На рассвете наших судеб

      Над могучим станом стены забрезжил кроткий рассвет. Он пронзал блеклыми лучами сапфировую плоть ночного неба, предвещая скорое появление дневного светила. Вместе с ним в этом городе должен наступить новый день, новая суета и работа должны будут ворваться в жизни горожан, заставив их подняться с постелей.       А кто-то до сих пор не ложился, терзая своё собственное сердце волнением и глаза непрерывной работой. С того времени, как Пик проснулась от кошмара, она не сомкнула глаз, боясь снова оказаться в пучине тех воспоминаний. И Галлиард, каждой клеточкой чувствуя её состояние, хотя ему самому было нелегко, заботливо подставил своё плечо. Они остались в чутком молчании на крыше одного из уютных домов Троста рассматривать ночное небо и пустые улицы, где редко встречались фонари.       Но, когда вольный ветер принёс с собой послание о новом дне, сделав короткий вдох, Пик заметила:       — У нас осталось всего три дня. И то даже меньше. А мы так до сих пор не узнали ничего о Габи и Фалько. Интересно, как они? Я очень надеюсь, что с ними всё в порядке,— её густые чёрные волосы едва трепетали при каждом дуновении ветра.       — Да, я тоже. Ну... Они ведь смелые и сообразительные ребята, наверняка нашли способ спастись. К тому же, здесь вроде не такие чудовища живут, чтобы убить детей.       — Надо же, Порко! Ты изменил своё мнение о них?— с удивлённой улыбкой воскликнула Фингер.       Галлиард озадаченно положил ладонь на затылок.       — Да я уже вообще не знаю, что думать,— пожалуй, эта фраза в полной мере отражала неопределённость и изломленность его прежних убеждений, хотя не он один мучался от этого.       Едва различимый грохот волной прокатился по спящим улицам города, а в той стороне, где находились ворота стены Роза, появилось какое-то движение. Два экипажа, запряжённых лошадьми, двигались по направлению к штабу. Для марлийских солдат это было знаком покидать приглянувшуюся крышу и незаметно проникать в ряды военных.       Царившее в штабе напряжение с первых секунд проникало в черепную коробку каждого, кто оказывался там. Солдаты, несмотря на возможность вздремнуть, нервно сновали по коридорам и устало озирались вокруг. Каждый из них выглядел изнурённым, но никто не позволял себе даже сомкнуть глаз. И наконец с грохотом и ржанием лошадей к крыльцу подъехали ожидаемые экипажи, и несколько военных в форме разных корпусов торопливо вошли в штаб.       Собрание проходило в большом зале, где кроме длинного стола посередине не было больше ничего. Туда не впустили никого, кроме определённого круга лиц. И пристально наблюдая за всем происходящим, Галлиард заметил среди входящих в зал уже знакомые лица Аккерман, Арлерта и Ханджи.       Прислонившись к холодной стене, немного скрывшись за колонной, он всматривался в снующих солдат, вслушивался в разговоры с надеждой найти среди них важную информацию, как хищник, сидящий в засаде. Пик нигде не было видно, и он мысленно удивился тому, как профессионально она маскировалась, чтобы не показать связь между ними.       Деревянные двустворчатые двери зала гулко захлопнулись, и за ними вскоре послышался монотонный голос, повествующий что-то о бомбе, четверых погибших и аресте добровольцев. Однако, когда мягкий голос, напомнивший Порко Армина, возвестил о разведчиках, за дверью на несколько секунд воцарилась мёртвая тишина.       В это самое мгновение гулкий топот и хлопки донеслись с крыльца здания, и несколько солдат поспешно ворвались внутрь. На их лицах застыли выражения шока и испуга, от явной спешки они жадно хватали воздух, но, несмотря на это, молниеносно и без лишних сомнений распахнули двери зала.       — Срочное донесение! Эрен Йегерь сбежал из подземной тюрьмы! Он использовал силу титана, чтобы создать себе выход! А потом запечатал проход, чтобы за ним никто не последовал!— быстро и чётко выкрикнул седоватый мужчина.       — Поднимайте всех солдат! Его нужно найти!— тут же в ответ на его слова раздался хрипловатый голос худощавого офицера с чёрными волосами и в форме Военной полиции.       Гулкое «Так точно!» эхом прокатилось по всему зданию, и в нём снова воцарилась суета. Только в этот раз её скорость была куда больше, а лица всех окружающих людей стали ещё более напряжёнными. Заметив в толпе компанию Ханджи, Аккерман и Армина и то, что они направляются к экипажам, Галлиард поспешно покинул штаб.       Солнце уже значительно поднялось над горизонтом, и небо разлилось в светлых красках лазури. Упорно ища среди толпы военных знакомую фигуру, Галлиард убедился, что его попытки оказались тщетными. Пик по-прежнему нигде не было. Тоненькая иголочка волнения ловко укольнула его в сердце. Но не отступая от своей цели, он двинулся прямо по улице, старательно держась в тени домов.       Прямо за спиной послышался звон подков и грохот колёс, и в принесшемся мимо экипаже Порко узнал тот самый, в который сели Ханджи и её подчинённые. Надо было бы последовать за ними, но лошади у него под рукой не было. Поэтому, остановившись, он с огорчением проводил взглядом экипаж.       И именно это привело Галлиарда к его напарнице. Заметив прямо перед собой человека в тёмно-бордовом плаще с капюшоном и газетой в руках, который мирно расположился у колодца, Порко облегчённо выдохнул и поспешил ней.       — Лошади за тем навесом. Скорее, мы не должны потерять их из виду!— твёрдый голос, обратившийся к нему, когда между ним и человеком в плаще осталось едва ли больше метра, заставил Галлиарда улыбнуться.       Что ж... Вполне ожидаемо для Пик. Подобные номера всегда присутствовали в тех делах, где она принимала участие. И Порко её за это обожал, как, впрочем, и многие сослуживцы. Стоит только подумать, что вся затея идёт коту под хвост, что нет возможности дальше предпринимать что-либо, и тут же появляется Фингер с большим спасательным кругом в руках, которая вытаскивает всю команду одним своим маленьким действием.       Пик поднялась со своего прежнего места и, показав лицо, на секунду зависла, встретив красноречивый и пронзительный взгляд Галлиарда. Его глаза всегда казались ей какими-то необычными, слишком открытыми и откровенными. Но почему-то в последнее время, как только между ними начиналась немая перестрелка, Пик теряла саму себя, заглядывая в эти оливковые радужки.       Настолько они притягивали к себе всё её внимание, что она не замечала ничего больше. Сердце начинало бешенно биться, а по всему телу как будто вонзались острые раскалённые иголочки, и голова вдруг пустела. Такое состояние из-за непривычности заставляло её злится и раздражаться на саму себя. От этого она даже немного краснела, дуя щёки и негодуя на свою собственную дурость, что снова было для неё непривычно.       Да и вообще, в последнее время, а особенно как они сошли на берег Парадиза, всё, что касалось Порко, стало необычным. Изменилось. Просто в одну секунду вдруг взяло и перевернулось с ног на голову. И не совсем вовремя. Так она думала.       В очередной раз остолбенев под чарами этих глаз, Пик не проронила больше ни слова. И только широкая спина Галлиарда и его решительные шаги в ту сторону, куда она указала, а ещё горячая ладонь, ухватившая её за запястье, ведь без этого, конечно, было никак не обойтись, заставили её вернуться в реальность и послушно последовать за ним.       Галлиард не был бы тем, кем он являлся внутри себя, если бы не заметил уже не одну неделю назад всё, что происходило между ними. В той кошачьей манере, ведь именно такую натуру отражала его форма титана, он неуклонно наблюдал за реакцией Пик, периодически подкидывая дров в её костёр. И сам себе он твёрдо признавался, что ему нравится смотреть, как она теряется, нервничает, краснеет и злится. Это казалось таким милым. А ещё он понимал, что подобное происходило с ней только в его присутствии, отчего самодовольная улыбка нередко играла тайными красками на его губах.       Покинув широкую, залитую солнцем улицу и скрывшись от посторонних глаз, они оказались в узком безлюдном проулке, где привязанные к бревну ветхого навеса стояли две лошади. Оценив обстановку и поведение напарницы, Порко принял решение действовать. Ему надоело нелепо стоять на одном месте в их явно непростых отношениях. Может, в Марлии на то были веские причины, вроде службы и окружения, которое явно подобное бы не одобрило. Но здесь, где их почти никто не знает, где они вольно предоставлены сами себе и своим чувствам, подстраиваться под образцы нет смысла.       Поэтому, в мгновение обернувшись к ней лицом, он поцеловал её со всей той страстью и прытью, которые так долго лелеял внутри. Её тёплые, немного сухие губы заставляли кровь закипать в жилах. И так хотелось целовать их, не прекращая, что даже воздуха вдруг стало не хватать. Он буквально вцепился в неё, обещая сделать всё, чтобы её горячее сердце никогда не узнало одиночества. Ладони самовольно ухватились за тонкую шею, с упоением поглаживая нежную кожу, а сердце в груди грозилось вскоре раздробить рёбра в щепки.       Но он продолжал целовать её, а она даже и не помышляла вырываться, покорно расстворившись в этом поцелуе. Инстинктивно Пик положила свою прохладную ладонь на его выбритый затылок и снова вступила с ним в безмолвную, теперь тактильную беседу. Её нервно сжимающиеся пальцы, их странные трепетные поглаживания вызывали в нём целую бурю эмоций. И он был ей искренне благодарен за взаимность и откровенность.       Они пришли к выводу, к завершению и обоюдному согласию. Наконец-то очередная мучительная остановка, состоящая из тайн, скрытности и притуплении собственных чувств, была пройдена. Но что грядёт за ней? Для них это пока оставалось загадкой. А вот чувство долга верно оставалась рядом, подсказывая Галлиарду прекращать откровенные псевдобеседы.       Нехотя, но также резко, как всё это началось, разорвав поцелуй и мягко проведя тыльной стороной ладони по её раскрасневшейся щеке, он ловко скинул с неё плащ, под которым по-прежнему была форма Разведкорпуса. И без лишних слов оседлав лошадей, солдаты ринулись в погоню за потерянным из виду экипажамем.       Прежде всего на их плечах лежал долг перед близкими людьми и теми, кто на них полагался и рассчитывал. А, значит, у них не было права слушать в первую очередь своё сердце и дух, которые очень замысловато, вуалируя это чувствами к Пик, нашёптывали Галлиарду о чём-то великом и страшном.