Моя гордость, - мы в тупике!

"Долго ли, коротко ли..." - неоны русских букв светились посередине черноты камерной сцены. -Начало шедевральное, Анна Ви, уверен, парижане оценят русский колоритный контент, как никто! - хихикнул звонко Лейтц, увидев на горизонте проходящую неподалеку грозную постановщицу. Бурцева, направлявшаяся к руководству, в ответ только махнула небрежно рукой в знак приветствия, разговаривающим Лейтцу и Юрченко. Внезапно где-то под лопаткой у режиссера кольнуло от этой неудобной картины мило болтающих коллег. "Что это? Ревность? Какая к чертовой бабушке? Вот еще! Они просто общаются, возможно даже, как сознательные, - по работе! Пф... да было бы кого к кому ревновать. Мишу? - нет, он мой друг, наверное даже, единственный здесь и отличный профессионал, к тому же, вроде статуса "сердцееда" за ним не наблюдала. Лену? - три раза Ха, с чего бы это вообще? Она просто общительная позитивная девушка, не только же со мной ей разговаривать и подвозить до дома в ливни и метели?..." Редко у Анны Викторовны возникало такое острое чувство, когда чешется то, что болит. Крайне редко. Но сейчас оно бессознательно включилось. Уже отогнав непрошенные токсичные мысли, женщина, как обычно без стука вошла к Бернару Фрозе, одному из лиц руководства. -Ооо, Анья, привет, рад снова тебя видеть! А то вчера интервью с телеканалом "CStar" съело все мое рабочее время. -Кофе? Бренди? Анекдот? - шутливо подразнил мужчина постановщицу, что уже расположилась напротив него в гранатовом объемном кожаном кресле Честер. -Да, да, я уже видела его в утренних новостях, ты был как всегда прекрасен. Вызывал? - в легкой улыбке констатировала Бурцева. -Да, ко мне тут заглядывала Элен, - (в его акценте этого имени подразумевалась Елена Николаевна, никто иная, как здешний новый сценограф). -У нее возникли некоторые сложности с декором - странно только, что это все идет через меня. Вы с ней это регулировали уже? - испытующе пронзает женщину Фрозе. -Странно, но еще нет... - только 3-м мозгом постановщица про себя вспомнила, что вчера Юрченко наведывалась к ней на репетицию для какого-то разговора, но та ее выставила обратно, ссылаясь на отработку важной сцены, да так и забыла позже узнать повод личного запроса. -В любом случае, впредь, надеюсь, вы, как девочки взрослые, будете решать всё сами, а не через 3-х, хоть и важных, лиц! Мне это ни к чему! Следующие два дня у труппы спектакли и съемка, так что дай им мини-выходные, а с Элен решите все вопросы по костюмам и деко. Хорошо? - серьезно вылил мужчина, что-то расчёркивая в своем ежедневнике. -Да, Бер, не переживай, все сделаем. - только леденисто и отчеканила Бурцева, мысленно в это время удушающая тонкую длинную шею Юрченко за ненужный "переполох в курятнике". -И, кстати, приглашаю тебя сегодня к себе на ужин, - празднуем новый будущий телевизионный проект, о котором я договорился вчера с шоураннерами телеканала. - гордо распылился в длиннющей улыбке Фрозе и радостно захлопнул свой ежедневник. На что Анна Викторовна лишь смято, бесстрастно махнула заму рукой, мол, "окей, посмотрим". Отбивая скоростную дробь нетерпения, ботинки режиссера широко рассекали по паркету за сценой. Не долго. Благо цель была найдена довольно быстро. "Юрченко, твою мать и рать!" -Так почему руководство мне выговаривает о проблемах с костюмами и декором? Что за детсадовский сломанный телефон? - женщина подходит к добыче почти вплотную с вызывающим тихим шипением. -Напомню, что я подходила вчера несколько раз. И тебе было не до этого... - спокойно отбила змеиное нападение Елена, скрещивая тонкие руки на груди. -Конечно, не до этого, а потом нельзя... - не закончила перебитая постановщица. -Потом было нельзя, так как я уехала на подбор тканей. Напомню, что тоже по твоему велению и хотению. - девушка правдиво стояла на своем, все дальше погружаемая в водопадный изумруд глаз Анны Викторовны. Может и против воли. Но ничего с собой поделать Юрченко почему-то не могла. Да еще и в таких сантиментальных сантиметрах. Кажется, впервые за последний месяц постановки спектакля девушки были так близко друг к другу. И этот аромат - уже почти родной - пионы и ягоды. Обволакивает, словно закутывает с головой и топит в удивительно противоречивый, но от этого не менее творческий, мир своей владелицы. -Ладно. Бернар дал нам два дня решить все вопросы и проблемы по всему обмундированию, пока у труппы будут спектакли и запись на ТВ. Напишу позже, когда и где встретимся. - также холодно оставляет послевкусием режиссер, пристально вглядываясь в глубокие карие глаза напротив. -И еще. Все вопросы, просьбы, мольбы, вопли и предложения - теперь только через меня или мой телефон! - ударный строгий тон забетонировал неукротимую недружелюбность Бурцевой, на что Юрченко отчего-то захотелось вымолить сейчас у режиссера лишь одну простую улыбку, - "а то она в скором времени вся замерзнет там у себя внутри, это точно!" - промелькнуло у сценографа. Но она совсем ничего не успела сказать или сделать, так как Бурцева шквальной хмурой волной мгновенно удалилась (нет, не удавилась, как могло бы кому-то показаться или захотеться) прочь, не дожидаясь никаких ответов. Вечер мутил соляные неясные догадки Анны Викторовны, что может произойти завтра - без контура многолюдной репетиции, а лишь в непредсказуемом тет-а-тете с Еленой Николаевной. "Уверена, этой женщине вряд ли захочется тратить такое количество времени, как 2 выходных дня на меня и внешние рабочие вопросы... поэтому, надеюсь, сможем обойтись меньшим" - с этими мыслями Бурцева добралась до 7 этажа дома Бернара Фрозе. На маленьком, как подразумевалось семейном, празднике жизни помимо жены Элеонор Фрозе, были приглашены: Алэйн Булажье - зам (как раз опаздывающего по своему обыкновению главного директора театра Андре Гарнье), Жюльен Бертро и Изабель Джаньи - главные звезды сцены и.... пожаловала, что чуть странно - 'Элен' та самая, что Николаевна. Вечер длился и пелся веселыми разгоряченными (вином и разговорами) французами, пока по своей совсем не французской натуре Анна Викторовна тихонько сидела, теребя в руках лишь единожды пригубленный бокал с "Chateau Latour", а когда начались легкие танцевальные эскапады народа и вовсе откровенно ушла в другую одинокую комнату. Болтать ни с кем сегодня не хотелось. Совершенно. Абсолютно. -"Вам не скучно, Людмила Прокофьевна?" - заглядывая, весело процитировала известную советскую картину Елена Николаевна. -"Нет, я привыкла находиться одна, поэтому мне не бывает скучно." - как-то даже спокойно подхватила тот калугинский текст Бурцева. -Кстати, отличный фильм! - закончила она и уткнулась обратно в свой планшет, с которым не расставалась даже на репетициях. -Один из моих любимых, если честно. Нестареющая классика! - искренне и широко вдруг улыбнулась сценограф и вошла в комнату, разрывая в той вселенскую молчаливую пелену. -Согласна. -Так что, заведем разговоры о грибах, ягодах и стихах? - продолжала Лена лейтмотивом из того разговора героев картины Рязанова. -Оставим сегодня дядю Пастернака в покое, а вот твои творения я бы послушала... - вдруг выкинула Бурцева первое, что крутилось в голове теми страницами из машины. "Тупица! Нахрена ты вообще до сих пор поддерживаешь тут киношные тупые разговоры? Уже давно пора валить к чертовой бабушке домой!" -Хорошо. Если не Пастернак, то кто? Поделишься своим топ-3? - вальяжно и "почти незаметно" улизнула от неудобной фразы Юрченко. -С чего это такой неутомимый интерес к моей персоне? Ведь вроде сидела-то тихо, в другой комнате, никому не мешала... - бурно кинула постановщица, сама внутри удивляясь тому, что о личном ее не спрашивали уже очень давно. -Вас, Анна Викторовна, невозможно не заметить, даже если бы ты сидела в поттерской мантии-невидимке. - делая новый шаг навстречу, тепло обронила женщина, не переставая следить за темно-голубыми, на гране изумрудного, глазами. "Она, что, пытается флиртовать? Или просто от природы такая дружелюбная, милая и очаровательная? - Тьфу на тебя, Викторовна, не давай нормальному человеку запутаться в тебе!" - прогудело сереной в ушах у постановщицы. -Да ты киноман... - устало констатировала Бурцева, вставая со своего кресла и поравнявшись с коллегой, но отвечать более ничего не стала - только залпом допила вино, намереваясь все таки сбежать поскорее домой. -Блок. Цветаева. Бродский. - внезапно выпалила, отчеканив свои фамилии. "Боже! Все еще надеешься ее остановить? Зачем тебе это нужно? Видно же, что женщина устала, а тут ты зачем-то пытаешь ее!" - ехидно зазвенело подсознание Юрченко. С полминуты Анна серьезно смерила услышанное и видимое сейчас - уверенную и одновременно хрупкую женщину с пугающей глубиной карих глаз и милой ожидающей полуулыбкой. -Ахматова. Евтушенко. Бродский. - громыхнула также спокойно и твердо режиссер, хотя во взгляде той уже пылали и жглись маленькие чертики интереса к происходящему. -Один из трех. Мне пора. И уже Бурцева обошла собеседницу, чтобы унестись к собачьей тетушке прочь из этого дома "терпимости" к себе - в безопасную гавань, как внезапно ее ладонь пронзает сильнейший высоковольтный разряд тока, - настолько это было удивительно и неожиданно, что Анна обернулась посмотреть, не подгорело ли что. Взгляд опустился на руки. "Одна из двух точно не моя, но почему-то даже свою я перестаю чувствовать". Рука Елены остановила ее, чуть коснувшись пальцами. Но такое легкое движение отдалось у Бурцевой где-то глубоко в груди, будоража и шокирую всю нервную систему. -До завтра, Аня. - тихо, едва слышно пропела сквозь сердечную аритмию декоратор. -Думаю, завтра можно встретиться во второй половине дня, скажем, в 14:00. Я напишу адрес. До свидания, Лена. - пальцы женщины все еще паралитично близились с рукой Юрченко. Это наваждение было отчего-то совершенно непонятным и чуждым Бурцевой, потому, приложив все силы, чтобы не обидеть человека резкостью, она спокойно убрала ладонь в карман брюк и вышла из комнаты вон. Так и сопровождаемая каким-то необъяснимым чувством утраты и недостатка. Чего-то? Кого-то? Вместе со съедающими видениями прошедшего вечера, Бурцева доехала до дома. Попутно ища кошелек, чтобы расплатиться с водителем, пальцы режиссера слепо нащупали небольшую карточку. Женщина знала, что это было. Даже доставать на свет не требовалось - текстура бумаги, рельеф нажатия ручки - все было знакомо до мельчайших деталей. Как и слова. Потому, наскоро выбравшись из машины, постановщица зашагала домой. Сначала пережевывая и кусая тот разговор с Еленой, а после и суть той нащупанной записки, что до сих пор хранилась у нее в сумке. Переодевшись в домашнее, умывшись, Бурцеву все же пересилило великанское желание пройтись по знакомому до боли почерку: "Ты будешь самым дорогим и крепким вином в мире. С выдержкой в целую вечность. Если честно, я хочу посмотреть, кто сможет себе позволить такой напиток. Единственное, знай, - иногда я могу возвращаться к тебе лишь для вдохновения, не более. Я не приближусь, обещаю, не трону и не напишу. Только подумаю, зацеплю мысли, помешаю их, потушу и вновь уйду есть их с собой к себе. Ведь хорошему человеку нужно желать добра, любить и дорожить издалека, - не видя, не слыша, но чувствуя, - просто зная, что он где-то сейчас обитает в тепле дома за два города от тебя, с друзьями и родными - ему хорошо и спокойно. Это главное. Никого не раня, - любить через воздух, время и расстояние, без слов и страданий. Обнимать молитвами, мыслями и воспоминаниями." Это единственное, что осталось Анне Викторовне. Возможно, оно и к лучшему. Но сейчас, отчего-то было так тошно, что ничего не найдя лучше, Бурцева, комкает записку и выкидывает прочь в урну - с глаз долой, а сердца больше и нет. Наливает бокал неплохого виски и набирает единственный номер, который может ее хоть немного сейчас отвлечь. -Миша. Привет. Можешь говорить? - спрашивает режиссер, вновь отпивая огненный янтарь из хрусталя. -Ооооо, Анна Вииии, привеет! - парень, видимо, уже тоже был хорошенький в этот вечер. -Слышу, кто-то уже порядочно принял. Ты дома, надеюсь? -Коэшно, дома, где ж мне еще быть? - пьяно усмехнулся Лейтц и слышно отхлебнул новую порцию (скорее всего, это была, как обычно, текила). -Один? - серьезно уточнила постановщица. -Анна Ви, что за допрос? Хочешь приехать? - игриво спросил Миша. -Нет, я сама только от четы Фрозе еле вырвалась. -Тогда зачем звонишь так поздно? -Хотела немного отвлечься. - искренне выдала Бурцева. -Отвлечься от чего? -Это так важно? -И правда. Не важно. Что мы все - вопросы да вопросы. "Утверждений пора! В наслаждение рук!" - процитировал строчку любимой русской поэтессы. -Тогда пью за тебя, Анна Ви. -Да, "...в лютой смелости душить расторопный дух не смогу..." - грустно продолжила его волну режиссер и выпила свое алкогольное пламя. -Смелость... точно, ты же помнишь, я когда-то был в тебя влюблен. С той самой первой постановки. Ты же помнишь ее? - Анна Ви все прекрасно помнила и потому лишь в очередной раз пожалела, что продолжила полуночный разговор с другом. -Да, это "Жили-были..."... и я тоже была как и ты тогда в дрова. - только и вылила устало женщина. -На той вечеринке после премьеры ты была такая забавная... красивая, что хотелось тебя поцеловать... - "крепкий алкоголь ему явно развязывает не только сознательный язык, но и бессознательный..." - промелькнуло у Бурцевой. -И почему же не поцеловал? - чуть усмехнулась она в сарказме, но женщине было правда интересно, ведь, Миша говорил об этом лишь единожды, как раз только в тот вечер, даже зная, что Анна Викторовна была в отношениях. -Ты 2 раза еще ведь повторила тогда, что мы только друзья, и если бы ты начала флиртовать... - сконфуженно процедил парень, вновь отпивая в трубке. -Я бы не начала... -Да, именно, так ты и сказала... - грустно пробурчал Лейтц. Ему явно зашедшая тема была нелегка. -Ладно, прости Миш. Зато ты вот начал милые задушевные разговоры с Еленой Николаевной вести... - женщина решила наконец перевести разговор в другое русло. -Ох, с Леной... мы, на самом деле не так много общаемся, но она очень милая и интересная. Но видимо, она тоже меня отошлет... -С чего вдруг такие мысли? -Хех, невыраженные чувства никогда не забываются... - только и вытянул Лейтц. -Пожалуй, пойду спать, Анна Ви, завтра звучить еще 2 спектакля, надо быть бодрячком!... -Спокойной ночи, Миша. Отдыхай. Помни, ты хороший парень и заслуживаешь лучшего! - на этих словах Бурцева отключилась и пошла укладываться на пару со старым добрым, вкусным "Armorik". И... новыми раздумьями о вечере со сценографом.