Her way

Ивонет с самого детства твердили, что её главная цель в жизни — это найти хорошего мужа и родить ему минимум одного ребёнка, желательно мальчика. Плевать на образование, на её желания, должна быть женщиной и всё тут. Даже несмотря на то, что общество от женщин в то время требовало ещё высокую квалификацию и хорошую работу на предприятиях разных типов. Но её верующей семье на это было плевать, даже несмотря на то, что молились они за закрытыми шторами и шёпотом. Религию тогда проклинали и стали называть опиумом, с чем Иви была согласна более чем полностью. Этот опиум отравлял ей жизнь, пихая её в клетку из ограничений и наставлений, которые она чаще всего принимала нехотя, чтобы не слушать очередных криков и угроз о попадании в Ад. Честно говоря, она бы согласилась на жизнь в Аду духовном, чем в Аду реальном. Весь её характер выл и бился, пытаясь сопротивляться планам родителей. Никаких штанов и шорт, только юбки и платья, никаких догонялок с ребятами во дворе, никакого футбола и ножичков, только куклы и помощь матери. Каждодневные молитвы и нарекания по поводу того, что Иви не хочет слушаться и вести себя как ей положено. Как положено любой молодой девушке — учись, терпи, страдай, ты есть продолжение своего будущего мужа. Без мужа и детей ты ничто и никто, хуже больной скотины. Наверное, именно по этой причине Ивонет, которая тогда ещё звалась Таней, сбежала из дома. Да, было страшно, холодно и голодно, но вместе с этим ощущалась свобода и появилось ощущение, будто удавка с горла слезла, давая возможность дышать полной грудью. Она не чьё-то продолжение, она целая и никакой муж и дети этого не изменили бы. Это давало ей уверенность и заставляло прятаться от милиции, скрываясь в кустах, переулках и вокзалах, чтобы не возвращаться в то ужасное место, которое она могла бы назвать домом. Могла бы, но не хотела. Поэтому и скрывалась, удачно добывая себе еду попрошайничеством и грустными девичьими глазками. Но иногда и от обычных прохожих приходилось убегать. Некоторые имели злые помыслы на маленькую девочку, а кто-то пытался схватить за руки и увести к милиции, чтобы отдать им. Оба эти варианта пугали, но ей удавалось скрываться. Целый год она пряталась удачно. До тех пор, пока не пришла зима и ей не стало холодно. Слишком холодно, чтобы попрошайничать и ходить по городу в поисках удачи. Тонкое платьице пропускало мороз без каких-либо препятствий, а обувь — хрупкие туфельки — давно развалились и в щели набивался снег и холодная грязь. Возможно, именно тогда Бог — или кто это бы не был — решил ей помочь. Именно тогда, на Петергофском вокзале, в котором она пряталась, она встретилась с ним. Точнее, врезалась в него, сбегая от очередного милиционера, который пытался её поймать. — Дядечка, спасите, — тогда прошептала Ивонет, прячась за его спину и схватив за руку, надеясь, что её спасут. — Пожалуйста-пожалуйста. И этот дядечка, в длинном дорожном плаще белого цвета — что было странно для грязного и пыльного Петербурга — действительно её спас, сказав, что забирает Иву с собой, показав какое-то удостоверение, от вида которого сотрудник милиции побледнел, извинился и ушёл как можно дальше. — Теперь давай знакомиться, — произнёс после этого спаситель, опустившись на колено перед девочкой, позволяя рассмотреть себя вблизи. Бледный, красноглазый, но не пугающий, как ожидалось бы от такой внешности. Ивонет впервые тогда подумала, что хочет кому-то довериться и побыть ребёнком. Настоящим, а не условным. — Меня зовут Гилберт. А тебя как? — Меня звали Таней, но я не хочу ей быть. — Не хочешь? — Иви тогда долго и упорно качала головой, едва удержав себя от желания топать ногами. — Быть Таней — это помнить кем хотели меня сделать мама с папой. А я не хочу. — Хорошо. Тогда... Как насчёт имени Ивонет? Думаю, тебе оно отлично подойдёт. Именно тогда Иви и стала той, кем она является и до сих пор. Маленькая девочка Таня исчезла навсегда, но миру явилась Ивонет Байльшмидт. Та, кто делает то, что хочет и как хочет, несмотря на любые препятствия. Та, чей голос и желание имеют значение и являются главными для неё. И даже этим вещам ей пришлось учиться. У её нового родителя, Гилберта, который объяснил ей несколько простых истин. Самое главное для человека — он сам. Потом идут близкие и друзья. Потом уже идут все остальные. Если идти в обратном порядке, то человек уничтожит сам себя, потому что у него кончатся все силы. Так смысл тратить их на толпу? Гилберт научил её быть доброй ко всем, исключая только тех, кто доброту не заслужил. Научил держать удар и добиваться своего, ступая по головам слепых и глупых, которые видят в женщине лишь обслугу и бесплатный секс. Именно Гилберт и научил её твёрдо говорить нет и рассказал про то, как и откуда берутся дети, чтобы она знала это, а не питала волшебных надежд на то, что дети от совокупления без любви не берутся. Пусть в четырнадцать это было не очень приятно слышать, но для целеустремлённой Ивы это была одна из самых важных информаций, которую она смогла получить. На уровне с базовым умением готовить что-то необычное и разбирать автомат за восемь с половиной секунд. Возможно, именно это и дало ей толчок в жизнь, которую она выбрала. Точнее, этот толчок дал ей Гилберт, не прося ничего в замен, кроме обещания не создавать мировые проблемы. Почему именно их она узнала, когда стало понятно, что она не обычная девушка. Олицетворение маленького города рядом с Санкт-Петербургом, да, но не обычная девушка. Это и объясняло, почему она не выдыхалась на занятиях спортом, редко болела и все ранки заживали за час и меньше. А потом оказалось, что кроме этого ей дана почти вечность. Пока жив её город она будет жить. Пока жив её город, её не сможет никто убить, даже отрубив ей голову и вырвав сердце. Это... Давало относительную свободу и бесстрашие. С этим бесстрашием в семнадцать она принялась спасать девушек и женщин от маньяков и насильников, полностью раскрывая свой потенциал. Гилберт не говорил по этому поводу ничего, лишь улыбался, когда она рассказывала об очередной спасённой и о своих планах помочь девушкам и женщинам всей страны, а может быть и мира. Сделать их всех равными мужчинам, несмотря на мелкие различия. Чтобы все их замечали и считались с ними. С такой мыслью она пошла в армию, получив поддержку от своего второго родителя, отношения которого с Гилбертом веселили. И правда, немного похожи на мирно подшучивающих над другом маму и папу. Гилберта она назвала бы папой, несмотря на то, что он ниже и хрупче условной мамы. Иван Брагинский оказался очень хорошим человеком, готовым помочь в любой ситуации, начиная от подделки документов и заканчивая катафалком для сокрытия неожиданных трупов. Последнего в жизни Ивонет не было, но вот подделка документов была. Потому что с ними прошлое давало о себе знать и могли бы появится вопросы к Иве и её родителям, которых она назвала своими родителями. Пусть Ивана Николаевича боялись, но от вопросов он бы не избавился, а может бы и получил какое-нибудь наказание. Так что она устроилась в армию по подделке, где была записана своим родным именем «Ивонет Байльшмидт». Именно в армии она столкнулась с тем, что с ней не хотели считаться и думали, что она хрупкое и нежное создание, созданное стирать портки. После пары сломанных носов это мнение изменилось. Сложно назвать хрупким создание, которое способно уложить на лопатки любого. Поэтому Ива шла по головам, быстро добравшись до батальонного комиссара. Единственной женщины батальонного комиссара. В честь такого Гилберт вручил ей маленький подарок в виде железного креста на цепочке. Её первая награда. А потом началась война. В которой её отец оказался на вражеской стороне против своей воли и желания, желая лишь помочь своей семье. Половина из которой оказалась на советской стороне. Это было болезненно и слишком печально, но выбора не оставалось, кроме как воевать, надеясь не встречаться в бойне. Потому что любой побег карался смертью, как минимум. А обеспечить долгие страдания Стране мог любой, что на стороне нацистов, что на стороне коммунистов. Поэтому они старались. Ивонет старалась вдвойне, игнорируя похабщину в свою сторону, воюя за свою родину и одновременно с этим стараясь хоть как-то помочь семье за фронтом. В Ленинграде был Питер, окружённый блокадой, но не сломленный. В Свердловске был Георг, старающийся на заводе в три и более смен. Энгель бился в Сталинграде, Клеменс, Кэйсер и Стефан пытались блокаду Ленинграда разрушить, Филипп попал в плен, Хайнц помогал раненным в Чкалове, а Джозеф разрывался в желании помочь братьям и сестре, в то же время помогая своему немецкому народу. И где-то там, в неизвестности, был их отец, который крутился между стеной для расстрела и печью для кремации, помогая и своим, и чужим, изредка бросая Ивану записки с важной информацией, которая помогала спасать жизни. Ивонет разрывалась тоже, желая помочь всем. Но пока что она могла лишь помочь себе и другим лишь победой. Потому что проигрыш уничтожил бы их всех. Особенно её семью и другие олицетворения. Иви слышала, что произошло с её дядей и кто виновен в этом. И она не хотела повторения такой судьбы с кем-либо ещё. Так она и воевала, не боясь почти ничего. Ни угроз наглых командующих, которым не хватало женской ласки — за что Ивонет могла сломать им руки и что пониже, — ни смерти от немецкой пули, ни мысли о том, что в любой момент они могут проиграть. Её надежду и уверенность поддерживал железный крест, на который она смотрела по ночам, когда никого не было рядом. Гилберт не позволит миру разрушить самого себя, никогда не позволит. А значит у него всё получится и война однажды закончится. Обязательно. Крест Иви прятала в коробочке под нательным бельём, чтобы никто не видел его и не отправил её куда подальше на расстрел. Потому что это немецкая награда, а это многое значит. Особенно в озлобленной к женщинам армии, где Ивонет могли бы приписать секс с каким-нибудь немцем, у которого она эту награду могла украсть. В правду бы всё равно никто не поверил, а убить столько человек она бы не смогла. Так что единственным её выходом было прятать подарок подальше и поглубже. И в целом она скрывала то, кто именно её вырастил, выучил и научил немецкому. Опять же, в армии, особенно к женщинам, не относились мягко, если слышали про немецкие корни. Тогда всё, что хоть как-то связано с Германией, было для русских отвратительно. Не для всех, но для большинства. А потом, слишком уж заметно, война кончилась. Оборвалась, подобно миллионам жизней, которые она уничтожила, и утащила за собой на дно тех, кто её устроил, вместе с их жизнями и жизнями их семей. Никто тогда не верил, что это действительно конец. Никаких больше бомбёжек, блокады, смерти в любую секунду. Просто мир. И оглушительная с этим тишина, дарящая настороженность и лёгкий покой. После войны Гилберта судили, лишили статуса Страны и окончательно добили то, что пыталось жить все эти годы. Первое время Ивонет пыталась помочь, как и все, но потом поняла, что её попытки бесплодны. Бывший Пруссия когда-нибудь сам встанет на ноги и протянет руку, и именно тогда они должны быть рядом. Они и были. Когда ему нужно было или нужно было им. Пусть война и оставила на них свои незаживающие раны, но они выжили, выкарабкались и сумели жить дальше. Даже Иви вылезла из своей беспомощной лужицы и начала жить. Заново, но всё же. А после отказа от ходунков восстановления Ивонет занялась тем, чем так давно хотела заняться. Решила помочь женщинам и девушкам, покалеченным войной и жизнью. Сначала это были просто дома, в которых они могли успокоиться, найти себе новое место и заново окрылённые отправиться в путь, потом эти дома обросли предприятиями по всему СССР, а затем, в девяностые, это всё рухнуло. Громко, резко и неожиданно. Как война, но ещё более ужасающе. И всё, что Иви строила, развалилось вслед за страной своего родителя. После этого Ивонет отходила слишком медленно, слишком нехотя. Именно после этого она собрала все свои вещи и уехала к Георгу. Это был, на самом деле, единственный вариант. Джозеф и Клеменс не нуждались в чьей-то компании, живя друг с другом, Энгель был в постоянных мировых разъездах, Хайнц устраивал показы мод за пределами страны, Филипп жил с любовницей — на нелегальных правах альфонса, не иначе, — а Кэйсер со Стефаном пытались восстанавливать страну ради "матери". Так что выбора не было. Ивонет просто хотела уехать как можно дальше и хоть кому-нибудь поныть о своей жизни. Жестокой и беспощадной. Спустя два дня после приезда Георг раскрыл ей все карты и объяснил, что мир мирные варианты не любит совсем, и если ты хочешь что-то сделать на благо общества, то это общество нужно как минимум подобрать под себя. И тогда Иви пришла в голову идея борделя. Условного борделя, в котором будут работать те девушки и женщины, которые больше ничего и не хотят делать, а всех остальных забирать к себе и помогать им по мере возможности. Но всё это будет... иным. Иначе, чем было до краха. Ивонет загорелась этой идеей и зажгла ей своего старшего брата, который решил ей помочь деньгами. Чуть позже она узнала, что эти деньги скроены на крови, но против ничего не имела. Они Города. А у таких как они руки не бывают чисты. Так что да, она устроила в своём городе маленький и очень благопристойный бордель, в который она старалась собрать всех куртизанок, которых могла, выкупая их у жадных до денег и власти сутенёров. Многие девушки были худыми, с явным недобором веса, с синяками на коже и следами заживших ожогов. Это выбешивало и Ивонет обещала себе, что у неё всё будет лучше. И у неё стало. Охрана из двух рослых мужчин, которые охраняли каждую девушку на выезде, личный автопарк и настолько защищённый бордель, что так просто купить себе любовь на вечер можно было бы, но поднять руку на девушку — нет, как и безопасно покинуть заведение после этого. А на фоне борделя были тренинги для всех — женщин в особенности, — которые помогали им понять себя и свою жизнь, поставив себя на первое место, несколько центров помощи жертвам семейного насилия, несколько секций для самообороны и лаборатория, где бесплатно могли проверить напитки и еду на содержание нежелательных примесей в виде наркотиков и чего похуже. Ивонет построила себе маленькую империю, улучшающую жизни многих, не только женщин, но и мужчин. Для всех, никак иначе, тем более после того, что она узнала. А узнала она многое, в особенности всё то, что хоть как-то касалось её отца. И её отца касался Лондон, а значит нужно было узнать, кто он. И что однажды с ним сделала какая-то женщина. Это открыло Иви глаза. Второй раз в жизни. После этого она размыла для себя границы, поняв, что насильники не имеют пола, абьюзеры не имеют пола, жертвы не имеют пола. Это всё обоеполое, а значит и помогать нужно обоим полам. И этим Ивонет и занималась, беря небольшое количество денег у Ивана Николаевича. Тот не был против, даже при условии, что его дочь попадала под статью. Как и три его сына. Отцовские гены, не иначе. Вслед за деньгами у неё появилась вседозволенность перед чиновниками и полицией. Даже если бы кто-то начал угрожать тем, что у него связи, то Иви бы легко это перекрыла тем фактом, что её "мать" сам Брагинский. А связываться с ним никто не хотел бы. Не в контексте угроз его семье. И это развязывало руки, которым в любой другой ситуации мешали бы верёвки на запястьях. Это приносило удовольствие. Но не всё то удовольствие, которое она хотела. Именно по этому она пыталась устроить свою личную жизнь, что не удавалось ей. Она была мягкой, нежной и чувственной, с умильным чувством юмора, но при этом она была упрямой, храброй и дерзкой, готовая на любое указание её женственности в контексте глупости сломать говорящему то, чем он думает. Не потому что она такая агрессивная, просто потому что эта пластинка так давно заела, что проще сломать граммофон, чем заменить её. Так она и делала, уходила от возможных партнёров как только они показывали себя настоящих. Однажды она почти вышла замуж. Почти. Потому что прямо на свадьбе её жених задал ей два вопроса: является ли тот крашеный пидор ей родственником и не спала ли она с одним из своих братьев? Стоит ли говорить, что свадьба не состоялась, а этого идиота вывели из зала под ручки? Он заслужил, если честно. Был немного очарователен, ничего грубого и нелестного не говорил на свиданиях, вёл себя как нормальный. И так опозорился. Ну, это его заслуга. Ивонет тогда была рада, что он сказал это до брака. Тем более такие... тупые вещи сказал. Но она не отчаивалась. Лишь нашла дополнительную отговорку в виде «у меня ребёнок», чтобы избежать надоедливых парней. А ребёнок был. Не человеческий, правда, но был. Маленькая и милая Ириска, которую Иви полюбила всем свои жестоким сердцем. Сложно не полюбить маленького персикового котёнка с очаровательными голубыми глазками и спокойным характером, без ночной беготни и криков «откройте дверь!» в три часа ночи. Ириска помогла развеять неприятный туман одиночества дома, но недостаточно, чтобы всё было настолько приятно. Ивонет привыкла к огромной толпе, постоянному гомону братьев и ощущению, что она может в любую секунду попросить помощи, которую ей окажут. А потом она выросла и переехала, как и все они. Так что изредка она приезжала к Георгу, чтобы хоть как-то справиться с ощущением одиночества. И Георг никогда ей не отказывал. Потому что не мог. Он ведь самый старший из всех приёмных детей Гилберта, а потому ответственен за благополучие всей семьи. Немного меньше, чем Гилберт или Иван, но всё же. Для Ивонет Георг — Гоша, как его ласково все называли, исключая только Гилберта — был всегда чем-то большим, чем просто братом, самым родным человеком в жизни, после Гилберта, а потому она всегда имела при себе ключи от его квартиры, свои принадлежности для ухода за собой и свою комнату, даже несмотря на то, что предпочитала спать с кем-то в обнимку. Пусть это и звучало странно, но являлось правдой. В детстве это был отец, потом плюшевый медведь или братья, а потом крест. И затем снова братья, потому что одной засыпать первое время после войны было страшно. Не только ей. Но, в целом, она справлялась. И с жизнью, и с работой, и со статьёй 241 УК РФ, и с попытками создать отношения. Если честно, то она ни о чём не жалеет. Кто знает, может юную Танечку забил бы в пьяном угаре собственный муж или она бы умерла в родах, а Иви живее всех живых, и умирать не собирается. И ей плевать, если её биологические родители пытались её найти, может быть даже плакали — что вряд ли, ведь девочка в семье это горе, — но точно не думали дать ей волю и возможность жить так, как хочет она. А Гилберт дал. Пусть даже и не ожидал всей той тяжести, которая могла бы свалиться на плечи его единственной дочери из-за такого выбора. И Ивонет на это немного плевать. Она в любом случае, даже зная, что с ней будет в будущем, согласилась бы пойти за тем странным дяденькой в белом плаще. Не потому что у него не было бы выбора, нет. А потому что Гилберт позволил ей быть той, кем она хочет быть. И идти по её собственному пути.