Абзац!

*** В больницу они ехали долго. Слишком долго. Серое небо, по-осеннему грязные машины, мокрый асфальт, словно прожорливой молью поедены деревья. Пробка, в которую они попали, отнюдь не сокращали всей унылости картины. Кинзбурский уже оставил безуспешные попытки поговорить хоть о чем-нибудь. Юля все еще злилась. Красное здание больницы. Врачи в белых халатах. Реанимационное отделение. Медсестры в приемной . Все трое, перебивая друг друга, рассказали чуть ли не всю историю. В ответ лишь медсестра сухо спросила фамилию. Сделала телефонный звонок и приказала ждать. - Я думала, сюда не пускают... - удивленно протараторила Юля. - У нас пускают, - произнес мягкий мужской голос сзади. Обернувшись, молодые люди, увидели мужчину лет 30, с легкой улыбкой и искрящимися глазам, на белом халате которого, висел бейдж с надписью "Константин Владимирович Казарян, врач". Парни усмехнулись и покосились друг на друга. - Вы - Юлия? - Я, - указывая на парней, - Сергей и Леонид. Как состояние Ле...ны? - Причин для беспокойств нет. При хорошей динамике через три-четыре дня переведем ее в травматологическое. Она в сознании, бодра, но организм ослаблен, поэтому пока вынужден контролировать сердечную функцию. - А правда что ее можно увидеть? - так же тараторя, говорила Юля. - Да, но, боюсь, вашим спутникам навестить Елену не удастся. Кто-то один. Пойдемте я покажу вам палату...У вас будет не больше получаса. - Пару минут.... Уговаривать Сержа долго не пришлось. Юля только очень просила не рассказывать о его "геройствах" и передать ей, что Юля очень ее любит и половину кулона, подаренного Леке на день рождение. Напоследок, девушка обняла и прошептала на ухо: - Ты порядочная сволочь. Но для нее увидеть тебя будет лучше. Прощаю. Надев таки белый халат и поправив бахилы, выслушав инструктаж Константина Владимировича, Серж коснулся ручки двери.... Сердце бешено колотилось. Все, что Серж чувствовал сейчас это холод железного прутика ручки и слышал свое тяжелое дыхание. Дверь послушно начала открываться, затягивая за собой Сержа. В палате, среди белого белья лежала Лека. Бледная кожа и бесцветные губы среди темных волос, локонами сваливающихся с подушки. Любимое детское личико. Какой-то злой волшебник высосал всю жизнь из его любимой девушки. За бешеным биением сердца, внутри все сжалось. На ее щеке ярко розовая полоса - глубокий порез. Губы шевелятся от дыхания. Дыханием. Рядом. Он теперь рядом. С полминуты Серж неподвижно стоял около стены. Его дыхание совпадало с сердцебиением Леки, которое отсчитывала небольшая коробка около кровати. Летало ощущение, что характерный писк аппарата оповещал о том, жива ли еще она. Возвышаясь над ней он механически решал стоило ей еще жить или нет. В голове снова появились мысли о планах предотвращения и лишь одно слово "не уберег". Ватными ногами он сделал шаг, за ним еще один, и еще. Аккуратно, боясь нарушить тишину, будто это повлечет за собой необратимые последствия, Серж подошел к кровати, где лежал наверное самый родной человечек. Пододвинув стул, сел рядом. Лека спала. Некрепкий сон окутал девушку. Реснички вздрагивали. На секунду Серж перестал дышать. Больно. Почему он не в силах ничего сделать? Почему вынужден терпеть такое? Почему все так сложно? Набить бы ему морду и успокоится. Лека... нет сил смотреть на ее лицо, где едва теплилась жизнь. Да почем все так? Никогда прежде Серж не задавался подобными вопросами. Перестав рассматривать складки на бахилах, он снова посмотрел на Леку и просиял. На него смотрели два блестящих темных глаза. Так хотелось рассказать, как она ему нужна, как он ее любит, как готов на все, главное - чтобы с ней все было хорошо. С его любимой Лекой. Вместо слов последовало молчание. откуда-то снизу появился ком, застывший в горле, в животе чудилось легкое щекотание и холодная пустота...Глаза все еще светились, слабая улыбка скользила по едва заметным губкам. - Лек...я...я...- прерывистый голос Сержа вырывался из самых глубин сознания. По щекам плыли две блестящие линии слез. - очень, очень, - шептал мужчина, давя эмоции внутри.- Тебя, слышишь, тебя... люблю... Сильная боль по всему телу Леки лишь усиливалась от мурашек. - Сержик... - протянул хрипловатый, но нежный голос. Так хотелось обнять его, нашептать всего. В редкие минуты бодрствования, Лека думала как он, что с ним, кто с ним. Она вспоминала его губы, улыбку, глаза, его растрепанные волосы, их поцелуи, объятия. А сейчас не в силах не то, чтобы обнять, не в силах даже собрать нужные слова в предложение. Сознание занимала радость его присутствия здесь. Рядом с ней. Теплые глаза и постоянно сжимающиеся губы были самым. Просто самым. Он продолжал тихо плакать, сам не понимая отчего. Она едва заметно улыбалась. Взгляд Сержа упал на ее руку, которая слабо сжимала пододеяльник. Бледная ручка сливалась с белой тканью. Чуть неуверенно Серж протянул руку на встречу. Движение, еще одно... и вот он почувствовал тепло ее сжатых пальцев. Внутри все перевернулось. Тело обдало жаром. Обняв рукой ее запястье, Серж коснулся ее пальцев. В следующую секунду его пальцы оплели ее руку и он аккуратно крепко сжал Лекину ладошку. Он уже думал, что никогда так не сможет сделать. Бабочки в животе вспорхнули вверх оставив внизу живота тяжесть. Глаза сжались. Тепло ее рук и два внимательных блестящих глаза, взирающих на него - все, что он чувствовал. - И я очень тебя... - почти неслышно сорвалось с ее губ. - А Юля за тебя очень переживает. Много плакала. Просила передать, что очень тебя любит и вот это, - Серж полез в карман и вытащил оттуда кулон, показал Леки и зажал его меж ладоней. - Ленька ее утешает, а за одно и меня. Я столько дров наломать мог. Поправляйся скорей, ты нам очень нужна... особенно мне... - Серж усмехнулся, - я с тобой как ребенок малый... - и крепче сжал ее ручку. - Юля вещи нужные тебе собрала. Твой врач сказал, что ты здесь долго пролежишь. Но я уверен, все будет хорошо... Черт, как же глупо говорить "все будет хорошо". Избито слишком. Прервем таки рубрику "Бессвязные мысли в слух''... Скажи, хоть что-нибудь... Лека заулыбалась. - Наклонись ко мне, - прошептала Лека. Серж послушно привстал и нагнулся. - Поближе, - глаза Сержа вглядывались в глаза Леки. Девушка почувствовала прерывистое дыхание Сережи. Его глаза, все еще мокрые от слез, наслаждались каждым сантиметром милого лица. Рука, зажатая в его ладонях, высвободилась и по вытянутой руке Сержа начала подниматься вверх, к плечу, оставляя за собой армии мурашек. Вскоре она, достигнув шеи и лица, стерла с лица тихие слезы, поправила волосы, пригладила бакенбарды. - Мужчина моей мечты не должен лить слезы по пустякам. Сделай одолжение, не нарушай рамки. Я поправлюсь, обещаю. И в поход, который я обещала, мы тоже сходим. Сломанные ноги, утверждают, что не скоро, но сходим! Я очень боялась, что ты больше не придешь... Глаза напротив Сержа следили за движениями руки. Нежное касание, теплое дыхание, скользивший взгляд, хлопающие ресницы - Серж таял, как мороженное на окне в июльскую жару. Лека как будто изучала его лицо. Серж даже представил ее мысли: "глаза опухли, плакал значит, что ж я натворила, как я могла". Глупые мысли тешили сознание. - Не буду, - Лекины губы обняли его губы в нежном и коротком поцелуе. Сердца обоих заколотились. - Чертова бандурина жестоко палит меня с моими чувствами. Серж рассмеялся, снова взял ее за руку, коснулся губами теплых пальцев. Очень хотелось Леку. Любить, обнимать, целовать, прижимать к себе, ходить рядом, просто быть там, где она. Впервые за долгое время Серж почувствовал жизнь. Второе дыхание. Еще вчера кроме, как найти Сашу, он ничего не хотел и не видел. Сейчас жизнь снова врезалась в его глаза. Улыбка чеширского кота вернулась к владельцу. Серж достал телефон и сфоткал их руки и её. Лека захихикала. - Ну чего? - смутился Понкратьев. - Ничего, дурак ты! - широкая улыбка Леки. - Я помню. Я - дурак, а ты _ дура. Мы идеальная пара! И кому нужны все эти зайчики, котики? Только рок-н-ролл! Только дураки! - Серж, блин, мне смеяться больно! - положив руку на живот, сквозь смех пробормотала Лека. - Прости... - в миг стал серьезным Серж. Брови сдвинулись, губы поджались, глаза помрачнели. Увидев эту картину, Лека вновь залилась детским смехом. - Вам нельзя смеяться! - влетел врач. - Да и положенное время истекло. Попрошу на выход. Шепнув на ушко "я тебя люблю", Серж чмокнул девушку в щеку. - Я завтра приду, надеюсь... - посмотрел на доктора, Серж. Тот в ответ кивнул. - Принеси мне плеер и книгу, "Конченных". Они в тумбочке, около кровати. И не пей больше, - напоследок бросила Лека. Врач старательно вывел Сержа из палаты. Дверь хлопнула и сейчас, если бы не распоротый живот, она бы сильно-сильно согнулась и счастливая уставилась бы на стул, на котором только что сидел Серж. Ее Серж. Но боль в животе и недвижимое положение заставили улыбаться белому потолку и осенней стуже. В руке зажат кулончик от Юли. На губах не просох поцелуй любимого. Мысль, что доза Сержа полагается ей и завтра грела душу. Вот, что заставляло улыбаться, в выбеленной палате, куда проникала осенняя серость, обездвиженную Леку, которая провела без сознания четверо суток. - Ну чего? - смутился Понкратьев. - Ничего, дурак ты! - широкая улыбка Леки. - Я помню. Я - дурак, а ты _ дура. Мы идеальная пара! И кому нужны все эти зайчики, котики? Только рок-н-ролл! Только дураки! - Серж, блин, мне смеяться больно! - положив руку на живот, сквозь смех пробормотала Лека. - Прости... - в миг стал серьезным Серж. Брови сдвинулись, губы поджались, глаза помрачнели. Увидев эту картину, Лека вновь залилась детским смехом. - Вам нельзя смеяться! - влетел врач. - Да и положенное время истекло. Попрошу на выход. Шепнув на ушко "я тебя люблю", Серж чмокнул девушку в щеку. - Я завтра приду, надеюсь... - посмотрел на доктора, Серж. Тот в ответ кивнул. - Принеси мне плеер и книгу, "Конченных". Они в тумбочке, около кровати. И не пей больше, - напоследок бросила Лека. Врач старательно вывел Сержа из палаты. Дверь хлопнула и сейчас, если бы не распоротый живот, она бы сильно-сильно согнулась и счастливая уставилась бы на стул, на котором только что сидел Серж. Ее Серж. Но боль в животе и недвижимое положение заставили улыбаться белому потолку и осенней стуже. В руке зажат кулончик от Юли. На губах не просох поцелуй любимого. Мысль, что доза Сержа полагается ей и завтра грела душу. Вот, что заставляло улыбаться, в выбеленной палате, куда проникала осенняя серость, обездвиженную Леку, которая провела без сознания четверо суток