Моя гордость, - мы в тупике!

"Да, я снова пишу тебе, для тебя и в стол. Представляешь, недавно после долгой 2-ой читки и трудного дня сначала заснула как младенец, а после, как кольнуло огненной вспышкой, - проснулась ни с того ни с сего в 3:18. И ты, (как на зло?) стрельнула в мембрану памяти. Оказывается, что сидела в чате лишь 9 минут назад. Почему в такую поздноту? Опять работала, не поднимая головы из документов? Знай, что я все еще переживаю за тебя! Ведь, имею тихое мнимое право про себя на подобное?! Да так что-то и не заснула обратно, проболталась сосиской в гулкой, одинокой, холодной ночи одеяльного кокона - так и сменился мой сон на твой... до самого-самого раннего утра, пока не пришлось вставать на пробежку и отъезд в театр. Не хочу, чтобы ты всего этого знала и наблюдала, ведь, даже не смотря на состояния, расстояния и расставание, наш Космос ходит совершенно рядом и впритык... подпирая тонной груза воспоминаний и надежд. А тебе надо жить дальше. Да и мне тоже, помимо постановок надо дышать и разговаривать с другими. Каждый день! Наполняться и наполнять! А чем, если остался только тусклый грустный воздух? С тобой теперь только здесь. Через себя. Через стол и твой паркер. И через Космос, конечно. По-другому больше или больно (всегда искала слово красивее и правильнее) не нужно. И вроде бы уже давно нам пора с тобой жить свою правду, да что-то выходит дурно... у меня во всяком случае..." -Застать творца за работой в такой атмосфере - настоящее чудо! - внезапно раздался хрустальный тихий голос позади. На этой фразе Анна Викторовна лишь быстро, устало хлопнула черным маленьким квадратным блокнотом. И все уже стало таким посредственным и стертым. Нет, никакой депрессии, но отчего-то вечера ей казались несносно бесконечными и пустыми. Только сейчас она осознала, что выключилась из реальности не дома, а в театре. Она все еще в театре. Чертики-бортики! А это... "Елена Николаевна. Что?" -Что... это совсем не... - всячески пыталась взять себя в руки режиссер под непробиваемым взглядом нового сценографа. -Почему вы еще не ушли? Рабочий день давно окончен. - не уступая отчаянию, надевая кожную броню, вела Бурцева, попутно складывая блокнот в сумку и намереваясь сбежать. Никогда ее еще не заставали за "разговором" с Ней... -Уже собиралась отчаливать. - сказала, и с еле видимой улыбкой отвела враждебную бойкость постановщицы, Елена. -Прекрасно. - тут же резко с места встала Анна, ощущая секундную слабость от нахлынувшего давления. Ее едва качнуло. -Подвезти вас? - спокойно, даже, возможно, искренне и взволнованно предложила Елена Николаевна. -Не нужно, я... я на такси. - уже на полушаге к выходу, не оглядываясь, врезала Бурцева, скрываясь долой от проницательных темных глаз противницы. Но, как оказалось, на улице не намного лучше погода, чем на душе Ани, ведь, именно сейчас, когда лил безбожный мерзкий дождь, тянущий свои липкие тяжелые капли на хрупкие людские плечи, она ощутила себя как никогда маленькой и беспомощной, - именно Аней. Только сейчас режиссер вспомнила, что слышала об этом осадочном предзнаменовании в новостях, но была уверена, что успеет домой до водной феерии. -Я все еще предлагаю вам удобное пассажирское место в седане скромного Renault Latitude. Конечно, не у штурвала, как вы привыкли, но... погода сегодня что-то не располагает для ожидания такси. - добрая улыбка нагнавшей женщины светила искренностью, разражая этим дождь лишь сильнее. Бурцева отчего-то взъелась и на эту открытую улыбку новой знакомой, и на беспросветный удушающий ливень, и на то, что ее единение с мыслями внезапно прервали, и даже на сами эти мысли, к которым ей, по прошествии столького времени, возвращаться вновь никак не хотелось. Но это было, что называется, не в ее компетенции. Самопсихология помогала лишь в облегчении-выписке всех "килограмм" на листки старого толстого блокнота. Потому, поддавшись внезапному порыву, Анна Викторовна, без единого слова, чуть истерично шагнула под "милую шквальную влажность" с безысходным спокойствием. Даже чуть на зло, - вот только кому, спрашивается. Затем как вкопанная остановилась, "вовремя" вспомнив, что никакого такси она ведь так и не вызвала... -У меня комфортнее, чем в такси и явно суше, чем на улице. - все также мило оставила напоследок вместе со своим едва уловимым парфюмом Елена Николаевна, и направилась к черной машине на парковке. Пара десятков секунд - тихих, сухих и пустых, - внезапно наполняет экспрессивная, магнетическая сила, принадлежащая другой персоне. Как оказалось, Елена правильно сделала, что подождала режиссера - та нарочито гулко села, внутренне одновременно и радуясь и раздражаясь такой ситуации. Прогнулась под давлением обстоятельств. "Прогнулась? Милочка, да ты давно не принимала простой искренней помощи постороннего..." - терзал Бурцеву голосок сознания. Но никакого "спасибо" или чего-то подобного от нее не последовало. Видимо, сценограф ничего иного и не ожидала, не просила от столь гордого, строптивого режиссера. Но, может быть, где-то в глубине души, мечтала наконец увидеть улыбку Бурцевой, вместо постоянной серьезной хмурости. Хоть на мгновение. Ради интереса. -Здесь каждый гражданин своей иностранной тоски, Анна Викторовна. - внезапно, после долгого молчания сказала Юрченко, удивляя режиссера столь интересными мыслями. -Но пока вы мне не назовете адрес, я вряд ли смогу куда-то тронуться. - тихонько констатировала в утвердительном вопросе женщина, снова подкрепляя искренность в едва уловимой усмешке. -По-моему, все мы тут уже немного куда-то тронулись. - внезапно, что меньше всего сейчас могло походить на обыкновенность постановщицы, она пошутила, ответно легко улыбаясь Елене Николаевне. Обстановка, по видимому, разряжалась к доверию и снаряжалась к откровениям. -Так куда держим путь, Анна Викторовна? -Аня. Мне сегодня в "Hôtel de La Tamise", дальше там на месте покажу. - чуть растеряно бросила женщина, все это время изучая окрестности за окном авто. Хотя было бы куда интереснее ей сейчас повернуть головушку налево и увидеть удивленное, на гране даже, чуть шокированное лицо Елены Николаевны, естественно, из-за географической новости местоположения начальницы... не более. -Лена. - лишь скупо и глуховато ответила сценограф, тут же заводя мотор авто и выдвигаясь в путь. На что Бурцева, наконец, с интересом повернулась к собеседнице, рассматривая перед собой уже не Елену Николаевну, а целую Лену. -Пристегнись, пожалуйста. - тихо певуче продолжила водитель агрегата, на что режиссер беспрекословно подчинилась. "И черт же стукнул меня повезти эту своенравную даму в другую сторону от дома... нам же совсем не по пути..." - между собой жевала мысль Лена. "Нахрена она взялась меня подвозить? Чокнутая. Или маньячка. А, возможно, одно не исключает и второе..." - ловила у себя по нейронам в дороге Анна Викторовна. -Кстати, по твоим предложениям к некоторым сценам... - не оборачиваясь, начала женщина, привлекая внимание сценографа. -Думаю, там действительно можно интересно через свето-тени провернуть диалоги. Будет вкусно. - спокойно, как ни в чем не бывало, констатировала Бурцева, сквозь едва разборчивый шепот Sting(a) и Melody Gordot. -Что? Серьезно? Я рада, что ты одобряешь! - воодушевленно возникла на эмоциях Елена. -На самом деле, это очень хорошая история - твой сценарий... - женщина от переизбытка воздуха, сжала руль чуть сильнее, одновременно сглатывая. - Впервые я прочла его залпом, буквально за завтраком - разом съела вместе с салатом и соком, представляешь. Меня впечатлило. Правда. И герои... герои.... -И кому же ты сопереживаешь больше всего? Полю, - который никак не может забыть свою прежнюю любовь, увязая в новой трясине отношений или Стефани, что даже не может различить те самые настоящие, искренние чувства прямо перед своим носом? - чуть ехидно, перебивая, спрашивает сценаристка, не сводя разъедающего взгляда с декоратора. -А в котором из героев тебя больше? - вопрос на вопрос, и вроде даже в неискренности не упрекнешь... но уж больно интересно Елене было узнать про это у главной. И впервые, возможно, нашлось на подобное более подходящее время... -Меня? Я в каждом из них. Всегда. Люблю зашифровывать коды в сценах, диалогах и фразах. Все они - моя плоть и душа. - выпалила Бурцева внезапно, не сильно заботясь, зачем она Это открыла постороннему человеку. Но отчего-то глубоко внутри верила, что Лена правильно ее поймёт - без лишнего второго, третьего дна. -Откроешь пару тайников-смыслов, запрятанных в твоем сценарии? - пошла ва-банк Елена Николаевна, сжимая руль под собой сильнее в предвкушении. -Зачем мне это делать? Какое бы ни было мое личное послание в тексте, его всегда прочтут и поймут по-своему, со своей стороны. Потому то, что нашла в нем ты - навсегда останется только твоим. Неизменно правильным. Здесь и сейчас. В этом и прелесть современного искусства. - чрезвычайно умиротворенно прояснила Бурцева, все также вглядываясь в вечерние парижские пейзажи за окном дождибельной тоски (ударение здесь может быть и не оперное). -В чем же? -В ненавязывании своей правды жизни. Ведь она у каждого своя. Кстати, мы уже приехали. Куда тебе положить референсы, я там кое-что поправила, глянешь завтра. - зашуршала бумагами режиссер-постановщик между фонарными секундными вспышками. -Кинь на заднее сидение. - поверхностно мило стрельнула Юрченко, совсем забыв... В то время, как Анна Викторовна прогнулась через свое сидение, ей на глаза попалась целая охапка других чужих листочков, состоящих из нот и каких-то четверостиший. Одно из которых уже впилось (совершенно случайно!) Бурцевой в сознание: "У тебя есть - ты, у меня, - что логично, - я. И пусть не гнушается мир в претензиях..." -Это все твое? Ты пишешь? Играешь? - слишком удивленно протянула режиссер, бегло осматривая нечаянные драгоценности. -Нет! Это не мое! Положи, пожалуйста, на место! Реферы можешь оставить там же! - впервые за последнюю рабочую неделю Анна Викторовна видела Юрченко настолько обеспокоенной и смущенной, что сама ненароком покраснела от произошедшего недоразумения. "Я наткнулась на ее шрамы! Точно! Но, ведь, нельзя же держать их неприкрытыми так близко к опасным окружающим..." - последняя фраза у женщины отчего-то вырвалась вслух: -Ну нельзя же держать такое неприкрытым столь близко к опасным окружающим? "Например, ко мне..." - еще добавила про себя Бурцева, пытаясь сквозь собственное неудобство добиться ответного взгляда темно-карих, но тщетно. -Этого никто и не видел ранее... просто забыла их сложить и убрать. - на этой скупости машина резко остановилась в паре метров от отеля постановщицы. -Я - могила. Может когда-нибудь ты сможешь мне их сыграть? - последняя фраза звучала из уст Бурцевой удивительно просяще, перед тем, как покинуть теплый мягкий салон автомобиля. -Спокойной ночи, Анна Викторовна. - лишь искренне, словно и не слыша того вопроса, улыбнулась Юрченко. -До завтра. Спасибо. - скупо скинула в ответ режиссер, все еще пережевывая в мозгу те первые строчки, что увидела под нотным станом. "У каждого из нас есть скелеты в шкафу, которых совсем не хочется будить и тревожить. Но, что-то мне подсказывает, - Юрченко слишком интересная личность для простого рядового сценографа..." В тень и в след ее словам сразу поплыли облачные образы Елены Николаевны: ее прямой осанки, длинной шеи, царственной, тянучей походки, укладки чуть рыжеватых вьющихся волос, проницательного темного взгляда... и все той же неизменной теплой полуулыбки. Утро, как обычно, испаряет за собой все дымки доброты и вечерней обаятельности, уступая место хмурой, жестокой, трезвой реальности. -Елена Николаевна. - тихо, спокойно, без намека на улыбку выпалила и кивнула Бурцева, проходя в театр между, разгоряченно беседовавшими на улице, Юрченко и Лейтцом. -Анна... Викторовна. - быстро сообразила декоратор, что они снова на работе и профессиональные деловые отношения никто не отменял. "Забавно даже... между нами уже отношения - да, профессиональные, да, деловые..." - усмехнулась собственным глупым мыслям сценограф. И будто услышав ее, в ответ Бурцева закатила беззвучно глаза и продолжила свой путь. В это время Лейтц мгновенно подлетели к Анне Ви: -Вы сегодня читаетесь или уже ставитесь? - как ни в чем не бывало, с интересом спросил Миша, наконец докуривая сигарету и открывая дверь для обеих женщин. -До обеда крайняя читка, после - собираю всех на первый "став". - твердо обрезала Анна Викторовна, уже заходя в здание. -Так что времени зря там в рубке не тратьте, жду от вас нормальной работы в сумасшедшем режиме - все как обычно, понял!? (Елене женщина почему-то так ничего и не сказала - только долго вкрадчиво посмотрела, не более). -Будет сделано, Анна Ви! - и жестом парень комично встал по стойке смирно, приставив вытянутую ладонь к виску, как военный, чем заслужил у режиссера очередное закатывание глаз и звучную усмешку от Елены. -К пустой голове, как говорится, Миш... - лишь бросила через спину Бурцева. И все трое прошествовали в святую святых обитель.