***
Языки пламени разгуливали в полости рта подобию бального танца семнадцатого века, сильнее захватывая дух, цепкие касания, объятия словно сливали тела в единое целое. Грациозности в юноше, в его движениях неисчерпаемое количество. Запах дорогого парфюма нежно бросался в ноздри, дурманя ещё сильнее. Темп плавный, вольный, время на передышки вовсе не нужно. Объём кислорода хватало на час, а то и бесконечность непрерывного орального акта, не то, что с Бестией. Кстати, о Бестии. Та уже задалась, лёжа рядом, глядя на пробуждающих пылкий адреналин юношей, что никак не уймутся. Словно пролетела вечность. Утрирование. Мелькнуло дай боже десять минут. Однако Эмма успела заскучать. Рэй даже не понял, что толком произошло. Бестия одним движением извлекла из лап беловолосого, примкнув в свои. Пойман, схвачен. Рэй удивлён столь быстрой подмене партнёров. Норман же в досаде, что блаженству от искусанных губ их любимого пришёл конец. Не навсегда, но всё же. — Эмма? Ты чего? — глупый вопрос. Конечно он в курсе "в чём дело", но пытается выявить наивную натуру в свет, что ему не свойственна. Не хочет из-за своего упрямства получить нагоняй от их любимой. Хитрая ухмылка на мгновение появилась на устах. — Хитрые лисы. Не можете оторваться друг от друга. Я, между прочим, заждалась вас~ — звучала она достаточно игриво, надменно, чтобы сразу начать целовать, облизывать, кусать её крепкую шею, плечи, грудь, живот, что были искалеченными временем и обстоятельствами. Тем не менее, это никак девушку не уродовало, а дополняло. Её любили за то, что она была собой, и не стеснялась своего тела. Откровенно говоря, ей было на это поебать. Парни переглянулись друг на друга. Норман, улыбаясь, кивнул, давая утвердительный старт для возлюбленной. Эмма сидела на груди темноволосого парня, что так внимательно рассматривал все изгибы женского тела. Она готовилась. К чему? — Иди сюда. — девичий голос усыплял, как колыбельная, веснушчатые кисти ласкали розовые скулы, а прерывное дыхание касалось шеи с татуировкой до боли знакомых, его личных цифр. Очи парня сомкнуты, ожидание сменилось бесконечным, нерушимым циклом. Телу становилось тяжко, словно неподъёмный груз тянул его на дно. Руки на щеках уже не казались такими приятными. Скорее шершавыми, грубыми, чёрствыми. Запах невыносимого перегара. От Эммы? И сроду не курила. Может пару раз, но она не заядлая курильщица. Обычно от неё пахло цитрусом, уж точно не сигаретами. Что-то было не так. А точно ли перед ним была она..? Не слышит ни её смеха, ни бормотание Нормана. Лишь терзающее гробовое молчание. Рэй не хотел открывать глаза, ни хотел ощущать до боли знакомый запах, и всё же он открыл… Жалеет, что вовсе не срезал уши, глаза, чтобы точно ничего и никогда не услышать, не увидеть. — Я заждался тебя.***
Задумался на секунду. Или на вечность? Рэй закрыл глаза для не желаемого момента, но его охватила паника. Тьма, бьющая по мозговому штурвалу с колоссальной силой. Слишком тихо. Глухо. Безжизненно. Это не рай, не ад. Не больно, но и неприятно. Досадно. Транс. Или он в отключке? Дрожит, как осиновый лист. Поступил оголённый мороз, заковав разгульные мужские широкие плечи. Его голос затих. Уже окончательно — ни пискнуть, ни крикнуть. Усталые глаза готовы разрыдаться навзрыд. Только не сейчас. Снова. Снова это чувство. Выражение лица юноши преобразилось в тоскливость, злость, словно лицезреет гниющую, разлагающуюся плоть кого-то родного, кого-то ближнего. Гремящее и по истине очередное искажение реальности от очередного бэд трипа. Выбросил потерянную мину. Молчание. День и так выдался нелегко, что даже небеса разгневались поздней ночью. Мрачность, как в подвале, тучи мчались, не отставая за стаей себе подобных. Звон, открывающих дверь, ключей не слышен, как и биение сердца. Никакого звука вовсе не было, но не сейчас. Ванная комната. Тусклый свет от встроенных ламп сенсорного зеркала напротив. Облезшие стены, повидавшие жизнь. Старше раза в три, а то и больше подавленного парня. По-тихому ностальгировал, как добирался до кабинета сквозь старые кирпичного цвета деревянные стены поздней ночью, развешанными настенными детскими рисунками. Детство играла с ним злую шутку. Это бы грело чёрствую душу, была бы от неё какая-нибудь польза, если бы не болела голова, не хотелось бы хорошенько проблеваться, очиститься. Остоебало носить «маску клоуна», будучи запуганным маленьким ребёнком, прекрасно понимающий происходящий хаос. Только теперь он уже далеко не ребёнок, а чувства страха, беспомощности все те же. Дикая потребность смыть с себя весь тот «позор». Отражение в сально-пятнистом зеркале вызывало монотонное восхищение, принятие и…чувство тревоги. Не было ничего плохого — «макияж без макияжа», всё тот же грим. Те же стрелки, те же искусанные губы, но даже этого хватило бы для очередной травмы на десятки лет вперёд. Мирное восприятие давно поломано из-за насыщенной жизни с этими мерзкими демонами, разодранными людьми, кровопролитым побегом… Спонтанные приближающиеся шаги насторожили до чёртиков. Дыхание участилось. Бежать не куда. От демонов, живя с мыслью, что тебя съедят, в прямом смысле — самое неприятное воспоминание в теории. Как же он ошибался… — Ждал меня? — послышался монотонный голос со спины. Помимо юноши образовалась фигура широкоплечего парня. Тень не давала разом разобрать общие черты лица. А в ответ гробовая тишина, встал, как статуя, — Хах, чего затих? Язык проглотил? — из острых уст мелькнула ехидная ухмылка. Вышел из тени. Рэй молчит. — О чём думаешь? Снова то навязчивое чувство? Ты не жалеешь. Это лишь логичное взвешенное решение все «за и против». Ты — окаменелый чёрт, смог, хоть и спустя несколько разбитых твоих надежд, но смог понять, что тебе всё это не нужно. Ты борешься, мозг всё понимает, только вот сердце упрямо. Оно говорит: «Я буду на пути, и никаких проблем, последствий не жди». Пиздеть самому себе - не мешки ворочить. — самоиронично мотал головой собеседник. Неприятно, когда тебя за твои же проёбы тычут ими тебе в лицо. — Заткнись… — озлобленные клыки автономно выявились наружу. Проснулось лишь одно желание — со всей силы въебать в стену за родной, длинный, пронырливый язык. — Разве я не прав? Хитрый лис. Понимаешь, что всему есть конец, но при этом чувствуешь вину. Во всей лабуде, естественно, виновен далеко не ты, но ты не хочешь ничего изменять. Ты выбрал удобную позицию, всё скрывая, надеясь на счастливое будущее. Ты боишься: боишься перемен, боишься быть отвергнутым. Или же думаешь, что они тебя бросят, перестав стоять в позиции ёбанной жертвы? Что ты им не будешь нужен, сбросив оковы самобичевания и никчёмности? — Я... — Рэя всего трясло. От словесной грязи хотелось разбиться насмерть. — А как тебе такое: «А ведь это может коснуться их.» «Что, если он узнает?» — в ответ вновь гробовая тишина. Рэю нечего сказать. Тяжёлый выдох и вдох. Беседа с самим собой мучительно утомительна, но да — всё чистейшая правда. Стоящий сзади юноша и сам был не в адеквате, но смягчился в речах, заострив взгляд куда-то вниз, — Глупо было само надеяться на счастливое будущее, с ним. Кто же знал, что этим всё кончиться? Силуэт самого себя менялся в разных ракурсах и позах: то сидящий на край ванной, то стоящий перед ним в жуткой и мрачной ухмылке. Дебильная черта настоящего себя. В любой удобный момент подсознательно ухмылка сама лезла на ебало при диалогах. С другими людьми. Но когда это делаешь ты сам, пусть и в иллюзии самого себя, тебе это уже не кажется забавным. А наоборот, отталкивающим. — В любом случае, будешь отсиживаться — не найдёшь покоя никогда. Хочешь, чтобы страдали потом и они — валяй, но ты их потеряешь. — тот приблизился в плотную к уху, что недавно был сделан пирсинг. Блестел, как на снегу. Шепчет: — Весь твой мир рухнет. Смекаешь? Ты же чувствуешь это. Та сторона огней любит тебя гораздо больше, чем иная. — это были последние слова, что Рэю удосужилось разобрать — силуэт растворился в воздухе на мелкие атомы. Остался один. Со сломленной душой.***
Это был лишь сон, кошмар. В состоянии стресса, полусонный, сначала хрен разберёшь что правда, а что ложь. Отдышался. Глаза слипаются. Время четыре часа утра. Не стоило так допоздна засиживаться. Или же заигрывать. По крайней мере двое влюблённых сладко спали, что может не радовать. Увидев, что парочка крепко спала, сразу стало легче. Ложился обратно спать с чувством дичайшей усталости.