Я покажу тебе облака

Антон измученно рассматривает себя через зеркало в пол. Пижама с натяжкой дотягивается до колена, тело облепляет тканью так, что не подвигаться нормально, а хвостик Хэллоy Китти грустно свисает вниз, ведь пятой точки у Антона, как таковой, нет. Выглядит он несуразно и странно, будто на детский праздник вместо милой феечки Динь-Динь пришёл сороколетний мужик — только хуже. Если бы кто-то увидел его в таком виде, было бы стыдно. Очень стыдно. Ира, наверное, не в счёт — именно она виновата в его виде, на ней вся ответственность, и на неё можно (и нужно!) злиться. — Ну что, Антош? — Ирин голос без проблем скользит сквозь пару дверей, а Антон жалостливо мычит — мученик Антоний к вашим услугам. — Всё плохо, Ира! Алес капут! — кричит «Антоша» в ответ. — Не говори на тарабарском в стенах моего дома! Только французский, только «tout est mauvais»! Антон фыркает и последний раз смотрит в отражение, надеясь, что что-то магически изменится, и он станет выглядеть лучше. Не как модель, конечно; пародии на нормального человека было бы достаточно. Но даже это ему не светит — а жалко. У пчёлки. Он скрипит дверью, заглядывает на кухню — Ира радостно бегает из угла в угол, светиться словно. Ну конечно, она выглядит неотразимо, лучше модели — пижама на ней, как и должно быть, овер-сайзная, свободная. Чёрные кошачьи ушки выглядит уместно, а рядом с Чернышом та вообще как родная (и любящая!) мать. Ира оглядывается на Антона и хихикает. Она даже не скрывает, что, будь её воля, она б внаглую заржала. Но та не хочет травмировать бедного Антона ещё сильнее, поэтому сдерживается. — Тебе идёт, — серьёзно заявляет она, отворачиваясь, чтоб не ослепить Антона улыбкой. — Идут пешеходы по лужам, а это — кошмар! — он трагично всплескивает руками и садится за барную стойку. — Пешеходы, вообще-то, бегут. И не настолько всё плохо, Тош, — мурлычет Ира, но, подольше скользнув по нему взглядом, соглашается: — Хорошо, настолько. Но это не конец света. Мы же только вдвоём, — улыбается она. И, когда Антон чуть расслабился, быстро щёлкает его на телефон. А следом заразительно смеётся, оборачивая экран, дабы показать сей шедевр. Антон смотрит на фото: ужасно-жалкое зрелище, но до ужаса смешное. Он показывает Ире язык и тихо хихикает, принимая свою судьбу. — Но если покажешь кому-нибудь… — Антон строит глазки, пытаясь без слов сказать, что с ней случится. — Этого даже не получиться сделать, у меня же лапки, — Ира-пантерка выставляет ладошки вперёд. На ладонях у неё перчатки с розовыми кошачьими подушечками. — Ах лапки… — он коварно щурится и, быстро подбежав к ней, хватает со стола первый попавшийся пряник. Убегает он, жуя и приговаривая: «А обратно не отберёшь, у тебя рук нет, одни лапки!» Ира в который раз смеётся и в догонку кричит: — Ты дурачина, Антон!

* * *

— Не больше тебя. Мы две дурачины, — Даша свешивает ноги с самой высокой ветки пушистой ели, поглядывая то вниз, на нескончаемый лес, то на хихикающую Полину рядом с собой. Лёгкий ветер щекочет кожу, а мизинцы девушек еле-еле, да соприкасаются. — Когда ты предлагала повеселиться, я думала, полётами на скорость всё и закончится, — спокойно замечает Полина. Она не выглядит расстроеной или раздраденной таким стечением обстоятельств, наоборот — как никогда расслаблена. — Ты просто плохо меня знаешь, — хмыкает Даша и чуть двигает свою руку к холодной чужой; так, чтобы пара пальцев лягла на друг друга. — Позволишь узнать тебя получше? — Разумеется, — хихикает та и думает, что, на самом деле, сегодня Полина и так познала много её граней. Никульцева, конечно, не гранённый камень, но для Поли драгоценностью быть не против… Ну, правда, не с каждым человеком Даша бросается громким, трехэтажным (или даже выше — они над облаками, как-никак) матом, когда этот же человек летит быстрее тебя. Не с каждым человеком она соглашается играть на глупые желания. Не для каждого человека она устаивает целое театральное представление, выполняя задание: «Сделай предложение вон тому дубу». Не каждого дуба она именует Полиной. Или не каждую Полину дубом… Главное: не с каждым человеком Даша рассиживает выше облаков, когда сама имеет небольшой страх высоты. Да, у ангелов тоже есть страхи, пусть и в их ситуации глупые. Даша пернатой не так давно стала, ещё не привыкла, знаете ли! Ой, да что люди понимают… — Какие люди? — хмурится Полина, оборачиваясь к подруге. — Я это вслух сказала? — чутка растерянно лепечет она. — Нет, Дашуль, я просто мысли читать умею. — Что?! И Полина хохочет. Заразительно и так невинно, будто секунду назад не довела бедную «Дашулю» до сердечного приступа. — Шучу я, не боись, — Поля улыбается во все зубы и щёлкает пальцами по носу-кнопке. — С тобой-то и «не боись»… — А что-то не устраивает? — и строит такую умилительную мордашку, что сказать «да, не устраивает» просто не реально. Даша вглядывается в неё и максимально серьёзно чеканит: — Добровольская, ещё раз такие глазки сделаете, прийду на пересдачу. — Приходи, — она пожимает плечами. — Что за пересдача только? — По курсам визажиста! — Ах так, — деланно присвистывает. — Мне сделать предварительную чистку лица? Даша задумывается, ногтем колупая кору дерева под собой, а затем кивает. — Пожалуй, сделай маску, увлажняющую какую-нибудь. — Без проблем, — и Полина сверкает, как долго работающая, но ни на лучик не угасщая, лампочка. В придачу греет — может, из-за долгой роботы. Может, просто из-за своей натуры. В любом случае, тепло: и морально, и физически. — Тебе подойдёт масочка с пёсиком, — тихо заключает Даша.

* * *

— Не буду я делать твою масочку! Даже с пёсиком! — Антон верещит как не в себя, уворачиваясь от настырных девичьих пальцев. А Ира ещё говорила о каких-то там лапках… — Не рыпайся, — приказывает Ира и двумя пальцами зажимает подбородок, фиксируя чужое лицо. Свободной рукой та подцепляет упаковку, подносит ко рту и зубами распечатывает эту косметическую приблуду. Антон хочет нелепо пошутить про способ открытия, но, оценив риск для жизни, решает промолчать. И, как просили, не рыпается. Вскоре лица касается слизкая холодная субстанция, которую ему мажут по коже. Ира не объясняет, зачем, говорит лишь, что «так веселей». Кому веселей — не ясно, (а пасмурно), но Антон послушно ждёт. — Воуля! — Ира удовлетворённо подносит к Антону маленькое зеркальце. В нём можно рассмотреть замученное лицо, к тому же замурованное в слой странной ткани с рисунком пёсика. Как и договорились, но… — Ир, это трэш. — Сам ты трэш, а это — искусство! Подожди, я себе сделаю, а потом Леди Бажку пойдём смотреть. — Ну, хоть что-то радует…

* * *

— А меня радуешь ты, — резко, без какого-то подходящего момента «до», выдыхает Даша, чувствуя как падает в бездну — хотя её ангельское тело всё ещё на верхушке ели. При жизни она мало к кому чувствовала что-то больше, чем «боже, какая она классная подруга» и «я буду шутить с ней неоднозначные шутки, но при этом ничего не чувствовать». Но, вот она умерла… Точнее, умерло её тело, она встретилась с Полей, и… В общем, кажется, это больше не шутки. Как-то слишком быстро — на неё не похоже. — А ещё, — тихо продолжает Даша, вглядываясь в зелёный лес, — если бы ты была цветком, то точно шафраном. — И почему же? — тоже тихо, будто боясь спугнуть, интересуется Полина. — Знаешь, шафран, он же крокус, самая дорогая специя… И сейчас я поняла, что ты для меня… Ну, самая дорогая. Вот так вот. Полина оборачивает голову к ней, всматриваясь большими глазами — и в них столько нежности, что ложкой черпать можно. Она по-простому в самом хорошем смысле этого слова, без слов, накрывает своей рукой чужую, холодную и с несочетаемым количеством метала на пальцах. И мягко, по-родному, поглаживает. Даша ответно смотрит на неё с улыбкой, но всё-таки не сдерживается от комментария: — То есть мегамозговые штуки ты изобрести смогла, а слова — нет? — Выходит, что так, — кивает Поля, — хотя я знаю много слов. И много языков тоже. — У-у-у, вы посмотрите на неё, — умела бы Даша свистеть, она б свистнула. — И какими языками ты владеешь? — Из самого базового английский и латинский… — Ну да, Поль, каждый же с детства учит латинский, — она фыркает. — Натуралитер! Потом французский, итальянский и немного португальский — они похожи. — У ля-ля. — Немецкий знаю… — Иш какая. — Йа-йа, генау. Учила корейский когда-то, но не сложилось. Украинский немного знаю… Да и всё, кажется. Даша с уважением улыбается «улыбкой навыворот», и какое-то время они просто сидят, так и не расцепив руки. — Я кое-что поняла! — выдаёт Даша с её обычным воодушевлением. — Ты — полиглот! — Ага… — То есть ты глотаешь Поль! Но… это разве не каннибализм? — и она на полном серьёзе задумывается над этим. Ну что за человек. — Иногда ты такая дурочка, Дарья Никульцева, — добро хихикает Полина. — Иногда? — с прищуром уточняет эта «Дарья Никульцева». Ей не отвечают, но… ответ, кажется, и не нужен. Ведь им хорошо просто сидеть вместе, и это самое главное. Ведь так? — Подожди-подожди… Даш, я, похоже, телефон забыла… И технику всю свою… — Ой, да за пару часиков без тебя ничего не случится, — спокойным голосом убеждает Даша. Удивительно, но это успокаивает. — Точно? — всё же уточняет Полина. — Точно. И ей хочется верить.