Гипно

      Валентино ворвался во Дворец, вызвав сумбурное оживление в рядах его обитателей, и смерчем пронесся по помещениям с осмотром. Мелкие накопившиеся дела решались одним мановением руки, и лишь несколько вопросов потребовали от него посетить кабинет.       Выходы в свет были обязательной частью ритуала возвращения, я начал готовиться, едва лимузин заехал на стоянку, и, когда он заглянул за мной, уже ожидал во всеоружии. Едва придерживаясь за подставленный локоток, я продефилировал с ним к машине.       Выглядел я хорошо. Лицо зажило — большей частью, оставшееся замаскировал яркий вечерний макияж. Тщательно подобранное платье с открытыми плечами и глухим высоким воротом скрыло кровоподтеки и отлично смотрелось с длинными шёлковыми перчатками. Мастерство прятать разнообразные повреждения при весьма открытых нарядах было моим коньком, и никто не знал, что я успел до костей обглодать костяшки пальцев, не в силах отвлечься и прекратить грызть.       За всю дорогу мы не перекинулись и парой слов. Валентино выглядел немного взъерошенным и задумчивым, впрочем, сейчас всё вокруг казалось мне незнакомым и гротескно-искажённым. Я старался не думать про Башку, но мысли возвращались к нему снова и снова, громоздя кошмар на кошмар, не давая различить, что было, а что дорисовало подсознание. Охрана наверняка доложила про его визит, но Валентино не сказал об этом ни слова, молчал и я. Не давала покоя ещё и подспудная мысль, что босс сам предложил Башке заглядывать в его отсутствие и развлекаться с персоналом Дворца. Иногда он был излишне щедр.       Поднявшись в отдельную залу помпезного ресторана, мы расположились за столиком вполоборота друг и другу и неторопливо перекусили. Я не чувствовал ни аппетита, ни вкуса, но исправно подчищал тарелки — если он угощал, съесть нужно было всё без остатка.       Я был рассеян и после смены блюд уже не мог вспомнить, что ел. Мысли путались, взгляд избегал задерживаться на Валентино, и я терялся, даже мельком увидев отражения в бокалах и светильниках. Время от времени меня накрывали короткие панические атаки, пришлось вообще перестать поднимать глаза, иначе его лицо распадалось на множество искажающихся плывущих многогранников.       Если я не смотрел на него, всё становилось почти нормально. Настолько, что пару раз, забывшись, я клал ладонь на стол, подсознательно ожидая, что он вскользь коснётся её. Через мгновение от этой мысли становилось дурно, и я подбирал руку. Впервые с момента нашей встречи я не хотел, чтобы он ко мне прикасался.       Прежде я бы игриво скользил мыском туфли по его икрам, но сейчас не мог заставить себя лишний раз притронуться к нему. Нижние руки лежали на коленях, и, чтобы совсем не сойти с ума, я выламывал на них пальцы — боль помогала немного прийти в себя и держаться на поверхности.       Я был рад, что это он. Только не был до конца в этом уверен. Невозможно было отделаться от мысли, что я жил в хрупких грёзах, созданных собственной фантазией, и меня грубо вырвали из них, оставив разбитым и больным в жестоком кошмаре реальности. Я так и не мог поверить, что прежде всё не было сном; так и не мог поверить, что Башка ушёл из моей комнаты и из моей головы. Теперь Валентино может в любой момент улыбнуться мне голубоватыми слишком крупными зубами и пойти разноцветными помехами.       Мне нужна была его рука, я чувствовал себя увереннее, держась за неё во время пути. Нужно было пересилить себя и сжать его пальцы, чтобы убедиться, что он настоящий, но было страшно ошибиться.       Я не смог решиться и замер, опустив глаза и покрепче сжимая ножку бокала. Валентино думал о чём-то своём, и мы прекрасно дополняли друг друга, в молчаливом согласии поднажав на алкоголь.              Вокс явился, когда мы приканчивали четвертую бутылку. Увидев его, я ощутил некоторое облегчение. Значит, никто не вяжет макраме из моих мозгов, и рядом — настоящий Валентино? Или Башка может показать мне всё что угодно с любым количеством персонажей?       У него было прекрасное настроение, он раздувал грудь и только что не пританцовывал, лыбясь во весь экран. Плюхнувшись на оставшийся свободным диван, он раскинул руки по спинке, полностью проигнорировав наши осуждающие взгляды. Босс не любил, когда к нему опаздывали, и, будь он один, давно бы успел плюнуть и уйти.       — Показать кое-что? Тебе понравится! — С места в карьер начал Башка.       — Давай. — Довольно прохладно снизошёл Валентино.       — Мне понадобится подручный. — Последовал игривый кивок в мою сторону.       — Делай, что он говорит. — Расслабленно велел босс, и я поспешно поднялся, расслышав в его тоне нехорошие нотки.       В висках стучало, но нельзя было позволить плоскоголовому догадаться, насколько я испуган. Я уставился на его галстук-бабочку и улыбнулся пустой театральной улыбкой, спрятав за ней любое проявление эмоций.       — Ага, делай, как я говорю. — Радостно поддакнул Башка и ткнул пальцем перед собой. — Сюда, и на колени.       Понимая, к чему всё идёт, я поддёрнул подол и опустился на пол, пока он расстёгивал ширинку и высвобождал свой уже эрегированный член. Тот не сильно изменился с прошлого раза, когда я действительно его видел, всё такой же странный, будто перевитый проводами, и с похожим на его когти пластиковым набалдашником на верхней части головки. Белесое утолщение напоминало акулий плавник, и Башка наверняка топорщил его изо всех сил, когда хотел причинить больше боли. Я смотрел, не моргая, и надеялся, что сквозь пудру не видно, как кровь отливает от лица.       — Нравится, сучёныш?       Я практически услышал грёбаное «в глаза!». Жар всколыхнулся в животе, но рванулся не вниз, а наверх, воспламеняя желудок и глотку. Меня одним мощным всплеском вывернуло всем съеденным и выпитым прямо на промежность Башки.       Воцарилась короткая немая сцена. Валентино придушенно хрюкнул, пытаясь сдержаться, но сдался и издевательски загоготал:       — Впечатляет! Долго готовились?       Вокс взвыл во всю мощь динамиков и замахнулся. Валентино был быстрее — он всегда был быстрее, его тень вихрем поднялась от пола и затопила всё вокруг. Струйки, способные дробить кости, вкрадчиво и упруго обвились сперва вокруг Вокса, остановив его руку, а потом вокруг меня, резко вздёрнув на ноги. Босс шевельнул плечами, ухитряясь казаться огромным даже сидя, и заговорил приторно сладко, как с умалишённым:       — Какая дурость, Вокси! Никто не любит, когда портят его игрушки. Думал, это каждый знает с детства! Но ещё хуже, когда ломают чужие высокоточные приборы. — Он предостерегающе вскинул руку, когда Телик открыл рот, и продолжил ещё более слащаво, с картинным задумчивым сожалением. — Для сцены ты ростом не вышел…       Улыбка всё растягивалась, тонкие губы будто собирались встретиться уголками на затылке. Когда я подумал, что его лицо треснет, Валентино вызверился всеми клыками, став похожим на чудовищную глубоководную рыбу-удильщика. Он продолжил искажённым скрежещущим голосом, уже вколачивая каждое слово:       — Если при виде хуя он будет блевать, как беременная школьница, клянусь — ты самолично отработаешь всю его программу до последнего члена. А я тебе каждый на экране выцарапаю.       В подтверждение своих слов крутанув на пальце перстень с крупным кроваво-красным бриллиантом, он рывком поднялся на ноги. Тень, будто утратив опору, потоком обрушилась вниз, и пол превратился в гладкую поверхность кровавого озера.       — И, Вокси… — интимно шепнул Валентино, — мне не нравится мысль о том, как ты этого добился.       Он развернулся к выходу и бросил в никуда:       — Пойдем, сладкий, нам пора.       — Детка! — почти изумленно промямлил ему в спину Вокс, выглядя обескураженно, будто до последнего считал, что придумал и провернул отличную шутку, я её испортил, а Валентино — не оценил по достоинству.       — Не «деткай» мне!       Оторочка одеяния босса бесшумно скользила за ним, каждый шаг пускал по тени расходящиеся круги, словно он шёл по воде... или по крови.       Вытирая рот, я всё быстрее засеменил следом, едва поспевая за его размашистой походкой. В таком порядке мы миновали забившихся под стойку хостес и вышли в пустой с гуляющим эхом мраморный холл.       В лифте играла лёгкая ненавязчивая музыка, я смотрел в пол, и так зная, что Валентино разглядывает в зеркалах моё блёклое осунувшееся лицо. Он был в ярости, это делало его холодным и далёким.       — Вэл… — Начал я, и на мгновение меня охватила запоздалая злость. — Он, блядь, притворился тобой!       Кому, как не мне, было раскусить этот обман, но всё же Телик обвёл меня вокруг пальца! Он сумеет провернуть этот фокус с кем угодно, а, может, уже и проворачивает, дуря головы с каждого из экранов, заполонивших город. Что, если у него хватит сил сделать это с ним?       Рука нервно вскинулась и схватилась за шею. Валентино хмуро прищурился на этот потерянный панический жест. Злость растворилась, оставив лишь беспомощность, я поспешно опустил руку. И продолжил, выдавливая слова и не надеясь на сочувствие — просто, чтобы снова нарушить невыносимую гнетущую тишину, воцарившуюся между нами:       — …я сопротивлялся, как мог…       Он перебил меня, жёстко процедив:       — И посмотри, что из этого вышло. Ты знал, что он гораздо сильнее. — В голосе мне почудился едва уловимый оттенок горечи. — Лучше бы расслабился и получал грёбаное удовольствие.