Моя гордость, - мы в тупике!

«Блять, скажи мне, сколько ты еще будешь бегать от меня по разным странам и городам?» - до сих пор висит не отвеченное письмо у Лены. Теперь все прошло: самые трудные дни, когда до боли в пальцах и сердце хотелось ответить и написать Ане, узнать, как у нее дела, как продвигаются постановки и какие, в конце концов, планы и поездки. Появилась неутешительная привычка курить чаще. Замкнутость усилила слой на коже. А душа держалась на честном слове в хрупком содержании вещества. «С каждым днем будет легче и проще, может получится даже кого-то найти со временем, и, не оглядываясь в прошлое, жить спокойно и полноценно. Хотя, ведь, если так подумать, между нами ничего и не было, кроме пары поцелуев и одной испепеляюще-жаркой ночи, мы не клялись друг другу в любви до конца жизни или прочей ахинее, мы даже вслух не говорили о влюбленности, что уж говорить о подвенечных платьях с кольцами. Чепуха. Но Аня так глубоко влезла мне под кожу всем своим загадочным притягательным существом – от простых (точнее, не очень простых, но не менее интересных) человеческих качеств, до самого удивительного режиссерского творческого склада. На все всегда свое мнение и взгляд. Твердость, сдержанность и невероятная грация. И это не может не возбуждать и не очаровывать. Черт! Опять я непозволительно много думаю и рассуждаю о этом!» - Лена переходила дорогу к дому, что находился на улочке Уэртас. Заскочила в небольшую уютную квартиру-лофт, сняла верхнюю одежду и только начала готовить пряную паэлью, как вдруг зазвонил телефон, громко, пронзительно и весьма неожиданно. Настолько, что Лена несколько вздрогнула, и по ее спине проскочила искра странного, необъяснимого чувства – страха, смешанного с замешательством и любопытством. Это была Пилар – ее новоприставленная помощница. Молодая девушка, младше сценографа на 2 года, чересчур ответственная, сдержанная, тонкая, высокая, русоволосая, голубоглазая. Стоит, наверное, еще добавить, что она очень недвусмысленно намекала Лене о том, что та ей нравится. -Элен, добрый вечер, прости за беспокойство! - начала приятным тоном помощница. -Да, Пилар, добрый вечер. Что-то случилось? – невозмутимо озвучила Юрченко, стоя перед плитой лишь в одной длиной растянутой бордовой футболке, и прижимая ухом телефон. -Я, кхм, хотела сегодня еще на работе спросить… - с ее стороны образовалась неудобная, бесформенная тишина. –Ты не против сходить со мной в театр в эту пятницу? – протараторила скороговоркой девушка, наверняка заламывая пальцы на противоположной стороне трубки. -Эм. Прости, куда сходить? – все, что выдавила Юрченко, чуть не поперхнувшись вином. -Ну… в театр, на свидание. – аккуратно пояснила девушка, как для маленьких дурашек. -Почему именно в театр? – насторожилась сценограф – предполагая в нем как бы – «зачем идти в театр отдохнуть, когда мы в театре работаем, хоть и в другом». Странная логика. Но она женская, потому простим этот легкий маразм. И продолжим. -Потому что у меня пара знакомых будет играть в новой постановке «Северное сердце в движении» в Культурном центре де ла Вилья, они давно меня зовут к ним, но я пока так и не выбиралась. Надеюсь, сходить с тобой, разделить удовольствие от просмотра. -Я что-то об этом слышала вроде. Хорошо, давай сходим. – неуверенно сказала Лена, все еще споря со своими демонами, стоит ли ей наплевать на все прошлые чувства и сходить в приятной компании на свидание отвлечься, или вновь зарыться в своем контуре боли и скорби по нереализованным надеждам и мечтам. Выпила залпом бокал ледяного вина, словно проснулась заново. Плюнула на все предрассудки и решила оставить все это неразрешенное говно в прошлом. Напомню, на всякий на случай, что сейчас подходит к концу вторник. И последующие дни за работой Юрченко не заметила, как скоро настала та странная свидательная пятница. Как всё последнее время, сейчас Лена Николаевна была, что говорится, - ни рыба, ни мясо – безразличная и опустошенная, потому на этот вечер и не особенно решила разодеваться и марафетиться. Но ни смотря на это, Пилар все равно находила ее необычайно красивой и утонченной, о чем успела повторить до приезда в театр раза 4. Так около 7 вечера сценограф и ее помощница вошли в театр, что находился на Plaza de Colón, 4, в здании, практически не заметном снаружи, так как находится ниже уровня улицы и скрыт великолепным водопадом, занимающим весь его фасад. Элен была в фисташковом свободном брючном костюме, под которым сидела так же спокойного кроя нежно-оранжевая хлопковая рубашка. Туфли на невысоком каблуке в тон рубашке, волосы в высоком хвосте и нюдовая тихая помада. Пилар же предстала в черном обтягивающем платье, с небольшими вырезами на талии, что смотрелось довольно соблазнительно и строго одновременно. Черные высокие туфли, распущенные, чуть завитые волосы дополняли образ помощника. Сказать честно, со стороны эти двое внешне не особенно подходили друг другу, - но в данный момент, об этом никто из девушек не думал. Такие пироги с вишней. Людей внутри оказывается достаточно много, - как обычный молодых студентов в джинсах и футболках, так и довольно возрастных в платьях и костюмах. -Ну и разброд. Что за постановка вообще такая? – как бы себе проворчала Юрченко, не понимая действительного уровня мероприятия. Естественно от внимания испанской спутницы это не скрылось, и та, чуть покраснев, пояснила: -Ну, как я поняла из слов Алваро – моего друга, занятого в пьесе, - здесь сходится авангардное исполнение классического замысла любви и преданности. Театр старается работать на все возраста и мировоззрения. – спокойно заключила Пилар. -Ясно, что ничего не ясно. Ладно, надеюсь, это будет смотрибельно. – высокомерно пояснила Юрченко (хотя, наверное, именно в этом случае ее можно обозвать «Бурченко», в смысле семантическом, но никак не забавно соединяющем фамилии двух творческих единиц). Пилар воспитанно промолчала, видимо, уязвленная таким отношением спутницы. Лена не узнавала себя последнее время, либо из-за нехватки секса, либо из-за нехватки человеческого тепла и любви, либо же это такими темпами подступал климакс, маразм и старость в одном лице. Потому, мгновенно себя одернув, Юрченко извинилась перед девушкой. В это время в череде большого количества снующих и ожидающих зрителей, эту парочку увидел весьма непримечательный человек в черной рубашке и черных брюках, темных солнечных очках, не стесняющих нахождение в помещении. «Это она? Она здесь? Серьезно? Я не буду подходить ближе, тем более, что, видимо, у нее появилась спутница. Хорошо. Просто прекрасно!» - первое, что пронеслось в головушке режиссера. И та поспешила устраниться в свою рабочую обитель у художников света и музыки. Все еще лелея и перебирая недавно увиденный образ той, которая сбежала от нее больше года назад. Но которую так и не удалось отпустить. Элен и Пилар успели занять места в зрительном зале с третьим звонком. В зале зтм и выводится фоном странная инструментальная мелодия. Все ожидают, когда откроются кулисы и начнется действие, но вместо этого слышится довольно приятный темный голос откуда-то сзади, словно из прошлого. Если брать именно Лену Николаевну, - то для нее это даже не в фигуральном смысле, а очень даже в прямом. Голос, как и человек движется с галерки зала по середине – к сцене, поднимаясь на нее. Серое вещество Юрченко дает понять своей владелице, кто это, и насколько контур и сам тембр голоса ей знаком. Это Анна Викторовна Бурцева. Собственной персоной. Вот и идентифицировали режиссера, слава кошкам-плошкам. «…это постановка свежая, признаюсь, не только для Мадрида, но и для меня. Уверена, вы, каждый здесь сидящий, сами для себя определите про кого она – эта история, и ее начинку. Хочу еще представить Вам композитора нашего спектакля, автора, чей необычный материал настолько проник мне в душу и под мозговую оболочку, что я не смогла не утянуть ее в эту творческую авантюру – Антия Чавес!» - милая брюнетистая, кареглазая женщина лет 38, выходит на сцену вслед за режиссером, сладко ей улыбается, обнимает за талию, после чего не отнимая руки скромно кланяется. Они смотрят друг на друга, повторяя улыбки, после чего уходят в левый карман предкулисья. «Блять! Что это сейчас, нахрен, было?» - сжимая подлокотник кресла, еле дыша, проговаривала про себя сценограф. «Она нашла себе новое вдохновение и постельную коллегу, с которой, наверняка, все гораздо проще во всех, мать ее, смыслах. Что ж, спасибо тебе, Пилар, за такой незабываемый поход в театр! Когда отсюда можно смыться в тихую?» - нервно размышляла про себя Лена. Она никогда не была ревнивой или настойчивой, тем более, что Аня ей никогда и не принадлежала, но как же больно кольнул факт, что сначала она Ее увидела спустя такое количество времени (которое пыталась всячески забыть, но, как теперь понятно, безуспешно), а после и то, что Аня была не одна, хотя бы в творческом плане. А это уже не мало. И какое-то гнусное, темное чувство сейчас сильнейше скручивало все нутро Елены Николаевны, не давая ей спокойно лицезреть и углубляться в представление. Не будем лукавить – ее любимого автора и постановщика. -Она вроде русский режиссер, я была как-то на одном ее спектакле в Париже. Очень понравилось, если честно. – легко, смотря на сцену, а не на Элен, прошептала помощница. -На каком именно? – несвойственно глухо, опасливо спросила Юрченко, продолжая сидеть как на иголках. «Только не говори, что…» -На «Веселое имя без букв» - благоговейно просияла Пилар, не услышав, как облегченно выдохнула за этим Лена. Спектакль был очень интересно и красиво обставлен, сценография – хорошая (как заметила про себя профессионально Юрченко), свет – вкусный и умный, музыка – потрясающая, теперь девушка явно поняла, что нашла в той Антии Чавес Аня. Постановка показывала абсурдность любви, точнее, абсурдность несовмещения возможностей и реальности. «Все прямо как про нас, забавно» - заметила про себя Юрченко, чуть покусывая губы. Но вот постановка закончилась. Шквал аплодисментов. Из зала кричат бесконечное «браво», осыпают цветами актеров. Режиссер при этом не выходит. Лена знает, что даже для того бравого начала – Аня выходить, скорее всего, совершенно не хотела. Потому не удивилась, не обнаружив, бывшую коллегу в ряду рабочей группы. -Хороший спектакль, Пилар, правда, спасибо за приглашение и компанию. – искренне, светло проронила Лена, когда они уже выбирались из зала к гардеробам и поворачивали за угол коридора на выход. Как внезапно, по злорадству судьбы, им навстречу идут двое (посмеемся все вместе) – Анна и Антия. «Сейчас у них даже имена чем-то похожи и идеально подходят друг другу» - вскользь заметила про себя Юрченко сразу после всех нецензурных слов и проклятий. Их взгляды находятся мгновенно. И вроде бы уголки губ хотят поползти вверх, но они просто стоят как вкопанные и продолжают смотреть друг другу в глаза, словно одними внутренними эмоциями показать, что значит для них это столкновение… после такого большого промежутка времени. Но первая заговорила Пилар, узнав знаменитого режиссера: -Оо, здравствуйте, Анна, постановка была просто удивительная, спасибо вам большое! – мило и радостно пропела девушка, словно не замечая замешательства девушек рядом. -Спасибо, мне приятно, если вам понравилось, и вы смогли что-то унести сегодня с собой из пьесы. – ровно, без улыбки, даже по-деловому отозвалась Анна Викторовна, переводя взгляд с Юрченко на ее спутницу. -Да, безусловно, это так реалистично и закручено одновременно. Должна признаться, мы с подругой работаем тоже в театральной индустрии, и давно не видели таких интересных находок»! – продолжает словесные подкаты Пилар, не обращая внимания на то, как сильно сейчас сжимает ручку своей кожаной сумки сценограф. -Это похвально. Признаюсь, сценарий и постановка были основаны на реальных событиях из жизни очень важного для меня человека. – такой откровенности не ожидала ни Аня от себя, ни тем более Лена, все еще молча стоявшая недалеко от женщины, которая когда-то ее сильнейшим образом интриговала. -А ваша музыка, Антия… у меня, кстати, возникло пара вопросов… - самозабвенно вторила Пилар, перемещая фокус внимания с Бурцевой на ее композитора. -Я, пожалуй, отойду ненадолго. – тихо, словно себе, пролепетала Лена, теряясь в окружившей ситуации и пытаясь не смотреть больше Ане в глаза. «Хоть в уборную сходить, ополоснуть лицо после такого столкновения с дьяволом». И пошла в направлении «золотой» комнаты. -И я отойду, скоро вернусь, Ант. – произнесла негромко Бурцева, явно почувствовав себя лишней в разговоре композитора и нового театрального знакомого. «Тем более, может получится поговорить с Леной все таки… если и в этот раз она от меня не убежит…» - мимолетно подумалось режиссеру. -Как тебе спектакль? – нагнала через несколько шагов Аня своего преследуемого сценографа. -Мне понравилось, очень красиво сделано. Отличная работа. – сдержано проговорила Юрченко, стараясь держать себя в руках и не показывать смятенного, волнующегося вида. -Я знала, что ты уехала в Мадрид. Мне сказал об этом Семен. – заметим, Анна Викторовна переживала не меньше, но это не помешало постановщице подойти для разговора с коллегой-подругой вплотную. -Да, правда? Что еще он сказал? -Ничего, лишь, что ты поехала туда на новую постановку «Европа», кстати, я была на ней. Неплохая получилась вещь, надо признать. Твоя рука чувствуется сразу. – впервые Бурцева выпустила небольшую улыбку на волю, адресованную только исключительно Лене. -Спасибо, мне приятно! – вернула улыбку Юрченко, и чуть выдохнула. «Неужели мы теперь сможем так просто общаться, словно ничего и не было, где бы ни встречались?» - кольнула про себя сценограф. -Знаешь, я не люблю ворошить прошлое, может и сейчас не стоит, но мы тогда не договорили… - «А нет, не сможем» - отрекошетила Лена про себя на искреннюю фразу Ани. Тишина. Они обе чего-то ждали, то ли когда заговорит другая, то ли когда, наконец, гордость каждой вылезет из жопы и перестанет постоянно заходить в тупик. -Так вот, я просто хочу сказать, что благодарна за все и… -Нет, скажи другое… – прервала благодарственную речь без цветов и медалей Юрченко. -Что – другое? Что я прилетела в Мадрид специально для тебя…? – серьезно и на одном дыхании проговорила Бурцева, взрываясь невысказанными чувствами и эмоциями. И через паузу добавила: -Но у меня сегодня обратный билет в Москву, я отработала свой контракт здесь. -Прилетела из-за меня? Ты серьезно? – не верила своим ушам сценограф. -Да, мне хотелось тебе все объяснить и забрать с собой домой. Обратить на себя твое внимание … - чуть замялась постановщица. С каждым новым словом глаза Лены увеличивались в размерах. И есть вероятность, что, если бы Бурцева сказала о своих чувствах открыто, - глаза Лены превратились бы буквально в мультяшно-огромные, как в том фильме «Маска» с Джимом Керри. –Но вижу, что, скорее всего, это был лишь мой экспрессивный необдуманный поступок, тебе здесь хорошо, и ты явно не одна… - на этих словах телефон режиссера зазвонил – этот эбонитовый кошмар, вызывая абонента для ответа. Обе девушки вздрогнули, но так и остались мертвенно стоять, пронзая друг друга взглядами. -Я... я не знаю… - нерешительно начала Лена, хотела было опровергнуть вышесказанное, но Аня вновь перебила ту очередным новостным взрывом. -Мой рейс в половину 1-го ночи… если вдруг… - по-девчоночьи замялась и покраснела Аня. –Если вдруг захочешь, у меня рядом есть свободное место в бизнес-классе. – смято пробубнила режиссер вдовесок. -Ты же знаешь, я не могу… - грустно опрокинула ударную фразу-молот, словно скидывая ледяной водой пелену надежды и мечты с обеих. -Я все понимаю, правда, милая. Поэтому хорошо, что мы сегодня увиделись, хоть и в таких обстоятельствах. Рада была тебя видеть. Извини, но мне уже пора, надо ответить на звонок. – спокойно, размеренно и сдержанно произнесла слово за словом Бурцева, словно отлепляя ими Лену от своей кожи, как в это время к ним подошла Пилар с Антией. -И я тебя рада видеть. – беззвучно, почти одними губами провела Лена, в некотором расстройстве. -Вы что, знакомы? - радостно и заинтересованно спрашивает новопришедшая Пилар, размазывая ауру единения двух бывших (коллег? возлюбленных?). -Да, когда-то работали над одной общей постановкой. – всячески старалась взять себя в руки Лена, до сих пор ощущая рядом и вокруг такой характерный запах Ани, ее взгляд на себе – такой пронзительный и огненный. -Серьееееезно? - не сдерживая благоговения пропела помощница, готовая чуть ли ни накинуться с объятиями на коллегу. - Ты ведь даже ни разу и словом не обмолвилась про это! Вот же молчунья! Но как же это круто! И каково с ней работалось? Расскажи! - тараторила в исступлении Пилар. Стоит сказать, ее фонтанической радости и восхищения Лена не разделяла, и они направились на выход, пока Юрченко рассказывала про то время их совместной постановки в Париже «В дроби - ты знак деления». К слову, Пилар настойчиво хотела проводить Лену Николаевну до дома, но та, и так находясь на волне чрезмерного недавнего стресса, - сначала от встречи с Аней, а после и разговора о ней с Пилар, которая всю дорогу посвятила этой теме, просто хотела остаться наедине. Юрченко отказалась, ссылаясь на дикую усталость и прочие причины, как по книге для женщин «Как избежать секса с прежним партнером, если ты только что разговаривала с бывшим?» Пилар отступила, пообещав, что в следующий раз просто так девушку не отпустит. Оставшись наконец одна, сценограф смогла выдохнуть и мельком, еще не понимая для чего, взглянула на часы. Было 23:21. Скоро рейс Ани. И она зачем-то позвала меня с ней. Домой. Но куда с ней домой? В Россию? В Москву? В ее квартиру, боже мой? Ничего неопределенного так и не узналось... кроме того, что она была рада ее видеть. «Я же не нужна ей… точнее, нужна, но не как хочу этого я. И почему она так сказала, что приехала в Мадрид из-за меня? Почему тогда сама не позвонила, не написала, в конце концов, сама не пригласила на свой новый спектакль? Ведь, я могла вообще на него никогда не попасть, если бы не Пилар, не увидела бы Аню на собственном же спектакле почти под ручку с новой пассией... Решительно не понимаю эту женщину. Сводит с ума. Постоянно. Но так непреодолимо притягивает.» - про себя размышляла Юрченко все пролетевшие 4 минут, пока стрелка не показала ровно 23:25. «Я же не нужна ей… точнее, я это предполагала еще по пути в Мадрид, на какой-то черт придумав эту ненужную новую постановку, а теперь лишь убедилась, увидев ее с девушкой из ее театра.» - думала про себя Анна Викторовна, уже подъезжая к аэропорту на темно-зеленом Ауди-А5. «Ладно, топиться с горя не буду - мокро, вешаться тоже как-то не эстетично, стреляться – глупо, потому продолжу влачить свое режиссерское существование в новых болезных философствованиях через постановки» - пыталась всячески отвлечься девушка от грузных мыслей о Лене. Есть не хотелось. Курить – да. Спать – нет. Забыться – да. Оставаться здесь – нет. Почти как гадание на ромашке получается, только вместо ромашки – отрываются кусочки Аниной души и сердца. Поспешно пройдя регистрацию, сдав багаж, заскочила в аэропортошный бар, опрокинула 2 стакана крепкого медового виски, заверив себя – «для того, чтобы летелось легче и спокойнее», прошла в часть самолета бизнес-класса и буквально рухнула и вплавилась в огромное мягкое кресло, в котором ей предстояло проваландаться около 5 часов. А дальше все как в черном водовороте вечности: спектакли-дом-обеды с менеджером Женей и все вновь по дантову кругу. Но за этими раздумьями девушка не сразу услышала: «Извините, не могли бы помочь с сумочкой?». Бурцева не сразу понимает, что какой-то смертный сейчас решил ее побеспокоить, тем более, что на борту, в их части есть очень услужливые дамы-проводницы, которые с наработанной годами улыбкой и с радостью (а может и нет, но никогда этого не покажут) будут готовы услужить своим пассажирам. «Может это даже и не ко мне!» - одернула, успокаиваясь, себя Анна Викторовна. -Мне стоит станцевать для вас, чтобы получить помощь? – на этот раз Аня поняла, что голос сзади обращается именно к ней, и сейчас даже насмехается. Медленно, как в замедленной съемке, постановщица оборачивается, встает, уже распаляясь и готовясь послать этого танцевального инвалида куда подальше. «Но голос… черт! Это…» - вспышками пролетело у режиссера внезапно. Глаза двоих встречаются. 4 зрачка расширяются. Они все еще продолжают стоять, не в силах что-либо произнести. Но уже на низком старте готовы наброситься друг на друга. Уголки губ, чуть подрагивая, нерешительно тянутся наверх. -Лена? Что ты здесь делаешь? – глухо, томно роняет Бурцева, неуверенная в том, - по правде ли ей сейчас Она видится или нет. -У меня никого нет. Я расторгла подходящий к концу контракт с театром. За 10 минут собрала чемодан и поехала в аэропорт. Ведь ты пригласила поехать с тобой домой... – чуть взволнованно ответила мгновенно Юрченко, продолжая твердо держать в руках эту злосчастную сумочку. Улыбка. От нее Аня чуть расслабляется. –Так куда именно домой мы летим? -Точный адрес: Россия, город Москва, улица 1-я Тверская-Ямская, дом 7, квартира… -Стой, мы летим к тебе? – перебила ее на полуслове сценограф. -Надеюсь, к нам… -А как же Питер? – вновь не дала договорить Ане любопытная девушка. -Милая, если ты дослушаешь меня до конца, то узнаешь, что у нас может быть дом во всех городах и странах мира, если только захочешь. Ведь дом – это не жилая площадь в центре с видом, дом – в человеке. Думаю, что мой дом – ты. – серьезно озвучила свои мысли Бурцева, не спуская пронзительного, восхищенного взгляда с Лены Николаевны. -Мне это нравится. Но перед тем, как я буду целовать тебя за все 14 месяцев нашего расставания, нам нужно многое обсудить… - расплылась в огромной искренней улыбке Лена, услышав такое невероятное сердечное признание из уст своего режиссера. Вновь своего. Всегда своего… -Конечно, именно для этого я и поехала сюда за тобой! – постановщица повторила широкую довольную улыбку сценографа. Своего сценографа. Всегда своего… Занавес.