Наивность

Разбирая высокие полки библиотеки, Гермиона находит еще одну интересную секцию. Оказывается, Северус отдает предпочтения не только одному автору классической американской литературы. Она бесконечно радуется, когда находит одно из первых изданий романа Эмили Бронте. Гермиона обычно всегда читает ее самый известный роман под Рождество, когда приезжает к родителям домой. Этой традиции она не соблюдает уже много лет, но в новом доме и иной жизни решается ее возродить, поэтому смело берет в руки «Грозовой перевал», зная прекрасно, какие воспоминания эта книга может у нее вызвать. Она беспокоится, что печаль по прошлому возьмет свое, но этого не происходит. Она читает эту книгу не в одиночестве, вместе с ней в библиотеке находится Северус, и впечатления от прочтения меняются в корне. Кажется, даже сама история начинает играть новыми красками. Только вот на сюжете полностью сосредоточиться почти не удается, пусть девушка и знает его вдоль и поперек. Ее можно и посреди ночи разбудить, она все равно расскажет сюжет «Грозового перевала» так, словно это ее автобиография. Сосредоточиться не удается по понятной причине. Взгляд то и дело падает на Северуса, который сидит рядом и читает свою книгу, сосредоточенно глядя в текст и стараясь разобрать слова в приглушенном свете библиотеки. Он сидит на правой стороне софы, откинувшись спиной на бортик. Гермиона сидит на левой рядом с ним, ее ноги покоятся на его коленях. Гермиона не может не замечать, как рукав его рубашки касается ее щиколоток всякий раз, как он переворачивает страницу. Порой он проверяет, не замерзла ли она, как бы невзначай касаясь пальцев ее босых ног. Он так и не может привить девушке полезную привычку ходить по дому в носках. Гермиона всю зиму ходит босыми ступнями по прохладному полу, а Северус, как ни старается, так и не может прогреть дом должным образом, чтобы и полы были теплыми. Слишком уж он большой. Гермиона в очередной раз отрывает взгляд от чтения, когда он касается ее ноги теплыми пальцами, не прерывая чтения. Девушка смотрит на него, на сосредоточенные черты лица, внимательный взгляд, направленный на текст научной литературы. Она ловит себя на мысли, что хочет, чтобы он посмотрел на нее. В этот раз их желания, видимо, совпадают. Северус часто бросает взгляд на девушку в тот момент, когда она не замечает, после чего вновь вливается в чтение, но сейчас оказывается замеченным. Он чувствует себя нашкодившим мальчишкой, пойманным с поличным, потому что не ожидает встретить теплый карий взгляд напротив. Северус все равно продолжает касаться ее пальцев рукой, согревая прохладные ступни, в то время как Гермиона неотрывно смотрит на него в ответ. Импульсивность просыпается моментально. Ей хочется простых вещей. Например, поцеловать его в этот самый момент. Повинуясь внезапному порыву, Гермиона закрывает книгу, откладывая ее в сторону, и притягивает ноги к себе, приподнимаясь с места. Не давая ни себе, ни ему шанса подумать, она тянется к нему и, двумя быстрыми движениями сняв с него очки и наплевав на любое стеснение, тянется к губам супруга, не встречая сопротивления. Северус отвечает на поцелуй моментально, словно только этого и ждет. Будто каждое его прикосновение является частью большого плана, наличие которого нельзя отрицать с полной уверенностью. Запустив пальцы в ее волосы, Северус закрывает глаза и тянет ее к себе, целуя мягкие, любимые губы. Он чувствует, как острый уголок книги больно впивается ему в живот, поэтому вытаскивает ее из-под себя и, не глядя, кладет на столик, зная, что не промахнется, после чего тянет Гермиону ближе к себе. Дыхание сбивается, горячие вздохи обжигают легкие. Северус чувствует тепло ее тела, ее гулко бьющий по линии живота пульс. Он убирает ей за ухо волосы, обхватывает лицо и целует напористо, страстно и обжигающе. Гермиона ставит колено между его бедрами и чувствует, как в животе начинает жарко пульсировать. Оторвавшись от его губ, девушка касается влажными губами уголка его рта, оставляет поцелуй на щеке, спускается ниже к линии челюсти, продолжая цепочку поцелуев. Северус задыхается от ее прикосновений, закрывая глаза, чувствует волну жара по телу, стрелой пронзающую его с головы до пят, трепещет почти от ее прикосновений, задыхаясь от ощущений. Гермиона спускается поцелуями ниже, оставляет поцелуй на ключице, не прикрытой рубашкой, и совсем не собирается останавливаться. Не в первый раз ей в голову приходит идея дать возможность своему мужу испытать удовольствие, на которое она ни с кем никогда не решалась, даже в продолжительных отношениях с Роном. Северус чувствует, к чему все идет, поэтому стон срывается с его губ непроизвольно, когда он наблюдает за тем, как она спускается все ниже и ниже. Она смотрится так сексуально и завораживающе, когда бросает на него взгляд из-под опущенных ресниц, лукаво, но при этом крайне смущенно на него поглядывая. — Гермиона… — Тшш, — шепчет она. Она поражается собственным порывам, но Северус неоднократно делает ей приятно, поэтому Гермиона не видит причин не сделать того же в ответ, пусть и понятия не имеет, что вообще следует делать. Она лишь рассчитывает на то, что инстинкты ее не подведут, а Северус, если того потребует ситуация, сможет направить ее так, чтобы он получил удовольствие от процесса. Она уже начинает расстегивать слегка подрагивающими от предвкушения пальцами пуговицу на его брюках, закусив нижнюю губу, но в этот самых момент в дверь библиотеки три раза стучат. Гермиона от неожиданности почти подпрыгивает, вздрагивая всем своим существом, и тут же садится на свое место, поджимая к себе ноги и прикладывая руку ко рту, чтобы скрыть слишком истеричную от всей этой ситуации улыбку. Северус почти разочарованно выдыхает и, нервно поправив на себе рубашку, также садится ровно. Ну, насколько все это позволяет ситуация. Он кашляет, прочищая горло. Гермиона чувствует, как от смущения ее распирает почти истеричный смех. — Войдите, — сдержанно произносит Северус, машинально коснувшись линии губ тыльной стороной ладони. Дверь в библиотеку медленно открывается, и на пороге появляется Моди, сразу складываясь почти пополам в почтенном поклоне. — Прощу прощения за беспокойство, хозяева, — учтиво отзывается она, поклонившись во второй раз. — Дейзи крепко спит, могу я быть свободна до завтрашнего утра? Северус чуть ерзает на месте, после чего кивает. — Да, Моди, можешь быть свободна. Пожилая эльфийка снова поклоняется. — Спасибо, хозяин, — почти с благоговением произносит она. — Доброй ночи, хозяин. Доброй ночи, Гермиона. Северус не в первый раз слышит, как обращается к его жене пожилая эльфийка, но не удивляется, потому что Гермиона неоднократно проговаривает мужу о том, что сама ее об этом просит. Пусть он в глубине души и не одобряет такой фамильярности, осознает со временем, что это для Гермионы важно. И отпускает ситуацию. — Доброй, — произносит в ответ Гермиона, слегка кивая. Моди в последний раз кланяется и спиной выходит из библиотеки, плотно закрыв за собой дверь. В тишине они оба смотрят на закрытую дверь пару секунд, а после Гермиона оборачивается к Северусу, не в силах скрыть широкой, смущенной улыбки. — Прости, — со смешинкой в голосе зачем-то извиняется она. Северус снова ерзает на месте, сконфуженно хмыкнув. — Извиняться не за что, — отмечает он, — только вот… сидеть мне теперь не очень удобно. — Почему это? — не задумываясь, задает вопрос девушка. Она замечает его смущение, легким румянцем вспыхнувшим на щеках. Такое проявление эмоций радует Гермиону до глубины души. Северус, видимо, старается подобрать подходящий ответ, но, кажется, от возникающих в голове вариантов, смущение вспыхивает все сильнее. Он кивком указывает вниз. — Как тебе сказать… — все еще старается подобрать он подходящие слова. Гермиона опускает взгляд и понимает, что теперь наступает очередь ее щекам вспыхнуть. В принципе, все к этому и шло, только вот в процессе весь стыд всегда куда-то исчезает, это прописная истина, а сейчас… Ох, Мерлин! Девушка принимает решение смущаться позднее, потому что сейчас мысли ее занимают совершенно другие вещи. Не давая себе возможности подумать, Гермиона, схватившись рукой за спинку софы, приподнимается с места и садится на Северуса сверху, обхватывая ногами его бедра. — Я поняла, — негромко отвечает она, после чего заводит за ухо волосы, не стараясь скрыть улыбку. Северус на выдохе ухмыляется и тянет девушку к себе, накрывая ее губы своими, от чего она задыхается, прогибая поясницу и сполна отдаваясь ощущениям. Он скользит пальцами по хлопковому материалу ее рубашки вдоль спины от лопаток вниз, вызывая ее сдавленный вздох. Коснувшись подушечками пальцев ее оголенной разгоряченной кожи на пояснице, Северус также плавно ведет руки вверх, параллельно стягивая с нее рубашку. Гермиона разрывает на мгновение поцелуй и поднимает вверх руки, помогая ему от нее избавиться. Северус смотрит на то, как падает на ее оголенные острые плечи водопад пушистых волос, как ее кожа почти светится в блеклом свете огня из камина и свечей в канделябрах. Как искорки в ее глазах загораются ярче тысячи светлячков, когда она улыбается ему и наклоняется, чтобы запечатать на губах следующий поцелуй. Северуса доводит до трепета одна только мысль, что эта великая волшебница выбирает его. Открывается ему, идет навстречу. Каждый божий день Северус старается отогнать от себя дурные мысли. Он тревожится, что Гермиона может делать все это неискренне, по-прежнему пребывая в его доме лишь из чувства благодарности и готовая сбежать при любой удобной возможности. Эта мысль — точно опухоль. Раковая, смертельная опухоль, которую вовремя не заметили опытные врачи, вынуждая пациента беспомощно наблюдать за тем, как день смерти приближается к нему все ближе и ближе. Северус боится того дня, когда она скажет ему, что уходит. Боится, потому что узнает самого себя по-новому. Он понимает, что отпустит ее, если она этого захочет. Отпустит, добровольно подписав себе приговор. Он никого никогда в жизни так не любил, как ее, и никогда уже не полюбит. Северус гонит от себя треклятую мысль в сотый или тысячный раз, зажмуривает глаза и притягивает ее к себе чуть ближе, целуя Гермиону так, словно от этого зависит его собственная жизнь. Девушка стонет в поцелуй, закрыв глаза, когда начинает двигаться и чувствует его теплые руки на своей спине. Этим вечером они задерживаются в библиотеке дольше обычного. Теперь они, не договариваясь заранее, почти каждую ночь проводят вместе. Сначала лишь Гермиона остается в спальне Северуса, но однажды он наконец сам стучит в ее дверь. Девушка может поклясться, что давно так хорошо и крепко не спала, как в ту ночь. Они не занимаются сексом в тот день, Северус просто стучит в ее дверь и спрашивает, можно ли остаться на ночь. Гермиона так оказывается обескуражена вопросом, что не сразу понимает, как говорит о том, что не против. Язык совсем не слушается. В середине ночи Гермиона чувствует, как он притягивает ее к себе, зарываясь носом в волосы, сжимая в объятиях и по-прежнему пребывая во сне, от чего сердце замирает на какое-то время. В его руках Гермиона чувствует себя в безопасности, его тепло окутывает ее тело так, будто Северус может защитить ее от пули, если придется. Она накрывает его руку своей и засыпает, окутанная этим облаком спокойствия. Апрельские дни в календаре сменяют друг друга в бешеном темпе. Гермиона порой не успевает заметить, как проходит еще один день. Самые прекрасные моменты всегда проходят слишком быстро, это стоит признать. И безвозвратно. Вернувшись с работы, Гермиона сразу зовет Дейзи, чтобы ее поприветствовать. Оставив сумку на столе, девушка оглядывается по сторонам. Она сегодня не задерживается, конечно, но обычно в это время Дейзи уже здесь ждет ее возвращения. Дверь кухни открывается, но входит не ее дочка. — Здравствуй, Моди! — улыбается Гермиона, направляясь к раковине, чтобы помыть руки. — Где Дейзи? Пожилая эльфийка топчется на месте, опустив на мгновение взгляд. Гермиона не успевает домыть руки, тревожно глядя на нее. Девушка хмурится и выключает воду. — Моди, где Дейзи? — тревожно спрашивает она, делая шаг навстречу. Эльфийка теребит от волнения пальцы рук. — Ей нездоровится, Гермиона, — наконец отвечает она. Девушка чувствует, как от волнения желудок моментально становится каменным. Быстро вытерев руки, она тут же направляется к выходу с кухни. — Мне следовало написать, Моди, я бы вернулась с работы немедленно, — не оборачиваясь, идет на второй этаж Гермиона, зная, что Моди семенит за ней следом. — Она в детской? — Да, Гермиона. Сбросив туфли у двери своей комнаты, девушка почти летит в детскую, сгорая от волнения. Открыв дверь, она сразу видит Дейзи на постели. Девчушка лежит на боку, подложив руку под голову, и открывает глаза, когда слышит посторонние звуки. — Мама, — слабо улыбнувшись, зовет ее девочка. — Мама здесь, Дейзи, — мчит к ее постели Гермиона и тут же присаживается на край, заботливо убирая рукой влажные волосы дочки со лба. — Мама уже дома. Она смотрит на блестящие глаза девочки, алые щеки и прикасается к горячему лбу и холодным рукам. Гермиона сразу понимает, что у Дейзи подскочила температура. Она сиротливо оборачивается к Моди, которая стоит рядом вся бледная и напуганная. Гермиона вмиг чувствует, как ей самой становится дурно. Она не знает, что ей делать. Гермиона совсем не знает, как лечить маленьких детей, она сама болеет крайне редко, но что следует давать Дейзи, чтобы ей стало легче, совсем не знает. Тревога разрастается в груди в геометрической прогрессии. — Моди, я... — мысли путаются. — Я не... Она не знает, что ей делать. Девушка бросает на мгновение взгляд на горящую жаром дочку. Пожилая эльфийка заламывает от волнения пальцы. — Как ее лечить? — взволнованно спрашивает Гермиона. — Она же не первый раз болеет, Моди... Как ты ее лечишь?.. — Хозяин лечит Дейзи, — блеет эльфийка. — Только хозяин знает, что делать. Моди не лечит, Моди не мешается под ногами. Гермиона нервно заводит за уши волосы. — Как он ее лечит? — допытывается она. — Ты же видела, наверняка видела, Моди. Скажи мне, что ей дать. Эльфийка почти со слезами на глазах вздыхает. — Хозяин берет настойки из подсобки, Гермиона. Моди не знает, какие микстуры для Дейзи. Моди не знает. Гермиона хватается за спасительную соломинку. Зелья. Разумеется, Северус не доверяет здоровье своей дочери медикаментам, только проверенным настойкам, которые создает самостоятельно. Надежда вспыхивает моментально. — Сейчас, Дейзи, — шепчет она, оставляя поцелуй на виске девочки. — Я скоро вернусь. Останься с ней, — обращается она к Моди. Гермиона почти летит по коридору в сторону лестницы, бежит вниз через одну ступеньку и, оказавшись на кухне, открывает дверь в подсобку, зажигая свет. Она не слышит собственного дыхания из-за шумящего в ушах от тревоги пульса, собственного голоса. Она бесконечно бормочет названия на этикетках склянок себе под нос, перебирая одну баночку за другой, но ничего, совершенно ничего не находит. Ни одного знакомого названия, а большинство пузырьков, к тому же, еще и безымянные. — Черт, — надрывно произносит она и, бросив эту затею, возвращается наверх с пустыми руками, потому что не может оставлять Дейзи одну. Моди с надеждой смотрит на Гермиону, но она быстро гаснет, когда девушка обессиленно всплескивает руками. Гермиона никогда еще не чувствовала себя настолько бесполезной, как в этот самый момент. Она нервно начинает наворачивать круги по комнате, старается вспомнить, что вообще следует делать во время простуды. Лечение детей и взрослых отличается, она это понимает. Никаких медикаментов она не станет ей давать, потому что боится ошибиться по неопытности. Вместо этого она принимает решение попроще. Ей бы только дождаться Северуса. — Мне нужен термос с ягодами и лимоном, — произносит Гермиона, — и холодный компресс. — Конечно, все сейчас будет, — тут же кивнув, исчезает в воздухе Моди. Гермиона гладит Дейзи по волосам и шепчет о том, что все будет в порядке, а небольшая простуда весной — обычное дело. Она дожидается Моди и просит Дейзи выпить весь стакан кислого витаминного компота, уверяя ее, что именно папа его купил, да и сам он совсем скоро к ней поднимется. Только это и помогает Гермионе заставить Дейзи выпить весь стакан до дна. Северус сегодня задерживается на работе, к восьми часам его все еще нет дома. Гермиона всего на пять минут покидает Дейзи, чтобы переодеться, а после снова оказывается рядом с постелью дочки. Она тревожно смотрит на часы, стрелки которых показывают половину девятого, когда жар Дейзи усиливается. Девушка взволнованно дышит, убаюкивая девочку, просит Моди принести еще стакан витаминного компота, меняет Дейзи холодный компресс, а сама сидит уже буквально со слезами на глазах, потому что совсем скоро впадет в настоящую панику. Северуса все еще нет, она не знает, что делать, Моди также помочь ей не смогла. Они находятся на отшибе Магической Британии в закрытой резиденции, вызов врача на дом — что-то из рода фантастики. Дейзи хныкает от того, что ей плохо, и Гермиона в очередной раз задыхается от тревоги. — Где папочка? — скулит она от усталости и жара. — Папа скоро придет, малышка, совсем скоро, — обещает она. Моди появляется в детской с очередным хлопком, но Гермиона так к этому привыкает, что совсем не пугается. Она оборачивается. — Хозяин дома, — сообщает эльфийка. Гермиона резко вздыхает и поднимается с места. Она просит Моди посидеть пару минут в детской, пока сама со всех ног бежит на первый этаж, хватаясь за перила рукой. Она влетает на кухню в тот момент, когда Северус собирается из нее выйти, и они сталкиваются друг с другом, от чего девушка приглушенно вскрикивает. — Гермиона? — ловит он ее за предплечья. — Северус, — выдыхает она, утыкаясь на мгновение носом в его грудную клетку ниже ключиц и закрыв глаза. Она просто наконец понимает, что теперь не одна. И что всякий вопрос можно решить, если есть помощь близкого человека. Мужчина чувствует ее тревогу, она буквально волнами от нее исходит. Он сразу испытывает смежное чувство. — Гермиона, что случилось? — спрашивает он. Девушка поднимает взгляд, и Северус видит в нем плещущееся море бесконечной тревоги, которая вот-вот затопит ее с головой. Гермиона убирает волосы за ухо. — Дейзи… — начинает она. — У нее лихорадка, я… Я не знаю, что мне делать. Я не разбираюсь в зельях, в подсобке почти все склянки не подписаны. Я не знаю, как лечить детей, — тараторит она. — Я боюсь ей навредить, Северус. Я боюсь ей навредить! Гермиона задыхается словами, чувствуя, как ее начинают душить слезы. — Я даже, — она закрывает лицо ладонями и горько всхлипывает, потому что не может закончить мысль. Она ощущает себя крайне беспомощной и бесполезной в этот самый момент. Северус спокойно выдыхает. — Тише, что ты, — обхватив ее лицо ладонью, вынуждает он ее посмотреть на него. Ее глаза блестят от тревоги и слез, темные ресницы влажные, кончик носа краснеет. Он стирает подушечкой большого пальца слезу с ее щеки. — Она не в первый раз простужается, — спокойно замечает он. — У меня есть необходимое зелье, возвращайся к ней, я сейчас поднимусь. Гермиона кивает, несколько раз кивает, глядя в участливые глаза Северуса, после чего поднимается наверх и снова присаживается на край постели девочки, убирая ей за ухо волосы. Она снова говорит, что папа совсем скоро придет, и в этот раз говорит правду. Северус открывает дверь и входит в комнату двумя минутами позже. Между пальцами он сжимает три пузырька и мензурку. Дейзи сразу расцветает на глазах и старается улыбнуться, когда наконец видит родителя. — Снова простужаемся, юная леди? — задает он вопрос, оставляя баночки на тумбочке возле постели и присаживаясь на корточки рядом. — Прости, папочка, — чуть кашлянув, зачем-то извиняется девчонка. Северус открывает пузырьки, начиная что-то смешивать, и бросает быстрый взгляд на дочь. — За простуду не извиняются, — замечает он, — надо, наверное, извиниться перед мамой за то, что ты снимала куртку, когда гуляла вчера, хотя она предупреждала тебя, что ветер холодный. Дейзи смотрит на Гермиону блестящими от слез и жара температуры глазами. — Прости, мамочка, — искренне произносит она дрожащим голосом, — я буду всегда-всегда слушаться. Гермиона и сама уже плакать готова от того, что Дейзи плохо, но держит себя в руках и говорит, что теперь она знает, что может случиться, если не слушать взрослых, когда они плохого не советуют. — Не нравится болеть? — спрашивает Северус, когда заканчивает смешивать зелья. Дейзи отрицательно качает головой из стороны в сторону. — Хорошо, — кивает он, — тогда будем лечиться. Девчушка приподнимается на локтях и лукаво улыбается. И Гермиона, и Северус знают, что озорству Дейзи не занимать. Убегать она в Министерстве все равно будет, и по лужам прыгать тоже не прекратит, да и слушаться она будет не всегда, потому что она ребенок. Она обычный ребенок. Северус сообщает, что зелье начнет действовать в течение получаса, это время Гермиона обещает провести с Дейзи, пока Северус направляется в душ. Со временем Дейзи действительно перестает быть такой бледной неестественная краснота сходит с щек, глаза перестают так болезненно блестеть, как и в целом к ней постепенно возвращаются силы. Гермиона понимает, что и ей самой становится легче. Северус заглядывает в комнату в тот момент, когда Дейзи уже начинает постепенно засыпать. Ей уже тяжело держать глаза открытыми, сон одолевает ее. Гермиона почти укладывает ее, заботливо поправляя одеяло. Северус садится рядом с ней в неглубокое кресло, опустив локти на разведенные в стороны колени. — Я подписал микстуру и две настойки для лечения Дейзи, — негромко произносит он. — Они теперь на полке сразу у входа слева, чтобы ты больше ни о чем не беспокоилась. Гермиона с благодарностью смотрит Северусу в глаза и тянется вперед, несильно сжимая теплую широкую ладонь. Мужчина кивает, пораженный до глубины души, с какой несокрушимой, искренней нежностью смотрит на него Гермиона. Девушка облегченно вздыхает и бросает взгляд на все сильнее проваливающуюся в сон Дейзи, которая все еще продолжает пытаться быть бодрой, потому что не каждый день у нее в комнате сидят сразу оба родителя. Гермиона и рада бы сидеть дальше, да только ей так нужно забежать на минутку в ванную, что сил терпеть уже никаких нет. — Ты посидишь с ней минутку? — шепчет Гермиона, обернувшись к мужу. Северус смотрит на постепенно засыпающую девочку, а затем на Гермиону. — Я быстро, — обещает она. Мужчина положительно кивает. Гермиона, шепнув слова благодарности в ответ, выходит из комнаты. Параллельно она захватывает с собой пустые стаканы из-под компота, забегает на кухню, чтобы там их оставить, захватывает свою сумку снизу, оставляет в своей комнате и бежит в ванную. Крохотные дела находят ее на каждом шагу, но она старается все успеть. Отсутствует она уже явно больше минутки и даже больше десяти минут, когда возвращается обратно. Гермиона уже собирается войти, чуть толкнув дверь, как вдруг слышит плавный тембр голоса своего мужа. — Жил-был одинокий и ворчливый эльф, а ворчливым он был, потому что его никто никогда не любил, — слышит Гермиона из детской. Девушка в удивлении распахивает глаза, когда слегка заглядывает внутрь. Северус не просто заходит сегодня в детскую к Дейзи, он ложится к ней рядом и берет с полки ту самую книжку, которую Гермиона всегда оставляет нетронутой. Эта сказка кажется Гермионе слишком жестокой, поэтому она не читает ее Дейзи ни разу и Моди просит о том, чтобы эту историю она игнорировала на полке. Сказка гласит о жизни ворчливого эльфа, который всю жизнь был одинок. По мере повествования жизнь эльфа налаживается, но разочарование настигает читателя под конец, потому что у этой сказки совсем не счастливый финал. — Я бы любила его, — сонно замечает Дейзи. Северус поправляет в руках книгу и на мгновение смотрит на девочку, удобно устроившуюся на соседней подушке и с интересом, но сонливостью, которую побороть оказывается все сложнее, смотрящую в книжку. — Вы намерены и дальше перебивать меня, юная леди, или собираетесь дослушать историю до конца? — спрашивает он. — Прости, папочка, — зевает она и трет глаза. — Но я бы все равно этого эльфа любила, — настаивает она на своем. Гермиона все так и стоит возле двери, слушая сказку об одиноком и ворчливом эльфе, которую рассказывает Северус, а в комнату зайти себя заставить совсем не может, потому что попадает в плен повествования своего мужа. На следующий день Дейзи приходит в себя и выглядит куда здоровее, чем это было прошлым вечером. Северус с утра дает ей для профилактики еще одну мензурку зелья и направляется на работу, настаивая на том, чтобы Гермиона не беспокоилась и также смело направлялась на работу. Моди заверяет ее, что все будет в порядке, но Гермиона все равно просит ее написать ей в отдел письмо после обеда, чтобы она не волновалась лишний раз. Эльфийка обещает, что так и сделает. Рабочий день проходит быстро, потому что работы оказывается много, как и в любой другой день, поэтому Гермиона даже не замечает, как получает то самое письмо от Моди и, убедившись, что все хорошо дома, дорабатывает день со спокойным сердцем. Вечером вернувшись домой, она радуется еще сильнее, потому что Дейзи сразу встречает ее. Она выглядит отдохнувшей, веселой и полностью здоровой, поэтому Гермиона нарадоваться не может, что все в порядке. Пока они готовят ужин, в каминную сеть поступает запрос на появление незнакомого гостя, но Гермиона совсем не беспокоится, когда дает позволение войти. — Добрый вечер, — кряхтит эльф с большой папкой в руках. — Добрый, — кивает Гермиона. — Доставка для мистера Снейпа, — тут же сообщает он, — мне нужна ваша подпись о получении. Гермиона принимает из рук доставщика перо и оставляет свою подпись на бумаге. Эльф принимает документ обратно, щелкает пальцами, и где-то в пределах дома слышится движение. Девушка озадаченно смотрит по сторонам, но на кухне ничего не появляется. — Доброго дня, — кивает эльф и исчезает в камине. Гермиона хмурится, но только на мгновение, после чего снова возвращает свое внимание приготовлению ужина. Обо всем она спросит Северуса, когда он вернется домой. За разговорами они не замечают, когда этот момент наступает. Она не вздрагивает, когда в камине появляются языки пламени, только оборачивается с теплой улыбкой и смотрит на мужа, кивая в знак приветствия. Северус с легкой улыбкой кивает в ответ и даже позволяет ее себе повторно, когда его со всех ног бежит встречать Дейзи. — Доставка была сегодня? — спрашивает Северус, когда уже направляется в сторону выхода с кухни. — Да, час назад эльф приходил, — отвечает она. — Хорошо, — кивает мужчина, — это стол в комнату Дейзи, я распорядился, чтобы тебя не беспокоили, и его сразу установили в детской. Гермиона искренне улыбается от этой новости. Стол оказывается готов всего за пару недель. Ей приятно от одной только мысли, что Северус всегда выполняет свои обещания. Потрясающая черта его характера. — Я скоро спущусь, — сообщает он. Гермиона снова кивает с улыбкой. Они заканчивают ужин и Моди выкладывает все по большим блюдам. Они снова выносят все в столовую. Девушка делает сервировку в тот момент, когда замечает какую-то коробку в дальней части столовой у двери. Должно быть, это и есть стол. Наверное, Северус ошибся, и на самом деле эльф оставил его здесь, а им придется собирать его в выходной. Что ж, занятие само по себе интересное, если делать все это вместе. Гермиона выставляет блюдо на стол и поправляет приборы в тот момент, когда Северус входит в столовую. Моди кладет два выпуска пророка и скрывается на кухне, забрав с собой Дейзи. — Моди, — внезапно зовет ее Северус. Эльфийка реагирует на это с тем же удивлением, что и Гермиона. — Да, хозяин? — Нам нужны еще приборы на одного в столовую. Будь добра, принеси их сюда, — не глядя ни на кого, подходит Северус к коробке, стоящей у двери. Гермиона озадаченно хмурится. Сегодня будут гости? Почему же тогда Северус ее не предупреждает? И почему он сам одет так, как обычно? По-домашнему? Он мог и сказать ей, поставить в известность. Как же ей быстро привести себя в порядок? Домашний костюм и пучок волос на голове — не тот образ, в котором следует встречать гостей. — Конечно, хозяин, — скрывается эльфийка на кухне. Гермиона нервно поправляет низ кофты, собираясь уже сказать свое слово по этому поводу, но слова куда-то исчезают. Девушка не верит собственным глазам. Северус открывает коробку, в которой оказывается высокий стул на длинных ножках. Он подходит к обеденному столу, выдвигает один из стульев и уносит его к двери, придвигая к стене, затем берет новый стул, точно такого же цвета, что и обеденный стол и стулья рядом, и несет его на место рядом с Гермионой. Девушка озадаченно хмурится, беспомощно открывая и закрывая рот. Кажется, собственным глазам ей действительно не удается поверить. Моди выходит из кухни с приборами и топчется какое-то время на месте. — Клади туда, — указывает он на место рядом с Гермионой, после чего открывает дверь, ведущую в кухню и заглядывает внутрь. Дейзи уже собирается приступить к своему ужину и тыкает вилкой в дольку свежего огурца, когда видит в дверях родителя. Удивлению в глазах дочери Северус не поражается. Кажется, он первый раз заходит во время ужина к ней за последние два года. — Дейзи, подойди, — просит он, кивком подзывая ее к себе. Малышка оставляет вилку в тарелке и поднимается с места, после чего семенит к родителю, не отрывая от него удивленного взгляда. Северус чуть касается ее волос на затылке, побуждая пройти в столовую. Дейзи встречает застывшую Моди и Гермиону, не представляя, что на ее лице отражаются абсолютно идентичные эмоции. Северус подводит Дейзи к стулу и указывает на него рукой. — Садись и скажи, удобно ли тебе, — просит он. Девчушка поднимается с помощью небольшой жердочки и садится за стол, опуская ладошки на колени. Стул идеальной высоты, Дейзи сидит за столом так, словно за своим на кухне. Она искренне улыбается, поднимая вверх голову. — Удобно, — радостно сообщает она. — Хорошо, — кивает Северус, стараясь скрыть улыбку, потому что видит с каким изумлением смотрит на него Гермиона, которая все еще стоит возле своего места. Северус огибает стол, направляясь на свой стул. — Мастер по дереву сообщил, что, оказывается, делал уже предметы мебели из похожей серии, — рассказывает он, присаживаясь на место. — Он предложил скидку, если я сделаю двойной заказ, не смог ему отказать, — как бы между делом сообщает он. Он держится так беспечно, словно ничего важного не происходит. Будто Дейзи только что не получает возможность ужинать со своими родителями, а сама Гермиона не приобретает наконец то, к чему так долго идет. Гермиона садится на стул, словно громом пораженная, и смотрит то на искренне улыбающуюся Дейзи, сидящую справа от нее, то на спокойного и расслабленного Северуса, находящегося по левую руку от нее. — Я думаю, что стоит еще заказать диван в библиотеку побольше у этого же мастера, — смотрит он на Гермиону. — Что скажешь? Девушка чувствует, как чуть вспыхивают щеки от этого вопроса. Действительно, диван там нужен побольше. У нее потом еще два дня ломило от усталости ноги, потому что места на нем было очень мало, а желания тем вечером было крайне много. — Прекрасная идея, — смущенно улыбается она, потянувшись к блюду, чтобы наложить всей семье ужин. — Тогда и столик журнальный лишним не будет. Старый рассохся, напитал много влажности, когда библиотека была закрыта. — Я попрошу прислать мастера его каталог, — отзывается он, открывая Ежедневный Пророк. — Выберешь то, что посчитаешь самым удачным вариантом, я не силен в этом. — Займусь этим сразу, как увижу ассортимент, — кивает она. Они ужинают втроем за одним столом, словно так было всегда. Северус и Гермиона обсуждают насущные вопросы, а Дейзи сегодня только в немом восхищении смотрит на родителей и уплетает за обе щеки свой ужин, болтая ногами под столом. Моди с теплой улыбкой убирает со столика на кухне порцию Дейзи, протирает стол и придвигает его к стене, в глубине души надеясь на то, что за этим столом девочка никогда больше ужинать не будет. За приятными моментами Гермиона снова не замечает, как неумолимо бежит время. Она даже не задумывается о самом главном, когда через два дня приходит в офис и вручает Блейзу финальный пакет документов, который наконец заканчивает оформлять. — Ты молодец, — Забини определенно доволен ею, это видно по лисьей ухмылке ее начальника, — горжусь тобой, только не задирай подбородок слишком сильно. Девушка улыбается. — Хорошо, уговорил, — парирует она, покачиваясь на каблучках туфель и заложив руки за спину. — Я правда очень рад, что ты согласилась на обучение, — продолжает он, — а еще искренне счастлив, что все твое окружение воспринимает новость об отъезде с должным пониманием. Гермиона вмиг чувствует, как холодеют ладони. — Я, честно говоря, беспокоился по этому поводу, — откровенничает Блейз. — Просто помню, как остро отреагировал твой, — он делает небольшую паузу, — супруг даже на возможное предположение о твоем отъезде. Гермиона сглатывает и с силой сжимает пальцы левой руки правой. Да так сильно, что от боли хочется вскрикнуть, когда обручальное кольцо больно впивается в кожу. Ох, Мерлин! Я же ему еще совершенно ни о чем не рассказала! — Зря волновался, — старается улыбнуться Гермиона и сделать так, чтобы голос не дрожал. — Все в порядке. А у самой внутри все ухает вниз и тяжким грузом оседает внизу живота, вызывая приступ тошноты. — Рад это слышать, — улыбается Забини. Он не понимает, когда она врет. Будь на его месте Джинни, Гермионе сразу бы прилетело за вранье, причем абсолютно неумелое. Девушка кивает и проходит в свой офис, хватая дрожащими пальцами лист бумаги и перо с чернильницей. Нацарапав письмо Джинни с просьбой встретиться после работы у нее дома, Гермиона отправляет сову с посланием и никак не может унять дрожь рук. Джинни присылает ответ двумя часами позднее, что ждет ее у себя. О причине визита девушка не догадывается, Гермиона не упоминает об этом, так что все это смахивает на обычную дружескую встречу. До конца рабочего дня Гермиона глаз со стрелок часов вообще не сводит, а затем просит Блейза отпустить ее пораньше на пять минут, потому что ей очень срочно нужно бежать. Забини вопросов не задает, пять минут ничего не решают, поэтому он отпускает ее и прощается до понедельника. Гермиона появляется в камине дома подруги через несколько минут и сразу видит ее в кресле с книгой в руках. Джинни отрывает взгляд от чтения и улыбается подруге. Это первая неделя, когда Джинни запретили выходить на поле, потому что уровень стресса на тренировках слишком высокий, и она на стенку лезет от невозможности выплеснуть адреналин. За свою карьеру она теперь больше не беспокоится, за должность капитана тоже. Джинни узнает всю необходимую информацию об университете не без помощи «связей» Гермионы, находит для себя подходящий курс среди тонны прочих и принимает решение намного быстрее Гермионы. Джинни собирает все документы всего за четырнадцать дней и сдает их общим файлом, теперь ее имя числится в списке учащихся в том же университете, куда поступает Гермиона. Находясь дома, Джинни занимает себя подготовкой к вступительным экзаменам, пусть и не может долго удерживать внимание на чем-то одном. В глубине души она надеется, что ее положение обеспечит ей хотя бы парочку автоматов в зачетку и избавит от необходимости корпеть над билетами и зубрить теорию. — Я чайник поставлю, — прожевав яблоко, откладывает Джинни книгу и, оттолкнувшись от подлокотников кресла, осторожно встает с места. Она поглаживает округлившийся живот, расправляя на себе футболку, и идет в сторону кухни, подняв вверх руки в замок, чтобы позвонки встали на место. Включив свет, Джинни сразу ставит чайник на плиту и оборачивается, слегка вздрагивая. Гермиона уже сидит на стуле за столом, опустив на колени сумку. — Такая ты тихая, аж пугаешь, — положив руку на сердце, отзывается девушка. — Черный, зеленый? — открывает она дверцу шкафа, посматривая на листовой чай. — Джинни, я все еще не рассказала ему, — выпаливает все сразу Гермиона, потому что от нервозности уже искусала себе все губы. Джинни какое-то время стоит спиной к подруге, а после медленно оборачивается, и Гермиона видит, что Джинни всеми силами старается не вспылить. Врач строго запрещает ей любые волнения, и девушка старается это соблюдать, да только с такими друзьями сложно не нервничать. — Серьезно? — саркастично спрашивает Джинни, старается глубоко дышать и смотрит на подругу, как на сумасшедшую. Гермиона ерзает на месте и ставит сумку на стол, чтобы освободить руки. — Я просто… Забегалась, — суетится она, — потеряла счет времени. — Мы с тобой месяц назад об этом говорили на празднике Дейзи, — разносит ее Джинни. — За месяц ты не нашла ни одной свободной минутки? Не смеши меня, Мерлина ради! Гермиона трет лицо ладонями. — Ох, Джинни, я… — она нервно заводит за уши волосы, закрыв на мгновение глаза, — я просто чувствую себя счастливой с ним сейчас, понимаешь? — смотрит она на подругу и решается на откровение. — Я не хотела… Не хотела лишиться этого. Джинни ставит чашки на столешницу, не отворачиваясь от подруги. — Но ты даже не знаешь, как бы он отреагировал! — всплескивает она руками. — Такие новости сообщаются заранее, у нас поезд через неделю! — Вот именно, Джинни! — поднимается она с места. — Я не знаю, как бы он отреагировал! Я помню, что было, когда я только заикнулась о выезде из Магической Британии, мурашки по телу были от его взгляда тогда, — чуть вздрагивает она. Джинни цокает языком. — Да с того дня столько месяцев прошло, Гермиона, — не отстает она. — Ты же уже сама поняла, что вам с ним разговаривать надо, а ты умалчиваешь от него такое серьезное решение. Нас же целых два месяца тут не будет! Гермиона встает с места и начинает мерить шагами кухню. Джинни закатывает глаза, потому что возвращаются они к тем же баранам, от которых столько времени стараются убежать. Чайник вскипает, совсем как Джинни, когда Гермиона наворачивает десятый круг по кухне. — Прекрати маячить, Мерлина ради! — сердится Джинни. У нее сейчас состояние абсолютно непредсказуемое. Из-за гормонов она плачет, смеется, злится и грустит десятки раз на дню. Ничего удивительного, она под сердцем носит мальчишку, который, предположительно, станет июньским раком. — Я думаю, — выдыхает Гермиона, продолжая покусывать нижнюю губу, крепко обхватив себя руками. — Да чего тут думать-то! — всплескивает Джинни руками. — Сядьте да поговорите, не запрет же он тебя в доме! Гермиона чуть прищуривается, когда смотрит на подругу. — Если запрет — выломаю дверь, — парирует она, — пусть я и уверена в том, что он этого не сделает. Гермиона, вы оба стали другими людьми. У него поменялось восприятие и видимость многих вещей, у тебя тоже, не отрицай. Девушка вздыхает, нервно постукивая ногой по полу, но затем согласно кивает. Да, действительно, прошло много времени с того разговора между Северусом и Блейзом, свидетелем которого Гермиона стала, но это не значит, что он воспримет эту информацию, как данное. — Ты все равно зря так долго тянула, — хмурится Джинни, — через неделю мы уезжаем, а ты никому ничего до сих пор не рассказала. Тебе следовало сделать все это заранее не только ради себя самой, но и ради Дейзи. Имя дочери гулким ударом сердца отзывается в груди. Ох, Мерлин, Дейзи на целых два месяца останется без нее! Может, головой Гермиона уже где-то на территории университета, сердцем она все еще в своем доме. Джинни снова оказывается права. Надо было хотя бы за пару недель все сказать и обсудить. Здоровый эгоизм оказывается вовсе не таким. В этот раз Гермиона действительно поступает эгоистично. — Мы завтра едем с ним куда-то, — внезапно произносит Гермиона. — Сказал, что сюрприз пока. Сказать ему завтра об этом? Джинни кивает так, словно у неуспевающего ученика наконец начинаются существенные сдвиги в изучении темы. — Разумеется! — даже чуть прихлопывает она в ладоши. — Говорите друг с другом, прошу вас обоих, говорите, — особой интонацией выделяет она слово, снова оборачиваясь к стойке. Джинни тяжело вздыхает и трет пальцами переносицу, наливая две чашки чая. — Ох, Мерлин, вы меня оба доведете однажды, — цокает она языком. — Зачем мне свой ребенок, если у меня уже есть два, — ворчит себе под нос девушка. Быстро осознав сгоряча сказанные слова, Джинни заботливо опускает ладонь на свой живот, мягко его поглаживая. — Я не со зла, котенок, — шепчет она, — просто твоя будущая крестная мать сводит меня с ума. Она ставит перед Гермионой чашку с горячим чаем и садится рядом на соседний стул. Гермиона выглядит довольно решительно, когда все еще продолжает смотреть в одну точку, сосредоточенно о чем-то размышляя. — Значит, скажу ему завтра, — уверенно произносит она, чуть кивнув. — Хорошо, — поощряет Джинни ее решительность. — Если не скажешь, я узнаю и скажу ему сама в это воскресенье. Меня он в твоем доме не запрет, — замечает Джинни, похлопав Гермиону по плечу, и открывает пачку вишневого зефира, о которой думает целый вечер. Вернувшись домой, Гермиона не может перестать думать о том, какой разговор ей предстоит с Северусом завтра. Поэтому, наверное, когда они ложатся спать, и он обнимает ее со спины, она сжимает его ладонь сильнее, чем нужно, прикладывая к груди. Словно чувствует, что что-то может пойти не так, и старается вложить в это прикосновение всю привязанность, которую к нему испытывает. Утро субботы выдается солнечным, Моди заверяет хозяев дома, что они могут смело оставить на нее Дейзи и отправиться по своим делам. Гермиона целует Дейзи на прощание и, поправив на себе весеннее платье лимонного цвета и захватив легкую кожаную куртку, берет Северуса за руку, когда они выходят за пределы участка дома, чтобы трансгрессировать. — Куда мы направляемся? — спрашивает она. — Это пока сюрприз, — скрывая улыбку, сообщает он. Гермиона нетерпеливо переминается с ноги на ногу. — Хотя бы подсказку, — просит она. Северус смотрит на нее, легкую улыбку все же скрыть не удается. Гермиона чувствует, как заходится в бешеном ритме сердце, когда чувствует волны тепла и спокойствия, исходящие от него. Она бы много отдала, чтобы видеть его улыбку чаще. В сознание закрадывается дурная мысль ни о чем не говорить ему и никуда не ехать. — Немного терпения, — ухмыляется он, сжимая ее ладонь. Гермиона закрывает глаза, когда они трансгрессируют. Ей нравится, когда Северус является ведущим в перемещениях. Он всегда делает это четко и довольно быстро, ее даже не укачивает. Все их случаи трансгрессии проходят безукоризненно, не считая того раза, когда после ссоры и встречи в доме Джинни, они приземляются за пределами участка дома. Гермиона открывает глаза, оглядываясь по сторонам. Теплый ветер тут же начинает трепать ей волосы. Она часто моргает, чтобы привыкнуть к дневному яркому свету, и смотрит по сторонам. Они на побережье, над океаном снуют чайки. Спокойные волны лижут линию берега, мокрый песок сахарной корочкой скатывается к воде, приобретая оттенок вареной сгущенки. Пахнет морской солью. Гермиона убирает от лица волосы и смотрит на Северуса, щурясь на солнце. — Почему мы здесь? — спрашивает она. Северус протягивает руку и указывает налево. Гермиона переводит туда взгляд. На берегу стоит небольшой двухэтажный дом, обитый голубым сайдингом, уложенным горизонтально. Окна дома на первом этаже закрыты белыми ставнями. — Что это? — с улыбкой спрашивает она. — Я подумал, что в июне мы сможем остаться здесь на целый месяц, потому что и у тебя, и у меня будет отпуск, — произносит он, — если у тебя нет других предложений, конечно, — тут же замечает Северус. Гермиона чувствует, как вдоль позвоночника бегут мурашки. Она с замиранием сердца смотрит на дом. Такой уютный, прекрасный дом, который Северус нашел для их семьи, чтобы провести там лето. — Можно не в отпуск, — воспринимает ее заминку иначе Северус. — Можем просто приезжать на выходные, звать твоих друзей, я даже, — он на мгновение замолкает и чуть закатывает глаза. — Я даже согласен на посиделки с Поттерами, барбекю или что-то в этом духе. Он снова смотрит на девушку. — Дом теперь наш, — кивает он. — Я приобрел его на прошлой неделе. Гермиона смотрит на Северуса, и на душе у нее скребутся кошки. Какая же она глупая! Какая же глупая, Мерлин! Не следовало так надолго оттягивать диалог, надо было подготавливать его постепенно, тогда они смогли бы прийти к согласию, придумать что-нибудь. Теперь ей просто придется поставить его перед фактом. — Я что-то сделал не так? — не понимает он ее молчания. — Что-то случилось? Тебе не понравился дом? Северус сыплет вопросами, а Гермиона даже не знает, на какой из них отвечать сначала. Она обессиленно улыбается, выпускает его руку из своей ладони и забирает за уши волосы, обхватывая себя руками и начиная переминаться с ноги на ногу. Мужчина знает, когда она это делает. Когда не может выразить мысль, которая очень долго вертится на языке. Северус чувствует укол тревоги. Дрянная мысль, преследующая его все эти месяцы, снова выбирается из засыпанного землей склепа. — Гермиона, — смотрит он на девушку. В его голосе сквозит тревога. Она сглатывает. — Нам надо поговорить, — кивает она, сжимая губы, и сильнее обхватывает пальцами свои предплечья, поднимая на него взгляд. Над океаном верещат чайки. Они в беспорядке летают над волнами, стараются отобрать друг у друга сносный обед и совершенно не замечают, как внизу на берегу стоят друг напротив друга два человека на расстоянии вытянутой руки, один из которых говорит, а второй молчит. Гермиона поправляет волосы из-за ветра каждые несколько секунд, но рассказывает о том, что на следующей неделе уезжает в немагическую Британию, чтобы получить образование. Говорит о том, что поедет с Джинни, поскольку она тоже записывается на курсы. Она не говорит о том, что Гарри в курсе, но Северус понимает и сам. А еще он понимает, что единственный остается в неведении среди ее близких знакомых. С каждой последующей минутой его лицо становится все более серым, взгляд тускнеет, и Гермиона видит это, но совершенно не знает, как этот процесс остановить. Когда она заканчивает, то почти не чувствует левой руки, крепко сжимающей собственное предплечье, потому что только так ей удается держаться за реальность и при этом не отрывать от Северуса взгляда. Она не знает, к чему следует быть готовой. Она не знает, что будет в следующую секунду. Северус молчит какое-то время, а затем поворачивает голову и смотрит на шумные воды океана, слегка прищурившись. Гермиона терпеливо ждет любой реакции, но она отсутствует. Совершенно, абсолютно отсутствует. Она нервно облизывает губы и чуть качает головой, потому что правда не знает, как теперь быть. — Почему ты не можешь учиться здесь? — негромко задает он вопрос, по-прежнему глядя на океан. Гермиона даже чуть вздрагивает, когда он говорит, но быстро берет себя в руки. — Здесь нет подходящей квалификации, — отвечает она, по-прежнему глядя на его профиль. — Такое образование доступно только в мире магглов. Северус чуть кивает и снова замолкает, глядя на линию горизонта. Гермиону от волнения и тревоги тошнить начинает. Руки облачаются в перчатки холодного пота. Аура спокойствия и тепла растворяется в пространстве, на ее место приходит давно забытое ощущение. Отчужденности. — Как долго будут длиться курсы? — задает он следующий вопрос. Его голос так непривычно холоден. Гермиона сглатывает. — Два… — она заикается и сжимает на мгновение губы. — Два месяца. Северус снова кивает. Кивает и не смотрит на нее. Гермиона замечает, как он сжимает и разжимает пальцы рук, которые висят у него вдоль тела. Мантия мужа развевается на ветру. Он почти не двигается. Ох, Мерлин, о чем же ты думаешь! — И когда ты приняла решение? Гермиона чувствует, как вдоль тела бегут мурашки. Его голос. В нем сквозит такой холод, от которого кожа становится гусиной. Она словно говорит со своим мужем после свадьбы. Ком моментально встает поперек горла, но Гермиона всеми силами старается его сглотнуть. Ей придется сказать ему. — Еще… — она облизывает пересохшие губы и снова нервно убирает за ухо прядь волос, — зимой… Гермиона замечает эмоцию на его лице. Моментальную, мгновенную, точно молния. Она не успевает разобрать, что именно это было, но чувствует, что делает ему больно. На подсознательном уровне ощущает, что ему тяжело слышать то, что она говорит. Она слышит, как с дрожью он вздыхает, когда поворачивается к ней. — Неужели я настолько противен тебе? Гермиона задыхается словами, когда он переводит на нее свой взгляд. Ох, Мерлин, в нем столько непомерной, безысходной тоски, что у Гермионы холодеют руки. Она мотает головой из стороны в сторону и делает шаг к нему. Северус синхронно с ней делает полшага назад. — Что ты? — на выдохе произносит она, покачав головой. — Пожалуйста, не говори так, — почти задыхается она. — Я просто… Гермиона снова переминается с ноги на ногу, не контролируя это движение. Северус вновь это замечает. Девушка чувствует, как начинают дрожать ноги, только эта дрожь совсем не приятна. Она нервирует. — Я просто хочу учиться, Северус, — смотрит она ему в глаза и старается найти там хоть что-то, кроме безмерной тоски. — Я всю жизнь училась, мне этого так не хватает… Глядя в глаза супруга, Гермиона замечает, что в какой-то момент они становятся другого оттенка. Он словно закрывается от нее по щелчку пальцев, и девушка видит лишь темные омуты Северуса. Он молчит несколько секунд, а после коротко кивает. — Хорошо, — и, развернувшись, направляется в сторону домика. Шумят волны океана, в небесах снуют чайки. Ветер треплет полы его мантии, ее светлое платье и распущенные волосы. В грудной клетке сердце бьется так нервно, редко и с болью ломит ребра, что это вызывает тошноту. Гермиона какое-то время стоит на месте, словно пустив корни в землю и глядя на его удаляющуюся спину, и не замечает, как правую щеку слегка стягивает от стрелой упавшей слезы.

***

Вдалеке слышится гудок поезда, и несколько пассажиров оборачиваются по направлению движения, склонившись вперед. Перрон постепенно заполняется пассажирами, слышится говор уезжающих и провожающих, топот десятков ног. — Так, ты ничего не забыла? — суетится Гарри. — Необходимые вещи, медикаменты, деньги не забыла? Я пришлю еще через неделю. Джинни смеется, откусывая кусочек сочного персика, и тянет руки к Гарри, обвивая их вокруг его шеи. Гарри весь на нервах, переживает за эту поездку, у Джинни срок не маленький, по их подсчетам, стоит ей сойти с поезда, можно сразу ехать в больницу за первенцем. — Милый, — улыбается она, прожевав сочный фрукт, — я не беспомощная, как-нибудь справлюсь. Гарри обнимает жену за талию и проводит ладонями по пояснице, сцепляя пальцы. — Я беспокоюсь, — нервно выдыхает он, — ты надолго так не уезжала еще от меня. — Беспокоиться следует мне, — замечает она, — я же беременна. Парень задыхается словами и смотрит в карие глаза Джинни. — Именно, — выдыхает он, — я еще тебе собрал сумку, о которой мы говорили. И вообще, пиши мне каждые два дня, звони, если нужно, телефоном я тебе показал, как пользоваться, и вообще я… Джинни смеется и тянется вперед, целуя Гарри с бесконечной любовью и трепетом. Поцелуй получается с привкусом персика. Сладкий и приятный. Гарри даже чуть расслабляется, когда она отрывается от его губ и смотрит в глаза. — Полегче? — улыбается она. — Немного, — парирует Гарри, качнув головой. Джинни смеется и целует Гарри снова, пока он нежно водит по спине девушки пальцами. Гермиона смотрит на них какое-то время, и улыбка непроизвольно появляется у нее на губах. Стоит ей только отвести взгляд, чтобы посмотреть на собственного мужа, к горлу подкатывают слезы. Она бы многое отдала, чтобы Северус также провожал ее в дорогу, но этого не происходит. После их разговора в субботу ситуация в их взаимоотношениях сильно ухудшается, это замечает не только сама Гермиона, но даже Дейзи. Это пугает вдвое сильнее. Всю неделю они проживают, будто на иголках. Они отдаляются друг от друга так резко и стремительно, что Гермиону это почти до слез доводит. — Северус, — зовет она. У него в ногах стоят две ее дорожные сумки, на одной из сих сидит Дейзи, глядя по сторонам. Северус слегка приподнимает голову, дает ей тем самым понять, что слышит обращение. В ответ он на нее не смотрит. — Пожалуйста, скажи что-нибудь, — негромко просит она. Северус сглатывает. И ничего не говорит. Между ними появляется чудовищная пропасть, миновать которую с каждым днем становится все сложнее. Сначала Северус уходит на все воскресенье из дома, поясняя, что его снова сдергивают в Министерство, затем не приходит к ней спать с воскресенья на понедельник. На неделе они почти не видятся, из пяти рабочих дней вместе они ужинают всего один раз, но, как бы Гермиона ни старалась, на разговор выйти не получается. Северус закрывается от нее, а процесс этот остановить она совсем не может. В среду Гермиона старается пойти на контакт, стучит в его спальню, но не получает ответа. Она стоит возле его двери и смотрит на полосу света под ней, но вскоре комната погружается во тьму. Она чувствует, как наворачиваются слезы и, сжав губы, уходит к себе в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Гермиона ложится в большую постель и подминает под себя одеяло, сворачиваясь в позу эмбриона. По переносице стекает слеза и, спустившись вдоль носа, падает на хлопковую наволочку. Гермиона забывается беспокойным сном и жалеет всем своим существом о принятом решении. Джинни она говорит, что все прошло нормально. Она бессовестным образом врет лучшей подруге, но у той, видимо, детектор лжи на фоне гормонов дает сбой, и она всплескивает руками, заявляя громогласно: «Я же говорила!» Гермиона тогда прикладывает все усилия, чтобы улыбнуться. Эта неделя тянется бесконечно тяжело. В четверг Гермиона снова предпринимает попытку зайти к нему и поговорить, но дверь его спальни оказывается закрыта, а полоса света исчезает так же быстро, как и в среду. Северус не заходит к ней, он не присоединяется к ней в библиотеке, не открывает свою дверь. Не открывает свое сердце. Он закрывается от нее, не говорит о том, что чувствует. Что думает. Гермионе приходится додумывать самой, как это было изначально, и такая идея ей совершенно не нравится, потому что каждая собственная мысль доводит ее только сильнее. Она пытается понять причину его отчужденности, но не находит ее. Почему же он тогда так сильно не хотел отпускать ее в мир магглов? Почему отпускает ее сейчас, но закрывается от нее еще сильнее, чем в первое время после свадьбы? Гермиона продолжает задавать вопросы. Северус не дает ей ответы. — Это же всего на два месяца, — смотрит она на его профиль. — Пролетят, не заметишь даже, — старается улыбнуться она и тянет пальцы к его руке. Слышится громкий гудок, заставляя отреагировать всех присутствующих на перроне, только не Гермиону, внимание которой оказывается полностью сосредоточено на Северусе. Он смотрит на рельсы. — Поезд прибывает, — негромко замечает он отстраненным тоном и наклоняется вниз, убирая руку, чтобы взять ручку сумки. Гермиона вздрагивает от не случившегося прикосновения, как от пощечины, сердце сдавливает досада. Ох, Мерлин, да что же происходит с ними! Девушка наклоняется сама, чтобы помочь Дейзи встать, и сжимает ее теплую ладонь в своей. Гермиона смотрит в спину своему мужу и борется с непреодолимым желанием бросить все вещи, выпустить руку дочери из своей, подойти к нему и обнять сзади, прижав к себе так сильно, чтобы на щеке чувствовалось биение его сердца. Так, чтобы костяшки пальцев побелели от того, как сильно она сжимает его мантию. Так, чтобы он опустил свои руки на ее собственные и сжал их в ответ. Поезд прибывает, проводники открывают двери, выпуская пассажиров. Северус проходит всего пару шагов вперед, сжимая в руках ручки обеих ее сумок, которые снова ставит в ноги. Он вынимает из кармана какой-то лист, смотрит на него, а затем переводит взгляд на номер вагона. Все правильно. — Скучать будешь? — слышит Гермиона ласковый говор Джинни не так далеко от себя. — Я уже скучаю, — отвечает ей Гарри и нежно целует, склонив голову вправо. Гермиона понимает, что она впервые осознанно завидует тому, что видит. Эта зависть, конечно, белая, но она есть. У Гермионы кошки на душе скребутся от того, что она не может вот так просто взять, подойти к своему мужу и поцеловать его у всех на виду. Северус чуть расправляет плечи, когда видит ее, выходящую из вагона. Он ловит ее взгляд и кивком приветствует. Гермиона не сразу это замечает. Видит только в какой-то момент, что к ним целенаправленно идет какая-то женщина в аккуратной шляпке с желтым бутоном лилии сбоку. — С прибытием, — сдержанно произносит Северус, чуть кивнув. — Да-да, как всегда очень радушно, Северус, — расслабленно замечает женщина, чуть взмахнув рукой. — Я тоже тебе рада. Женщина выше Гермионы почти на целую голову, она в теле и определенно старше нее. У нее глубокого цвета голубые глаза, светлые волосы, закрученные не без помощи бигудей, и темные брови, подведенные карандашом. Одета дама точно на свой возраст. Она оглядывается по сторонам, а затем смотрит за спину Северуса и охает в изумлении, оставляя сумки на земле и прикладывая ладони к губам. — Ох, Мерлин! — в изумлении шепчет она. — Дейзи, как ты выросла! Как выросла, девочка моя! Полноватая женщина тянет к девочке руки, и Гермиона машинально хмурит брови, собираясь завести дочь за ногу, но тут же ловит взгляд Северуса и отказывается от этой идеи. Кажется, она знакома ему. Даже больше. Эта женщина знает Дейзи. — Дай-ка я на тебя посмотрю! — берет она на руки девочку, даже не спросив ее разрешения. Дейзи устраивается на ее руке и взволнованно смотрит на папу, но тот только кивает, и девочка расслабляется, даже чуть улыбается незнакомой Гермионе женщине. Та, в свою очередь, смотрит на девочку с восхищением и качает головой. — На мать похожа стала, — негромко замечает она. — Сильно. Гермиона чувствует, как горло сдавливает невидимая рука. — Ты меня не узнаешь, Дейзи? — улыбается женщина. — Это же я, тетушка Рози! — Розамунд, ей было полтора года, когда вы виделись последний раз, — негромко замечает Северус. Розамунд сводит на переносице брови на мгновение, но тут же расслабляется и улыбается девочке. Гермиона замечает, что у женщины одна ямочка на щеке, когда она улыбается. Совсем как у Дейзи. — Ничего страшного, быстро наверстаем упущенное, — смеется она, после чего переводит взгляд на замершую на месте девушку. — А вы, должно быть, Гермиона?.. Она спрашивает это небрежно, словно просто так, между делом. Гермиона понимает, что теплых чувств Розамунд к ней совершенно не испытывает, даже более того, воспринимает девушку в штыки. — Да, — кивает она. — М, — окинув ее взглядом, реагирует женщина. — Понятно. Ну что, идем? Розамунд уже собирается пойти к выходу, но Гермиона делает несколько коротких шагов вперед, чувствуя, как подгибаются ноги. Кто эта женщина? И почему она не дает ей попрощаться с Дейзи? — Малышка, мне пора уезжать, — негромко произносит Гермиона, когда Дейзи поворачивается к ней прямо на руках у Розамунд. По виду женщины становится понятно, что она не собирается отдавать ее в руки Гермионы. Дейзи смотрит своими огромными зелеными глазами ей в самую душу, а после прикасается ладошкой к ее щеке, и Гермиона закрывает на мгновение глаза, накрывая ее руку своей. — А ты скоро вернешься, мамочка? — спрашивает она. Гермиона поджимает губы и несколько раз кивает, не зная, что вообще произойдет за эти два месяца, что за раскол произошел между ней и Северусом, сможет ли она залатать его со временем и исполнит ли она желание, которое Дейзи загадывает на день рождения? Сможет ли она быть с ней в этот день через год вместе с Северусом? Гермиона тянется вперед и прикасается губами ко лбу девочки, зажмурив глаза. — Конечно, скоро, Дейзи. Отпустить руку дочери оказывается почти физически больно. Гермиона понимает, что не может заставить себя обернуться. Не может позволить себе посмотреть на Дейзи еще раз, потому что ее материнское сердце просто не выдержит разлуки. Поэтому она идет рядом с Северусом, который держит ее сумки, и борется со своими чувствами. — Кто это? — слегка надломившимся голосом спрашивает Гермиона, подняв на Северуса взгляд. Если он даже сейчас, даже в эти последние минуты не станет говорить с ней, она просто не выдержит всего этого. Зачем же он отпускает ее, если все становится так? Почему молчит о своей печали, почему не делится ею с Гермионой? — Это Розамунд Тодд, — глядя перед собой, отвечает Северус, пока они идут к вагону. — Младшая сестра Мелоди, матери Дейзи. Гермиона радуется тому, что он идет на диалог, пусть суть разговора ужасна, вся ситуация пугающая, да и последняя неделя ее жизни становится давно забытой черной полосой. Девушка отмечает, как он представляет ей Розамунд. Не как «сестру бывшей жены», не как «родственницу покойной супруги». Он называет ее «сестрой Мелоди, матери Дейзи». Мелоди Тодд… Вот какое у нее настоящее имя. — Зачем она приехала? — смотрит на него Гермиона. Северус продолжает смотреть вперед. — Забрать Дейзи к себе, — отстранено отвечает он. Гермиона чувствует, как подгибаются колени. Она непроизвольно останавливается, но сама не замечает, как вовремя, потому что они уже подходят к необходимому вагону. Гермиона не обращает внимания, как всего в каких-то десяти метрах от них Гарри затаскивает в вагон чемоданы Джинни. — Почему? — тихо спрашивает она. Северус ставит сумки под ноги и какое-то время молчит, взвешивая слова. Гермиона все еще смотрит на него. Он вздыхает и, заложив руки за спину, поворачивается к ней, впервые за долгое время глядя в глаза. Гермиона даже не вздрагивает от его холодности, словно только ее и ждет все это время. — Гермиона, я осознал одну очень важную вещь, которая довольно долго не давала мне покоя, но я гнал ее прочь, потому что был… Ослеплен… … тобой. Любовью к тебе, которая сжигала меня первое время изнутри. Вслух он этого не говорит. — Я много думал об этом, — продолжает он. Я много думал о тебе. Я весь этот год только о тебе и думаю. Гермиона все еще смотрит на него, не дышит почти, не моргает. Сжимает только сухие губы, чуть вскинув голову вверх, и немного сводит вместе аккуратные брови, чтобы не дать другим эмоциям волю. — Магическое сообщество давно молчит о том, что случилось прошлым летом и, — он замолкает на какое-то время, — в моей защите ты больше не нуждаешься… — Стой, — прерывает его девушка, не чувствуя собственного тела, — что ты говоришь такое? Руки холодеют, кончики пальцев начинает покалывать. Перед глазами вспыхивает ночь в прошлую пятницу, когда Гермиона засыпает в его объятиях, прижимая к себе его руку. Она помнит его суховатые пальцы, словно чувствует сейчас, в этот самый момент. Та ночь запоминается лучше всего. Наверное, все дело в том, что Гермиона делает себе подсознательную установку, что эта ночь может оказаться последней. Не зря говорят, что нужно следить за тем, о чем думаешь. Мысли имеют способность становиться материальными. Она смотрит на Северуса, стоит на перроне с ним, но мысли ее все еще в ее спальне, в его объятиях. Она не слышит топота ног пассажиров, их звонкие голоса, она чувствует ровное дыхание своего мужа в волосах, чувствует спиной биение его сердца и тепло его тела. Остановись. Не говори больше ничего. Не надо. — Мы попытались стать семьей, но у нас не получилось, — продолжает он, — глупо пытаться сделать то, что нам не под силу. Ты больше во мне не нуждаешься, — холодно замечает он. Я хочу помыть свой поганый рот с мылом. — Северус, — одними губами. — И ты права, — продолжает смотреть на нее мужчина. — Всегда была права, зря я не слушал. Все это… Бессмысленно. Смысл исчезнет в тот момент, когда ты уйдешь. Без тебя его не станет. Гермиона сухо сглатывает, в ушах начинает шуметь. — Что именно? — она задает вопрос тихо, почти беззвучно, но он слышит каждое слово. Если бы она только знала, что он слышит даже каждый ее редкий вдох. Если бы знала, почему он так поступает. О, Мерлин. — Притворяться и пытаться быть теми, кем мы не являемся, — отвечает он. — Кем? Она задает глупые вопросы. Он дает глупые ответы. Прости меня. — Семьей. Машинист дает гудок, перрон постепенно пустеет. Гарри все еще прощается в вагоне с Джинни, намереваясь выбежать из него в последнюю минуту. Розамунд стоит с Дейзи на руках и что-то ей рассказывает, но девочка не слушает ее, смотрит неотрывно на маму, которая, в свою очередь… Во все глаза смотрит на ее папу. — Повторюсь, в моей защите ты больше не нуждаешься, — продолжает он. — У тебя свои планы на жизнь были до нашей встречи прошлым летом, у меня свои, — он недолго молчит и чуть хмурится. — Думаю, мы в планы друг друга не вписываемся. Ненависть проще, чем любовь. Северус снова ненадолго замолкает, глядя Гермионе в глаза. В них столько всего, столько всего, что зацепиться ни за что не удается. Мужчина думает о том, что неоднократно повторяет себе, как ему страшно сломать ее. Такую хрупкую и нежную. На прошлой неделе она сама ломает его. А сейчас они стоят друг напротив друга и разрушают оба то, что кропотливым трудом строят почти целый год. — Я хочу сказать, что мы оба друг в друге больше не нуждаемся, разве нет? Я себя ненавижу. Гермиона заторможено моргает. Сознание не успевает воспринимать информацию, она словно получает ножевые ранения, но они не задевают ее плоти. Она чувствует, что что-то не так, совсем, совершенно не так, но не может ничего сделать, чтобы этого избежать. Его слова постепенно начинают проникать в мысли. Гермиона чувствует, как дрогнули колени. — Я… — делает она паузу, сглатывая сухой комок в глотке, — не нужна… тебе?.. Северус смотрит на нее в ответ, хочет ответить, но не может найти в себе силы так бессовестно солгать ей прямо в глаза. Он никогда не лгал ей до сегодняшнего дня. Ни разу, ни единого, черт возьми, раза. Мужчина беспомощно открывает и закрывает рот, глядя в ее искрящиеся тупой болью глаза, на гаснущие радужки, опущенные уголки губ, морщинку между бровей, которую он столько раз разглаживал указательным пальцем за последние месяцы, а теперь не может заставить себя поднять руку и сделать так снова. Знает прекрасно, что, если прикоснется к ней, оно взорвется в нем снова, погубит его основательно. Она четко выражает свою позицию скрытым отъездом, она не раз кричала ему за этот год о том, что терпеть не может находиться в этом доме, она сбегала, она терпела этот брак. Она принимает решение уехать из его дома еще зимой. Северусу больше не нужно подсказок, он понимает, что происходит. Гермиона выживала в этом браке, теперь он это видит. Видит, снова забывая о том, что время их обоих меняет, и следует сначала спрашивать вслух, а не додумывать самому. Северус опускает взгляд. Он не может ей сказать о том, что она ему не нужна. Это была бы самая отвратительная ложь всей его жизни. — Думаю, ты терпеливо ждала, когда я скажу об этом вслух, поэтому я говорю… … совсем не то, что думаю. — Я отпускаю тебя. Внутри что-то непоправимо, безвозвратно надламывается одновременно у них обоих, когда слова повисают между ними в воздухе. Эти маркие, липкие слова. Гермиона чуть дергается от этого, как от пощечины. Она старается распахнуть губы, чтобы задать вопрос, но язык не слушается, словно прилипает намертво к нёбу. — Я отпускаю тебя, — повторяет он так, словно хочет заколотить последний гвоздь в их в без того тяжелое положение. — Прощай, Гермиона. — Поезд отправляется через три минуты! — гремит голос проводника. — Просьба всем пассажирам пройти в вагоны, а провожающим покинуть их! Гудит клаксон, двигатель состава разогревается, из-под колес поезда вырываются белые клубы дыма, снуют провожающие возле окон, слуха касаются разные голоса, чей-то смех, слышится запах сигаретного дыма. Они не видят никого, кроме друг друга. — Гермиона, давай я занесу твои сумки, я предупрежу проводника, — появляется рядом Гарри. Она не слышит его, он его не слышит. Гарри берет ее сумки и снова мчит в вагон, проводница просит его поскорее выходить и пригласить пассажирку, раз она его знакомая. Гарри обещает, что так и сделает. Гермиона смотрит на Северуса еще какое-то мгновение, а после ощущает, как внутри все разом отключается. Так, словно кто-то срывает все предохранители разом, отключая энергию. Она кивает и распахивает сухие губы. — Прощай, Северус, — тихо шепчет она, не доверяя собственным связкам. Боль оглушает. Чисто механически она делает два шага назад, сжимая перед собой в руках куртку, пока смотрит на него эти последние секунды. В грудной клетке ухающая, густая темнота, она не чувствует рук, не понимает, как шевелит ногами, заставляя себя двигаться. Она разворачивается и следует к вагону, чувствуя его взгляд на своих лопатках. Гудит клаксон, Гермиона чуть дергается, когда поезд трогается с места. Телом она находится в поезде, душа ее остается на перроне.