Forgiveness

Солнце просачивается между неплотно задвинутых занавесок. Просыпаться от ласковых лучей после мрачного Питера странно, но все-таки приятно. Сон отпускает сразу. Впервые за последние месяцы мысли в голове Сережи такие ясные и четкие. Лекарственный туман окончательно рассеивается, уступая место прежней остроте эмоций и ума. Нет ни сонливости, ни ставшего уже привычным мутного морока тревоги и потерянности. Сережа поворачивает голову и улыбается. У спящего Олега расслабленное лицо и приоткрытые губы. Служба сильно его изменила. К широким плечам и рельефным мышцам добавились морщинка между бровей и отстраненная пустота во взгляде. Как-то у Сережи на глазах Олег сильно приложился о край стола. Он не издал ни звука, даже не скривился. На его лице больше не отражались ни боль, ни удовольствие. Стараясь не шуметь, Сережа выбирается из постели и идет в ванную. Из зеркала на него смотрит кто-то почти забытый, исчезнувший еще на первом курсе универа. Только сейчас у Сережи волосы длиннее и чуть раздражена кожа вокруг губ от колкой бороды. Ночью они целовались, наверное, не меньше часа. С маленькими перерывами, чтобы перевести дыхание. Мало говорили и много гладили друг друга, как будто пытаясь вспомнить. Сережа так и уснул, положив Олегу руку на теплый бок. Тень за спиной никуда не девается. Сережа продолжает ее чувствовать, но больше ни капли не боится. Олег приходит на кухню, как раз когда закипает чайник. Прижимается сзади, теплые ладони соскальзывают на живот. Кажется, наконец-то можно ни в чем себе не отказывать. Сережа откидывает голову Олегу на плечо, тот кончиком носа ведет по открытой шее. — Доброе утро. — Добрее не придумаешь, — Сережа жмурится, морщится от собственной прядки, щекочущей лицо, слишком короткой, чтобы убираться в хвост. Олег заправляет ее за ухо. — Как спалось? — Тепло. Пальцы Олега гладят щеку и мягко поворачивают Сережину голову. Сережа плавится и едва отвечает на поцелуй. Все вокруг кажется слишком ярким и отчетливым, как вылизанная киношная картинка. Даже руки Олега и тянущая истома в животе – слишком желанные и правильные, чтобы до конца в них поверить. — Олег, я не спрашивал, но… Где ты был все это время? Они завтракают на веранде. Олег замирает в неестественной позе, потянувшись за салфеткой, и едва заметно морщится. Это первая попытка поговорить о чем-то важном. До этого они молчали о разлуке, о Птице, о том, чем каждый жил эти четыре года вдали друг от друга. — Здание, где была моя группа, взорвали. Меня объявили пропавшим без вести. На самом деле нашли и откачали, но не совсем свои. Так попал к наемникам, работал с ними. — Ты не мог связаться со мной? — Я не думал, что информация о моей «смерти» дойдет до тебя, — Олег трет глаза. — Мы и так очень мало друг другу писали, я был уверен, что ты ничего не заметишь. А потом я вернусь. — Не замечу, что ты на полгода исчез? — Сереж, я вообще не думал, что после всего это будет иметь для тебя значение. Брови Сережи ползут вверх. — Я мог забыть, что ты у меня есть? У меня память как у рыбы? Олег прячет глаза в чашке кофе. — Я мог перестать быть для тебя важным. — Я-то думал, ты меня возненавидел за… — Сережа запинается, не зная, какое слово подобрать. — За то что я полез тогда. — У меня даже мысли не было, что ты этого, ну, просто хотел. — В смысле? Олег все-таки поднимает взгляд. — Знал, что мне это нужно, и решил так удержать? — Он говорит это с интонацией, будто смеется над самим собой. Сереже не смешно ни на грамм. — Пиздец, — Со вздохом констатирует он. — Какой я расчетливый и коварный. — Прости. Я не должен был сбегать. И много чего еще не должен был. — И ты меня прости. Сережа медленно кивает сам себе и возвращается к еде. На веранде повисает молчание. После завтрака Сережа объявляет себе выходной и валится на диван, утаскивая Олега за собой. Какое же счастье снова свободно до него дотрагиваться. Тянуть за руку, прижимать голову к груди, перебирать волосы. Теперь еще можно даже целовать. На большом экране телевизора светится заставка игры. У военной службы есть побочный эффект – прекрасная реакция. После двух проигрышей подряд Сережа отбирает у беззвучно хихикающего Олега джойстик, опрокидывает его на спину и ложится сверху. — Наигрался? — Лукаво интересуется Олег. — Нет. Сережа делает попытку защекотать Олега, тот сдавленно смеется и лениво отбивается. Сережа уже чувствует близкую победу, но Олег перекатывается на бок и подминает его под себя. Приятная тяжесть тела успокаивает. Сережа ворочается, пытаясь устроиться поудобнее, и утыкается Олегу в шею. — Какие планы дальше? Этот вопрос вертится на языке с самого начала, но у Сережи не хватало смелости его задать. Он больше не тот, кто будет закатывать истерики, требуя внимания. Сережа готов провести вместе столько, сколько Олег захочет. А потом спокойно отпустить его, на сколько понадобится. Просто лучше заранее знать, какой запас времени у них есть. — Ты про что? — Когда ты хочешь вернуться на службу? Олег вытягивает Сережу наверх и укладывает себе на грудь, поглаживает по спине и затылку. — Я же говорил, что никуда больше не уеду. — Но ты же не можешь все время быть рядом со мной. — Почему? Кто мне не дает? — Олег улыбается уголками губ и тянется, чтобы поправить Сереже волосы, тот ловит его за запястье. — Подожди. Ты же сам говорил, что у нас разные жизни и… — Сереж, я был трусливым идиотом. Я почти не жалею об армии, но сказать, что нам не по пути – просто глупость. Я могу делать свою работу здесь, рядом с тобой. По-моему, ты нуждаешься в телохранителе. Сержа роняет голову Олегу на плечо. — Ты мой без всяких «но», даже больше не собираешься рисковать своей жопой на войне? В чем подвох? — Его нет. Поцелуй ложится Сереже на макушку. Он вздыхает и крепче вжимается в твердую грудь.