются смеющиеся Гарри с Гермионой.

***

Гермиона делает глоток чая, спускаясь по лестнице. Воскресное утро спокойное, такого давно не было. Моди уводит Дейзи играть в снежных ангелов на задний двор, потому что снега намело за ночь довольно много, Северус все еще не выходит из своей спальни. Девушка оглядывается по сторонам. На первом этаже дома она бывает только в столовой и на кухне, другие комнаты она совсем не обследует. Кажется, пришел этот день. В конце концов, ей не запрещено ходить по комнатам первого этажа. Гермиона оставляет чашку на комоде в фойе и идет к одной из массивных дверей, дернув на себя ручку. Девушка хмурится. Закрыто. Почему везде все постоянно закрыто? Что на этот раз? Или, может, замок проржавел? Девушка дергает ручку снова. Безрезультатно. Она цокает языком и идет к соседней комнате. Эта дверь оказывается открыта. Гермиона осторожно заглядывает внутрь. В светлом небольшом помещении окно занимает целую стену. Всюду висят картины, виднеются в углах комнаты статуи, стоит новенькая софа, на которую очень давно никто не присаживался, а прямо посередине комнаты… Гермиона с придыханием восхищается и не может сдержать улыбки. Белое фортепиано, совсем новенькое, с блестящей лаковой крышкой стоит перед ней. Девушка подходит к нему, рассматривая каждую деталь. Она так давно не играла. Кажется, прошла целая вечность с того момента, как она играла вместе с Роном в штаб-квартире Ордена. Девушка морщится от воспоминаний. Кажется, навыки у нее все еще остались. Она садится на стульчик подгибая под себя подол платья. Гермиона почти с трепетом поднимает крышку и касается пальцем клавиши, внимательно вслушиваясь. Ох, оно даже не расстроено! Она пробегается по клавишам, вспоминая давно забытую мелодию школьных лет, которая представляет из себя собачий вальс. Инструмент просто в идеальном состоянии. Гермиона вспоминает одну чудную мелодию, которую давно не играла, и решается. Руки всегда помнят. Она опускает пальцы на клавиши, и вверх взмывает мелодия. Гермиона старается играть от сердца, механическая память работает превосходно, она помнит все ноты. Мысли словно освобождаются, когда она снова начинает заниматься любимым, давно забытым делом. Девушка смотрит на беглые пальцы, играя с полным рвением и энтузиазмом. Голова свободна. Как хорошо. Повинуясь внезапному порыву, Гермиона поднимает взгляд и видит, что на пороге комнаты стоит Северус и неотрывно смотрит на нее. Если бы ей было запрещено здесь быть, она бы… Она бы что? Все равно бы зашла, если быть откровенным. Что именно побуждает его снова так делать? Тихо подходить и вот так стоять и смотреть? Он удивлен музыке в доме? Поражен, что она играет? Или, может, он надеется ее смутить? Гермиона смотрит на него в ответ. Смутить меня? Боюсь, вас ждет разочарование. Она не прекращает играть, опуская на клавиши взгляд. Гермиона замечает боковым зрением, как он проходит вдоль комнаты и останавливается недалеко от инструмента, наблюдая за ее игрой. Гермиона непроизвольно мысленно возвращается к вчерашнему разговору с Гарри. Я всегда давала шанс Гарри, сама того не замечая? Девушка бросает взгляд на светлые кисти рук ее супруга. Пальцами Северус отбивает ритм. Гермиона непроизвольно ухмыляется, приподнимая уголок губ. У него есть слух. Может, Гарри прав. И на деле все совсем не так, как ей кажется на первый взгляд. Гермиона непроизвольно думает о том самом дне на пляже, когда произошел несчастный случай. Обстоятельства. Что бы произошло, если бы Северус поплыл за ней на глубину? Если бы он не успел? Если бы волны и его захлестнули? Она была далеко от берега. Что, если бы он тоже в тот день сгинул в океане вместе с ней? От страшной мысли бегут мурашки вдоль позвоночника, а волосы на руках встают дыбом. Гермиона понимает, что ее до слез пугает мысль о возможности потерять его. Потерять Северуса. Она облизывает губы, продолжая играть. Что же со мной такое? А Дейзи? Гермиона представляет, как маленькая девочка стоит одна на пляже в чудовищную жару, пока в океане дрейфуют тела ее родителей. Сердце сжимается. Вот о чем говорил Гарри. Обстоятельства. Одно вытекает из другого. Гермиона сжимает губы. Северус вовсе не трус. Какая же я глупая, Мерлин. Северус все еще стоит рядом, отбивая ритм. Гермиона решается. Шанс. Она двигается на стульчике вправо, освобождая место. Не говоря ни слова вслух, она делает шаг навстречу к нему, потому что осознает одну простую вещь: она хочет идти ему навстречу. Мужчина присаживается рядом и опускает пальцы на клавиши. Он умеет играть? Импровизированный дуэт завязывается непроизвольно, в нем сталкиваются противоположности. Ее свет и его тьма, ее наивность и его жесткость, ее импульсивность и его стабильность. Гермиона подстраивается почти моментально, глядя на его пальцы, бегло касающиеся клавиш. Ритм произведения растет, Гермиона чувствует рядом с собой жар его тела. Он касается ее предплечья, линии талии и левого бедра вплоть до колена. В животе странно екает. Гермиона прерывисто вздыхает от неожиданности и скрещивает ступни под стульчиком. Она держит спину прямой, потому что всегда играет только так и никак иначе, но в какой-то момент ей хочется все бросить и отдаться этой композиции со всей страстностью. В легкие попадает запах его одеколона. Бедро обдает жаром его тела. Гермиона сглатывает. В какой-то момент, она сама этого не ожидает, Северус убирает правую руку с клавиш и, перекинув ее за Гермионой, опускает ее на дальнюю правую часть клавиш, чтобы достичь необходимой тональности. Жар его тела окутывает ее спину. Гермиона не может заставить себя посмотреть на него, чувствует только, как его дыхание колышет ее волосы, как запах одеколона слышится во всей, кажется, комнате, и как пульсация внизу ее живота усиливается. Гермиона чувствует, как к щекам приливает стыд, когда она прикрывает глаза и, скрещивая ноги сильнее, чуть ерзает на стуле, распахивая губы. Игра смахивает на полное безумие, она смотрит на его руки, спину обжигает его теплом, рваное дыхание рядом сводит с ума. Она до боли кусает губу, когда пульсация становится невыносимо жаркой, и до боли в коленках и на хрупких косточках щиколоток сжимает ноги, содрогаясь всем телом. Мелодия прерывается также неожиданно, как и начинается. Гермиона едва заметно дрожит, закрыв глаза. Щеки девушки пунцовые, но она скрывается за водопадом распущенных волнистых волос. Она дышит редко и рвано, во рту солоноватый привкус металла. Должно быть, она прикусывает губу. Она не может заставить себя обернуться, чтобы посмотреть на него. Подскочившая температура тела постепенно начинает снижаться, и Гермиона чувствует, что жара возле левого бедра она больше не ощущает. Она оборачивается. В комнате, кроме нее, никого нет. Верхние стекла слегка запотели, а она… Она, кажется, только что испытала свой первый оргазм от игры на музыкальном инструменте со своим мужем. До конца воскресенья они больше не видятся. Гермиона снова проводит время с Дейзи, но мысли ее совсем далеко от обычных детских игр. Она думает о том, что произошло сегодня утром. Уложив Дейзи спать, она продолжает думать об этом и тогда, когда возвращается к себе. Северус не ожидает ее уже целую неделю, дает, видимо, пространство, не настаивая на супружеском долге, в котором она изначально была не особо заинтересована. Ох, Мерлин, ты свидетель, Гермионе стыдно от собственных мыслей, но сейчас от предложения она бы не отказалась! Однако его не поступает, поэтому Гермиона накладывает на балдахин своей постели оглушающее заклинание и снимает напряжение самостоятельно, сжимая губы, чтобы не издавать лишних звуков, и лаская себя, пока сама думает о том, что это с ней делает… Да что со мной такое?! Уснуть ей удается только к рассвету на пару часов. Сонливости она, что удивительно, совсем не чувствует. Собравшись на работу, она снова не застает Северуса с утра и направляется в Министерство. Блейз только упоминает, как хорош был вечер в субботу, и моментально вливается в работу. Гермионе даже проще не разговаривать. Она пытается работать, пусть мысли ее и находятся далеко за пределами Министерства. Они остались в маленькой комнате с фортепиано. День пролетает незаметно, даже мелкие неурядицы и пара скандалов на телефонных линиях не откладываются в памяти, потому что Гермиона поскорее хочет добраться домой. Домой. Она все чаще ловит себя на мысли, что поместье теперь ее истинный дом. Гермиона возвращается точно по времени, принимает душ и делает легкий пучок на макушке. Они с Моди и Дейзи идут по традиции на кухню готовить ужин, но Гермиона то и дело смотрит на камин. Сегодня Северус задерживается. Гермиона тревожится. Ужин они заканчивают точно в срок, Гермиона сначала готовит приборы в столовой, но вскоре понимает, что Северус действительно сильно опаздывает. Гермиона не хочет, конечно, с огнем играть, но решает сделать это. Дейзи она сегодня кормит ужином в столовой, подложив ей на стул две большие подушки. Девчушка никак нарадоваться не может этому, все повторяет, что она, оказывается, уже совсем большая. Гермиона с безграничной любовью смотрит на девочку. Дейзи совсем не избалована, ей приносят радости простые и обыденные вещи. Она — необыкновенная девочка. Опасения о гневе супруга оказываются напрасны, они заканчивают с ужином, еще час играют, а затем Гермиона отводит Дейзи спать. Девушка тревожно смотрит на наручные часы. Ох, что-то он поздно сегодня! Она возвращается на кухню, в которой Моди заканчивает уборку, и отпускает пожилого эльфа спать, настаивая на том, что сама обо всем позаботится. Моди с благодарностью кланяется и направляется спать. На часах уже бьет десять, когда у Гермионы остывает в чашке чай, а в камине горят языки пламени. Девушка тут же поднимается на ноги, скрещивая на груди руки. Она, не подумав, надевает обычные пижамные штаны и приталенную светлую кофту с длинным рукавом. В доме прохладно. Сейчас ей не особо есть дело до того, как она выглядит. — Здравствуй, — немного нервно произносит она. Северус ставит портфель на стол, с удивлением глядя на девушку. — Добрый вечер, — кивает он, — я думал, вы уже спите. Гермиона сильнее скрещивает на груди руки и прищуривается. — Почему вы сегодня так долго? — у нее даже не дрожит голос, когда она задает вопрос. А с чего бы ему дрожать? Ее муж задерживается на работе на четыре часа. Северус отряхивает ладони, обескураженно глядя на девушку. Она впервые так делает. Это… как вообще можно подобрать слово тому, что сейчас происходит? Она беспокоится? Она… что она чувствует? — Мы закрывали дело мистера Болдвуда о магическом происшествии, — объясняет Северус. — Я его четыре месяца вел. Даже заседание хотели отложить, но комиссия настояла на закрытии дела сегодня, поэтому и задержался. Северус говорит ей правду, он всегда только ее ей говорит, и Гермиона это чувствует. Она сразу расслабляется, потому что да, она его жена, но неуверенность в ней взрастил Рон, и теперь она пожинает плоды. Сорняки неуверенности все еще есть в ее саду, но она старается избавляться от них. Да, грешным делом она думает о том, что Северус мог быть в кабинете одной несносной журналистки. Гермиона почему-то не понимает, что ее опасения бессмысленны, а эта женщина не стоит и ногтя на ее мизинце. — Хорошо, — кивает она, направляясь к нему. Северус старается понять ее эмоции. Она так спокойна, так расслаблена. Между бровей нет той морщинки, которая долгие месяцы не дает ему покоя. Она чувствует себя… в безопасности? — Почему вы спросили? — задает он вопрос, чтоб понять ее. Гермиона останавливается возле него, слегка приподнимая голову. В темных глазах мужчины озадаченность и немой вопрос. Гермиона учится читать его эмоции. Они у него, оказывается, есть. Просто язык его эмоций не всем понятен, а ей наконец попадает в руки необходимый словарь. Девушка жмет плечами. Правду говорить не хочется. — Время увидела, — слегка нахмурившись, кивает она. — Обычно вы… в начале седьмого уже дома. — Уже дома, да, — зачем-то повторяет он, глядя в ее искрящиеся глаза. Гермиона смотрит на него, сжимая пальцами предплечья. Желание сделать это появляется само. Дать шанс. Себе, ему. Им обоим. Девушка делает полшага вперед, врываясь в его личное пространство. Гермиона чувствует его дыхание в своих волосах и тепло его тела. Она приподнимает голову. Северус смотрит на нее во все глаза, восхищаясь каждой чертой ее лица, но не подавая виду. Она осознает, что ни разу его не целовала за эти месяцы. Смазанный поцелуй в день свадьбы не считается. Гермиона чувствует, что правда хочет этого, поэтому чуть тянется к нему, приподнимаясь на носочки, и, прикрыв глаза, склоняет голову. Она не делает это первой, боится все равно, поэтому пару мгновений стоит в нескольких миллиметрах от его губ, чувствуя его дыхание и касание кончика носа по своей щеке. Поцелуй меня, чего же ты ждешь? Северус уже хочет податься вперед, как вдруг на лестнице слышится топот ног. Гермиона сжимает губы, когда больше не чувствует его рядом с собой, и опускает пятки на пол, разочарованно сжимая челюсти. Топот ног усиливается, и на кухню влетает причина сорвавшегося поцелуя. — Папочка! — сонно восклицает Дейзи. — Я никак не могла уснуть, потому что тебя не увидела! — Направляйся спать немедленно! — грубо прерывает ее Северус, сам того не замечая. Гермиона хмурится, подходит к девчонке, губа которой тут же оказывается вздернута, и гладит ее по волосам, позволяя обнять себя за ногу. — Незачем так кричать, — платит ему той же монетой Гермиона, чеканя каждое слово. — Она лишь хотела поприветствовать вас. На одном желании далеко не уедешь. Его устои жизни, его холодное отношение к дочери и третирование домовика перечеркивают то немногочисленное хорошее, что Гермиона ищет в нем столько месяцев. Она берет Дейзи на руки, крепко прижимая к себе. — Идем, цветочек мой, я уложу тебя спать, — целует она ее в волосы. Девочка сильнее обнимает ее за шею, пряча взгляд. Северус с болью в сердце наблюдает за тем, как они уходят. Гермиона возвращается в спальню крохи, зажигает свечу и помогает ей улечься. — Вот так, — поправляет она ей одеяло. Гермиона видит, что Дейзи расстроена. Неужели ей придется… Ох, розовые очки придется вернуть на место. — Ты не расстраивайся из-за папы, хорошо? — гладит ее Гермиона по щеке. — Он просто устал на работе, он не хотел на тебя кричать. Девчушка тут же расцветает на глазах и успокаивается. Вот у кого наивности не занимать, пусть жизнелюбию девочки стоит поучиться всем жителям этого дома. Дейзи вылезает из-под одеяла и ползет на коленках к Гермионе, обнимая ее за шею. — Я люблю тебя, — внезапно произносит Дейзи, — мамочка. Гермиона замирает с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. В глазах резко закипают слезы. Она называет ее мамой. Дейзи называет ее мамой. О, Мерлин… От переполняющих эмоций сжимается все в груди, когда Гермиона обнимает девочку в ответ. — И я люблю тебя, Дейзи, — шепчет она в ответ, потому что знает себя: голос подведет, и она разрыдается прямо здесь. Она гладит кроху по теплой спине и дышит глубоко и свободно. Гермиона непроизвольно снова возвращается мыслями к разговору с Гарри. Обстоятельства. Ком в горле мешает сглотнуть. Девушка выпускает Дейзи и гасит сразу свечу, чтобы малышка не увидела, как она растрогана тем, что произошло. Гермиона целует ее в лоб и выходит из детской, плотно закрыв за собой дверь. Девушка с завидной быстротой успокаивается и возвращается вниз. Ей хочется сказать Северусу, как он не прав в своем отношении к дочери, но, стоит ей войти, весь запал гнева куда-то уходит. Северус тут же поднимается с места и рассеянно смотрит на нее. — Что я делаю не так? — беспомощно разводит он в стороны руки. Настоящий разговор? Не прошло и года. Гермиона сжимает губы. Что не так? Твоя манера общения с дочерью, отсутствие всяких эмоций, третирование домашних эльфов. Это, пожалуй, основное. Больше всего Гермиону, конечно, беспокоит Дейзи. Она у нее на первом месте. Наверное, еще в тот день, когда она находит ее в Министерстве, заплутавшей на этажах, Гермиона уже понимает, что эта девочка будет у нее на первом месте. Гермиона не отвечает. — Осень прошла, — продолжает он, — идет вторая треть зимы, а мы по-прежнему живем так, будто чужие люди. Девушка скрещивает на груди руки. Надо чем-то себя занять. Ответ приходит сам, ей надо сварить еще «маленького маминого помощника». Девушка подходит к двери, которую держат запертой от Дейзи, дергает ее на себя и заходит внутрь. В кладовке зельевара места хватит и для двоих, но Северус не заходит, останавливается на пороге. — Гермиона, скажите мне, что я делаю не так, — в его голосе почти мольба. Она не может заставить себя сказать и слова. Только берет ингредиенты, стоя к нему боком и прекрасно зная, что он смотрит на профиль ее лица. Гермиона понимает, что собственный муж начинает ее привлекать, но его поведение ее снова отталкивает. Парадокс, черт возьми. — Вы не улыбаетесь, — продолжает вести он свой монолог, — не смеетесь… Проводите время только с домовиком и Дейзи. Почему? — Я не знаю, — резко на выдохе произносит она, бросая в котел пучок сухоцветов. Она все прекрасно знает. — Вы боитесь меня? Вопрос звучит ужас как безысходно, но на то есть свои причины. Он же сам сделал это с ней. Как и она. Все эти вопросы… Это она сделала с ним, даже не подозревая об этом. Гермиона молчит какое-то время, а после решается. Он хочет знать, что делает не так? Пожалуйста. — Вы почему Дейзи не любите? — резко развернувшись, задает она вопрос, сверкнув глазами. Северус хмурится, прежняя холодность в глазах возвращается на место. — С чего вы взяли? — в том же тоне спрашивает он. Гермиона сжимает пальцами столешницу, чтобы была опора. — Вы вечно гоняете ее, точно собачонку, — злится она. — Она — ребенок, живой человек. И она бесконечно любит вас, — захлебывается Гермиона словами. — Откуда в вас столько жестокости и хладнокровия по отношению к ней? Северус резко выставляет вперед указательный палец. — Не говорите так, — требует он. — Вы ничего об этом не знаете. Гермиона вспыхивает. — Я знаю! — кричит она. — Я все прекрасно знаю! Вы — один из тех, кто считает, что ненависть проще, чем любовь, — выдает она. — Вам проще, чтобы собственная дочь вас ненавидела, чтобы не ранить себя, когда она уйдет. А она уйдет, если вы не прекратите так себя вести! Уйдет, когда ей даже не будет пятнадцати! Северус удивленно смотрит на Гермиону. Неужели кто-то впервые видит причины его поступков? Она действительно сама осознает, почему он так делает? О, Мерлин… В его голове это все звучит куда лучше, пусть суть одна и та же. — Это эгоистично! У всех тяжелая жизнь, как вы не понимаете, — никак не может остановиться она. — Совсем необязательно проецировать собственное прошлое на будущее единственной дочери! Поглощенная эмоциями, Гермиона слишком сильно взмахивает рукой, не замечая, как сбивает с полки пузырек с каким-то зельем. Он разбивается у нее под ногами, но ни Гермиона, ни Северус внимания на это не обращают. — Я не просил вас, — чеканит он, стараясь скрыть эмоции и гулко долбящее в глотке сердце, — проводить на мне психоанализ. Вам неизвестно мое прошлое, о котором вы так громко говорите. Вы не знаете меня. — А вы не знаете меня, — в той же мере холодно произносит она, скрестив на груди руки и глядя ему в глаза. Они молча сверлят друг друга взглядами. Маленький мамин помощник непоправимо испорчен, придется варить заново, а в крохотной комнатушке запах одеколона Северуса слишком сильный. Гермиона фыркает. — Вот это гармония, — саркастично выдыхает она, сильнее скрещивая на груди руки. Северус непонимающе хмурится. — Что? — Гармония, — повторяет она. — Вы же именно это мне обещали тогда, — смотрит она на него. — Сосуществовать в гармонии. Северус злится. Злится на эту тесную комнату, на свои пустые, нарушенные обещания и, в первую очередь, на себя самого. Он сжимает губы и чуть морщится. — В следующий раз используйте не такое баснословное количество ваших духов, Гермиона, — резко выдыхает он. — В доме нечем дышать. Не давая ей вставить слово, Северус разворачивается и уходит. Они словно два глупца. Только кричат друг на друга, а поговорить нормально не могут. И оба, точно дети. Ни она, ни он о собственных чувствах говорить не умеют. Гермиона чувствует, как от безысходности гудит в груди. Слез нет, только зияющая пустота за ребрами. Она снова резко выдыхает носом, потому что очень яркий отголосок запаха одеколона Северуса все еще здесь. Девушка наклоняется над разбившимся зельем и, взмахнув палочкой, чтобы не порезаться осколками, поднимает пузырек вверх. Прищурившись, Гермиона старается прочесть, что за название у зелья, и не опасно ли ей сейчас находиться в комнате. Как только пузырек поворачивается к ней этикеткой, Гермиона в изумлении распахивает губы. Ответы на все вопросы приходят сами. Убрав котел с недоваренным зельем, девушка выключает свет и выходит из комнаты, направляясь на второй этаж. На столешнице в подсобке зельевара лежат осколки от разбившейся бутылки с Амортенцией.