На рассвете наших судеб

      Едва ли успев сделать всё, чтобы снять с себя подозрения, Галлиард с серьёзным и задумчивым видом завис у окна. Мимо него молча и целенаправленно прошли трое солдат с зелёным единорогом в качестве эмблемы на форме, и Порко сразу вспомнил, что это знак Полицейских. А Аккерман и Армин с поникшими лицами, полными непонимания, вышли из кабинета Заклая.       Напряжённо прислушиваясь к их разговору, в гуле шагов и стука в дверь Галлиард услышал лишь обрывочное «махнули на Эрена рукой». И что бы это могло значить? Что же теперь предпримет Парадиз? Двое разведчиков озадаченно взглянули на входящих к командующему полицейских, а потом, как захлопнулась за ними дверь, Арлерт взволнованно воскликнул:       — Если дело в этом... То они уже начали выбирать следующего носителя Основателя!       Взгляд Аккерман молниеносно сменил краски, преобразив непонимание в угрозу и решительность. Даже находясь на значительном расстоянии от них, Галлиард отчётливо видел, как преобразилось её лицо, когда речь зашла об угрозе жизни Эрена. Глаза прищурились и заискрились бушующим рвением сделать всё, чтобы это остановить. «Что же, точно Аккерман! Прям как её описывал Райнер,»— пронеслось в мыслях Порко при виде этой уникальной картины.       Брюнетка ринулась обратно к двери с целью подслушать разговор, но Арлерт остановил её, схватив за руку.       — Погоди, Микаса!— она упрямо заявила, что её не поймают, но Армин настаивал на своём,— Но сейчас же нет необходимости это решать? Сейчас нарушать устав опасно!       — Нет!— надрывные, но при этом стальные нотки пропитали её голос,— Именно сейчас, когда обстановка так изменилась, нужно как можно скорее узнать, каким курсом будут двигаться военные!— наблюдая за происходящим со стороны, Галлиард в душе разделял её чувства, ведь несдержанность, видимо, была их общей чертой,— Что бы ни случилось, я Эрена...       Мощная тряска громогласным гулом прошлась всему зданию: по стенам, полам и потолкам. Дверь, а вместе с ней и часть стены, с треском и скрежетом вылетела в коридор, и воздух вокруг наполнился едким запахом дыма, который серыми клубами вырывался из бывшего кабинета Заклая. По всему коридору с грохотом, под звонкий треск стекла, разлетелись с бешеной скоростью, словно оружейные снаряды, обломки двери и камней.       Один из них оставил на щеке Галлиарда длинную глубокую царапину, и от множества прочих мелких ссадин его не спасла даже колонна, выступающая из стены. Взрыв произошёл насколько неожиданно, что даже привыкший к длительной бомбёжке и обстрелам Порко упал на колени не в силах сохранить равновесие от сильной тряски. Ему пришлось прижаться к колонне и стене, чтобы хоть как-то закрыться от обломков, но и здесь острые блестящие осколки стекла со звоном осыпались прямо на него.       Клубы серого дыма огромными тучами окутывали коридор всё больше и больше, и, едва придя в себя, когда закончилась тряска, Галлиард взглянул в сторону кабинета. Микасу и Арлерта взрывной волной отбросило на значительное расстояние, но они оказались в полном порядке, видимо, успели вовремя сгруппироваться.       — Армин! Армин! Ты цел? Ты не ранен?— взволнованный голос Аккерман раздался среди шипения и треска огня.       Она, как кошка, в последюю секунду почуяв неладное, успела ухватиться за товарища и закрыть его собой. И теперь, нависая над Армином, в нахлынувшей волне эмоций требовала от него ответа. К счастью, Арлерт быстро откликнулся на её вопросы, остекленевшим взглядом впечатавшись в руины коридора.       Решительность в самых чрезвычайных ситуациях как всегда не подводила Аккерман, превращая её в сообразительного и твёрдого в своих намерениях бойца. Ухватившись за плечо товарища, она поторопила Арлерта убраться из разрушенного коридора. И откашливаясь от едких и горячих паров дыма, они, прихрамывая после падения, быстрым шагом направились к лестнице. На благо Порко сизая плотная завеса дыма скрыла его, да и разведчикам явно было не до того, чтобы озираться по сторонам, поэтому для них он остался незамеченным.

***

      Сапфировое полотно ночного неба, усеянного тысячами звёздных алмазов, растянулось над Тростом. И тихое свежее дыхание ветра принесло с собой на изнемождённые дневным зноем улицы упоительную дремоту. Время уже было позднее, близилось к полуночи, и маленький, замкнутый в величественных стенах мирок Троста заснул мирным сном. В окнах погас тёплый свет, стих гомон и голоса.       Словно возвещая о приходе ночи, ещё на самом закате раздался прощальный гудок паровоза, отправляющегося обратно к побережью. И после этого сладкая дремота стала постепенно окутывать город и его жителей. Через несколько часов не было слышно ни единого звука, кроме застенчивого шёпота ветра в листве. Все уснули.       Однако на крыше одного из домов, в очень удобном по множеству причин месте, расположился человек, который бодрствовал. Не смыкая глаз, он пристально наблюдал за высоким многоэтажным зданием, которое именно с этой крыши было отлично видно. Пожалуй, кроме двух постов у ворот, это было единственное здание, где в окнах горел свет. У крыльца стоял молчаливый патруль, и лишь изредка какие-то солдаты выходили и заходили обратно в штаб.       У всех на лицах застыло выражение шока и недоумения, ещё ни один не оправился после случившегося в обед. Как только стало известно о смерти главнокомандующего, уполномоченные лица сообщили об этом тем, кому стоило знать в первую очередь. Военные собирали совещание. Однако многие из тех командиров находились за пределами Троста и даже стены Роза, поэтому, все, кто стал свидетелем взрыва или имели к этому отношение, собрались во временном штабе в ожидании командования.       А для засланных на этот остров марлийских солдат время ожидания стало временем отдыха, драгоценной возможностью набраться сил перед грядущим днём. Они изрядно потрудились, собрали огромное количество информации, и главное — выследили тех, кого искали, Армина, Микасу и даже Ханджи. Командор объявилась уже вечером в компании с негром, которого некоторые называли «добровольцем». И заметив в толпе её коштановую макушку, Пик сразу одёрнула стоящего рядом Галлиарда за рукав со словами: «А вот и она».       Смешавшись с военными и проследовав за отрядом до нового штаба, они выяснили, что в ближайшее время новостей не ожидается и что им выпала прекрасная возможность поймать простое человеческое счастье — сон. И вот теперь, договорившись вести дозор и сменять друг друга, они расположились на кровельной крыше какого-то дома в объятиях ночного неба и его прекрасных звёзд.       Была очередь Галлиарда наблюдать за штабом, и, сев на краю плоской площадки, он задумчиво рассматривал открывшиеся по-новому виды города. Где-то на стене, великаном возвышавщейся над этими крохотными в сравнении с ней домиками, бродил маленький огонёк от фонаря патрульного. Иногда он терялся среди слишком ярких звёзд, но вскоре возвращался обратно.       Пик, свернувшись калачиком, тихонько посапывала за спиной Галлиарда. В какой-то момент Порко показалось, что ей стало холодно, потому что её лёгкое дыхание участилось и сбилось. Да и у самого Галлиарда по спине пробежали мурашки при слабом дуновении ветра — он стал холоднее и куда-то дел свою прежнюю застенчивость. Поэтому, неслышно достав из рюкзака то самое покрывало, под которым она спала в лодке несколько дней назад, он заботливо укрыл её, на несколько секунд задержав взгляд на умиротворённом и расслабленном лице.       Ноющее горячее чувсто вспыхнуло в груди маленьким плотным клубочком и стало разрастаться, вытесняя дремоту и озноб. За какие-то мгновения оно настолько увеличилось, что стало жалостно давить на рёбра, просясь наружу. А так хотелось, чтобы её милое лицо теперь и впредь оставалось таким безмятежным, чтобы оно не знало ни волнения, ни страха, ни печали. Чтобы всё это стёрлось под прекрасным чувством любви, трепета и заботы. Он был готов положить всего себя, лишь бы это было так.       Грустно и тяжело вздохнув от жестокой реальности, от того, что сейчас они каждую минуту рискуют своей жизнью, от того, что ждёт их впереди, Галлиард посмотрел в сапфировые глаза вечных небес. И пусть им удастся выжить во всей этой ситуации, может быть даже выйти из неё победителями, что вряд-ли, встретить вместе счастливую старость в маленьком, но уютном доме, в кругу крепкой и любящей семьи они точно не смогут. Потому что их обоих ждёт один исход, и до старости они не доживут. Пик покинет его раньше, оставив в этом мире существовать, а не жить.       Порой Порко замечал, что часть тех эмоций, особенно сильных, которые разрывали его внутри на части независимо, был ли то гнев или счастье, находили своё отражение в его самом близком человеке. Словно по невидимой, но крепкой и бесконечной нити, Пик перенимала на своё сердце и голову груз его чувств. В такие моменты она повышала голос, психовала, рычала на окружающих, хотя для неё это было совершенно несвойственно, или наоборот, лучезарно улыбалась вместе с ним, буквально светясь от счастья. Даже на первый взгляд помешанный на своём маленьком мире Кольт однажды озвучил свои наблюдения вслух, оставшись наедине с Галлиардом.       И вот теперь, когда его одолела жгучая горечь от безысходности, её мирное дыхание вдруг стихло, расстворилось где-то в ночной тишине. А потом послышался тихий, жалостный всхлип. Ещё спящая Пик нервно сжала в руке край шерстяного покрывала, а её светлое лицо исказилось в гримасе страха и отчаяния. Надрывный гортанный зов «ребята» болезненным эхом прокатился по пустой крыше, и, тресясь в мучительной истерике, Пик подскочила с прежнего места.       Галлиард напряжённо и с чувством глубокой боли посмотрел в её блестящие глаза, где, помимо страха, как будто полыхало то пламя, которое окутало её смертными сетями около месяца назад. Она то смогла из них выкарабкаться по воле судьбы и благодаря своей способности к регенерации. А вот экипаж Перевозчика нет... Ни один из них не пережил того взрыва, того уничтожающего пламени, которое пришло после него. Они все погибли.       Уже тогда осознавая, что весь экипаж ждёт неминуемая гибель, Пик в последний раз позвала товарищей, как будто это могло хоть как-то им помочь. Она помнила настолько чётко, словно это происходило с ней прямо сейчас, как этот крик вырвался из её груди, когда раскалённый ураган огня подступил вплотную, выжигая на её коже известное только ему одному послание. А теперь от этих мыслей её всю бросило в дрожь, по коже пробежали тысячи мурашек, а глаза сделались стеклянными.       — Пик...— тихий, дрожащий голос Порко стал для неё той единственной спасительной верёвкой, которая помогла вернуться в реальность.       С трудом сфокусировав взгляд и рассмотрев на фоне поразительного звёздного неба силуэт Галлиарда, она искренне удивилась, как хорошо были видны в темноте его взволнованные глаза. А, может, она просто снова чувствовала то же, что чувствовал он.       — Я... Мне просто кошмар приснился...— скрыв лицо за прядями густых волос, она опустила голову.       — Пик... Это ведь был тот самый кошмар?— впрочем, ответ на свой вопрос он отлично знал, но та проблема, из-за которой всё это произошло, оставалась в мыслях их обоих, как гнойный болезненный нарыв, и с ним пора было что-то делать.       — Мне страшно, Порко,— Галлиард готов был поклясться, что даже не может вспомнить, когда в последний раз её голос был таким надрывным и напуганным,— Я не перестаю думать о том, что случилось в Либерио. И меня просто трясёт. Я вспоминаю время, когда мы ещё только были кандидатами, когда был жив Марсель, Бертольд, Анни. Что с ними стало, Порко?— её голос становился всё громче, и на последних словах она подняла глаза, полные горьких слёз, а на щеках блестели в свете звёзд мокрые дорожки,— Что станет с нами? Неужели нас ждёт другой конец? Чем мы от них отличаемся? Мы же все были просто детьми. А теперь нас осталось трое... Я боюсь. Не знаю даже чего... Казалось, что за столько лет, проведённых на войне, я уже смирилась с мыслью, что в любую секунду могу погибнуть. Мне казалось, что я уже не боюсь умереть. А теперь я просто не знаю...       Галлиард слушал, впитывая как губка каждое её слово, и от этого сердце внутри завывало волком всё громче и громче. Был ли вообще смысл говорить о том, что у него на душе ровным счётом всё то же самое? Кажется, в такой момент его слова были почти пустым звуком. Потому что передать, как сильно у него ныло сердце, сокрушая рёбра и лёгкие, было невозможно.       Глубоко и напряжённо вдохнув, он взял её за холодную трясущуюся руку и обнял, в попытке успокоить. Пережить то, что на них обрушилось, было проще вместе, чем порознь справляться с внутренним ураганом. Пик тихо всхлипывала в его тёплое надёжное плечо, а он медленно гладил её по волосам, изредка целуя в лоб или макушку.       Звёзды сочувственно смотрели на них с небес, но их холодный свет не мог подарить им тот драгоценное спокойствие и мир в душе. А вот каждый из них мог самоотверженно отдать другому ту последнюю надежду, что теплилась огоньком внутри. И они это сделали друг для друга. Чувства постепенно начали затихать, а в ушах вместо собственного сердцебиения зазвучала тишина. И, уткнувшись холодным носом в горячую шею Галлиарда, Пик произнесла:       — Знаешь, Порко, я, кажется, поняла. Меня пугает не смерть, а боль. Я не за себя боюсь... А за тебя...