Дружба вперемешку с любовью

Он приходил иногда. Серидзава полагал, что это случалось, когда находиться рядом с Генджи становилось совсем невыносимо. Идзаки садился неподалеку, даже не проронив ни одного приветственного слова. Просто молчал и дымил свою пачку «Мальборо». Временами бросая взгляд на небо, он цеплялся за крышу Судзурана и ненадолго замирал в задумчивости с сигаретой между пальцев. Молчание накрывало пространство на бесконечно долгие минуты. Чувствуя на себе внимательный взгляд бывшего лидера «воронья», Идзаки брал себя в руки, возвращаясь из раздумий к реальности, наконец-то ощущал боль от ожога и откидывал дотлевшую до самого фильтра сигарету в сторону. Чертыхнувшись, Идзаки тушил ее подошвой своих «гриндерсов» и сразу же подносил огонь к новой. От Тамао исходило понимание одновременно с бессилием. Даже самый умный стратег их школы — Идзаки не мог найти решения. Так всё и шло, медленно приближая их к выпуску. Вот только сегодня сигареты и даже молчаливая поддержка Серидзавы по какой-то причине совсем не поддерживали. Помочь могла бы хорошая драка, до беспамятства и потери сознания. Возможно, тогда мысли перестали бы крутиться по замкнутому кругу в его больной голове. Да только непобежденных врагов не осталось, а со своими драться было как-то глупо. Тем более, когда Генджи добился невозможного, объединив Судзуран под своим началом, правда, не с первой попытки и не без помощи верных генералов. Да и кто справился бы с Идзаки? Даже если и нашлись бы желающие, по силам такая задача могла оказаться немногим. В одиночку победить его удавалось только Серидзаве. Или оставалось брать количеством, как сделал когда-то в их славном прошлом Токаджи. Зная по предыдущим встречам, что Идзаки так и уйдёт, ничего не сказав, Тамао заговорил первым: — Бухнуть не хочешь? Чёт сегодня настроение в самый раз. — Давай, — отозвался тот. Серидзава по-быстрому организовал пару бутылок сакэ и кое-что из еды. Тепло-противный алкоголь хорошо подходил под настроение Идзаки. Выпили по первой, не закусывая. Повод не радостный, да и на душе паршиво. Посидели, разлили по второй. — Ну ты пиздец какой неразговорчивый, — заметил Тамао. — Сам не лучше, — отозвался Идзаки, поднимая стопку. — Токио меня и без слов понимает, — Серидзава опустошил свой стакан. Рука Идзаки чуть сильнее сдавила бутылку, когда он разливал в третий раз. — Причём здесь Токио? — Да, так... вспомнил, глядя на тебя. Выпили ещё по одной и сразу разлили по новой. После слов товарища желание напиться только усилилось. Серидзава, умный и внимательный, часто подмечал недоступное другим. Но Идзаки не нуждался в этих ложных параллелях — он-то был здесь при чем? К дружбе Тамао и Токио примешивалась любовь (иногда казалось, что это дружба добавляется к любви) — смесь была гремучей, запекшейся и неразделимой, словно остывшая лава. Они выглядели, как две части одного пазла. Такого взаимопонимания невозможно было добиться никакими разговорами. Тогда зачем вообще что-либо говорить? Все казалось бессмысленным. Оставалось только продержаться до конца учебного года, а дальше они с Генджи пойдут каждый своей дорогой. — Как только с Такией общаешься? Идзаки снова чуть заметно напрягся, потом небрежно фыркнул: — На языке жестов. — Так? — Серидзава показал руку с поднятым средним пальцем. — Ну ты и шутник. — Ну правда, поговорить не пробовали? — Тамао откинулся на спинку своего любимого дивана, пронизывая острым, несмотря на расслабляющее действие алкоголя, взглядом. — Нет надобности. Да и Генджи всё чаще занят — вникает в отцовские дела. — Значит, нет надобности... Понятно, — задумчиво протянул Серидзава. Выпили еще по одной и снова разлили. Первая бутылка почти закончилась, Тамао потянулся за следующей. Задача на сегодня: напиться и побыстрее, пока не стало хуже. — Последнее время мы мало видимся, по делу перетрем и каждый по своим делам. Идзаки это устраивало. Тупая боль ощущалась в любом случае — и рядом с Генджи, и вдали от него. Причина не менялась, но, когда Идзаки его не видел, в груди болело чуть меньше. На самую малость, но меньше. — Да уж, действительно. Скоро выпуск, пора определиться, чем в жизни будем заниматься, с кем захотим ее разделить. После этих слов Серидзавы Идзаки выпил свою стопку, не дожидаясь товарища, и снова закурил. — Ты еще не отравился ими? Идзаки приподнял бровь, вопросительно посмотрев на собеседника, потом опустил руку и кивнул: — Сигаретами? — Чувствами. Если все держать в себе — начнется интоксикация. Я бы сказал, уже началась. — Ого, да ты у нас умный. Какую метафору-то завернул, — Идзаки старательно пытался скривить рот в улыбке, но выходило плохо. Вопрос так и повис в воздухе. Можно было, конечно, не отвечать и послать далеко и надолго, но он вроде как был в гостях, да за выпивку благодарен. Так что грубить было невежливо. — Я вообще-то серьезно. Ты же знаешь, что всегда можешь со мной поговорить? Идзаки мотнул головой: — Так я и разговариваю. — Да нихрена подобного. Всегда молчишь о том, что беспокоит. Идзаки промолчал и сейчас. — Значит, решил ему врать? — Серидзава ненавидел ложь саму по себе, а ложь от дорогого тебе человека ощущалась больнее вдвойне. — Вспомнил улыбающегося Токио на крыльце больницы. Он тогда радостно и правдоподобно врал мне о своем здоровье, пытаясь успокоить. С его стороны это было проявлением заботы, и я это понял, но ты… Чем можно оправдать твою ложь? — Это не ложь, — устало возразил Идзаки, даже не вспылив. — Нет, ты врешь и ему, и самому себе. Трусишь и замалчиваешь собственные чувства, а времени для принятия решения остается все меньше. — Не лезь куда не просят, Серидзава. — Нахуй твое«не лезь», ты, может, всю жизнь будешь жалеть. Член есть между ног? Так веди себя по-мужски. Хватит трусить, пойди и все прямо скажи, как есть. — Ха, а по-твоему, «по-мужски» признаваться своему командиру? И как ты себе это представляешь? Прийти и сказать: «Извини, но у меня на тебя стоит»? Тамао почесал в затылке. — Ну, можно и так, чего бояться-то? В худшем случае, он тебя уделает. Обещаю навещать в больнице, бананчики приносить. Идзаки зажмурился. Ему все труднее давалось сдерживаться и следить, чтобы эмоции не отражались на неизменно бесстрастном лице. Возможно, сказывалось действие спиртного, а может, он просто устал. — Нахер твои бананчики. Тамао, я не переживу презрения в его глазах. — Подожди с выводами, еще ничего не ясно. Может, он согласится? — Что значит «согласится»? По-твоему, у нас тут в Судзуране каждый второй пидорас? — Идзаки отмахнулся нетвердой рукой от этой мысли. — Сразу «пидорас», — Тамао тоже закурил. — Люди не делятся на меньшинства, они просто влюбляются друг в друга. Ты ему дорог, сам прекрасно знаешь, не принижай свою значимость. — Дорог как друг и советчик — это одно, а мои чувства— совсем другое. Он дорог мне в другом смысле. — Он дорог тебе во всех смыслах, — поправил его Серидзава. — Не нагнетай. — К черту все... задолбало. Не могу больше, — Идзаки отвел в сторону взгляд предательски заблестевших глаз. — Наливай. Тамао сжалился и сменил тему. Себе налил немного, ему побольше. В таком раздрае, как сегодня, он Идзаки никогда не видел. Советом ему, судя по всему, не помог — как и предполагалось, не стоило даже пытаться. Упрямый Идзаки продолжал стоять на своем. Из всех возможных вариантов оказания помощи, оставалось только напоить чисто по-дружески. Серидзава прекрасно понимал желание Идзаки заполнить себя градусами до потери памяти. Сам не раз бывал в такой ситуации, когда их отношения с Токио оказывались в подвешенном состоянии. Наверное, легко раздавать советы, когда у самого все«на мази». Запас спиртного Тамао «на черный день» они распотрошили знатно, но ведь это он и был — черный день. До выпуска оставалось какая-то пара месяцев. Этого вряд ли хватит, чтобы поколебать решимость Идзаки. Серидзава вздохнул, перекидывая его руку через собственную шею. Идзаки с большим усилием держался на ногах. Хорошо хоть терзающие мысли пусть на время, но оставили его голову, бессильно склоненную на грудь. Поддерживая Идзаки за пояс, Тамао направился к выходу со двора. На улице уже стемнело. Идзаки тяжело навалился на его плечо, едва переставляя ноги. Они кое-как добрались до темного переулка за школой. Идти и так было трудно, а Идзаки еще споткнулся о какой-то камень и стал заваливаться вперед, совершенно потеряв равновесие. Серидзава едва успел развернуться к нему и подхватить. Идзаки буквально повис на нем, уцепившись за плечи. Не в силах удерживать голову в вертикальном положении, он уткнулся лицом в шею. Наверное, так было неудобно, поэтому в итоге, пробурчав нечто невнятное, он пристроил тяжелую пьяную голову у Тамао на плече. Так они и стояли посреди переулка, будто обнимаясь. Серидзава прикидывал шансы самому дотащить Идзаки до дома, когда заметил приближающийся к ним в полутьме тлеющий огонек сигареты. Злобный взгляд буквально буравил из темноты. Когда бывший лидер «воронья» почувствовал его на себе, мурашки побежали по коже. Послышались размашистые широкие шаги, в такт позвякивала цепочка. Немногим раньше, чем стал различим силуэт незнакомца, донесся его властный непререкаемый голос: — Руки убрал. — Такия, ты, что ли? — Тамао выглядывал из-за крашеной шевелюры Идзаки, пытаясь рассмотреть подошедшего получше, но обознаться было невозможно. — Кому сказал, — все так же твердо, не повышая голоса, потребовал нынешний лидер Судзурана. Тамао усмехнулся, приподняв уголок рта: — Так я их в общем-то и не распускал. Он сам на меня навалился. — На кой хер ты его так напоил? — продолжая зло сверлить взглядом, Такия в две затяжки докурил сигарету и отбросил в сторону. — Я-то ему как раз помогал, а вот «на кой хер» ты его довел до такого состояния? — строго, словно старший брат, упрекнул Тамао. — Мозгов за все время не прибавилось? — он примял волосы Идзаки, чтобы лучше видеть выражение на лице их лидера. — Ты правда ничего не понимаешь или только прикидываешься? — Не твое дело, — Такия развернулся спиной и немного присел, чуть согнув колени. — Давай, перекладывай. Тамао все еще хмурился, устраивая Идзаки на спине Такии. Тот словно и был там изначально: крепко обхватил друга за шею и положил голову на плечо. Такия поднялся, подхватив пьяного товарища под колени, а тот зарылся носом ему в шею и глубоко вдохнул. Идентификация была пройдена. Не разлепляя отяжелевших век, Идзаки тихо и с чувством на выдохе произнес: — Генджи... Суровый лидер Судзурана замер, прислушиваясь к нему: — Вот придурок. Ты какое горе там запивал и почему с ним? — взглядом полыхнул Такия в сторону Тамао. Ответа не последовало. — Да так. Мысли о будущем, — пояснил Тамао, поняв, что Идзаки не в состоянии ответить. — А что с ним не так... с будущим? — спросил Такия и слегка встряхнул свою ношу, все же надеясь получить ответ. Он задал вопрос легко, не видя в нем никакой проблемы, будто давно уже решил, какое оно у них будет… это самое будущее. Тамао внимательно вглядывался в уверенное и спокойное выражение лица Такии. Оно было вообще не свойственно для их лидера с его то взрывным характером. Но, возможно, сильных людей просто не терзали сомнения, и они бронепоездом мчались вперед, расчищая дорогу для тех, кто шел следом. — Там нет... тебя, — невнятно пробубнил Идзаки куда-то в чужую шею, но внимательно вслушивающийся Такия все же различил его тихие слова. — Это ещё что за хрень? Ты что ему наговорил, Серидзава? — Разбирайтесь сами, — отмахнулся тот. Такия двинулся по улице вместе со своей драгоценной ношей, рассуждая себе под нос. Он бубнил о том, что ничего не понимает, но злости в его голосе значительно поубавилось. Поднявшийся ветер доносил до Тамао обрывки рассуждений. Он так и остался на месте, глядя вслед их недалекому лидеру, гадая, как смог тот привязать к себе такого умного человека как Идзаки, не прилагая никаких усилий. Это оставалось для Тамао загадкой. На расстоянии нескольких шагов Такия обернулся, будто до него что-то внезапно дошло, и прокричал Тамао: — А в словах этого пьяницы есть смысл! — Ты о чем? — Я о будущем. — А… — протянул Тамао. — И что там? — Там и правда меня нет... — Тц, вот идиот, — в сердцах произнес Тамао себе под нос, а в голове мелькнуло: «И кому я отдал Судзуран?». Нет бы вернуться обратно, подойти поближе, а не орать на всю улицу, но Такию никогда не волновали условности и правила приличия. Он — бронепоезд, это совершенно точно. Набрав в грудь побольше воздуха, Такия громко выкрикнул, чтобы Тамао его обязательно услышал: — ...там есть мы! Тамао скривился в лице, скрывая улыбку. «Что за невыносимый человек. Бедный Идзаки». — Так ему завтра и скажи, — все не унимался тот. От его громкого голоса завозился уютно устроившийся на спине пьяный Шун. Весь этот галдеж явно мешал ему спать. — Сам скажи, придурок, — отозвался Тамао, развернулся и зашагал обратно. «Напрасно ты волновался, Идзаки. Этот дурачок уже давно все решил. Он совершенно точно знает, с кем хочет остаться рядом».