Sunny Night

Солнце ярко сияло над полем, сливаясь с колосьями недавно скошенной пшеницы. Он лежал, скрывшись в этой золотой бездне, скрывшись от мира, от мук и печали. Ему казалось, что спрятавшись, он исчезнет. Этому заблуждению подвергались очень и очень многие люди, после чего многие из них в разочаровании покидали этот мир, переходя к иному, высшему, который, быть, может, и существовал. Солнце и его лучи, отражающиеся в самих по себе бесцветных глазах, были для Чимина символом. Символом того, что жизнь еще не закончилась. Будто этот желто золотой, как частицы огня, свет мог спасти его от чрезмерной любви, которую, он по своей же ошибке поселил в сердце. Волосы парня были бесцветно-серыми, лицо бесцветно-бледным, а одежда была белой дочиста, как будто все краски забрали из его души. Он как будто находился в безграничной прострации, что поглощала его полностью и бесповоротно. Он был потерян. Как и все такие же, как и он. Единственный цвет, что он различал — это желтый. Желтые колосья пшеницы. Желтые лучи солнца. Желтые волосы у Мин Юнги. Солнце слегка коснулось колосьев пшеницы, Пак подумал, ненароком, что оно их подожжет, но оно лишь стало уходить вглубь, ниже и ниже. Оно стало порождать новые оттенки: оранжевый, красный, которых, к сожалению, Пак Чимин видеть не мог. Он видел лишь желтый. Послышался шелест: кто-то шел к нему. Парень пригнулся еще ниже к земле. Никто не раскроет его пристанище. Никто. Никто... Желтый диск солнца все больше скрывался за горизонтом, туша огонек в сердце парня, посыпая единственный горящий уголек песком. Как только последние лучи скрылись, оставив свой еле ощутимый след потушенных углей в душе Чимина, шелест повторился вновь. В ночи, в колосьях пшеницы, посреди поля, куда не доставал свет далеких городских фонарей, появился, раздвинув заросли, он. Он как будто слегка светился в ночи. Его светлые, практически белые волосы должна была поглотить ночь. Но, видимо, даже она была бессильна пред таким чудом. На нем была ядовито желтая футболка, от которой веяло счастьем, энергией, льющейся потоками. У него были желтые глаза, Пак ни разу не задался вопросом: это линзы или нет? В этом не было нужды. Он знал, что нет. Он знал, что в Мин Юнги вселилась частица солнца, и это не требовалось никому доказывать. Не было, кому доказывать. «Мин Юнги... Мин Юнги... Мин Юнги...», стучало безустанно в голове у бесцветного парня. Будто больше мыслей не существовало. Он - причина его разрушения жизни. Он же - путь к ее исцелению. Цитируя Джона Грина: «...лекарство поможет остаться в живых, но не жить». Даже лекарство от рака уместно в этом сравнении между ним и этим странным живым солнцем. - Я.. присяду? - предложил подошедший только что парень. Пак Чимин лишь продолжил глядеть на черное небо. Юнги расценил это как согласие, поэтому осуществил задуманное. - Ты как? – осторожно задал вопрос блондин. - Отлично. – Безразлично, с ноткой едва уловимого сарказма парировал Пак. И хоть от этого нечестного ответа не стало ни на каплю яснее состояние сидящего рядом, Мин произнес: - Хорошо. – Тихо-тихо, почти шепотом. «Плохо», подумал Чимин. Вдруг бесцветный парень почувствовал взгляд на себе. Он не любил, когда на него смотрят. Обычно люди быстро отворачивались от него, или и вовсе – старались смотреть сквозь него, как сквозь стекло. Он знал, что взгляды обращены на него лишь из интереса и жалости. Мол, бедный, наверное, страдает от потери. От потери отца. - Ты где теперь живешь? – прервал нарастающую тишину солнечный парень. - Где и раньше. - Неужели тебе ничего не напоминает о нем? Неужели ты не страдаешь? Пак хмыкнул. «Стал бы он страдать и рвать волосы из-за того, кто лишил тебя нормальной жизни». - Нет. – Отрезал, продолжая в упор смотреть на чернеющее небо, Чимин. Мин Юнги отвернулся. - Я бы скучал. – Искренне признался он. Его слова были звонкие и добрые, ласковые, как лучи солнца. В голове продолжало стучать: «Мин Юнги... Мин Юнги... Мин Юнги...» - А по мне бы никто не скучал. – Наконец сказал самостоятельную фразу бесцветный парень. Юнги снова повернулся лицом к собеседнику. - Почему ты так думаешь? – В его голосе слышалась неподдельная тревога. «Потому что я люблю тебя», подумал Чимин. - Потому что некому меня понять. – Пак Чимин повернулся лицом к Мину. - Я тебя понимаю. - Никто. Меня. Не. Понимает. – Произнес, ставя точку после каждого слова, парень. «Я люблю тебя», подумал Юнги. Он не стал этого отрицать и уставился туда, куда секундой раньше смотрел его знакомый. Внизу пропасть с двести метров. Пак бы прыгнул. Но падать долго. На какое-то мгновение их взгляды пересеклись и на сером фоне бесцветного мира Чимин смог разглядеть желтые глаза и светлые волосы парня напротив. В голове прозвучали слова из песни awfultune “March 14, 2012”: «And let the sun inside / It’s been waiting to see you / The sun is love / And love is good for your skin» (И запусти солнце внутрь / Оно ждет того, чтобы встретиться с тобой / Солнце – это любовь / И любовь хороша для твоей кожи). В кармане валялась пачка сигарет и пара, скорее всего, отсыревших спичек. Зажечь их у Пака не было никакой возможности. Огонек внутри души потух, неумолимо остывая с каждой секундой, а Юнги лишь растягивал его страдания. «… лекарство поможет остаться в живых, но не жить...» - Иногда мне кажется, что ты как будто ночь. Ты такой странный, мрачный. Иногда, кажется, что ты и вовсе потух. – Высказался Мин. Пак промолчал. - Взошло солнце. – спустя какое-то время выдавил бесцветный парень. Ночь все еще окутывала город вдали в свои несоизмеримые объятия. - Сейчас ночь. – с удивлением заметил собеседник, не понимая, к чему тот клонит. - Я вижу солнце ежедневно. Его портрет, как клеймо, вбит в мою душу, поэтому, даже если я захочу забыть, я не забуду. Мин Юнги лишь с недоуменным выражением лица уставился на говорящего. - И какого это жить, какого это быть человеком, чье имя выбито невидимыми кровавыми чернилами на каждом клаптике мной убитого, чертового тела? – Поднявшись, кричал в пустоту, обезумев, Чимин. – Какого им быть, скажи, Мин Юнги? – Последние слова он крикнул с потерянной надеждой, отчаянием. - Я.. я… - слова любви и привязанности застряли в горле у Мина. Он будто замер во времени, наблюдая за теми, кто еще не лишился возможности участвовать в происходящем. Оставался шаг. Шаг к пропасти. Падать долго, но намного дольше и больнее падать в объятья солнца. Оно может обжечь его своими горячими лучами. Он слишком холоден. Солнце обожжет его замерзшую, окоченевшую душу. А после оно будет страдать. Солнце найдет того, кого его лучи смогут согреть, а не сжечь. «Спасибо за то, что дал мне возможность остаться в живых. Но я устал быть живым мертвецом, Мин Юнги». И напоследок, в бесконечном пространстве, где путь был только вниз, в висках забарабанило лишь несколько слов: «Мин Юнги… Мин Юнги… Мин Юнги…». И эту мощную тираду могли заглушить лишь слова, долетевшие до падающего в бездну: - Я убил твоего отца. Даже в последнее мгновение своей жизни он слышал голос Мин Юнги. Сейчас он мертв, поэтому ему в вечном сне, глубоко плевать на смысл сказанных «живым солнцем» слов.