Цветок жасмина

Как и всякому зданию, монастырю Водных Каштанов требовался ежегодный ремонт. Обновить краску на кровле, залатать дыры, замазать трещины - работы хватало. Се Лянь по долгой привычке собрался заниматься ремонтом сам, чтобы не напрягать прихожан, занятых на полях. Разумеется, Сань Лан не дал этому случиться и оказался самым активным добровольцем в малочисленных рядах работников. Строго говоря, он и вовсе надеялся быть единственным помощником, однако Фэн Синь и Му Цин каким-то образом прознали о затее Се Ляня с ремонтом и просто возникли на пороге, готовые к труду. Таким образом, их четверка оказалась в храме, окруженная цветущими садами и одуряющим запахом жасмина. - Какого черта здесь так много жасмина? Дышать прям нечем, - сморщился Фэн Синь, размазывая зеленую краску по выгоревшей черепице. Се Лянь смущенно улыбнулся. - Пару лет назад я хотел посадить цветы, чтобы было красиво, да что-то он так разросся... Похоже придется вырубать. - Сколько же ты кустов посадил? Се Лянь сажал не саженцы, а семена, которые брал с дикорастущих кустов. Делая большой запас с учетом своей неудачливости, он ожидал, что из сотни семян прорастет одно, а из сотни ростков лишь вырастет лишь одно взрослое растение. Он щедро разбросал тысячи семян, рассчитывая на уютный садик из десятка кустов жасмина. Но судьба решила снова над ним подшутить - выглядело так, словно проросли абсолютно все семена. Теперь, чтобы пробраться к монастырю Водных Каштанов, требовалось пройти через заросли кустов с белыми цветами и обывателю оставалось лишь гадать, почему монастырь не назван в честь жасмина. История была настолько в духе Се Ляня, что Фэн Синь лишь рассмеялся. - Зато теперь ты сможешь выкопать кусты и продать их. - Сдается мне, - раздался голос Му Цина изнутри монастыря, где он занимался утварью, - что в таком случае кусты немедленно охватит какая-то болезнь и весь план пойдет коту под хвост. И это тоже было весьма в духе неудачливости Се Ляня. Фэн Синь однако что-то возразил Му Цину, слово за слово и понеслась их привычная перепалка. Се Лянь даже не стал себя утруждать следить за ходом их мыслей. Сань Лан же ничего не говорил о тяжелом аромате жасмина. Он очень увлеченно расчерчивал большие доски, из которых собирался сделать новую дверь в монастырь. Не то, чтобы старая пришла в негодность, но ему очень хотелось сделать новую, резную, с защитными узорами против разной нечисти. Се Лянь не нашел причин отговаривать своего мужа от своеобразного рукоделия. Сидя на крыше, Се Лянь с удовольствием наблюдал за тонкими, выверенными движениями рук с карандашом - резной узор и впрямь ожидался изящный. Куда они деваются во время занятия каллиграфией? Отвлекшись от лаяния Фэн Сина с Му Цином, Се Лянь услышал какой-то посторонний звук. Недолгий поиск привел его взгляд к предельно сосредоточенному Сань Лану. Оказывается, он напевал какую-то мелодию, не отрывая взгляд от деревянной поверхности. Мотив отчего-то оказался Се Ляню незнакомым. Хотя ему пришлось выучить столько песен на улицах, удивительно, но ни одна из них показалась похожей. До тех пор, пока не запел Фэн Синь. Голос сильный, громкий, зычный, словно он хотел перекричать свои мысли, продолжавшие гавкаться с Му Цином вопреки воле хозяина. Хуа Чэна словно выдернуло из мыслей это неумелое пение, однако, легко ухмыльнувшись, он присоединился к Фэн Синю. Се Лянь с удивлением смотрел на них обоих - песня очевидно, была хорошо знакома им. Отчего же он не может вспомнить ее, хотя и ощущает неясную щемящую тоску от напева? Дуэт Хуа Чэна и Фэн Синя внезапно распался. Фэн Синь запнулся, словно забыв слова, а Призрачный Король громко и с чувством пропел: -... подарить цветок возлюбленному! На этой невинной строчке из окна показалось красное и злое лицо Му Цина: - Там не так пелось!!! Боги, ещё и Му Цин знает эту песню. Се Лянь чувствовал себя настолько не в своей тарелке, будто при нем обсуждают что-то, что он должен хорошо знать, но на самом деле не имеет понятия. - Пелось именно так. Просто кое-кто не может выкинуть из головы заблуждения западных кварталов. - Пелось не так! Цветок надо дарить "кому-то"! Выкормыши восточных кварталов всегда славились своей распущенностью! Западные кварталы? Восточные?.. У Се Ляня начала появляться смутная догадка. - Скажи ему, какой вариант верный! - Му Цин смотрел на Фэн Синя с очевидным огнем в глазах. - Да блин, оба! Оба верные, просто в западной части города пелось так, а в восточной - по-другому. - Это что... - Се Лянь запнулся. - Песня, что вы поете - народная песня Сяньлэ? На него обернулись трое - люди, некогда бывшими его подданными, если уж на то пошло. Му Цин и Хуа Чэн - выходцы из простолюдинов, а Фэн Синь много времени проводил на улицах по поручениям царского двора. Неудивительно, что двое из них запомнили тот вариант, что пелся их соседями, а третий знал оба. В свою очередь, неудивительно, что принц, которого обучали высокой, придворной музыке не знал простого народного напева. Когда же судьба привела его к изучению народных песен, похоже, не осталось никого из Сяньлэ, кто бы помнил именно этот мотив. Захваченные врасплох словами Се Ляня, Хуа Чэн, Му Цин и Фэн Синь обменялись взглядами. Пели-то они одну песню, да только её история не приходила им в голову. Внезапное доказательство их землячества привело чувства всех в смятение. - Ваше Высочество... - Хуа Чэн поднялся на ноги, с тревогой и заботой во взгляде смотря на сложное выражение лица Се Ляня. Тому и впрямь хотелось рассмеяться от внезапного привета с давно утраченной родины, но и слезы - чего скрывать - подступали к горлу. Поэтому голос, когда Се Лянь заговорил вышел хриплым. - Научите меня тоже, пожалуйста. Я хочу знать эту песню. Искренняя просьба смыла все сомнения. Хуа Чэн, Фэн Синь и Му Цин переглянулись и запели, а Се Лянь слушал их так внимательно, словно в словах был сокрыт рецепт вечного счастья. Они пели о жасмине, о прекрасных, белых, ароматных цветах. Цветы вызывают всеобщее восхищение - так и хочется сорвать один такой, чтобы преподнести... Хуа Чэн вложил все чувства в свой вариант с "возлюбленным", а Му Цин отчаянно отстаивал "кого-то". Фэн Синь внезапно поддержал Хуа Чэна. Му Цин очевидно был готов испепелить предателя одним взглядом. Се Лянь умиротворяюще поднял руки: - Давайте сойдемся на более цивильном варианте с "кому-то", а второй, - он покраснел, глядя с крыши на нежно улыбающегося ему мужу. - Второй вариант и я так не забуду. Он мягко улыбнулся Хуа Чэну в ответ. Му Цин и Фэн Синь переглянулись с таким видом, словно их вот-вот стошнит. В третий раз Се Лянь присоединился к пению. Красивый, звонкий, поставленный голос отлично влился в трио, окрашивая мелодию тонами пережитой тоски и благодарности. Проходившие мимо крестьяне с удовольствием послушали их - благо, песня была совсем короткой. - Даочжан, а что это за песня? Впервые слышим. - С моей.... нет, с нашей родины, - ответил Се Лянь. - А далёко ль это? - Пешком не дойти, на повозке не доехать. Конечно, при желании в бывшие окрестности Сяньлэ можно было прийти, но какой смысл? Здания, речь, даже русла рек - все иное. Сердце там ничему не радовалось. - Тогда вам повезло, даочжан! Так далеко от родины, а земляки рядом. Есть хоть что вспомнить. И правда. Оказалось, что есть.