Прошу, не делай мне больно.

Холод, сырость, вкус крови и жуткая ноющая боль, распространенная по всему телу- первое, что почувствовал Фил перед тем как открыть глаза. Где он? Судя по ощущениям, он лежит на полу. Руки и ноги, видимо, были связаны плотной веревкой-- просто так не разорвать. Стоп. Вдруг он не один здесь? Вдруг маньяк сидит где-нибудь в углу и наблюдает за ним из темноты, словно хищник, выжидает когда Фил начнет двигаться, чтобы вонзить в него нож? Черных прислушался, крепко зажмурив глаза: он где-то читал, что у слепых хорошо развит слух. Тишина. Никакого скрежета, шепота, лязга металла или хоть какого-то намека на присутствие маньяка, только люстра, единственный источник света, изредка тихо потрескивает. Филипп облегченно вздохнул: хоть что-то хорошее. Фил, проморгавшись, открыл глаза и попытался осмотреться, но лежа лицом вниз толком ничего не рассмотреть, поэтому он, через боль, рывком перевернулся на спину. Тусклый свет одинокой лампочки тут же ударил в лицо, заставив парня недовольно прищуриться. Терять время, пытаясь привыкнуть к освещению - опасно. Нельзя медлить. Вдруг ТОТ, кто притащил его в это место, скоро вернется? Руки, под тяжестью тела, постепенно немели: ощущалось легкое покалывание. “ Ты справишься! Итак, насчет три…”- мысленно успокаивает и настраивает себя на довольно непростое действие- найти в себе силы, чтобы принять сидячее положение. “Один” - он делает небольшой вдох. “Два” - тело немного напрягается. “Три!”- Черных резко приподнимает верхнее туловище. Казалось, они почти смог, но суровая реальность дает о себе знать: практически сразу он в изнеможении падает на спину, ударившись затылком об пол. От удара в глазах на мгновение потемнело. Видимо, его чем-то накачали: тело совсем не слушалось. “Да блять!” - выругался про себя Фил.- Почему в кино все так легко?!” Следующая попытка закончилась почти так же- он хотя бы не ударился головой. -Да блять! Сука! Какого хуя?! - Черных, начал извиваться и бить связанными ногами об пол. Больно, но больнее от осознания собственной беспомощности. Слезы скатываются по лицу и бесшумно разбиваются об холодный бетон. -Мама, папа, кто-нибудь, пожалуйста!- Шепчет Черных, тихо всхлипывая. Ему хочется кричать, но страх...Этот животный страх, смолой вливается в гортань, обволакивает легкие, не давая даже дышать громче треска этой чертовой лампы.- Помогите мне...Я… я не хочу умирать!” Фил перевернулся на бок, скрутившись калачиком. Страшно. Страшно и больно. Его трясет. В голове только одно: “Что делать?” Были бы здесь друзья, они бы точно смогли вместе выбраться: Вик придумал бы план побега, Арт и Кира с легкостью смогли бы освободиться и помочь ему...От воспоминаний о друзьях стало еще хуже. Вдруг сверху послышались глухие шаги. ОН идет! Шаги все ближе и ближе, все звонче и звонче. Где-то за спиной Фил слышит, нет, он чувствует как поворачивается ключ в замке, как дверь со скрипом отворяется, впуская ЕГО. Нужно притвориться спящим, может быть ОН уйдет? Филипп прикусывает нижнюю губу, чтобы хоть как-то заткнуть себя. -Фииил. - так сладко и так пугающе протянул ОН. В этот момент Фил почувствовал как по телу пробежали мурашки.

***

Еще в детстве Филипп Черных понял, что ему нравятся не только девчонки. Озарение, на самом деле, снизошло случайно. Однажды в детском саду Фил познакомился с одним мальчиком - Сережей. Курчавый брюнет с красивыми серо-зелеными глазами. Они всегда были вместе. На прогулке Филипп любил держать его за руку, и когда воспитательница пыталась разделить их- он начинал закатывать истерику. Во время тихого часа Сережа поднимался к нему и ложился рядом. Но потом в их группу перевели Машу. Она была похожа на Фила: такие же голубые глаза, такого же цвета волосы, даже манера речи. Единственным отличием было то, что Маша девочка. Сережа стал отдаляться от Фила: на прогулках он ходил с ней за ручку, на обеде пересаживался к ней. А затем они поженились. На их “свадьбе” Фил “случайно” уронил на ее белый сарафан палитру с гуашью. Но, становясь старше, Черных младший все больше отдавал предпочтение женскому полу: он рос в консервативной семье. Грубые гомофобные высказывания отца плотно засели в голове Фила. Так, к семнадцати годам, воспоминания о давней “неправильной” любви постепенно растворились. У него было много девушек: худые и полные, светлые и темные, но ни к одной он не испытывал что-то больше симпатии. “Возможно я просто не способен любить?”- размышлял Черных. Но однажды, как тогда, совершенно случайно, в душе снова загорелся огонек.