Кровавые слезы

— Если начнешь убегать от меня, я ведь могу и пристрелить. Сердце Юнги ушло куда то в пятки. Он не сомневается в том, что этот дебилоид может стрельнуть в любой момент. Точнее даже уверен в этом, иначе зачем было приводить в эту глушь, хотя парень не уверен, что и до этого он находился более менее в цивилизации. Хосок смотрит в прицел охотничьего ружья, водя им по фигуре Мина. — Я надеюсь, ты не снял с предохранителя. — Ошибаешься. Ну конечно, а что можно было ожидать от человека, который с каких то передряг достал пушку просто из кустов, а до этого творил одним словом полный пиздец. Не удивительно, как минимум из-за того, что после пыток ножом и распятия на кресте под дождем это просто очередная игра, желание выжить в которой становится все меньше. — И что, ты хочешь выстрелить в меня? — так уверенно он еще никогда не говорил, но наврядтли сейчас эта "уверенность" не окажется провальной. Парень смотрит в темно карие глаза напротив, он не видит куда направлен прицел и в какой момент подымится курок, ему это не интересно, единственное, чего он хочет сейчас - это узнать почему он все еще не убил его, хотя возможностей было предоставленно очень много. Верить уже не в чего. Юнги делает один шаг в сторону, ничего. Чон даже не смеет нажимать на курок, просто пристально смотрит. Играется? Наверное. А что в такой ситуации делать молодому хрупкому парню, сбежать он не сможет, свобода всегда обходит его стороной, даже сейчас, он не имеет при себе никаких вещей, его руки связанны, он в просторном лесу, но под прицелом явно заряженного ружья. Он словно маленькая беспомощная добыча, попавшая в лапы дикого зверя, который эту добычу уже успел поцарапать когтями. Подросток не понимает где реальность, а где занавес, как выйти из этой ловушки, он будто попал в другой мир, более жестокий, не щадящий. Он еще несколько дней назад стал жертвой. Выстрел! Пуля пролетела рядом с ногой парня, но расстояние между патроном и телом было в миллиметрах. У него расширяются зрачки от страха. Все же убьет? У Юнги бешенно начинает колотиться сердце, толкаясь о ребра и выключая разум. Парень шокирующе смотрит на пушку, он ничего не понимает, его грудь бысто вздымается, накаляя панику. Он реально в ловушке. Казалось глаза маньяка на миг стали красными с ярким блеском и азартом внутри, а ехидная ухмылка размазывает изображение по бокам, он ничего не видит, только эту мерзкую улыбку, в которой читается последний момент его жизни. Мозг моментально заставляет сделать только одно действие. Бежать. У парня перед глазами все размыто, он ничего не видит, его ноги вдруг стали тяжелыми, как-будто прикованными большими гирями, которые не дают нормально двигаться. Еще один выстрел. Жуткая боль в плече, такое чувство, что его разорвало. Уши Мина закладываются, он ничего не слышит кроме выстрелов и неприятного, громкого писка, исходящего со всех сторон. Почти сразу падает на колени, не сумев простоять на ватных ногах, смотрит вперед себя, в глубь темного леса, где не видно конца. Слеза срывается с его глаз, докатившись до подбородка. Ему больно, ему очень больно. К кисти по всей руке сверху стекает теплая кровь, протекая по незажившей ране в запястье и падая с кончиков пальцев. Сердце теперь не бьется. Его глаза очень сильно болят, вокруг все замазано сплошным цветом, уже не разобрать. К горлу подкатывает большой ком, дышать становится нечем, веки слепляются, ощущение вакуума, голова сдавливается изнутри, добивая острой болью и головокружением. Его сознание отключается. Качнувшись вперед он падает на засохшие иголки елей.

***

Холодные капли воды стекают со лба, охлаждая его и пульсирующий висок, который мешает сосредоточиться на звуках вокруг. Вода течет почти по всей голове, начиная от висков, мимо ушей и скапливаясь в затылке, полностью моча на нем волосы. Голова все еще болит, а глаза открыть не получается, веки очень тяжелые и неподвижные. Парень ощущает около себя чье то присутствие и стягивание кожи в разных местах. Темнота поглощает его. Он хочет в последний раз очнуться, в присутствии тишины и покоя, ничего и никого больше. Просто проснуться от всех этих кошмаров где то на дороге в дали от полей, застав красивый туманный рассвет. Хочет, чтобы все прекратилось. По немногу боль начинает приходить вместе с сознанием. Правая рука находится в разогнутом состоянии, чем то придерживаемая. Тонкая игла проходит через его кожу где то в запястье. Такая же боль, только сильнее появляется в левом плече. Юнги слегка дергает пальцами на вытянутой руке, пытаясь стерпеть сильное жжение в израненном месте, а брови его строятся в мучительной гримасе. — Очнулся. — то ли убедительно, то ли вопросительно прозвучал голос чуть выше головы Мина, но очень близко, почти над ухом. Еще один стяжек. Грубая нить колит гладкую кожу, проходя сквозь нее. — Ты..кхп... — в горле опять очень сухо и все слова, которые хотел произнести парень, перелились в тихий кашель. Он сильно щурит глаза на несколько секунд и слегка приоткрывает один глаз, стараясь не закрыть его. Обстановка тихая, еще светло, комната выглядит чуть лучше той, из которой был совершен побег, ну по крайней мере на первый халатный взгляд. Измученно поворачивает голову в бок, получше раскрывая глаза. — ОЙ, БЛЯТЬ! — ... раскрывая глаза и видя Чон-Тварь-Его-Хосока. Юнги вздрагивает, сразу забыв обо всех болях и о том, как дышать и умеет ли он вообще это делать. Его зрачки мигом расширились, а сонливость растворилась. Хосок сидит на корточках у кровати, нагнув голову чуть ниже и заглядывая в лицо парня почти в плотную. — Не надо так кричать, я же волновался за тебя. — встает на ноги и уходит с поля зрения Мина, присаживаясь на стул позади него, в спокойствии продолжив свое дело. — Ай! Что ты делаешь!? — блондин хватается правой рукой за плечо, которое снова поддалось мучениям. Пальцами он успевает нащупать относительно небольшую, колющую рану и грубые волокна нити, вшитые в кожу на этом же месте. Резко дергает голову влево, ударяясь о деревянную спинку кровати и, снова скорчив болезненную гримасу, пытается посмотреть на плечо. По нему стекает небольшое количество крови, через которую видно тонкую бечевку, криво полузашитой ей раны и свисающий конец нити, в который вдета игла. Из этого месива еще виднеется маленький участок красного свежего мяса. Юнги отворачивает голову, желая стереть эту картину у себя перед глазами. — Не дергайся. — продолжает зашивать. Чон продевает иглу, делая один стяжек, потом еще один и еще.. После, по его мнению, законченной работы, он приступает к участку ноги немного ниже бедра. — Зачем ты.. — Я же говорил пристрелю, если начнешь убегать. — его бархатный хриплый голос проходится по всему телу Мина, пробираясь под кожу. — Зачем ты тогда сейчас зашиваешь раны? — противно смотреть на этого двуличного человека, который и хочет убить и не может, поэтому он смотрит в потолок, который немного выше прошлого, разглядывая его как картины. — Не знаю. — коротко, не ясно, не понятно. — Чтобы ты не помер от кровотечения? — продолжает делать стяжки, прошивая рану. — Ты тогда потерял сознание от большого количества потерянной крови, которую я вызывал у тебя на протяжении всего твоего здесь присутствия, но я не хочу, чтобы ты из за такой глупости оставлял меня без моей прекрасной игрушки. — сделав узелок на конце, отрезает старыми, ржавыми ножницами остаток бечевки. Положив ножницы рядом на пол, не смотря на парня, делает невесомый, сухой поцелуй около зашитого места у бедра и точно такой же, только на самой ране, отпечатывая себе на губы капли крови, которые выделяются из прошитой кожи. Юнги снимает взгляд с потолка и, не понимая, останавливает его на парне. Тот облизывает губы, перенося красные капли на язык. — Все такой же сладкий. Знаешь.. меня очень манит твой вкус, я хочу больше крови. Но еще больше я хочу закончить свое творение. — он крепко привязывает обе руки к перилам на спинке кровати, но одну привязывает по-другому, свесив ее на край. Достает свой ножик из бокового кармана штанов, быстро режет им наискось ладонь с пальцами одной линией вниз и идет к другому концу комнаты, беря какую то маленькую баночку и подставляя ее под руку парня, с которой уже капает алая жидкость. Хосок обратно отходит к тому углу, где стоит большой испачканный мольберт с холостом на нем, накрытым черным полиэтиленом, а около этого мольберта кучу разных красок, стоящих в тюбиках, в стаканчиках, выдавленных на палитру и на картонки. Он сдергивает этот полиэтилен, открывая вид на уже почти готовую картину. На ней Юнги. Конечно не как фотография, но на этот портрет рисовал судя по всему очень хороший художник, Мина можно сразу узнать по его чертам лица, по глубоким, четко выраженным карим глазам, дающим невинный детский блеск, по блондинистым белым волосам и по эмоциям, которые в последнее время часто, не скрывая и не боясь показать убийце, проявлял подросток. Все самые сильные черты Мина, выделены на холсте светлыми и темными тонами, а белоснежная кожа не покрыта синяками, на ней нет никаких красных следов, она идеальна, такой ее даже сам Юнги никогда не видел. Но картина обрывается на открытых ключицах, на холсте видно только лицо, на нем нет продолжения тела, которое наверняка изуродованно. Хосок берет одну из еще не испачканных кисточек в руку, макая ее в бежевую разведенную очень сильно белым цветом краску и касается этой кистью портрета, дорисовывая почетче плечи. Потом опускает кисточку в стаканчик воды, который уже давно испачкался, как и сама вода. Берет черный цвет и прорисовывает пышные, но слипшиеся, судя по всему от слез, ресницы. Разворачивается от мольберта и подходит к парню, смотря ему в глаза. — Чего то не хватает, чем бы таким порисовать... Может, твоей кровью? Берет ту самую баночку, в которую уже накапала кровь, несет ее к холсту и, набрав на кисть побольше алой краски, делает первый мазок. Фон сзади становится красным, неаккуратные движения делают этот рисунок более размашистым, прибавляя красок. С конца большой кисти падает капля крови попадая четко под глаз, специально или нет, но теперь эта деталь прибавила только больше страха. Это добавило еще одну черту эмоций, которая всегда преследовала Мина, только красный цвет выглядит ярче и больней.