*Три недели назад*
Вот уже месяц Сергей Разумовский не мог поверить своему счастью. Казалось бы, что нужно человеку, у которого есть многомиллионное состояние, на которое можно купить все что угодно? Но Сереже для счастья нужен человек. И не просто какой-то человек, а особенный. Один единственный во всем мире Олег Волков. Почти два года, с тех самых пор, как он отправился служить по контракту в Сирию, молодой миллиардер засыпал и просыпался с мыслью о своем самом родном человеке. Каждую ночь, замечая на небе звезды, Сергей смотрел на них и просил лишь об одном — чтобы Волков скорее вернулся домой, мысленно меняя формулировку на «чтобы вообще вернулся», даже не подозревая, что где-то точно так же Олег сейчас просил о том, чтобы поскорее вернуться к нему. И каково было удивление Сережи, когда в один совершенно ничем не примечательный день его разбудило уведомление от Марго, гласящее, что к нему явился Олег Волков. Разумовский от такого заявления впал в ступор и поначалу даже отказался в это верить. И лишь посмотрев на записи камер видеонаблюдения, убедившись, что вот он Олег — живой, относительно здоровый и самый настоящий, миллиардер распорядился впустить его. Встретил он Волкова с порога прямо в пижаме и цветастом халате, налетев на любимого, словно ураган. Весь оставшийся день состоял из крепких объятий, соленых от слез поцелуев, оглушительных признаний в любви, рассказанных шепотом на ухо и обещаний больше никогда не расставаться. Сергей был счастлив, ведь наконец-то они оба были дома. Так и началась их новая жизнь. Сережа в своем решении больше никуда не отпускать Олега был бесповоротно тверд, потому уже вскоре молодой успешный миллиардер Сергей Разумовский появился на презентации свежего обновления для своей социальной сети в компании нового телохранителя. Способный одним лишь пронзающим взглядом отогнать толпу навязчивых журналистов Волков, в своем вечном желании оберегать Сережу, вышел идеальным кандидатом на эту роль. Но, как оказалось, оберегать горе-программиста нужно не только от толпы, но и от себя самого. Олег о привычке Сергея погружаться с головой в работу, абстрагируясь от всего остального, знал прекрасно. Тот мог часами сидеть, уткнувшись в ноутбук, прописывая какие-то непонятные Волкову коды, забыв напрочь о сне, еде и прочих потребностях. Хорошо, что был Олег, который силком на руках выносил своего парня из-за рабочего стола и тщательно следил за тем, чтобы тот был сытым, выспавшимся и здоровым. Вот только последние два года Олега рядом не было, что и сыграло злую шутку с каждым из них. Отпечатавшийся ярким рыжим пятном в памяти Волкова Сережа, по возвращении оказался лишь тусклой тенью — в прямом смысле — себя самого. Длинные огненные волосы, раньше свободно спадавшие с плеч, теперь были куце обрезаны и вечно застилали уставшие глаза. Ну, хоть синяки под ними прикрывали. Болезненная бледность, казалось бы, стерла с любимого лица очертания веснушек, которые Олег так любил целовать, оставив после себя лишь впалые щеки. Когда в их первую ночь вместе после столь долгой разлуки, Сережа попытался стыдливо прикрыться длинной футболкой, натягивая ткань ниже, Олег резко снял ее и еще долго с ужасом рассматривал исхудавшее хрупкое тело. Проходился руками по выступающим ребрам, пересчитывая их, оставлял поцелуи на тонкой коже с проступающими под ней узорами вен и, уткнувшись в рыжие волосы, обещал, что теперь все будет хорошо. У них обоих все будет хорошо. Ведь Олег смог выжить в зоне боевых действий, спасти себя, только чтобы вернуться обратно. Теперь ему нужно было спасти Сережу. К своей новой задаче Волков подошел основательно: отныне спал Сережа минимум по восемь часов в день, питался только домашней здоровой едой, а кофе и энергетики в их доме были под строгим запретом. Но избавляться от привычек всегда непросто — особенно от вредных. Однако потихоньку все налаживается — лицо рыжего снова приобретает здоровый румянец, а сам он уже меньше походит на скелет, но, естественно, Волков на этом останавливаться не собирается.*Две недели назад*
Провожая Олега в магазин, Сережа клятвенно обещает ему пообедать, как только закончит с работой. Чтобы не забыть об этом, Разумовский устраивается с ноутбуком прямо на кухне, подобрав под себя ноги и склонившись к экрану, а в руках у него автоматически оказывается чашка крепкого черного кофе. Одна часть работы заканчивается быстро, но на ее место тут же приходит другая и в таком темпе, в компании ноутбука и кофе, проходит несколько часов. Отвлекается он только в тот момент, когда слышит звук открывающейся двери. Не успевает парень толком осознать, в какой беде оказался, как на кухню входит Олег с кучей пакетов. И Сережа ненадолго залипает. Волков, одетый в черную водолазку, так великолепно обтягивающую его тело, был чистой эстетикой. Лучше этого были только идеально сидящие на крепких бедрах брюки, в которые эта самая водолазка заправлялась. Но больше всего внимание Разумовского привлекал широкий кожаный ремень с массивной сверкающей пряжкой. Парень не знает, в какой точно момент это произошло, но в том, что ремень Волкова отныне вызывает в нем весьма неоднозначные эмоции, он уже не сомневается. Возможно, это началось, когда Олег в первый раз примерял на себя «форму» телохранителя, или в те разы, когда он стоял за кулисами презентаций, убрав руки в карманы или, весьма вероятно, в те моменты, когда Волков одним резким движением расстегивал предмет сережиного обожания, прежде чем в порыве страсти повалить своего парня на кровать. Но в одном Сергей был точно уверен — об этом ремне он будет думать еще очень долго. Желательно, в ванной. В одиночестве. Возвращается в реальность он только в тот момент, когда перед ним пару раз щелкают чужие пальцы. — Сереж? Ты меня слышишь вообще? — получает в ответ лишь непонимающий взгляд и повторяет. — Разумовский! Ты почему не поел, я спрашиваю? Тут парень понимает, что влип. Он прекрасно осознавал, что, засев за работу, напрочь забудет обо всем, но, тем не менее, решил проигнорировать голос разума. И теперь он смотрел на раздраженного его безответственной выходкой Олега, пытаясь придумать себе хоть какое-то вменяемое оправдание. — Олег, ну я же сказал, что пообедаю. Видишь, даже на кухню пришел, — показывает на ноутбук, — а там завал невозможный. Вот я отвлекся и не успел. Волков саркастично усмехается, окидывая взглядом скопившиеся на столе кружки из-под кофе. — Ну, зато отраву свою выпить ты успел. Парень морщится — размышления Олега по поводу вреда кофе для организма его никогда не радовали. Возможно, телохранитель, конечно, и был прав, учитывая, что резкое похудение Сережи на нервной почве могло плохо сказаться на работе сердца, но Разумовский уже не выносил давиться одним лишь зеленым чаем. Особенно, когда глаза уже слипались, а доработок для обновления был еще непочатый край. Но все дискуссии на этой почве Сергей с дребезгом проигрывал, каждый раз с завидным упрямством вновь пытаясь отстоять свое. — Что ты так волнуешься? Там всего пара кружек, ничего страшного от них не случится. Олег подходит к Сереже, ласковым движением отодвигая рыжие волосы с лица и заправляя их парню за ухо, зная, что через пару секунд, они все равно снова спадут. — За тебя волнуюсь, глупый, — целует в макушку, — убирай все со стола давай, будем есть, — отходит на пару шагов. — И, Сереж, — оборачивается на миллиардера, впиваясь в того хитрым взглядом, — еще раз эту дрянь у тебя увижу — выпорю. И с этими словами Волков уходит. Вот просто так, совершенно равнодушно, будто сказал самую обыденную вещь. А Сережа понимает, что снова проиграл. Парень на мгновение перестает дышать и чувствует, как кровь неистово приливает к щекам, окрашивая их в пунцовый цвет. Он совершенно не знает, что делать с таким заявлением, а этот волчара еще ему и подмигнул. Перед глазами начинают мельтешить различные образы: вот Олег прижимает его к столу своими сильными руками, вот он достает из шлевок ремень, вот медленно стягивает с Сережи штаны, вместе с бельем, проводит этим ремнем по упругой коже ягодиц и… Разумовский подхватывает ноутбук со стола и пулей вылетает с кухни на дрожащих ногах, тяжело дыша, не замечая при этом довольной ухмылки Олега.*Неделю назад*
С «кофейного» инцидента проходит целая неделя, а Сережа все не может перестать думать о случившемся. Он пытается занять себя чем-нибудь: проверяет новости, пишет какие-то простенькие программы, читает книги. Все ради того, чтобы выкинуть из головы навязчивый образ, по неосторожности созданный Олегом. Но каждый день он видит перед собой этот злосчастный ремень и не может забыть слова своего парня. Разумовский никогда себя повернутым на таких вещах не считал, но раз за разом представляя, как Олег использует свой ремень не по прямому назначению, он сильно в себе сомневается. Доходит до того, что эти непристойные видения начинают преследовать его даже во сне. Сереже снится, как Олег связывает ему руки этим кожаным ремнем, опрокидывает на рабочий стол, предварительно смахнув все с него на пол, укладывает длинные худые ноги Разумовского себе на плечи и грубыми толчками вколачивается в него, не давая прикоснуться к себе, оставляя парня жалобно скулить, умоляя о скорейшей разрядке. Сережа подскакивает на кровати посреди ночи, тяжело дыша и ощущая обжигающе горячее пламя возбуждения внутри. Он тратит пару секунд на то, чтобы осознать, что все это ему только приснилось и постепенно привести дыхание в норму. Тут же он чувствует осторожное прикосновение к своему плечу: — Родной, что случилось? — голос у Олега хриплый со сна, но смотрит он внимательно, несмотря на то, что сам только что был внезапно разбужен. — Опять кошмар приснился? Волков садится в кровати, чтобы ближе придвинуться к своему парню, заглядывая тому в лицо, готовый всегда успокоить, стереть слезы и держать в объятиях, пока кошмарное наваждение не спадет. Сергею же хочется закрыть лицо руками и завыть от того, насколько же его любимый хороший. Вот Олежа подскочил в третьем часу ночи, чтобы защитить Сереженьку от кошмаров, а Сереженька в это время мало того, что проснулся со стояком, как подросток, так еще и парня своего разбудил и взволновал понапрасну. — Да, кошмар, — отвечает, неуверенно расставляя паузы, а сам пытается спрятать горящее лицо от проницательного взгляда, полагаясь на спасительную темноту. — Ты спать ложись, я сейчас. И, не дав Волкову и слова вставить, убегает в ванную, закрываясь на щеколду. Открывает кран в раковине, выкручивая вентиль насколько возможно, дабы громкий поток заглушил любые звуки, и плещет себе в лицо ледяной водой, пытаясь хоть как-то отрезвить сознание. Сережа сползает вниз по стенке и сжимает болезненно стоящий член через ткань пижамных штанов, загнанно дыша. Вот теперь он точно попал. Непонятно, сколько точно прошло времени с момента, как парень забежал сюда. По его меркам сидел он тут недолго, но кто знает, как дела обстоят на самом деле. Поэтому он поднимается с пола и пристально осматривает себя в зеркале. Выглядит он конечно весьма вызывающе: взъерошенные со сна волосы, покрасневшее от стыда за произошедшее лицо, ярко алые, искусанные губы и широко раскрытые глаза, испуганной ланью глядящие на свое отражение. Сергей пытается хоть как-то привести себя в порядок, попутно молясь, чтобы Олег уже уснул и не заметил его состояния, что очень маловероятно — Олег всегда все замечал. Парень в последний раз умывается, роняя несколько крупных капель на одежду, одновременно стараясь натянуть футболку как можно ниже, прикрыв штаны. То, что это была футболка его мужчины, и она была ему велика, сейчас как никогда играло Сереже на руку. Закончив прихорашиваться, Разумовский приглаживает растрепанные волосы и выходит из ванной, стараясь сфокусировать мысли на недописанном раннее программном коде, отваживая их подальше от всяких ремней, столов и Олегов. От последнего, кстати, абстрагироваться не выходит. Волков ко сну так и не возвращается, чуть напряженно лежит на кровати и, заслышав звук открывающейся двери, поворачивается. Ждет, пока парень заползет обратно в постель, утягивая того в крепкие объятия и, запутав одну руку в рыжих волосах, успокаивающе перебирая их, спрашивает: — Все нормально, солнце мое? — Сережа кивает, уткнувшись Олегу в шею. — Просто, ты так быстро убежал — я заволновался. У Разумовского от такой заботы болезненно сжимается сердце. Ему не хочется ничего выдумывать ради того, чтобы скрыть свое истинное состояние от любимого, но и выкладывать все как есть он тоже не горит желанием. — Все хорошо, Олеж, просто сон дурацкий приснился, ну, ты знаешь. Олег знает. И Сережа знает, что Олег знает. И от этого на душе кошки скребут намного сильнее, ведь кошмары все еще с завидной частотой преследовали их обоих, потому врать об этом миллиардер хотел меньше всего. Волков сразу же подмечает его угрюмое состояние и спешит отвлечь: — Поздно уже, — целует парня в щеку, не переставая играть с его волосами, — ложись спать, Сереж, я подожду, — Разумовский переводит это как «я буду рядом, чтобы охранять твой сон». Но возбуждающе-шокирующие события этой ночи напрочь отбили желание снова возвращаться к сновидениям, зная, что может его там поджидать. Сергей о своей мнимой бессоннице немедленно оповещает Олега. — Как удачно, — заговорщицки улыбается тот. — Я, на удивление, тоже выспался. Он хитрит, конечно, на дворе середина ночи, выспишься тут, когда тебя будит одно рыжее чудо, но сейчас это неважно. — Что же, раз мы оба не спим… — Волков резко перетягивает Сережу на себя, усаживая на бедра, чем заставляет парня непроизвольно охнуть, — предлагаю заняться более интересными вещами, как считаешь? — и утягивает любимого в столь желанный страстный поцелуй, не дожидаясь ответа. Перед тем, как полностью отдаться моменту, Сережа, чувствуя под собой вставший член Олега, думает о том, как тот успел так быстро возбудиться. Олег в это время думает, что сладко стонущий его имя во сне Сережа определенно стоил того, чтобы быть разбуженным посреди ночи.*Настоящее*
За прошедшую неделю Сережа относительно успел смириться со своим положением, но теперь появилась другая проблема. Как только ему удалось перебороть стеснение касательно своих неуемных фантазий об олеговом ремне, парня захватило желание превратить их в реальность. Однако как объяснить это Олегу он понятия не имел. Всегда чуткий и заботливый Волков вряд ли оценит, если Сережа внезапно придет к нему и безапелляционно попросит грубо взять его прямо на рабочем столе, предварительно выпоров и связав руки кожаным ремнем. Потому говорить об этом Разумовский не собирался. Но должен же быть какой-то выход? И выход находится. — И, Сереж, — оборачивается на миллиардера, впиваясь в того хитрым взглядом, — еще раз эту дрянь у тебя увижу — выпорю. Вот оно! Сергей мысленно возрадовался всплывшему в голове воспоминанию. Ведь если он не может напрямую сказать о своем новом фетише Олегу, то можно довести его до такого состояния, что тот все сделает сам. Прекрасный план — подумал Разумовский — надежный, как швейцарские часы. Осталось придумать, что может выступить катализатором в этой ситуации. Кофе отпадает сразу, ведь если бы Волков действительно так сильно был против него, то уже давно бы воплотил свои слова в реальность. Нужно что-то похлеще. С такими мыслями успешный миллиардер Сергей Разумовский отправляется в ближайший круглосуточный магазин. Забавно, что сейчас Олег находится в разъездах, занимаясь его поручениями, а сам Сережа свободно гуляет по супермаркету. Он уже давно сам не выбирался за покупками, предоставляя эту честь своему телохранителю или же заказывая продукты на дом, но сейчас повод был особенный. Он бродил между многочисленных витрин, не зная, на чем остановить свой выбор. Но как только его взгляд касается какого-то максимально сомнительно выглядящего энергетика, в голове что-то щелкает. Сергей хватает банку и мчится на кассу, предвкушая незабываемый для них с Олегом вечер. Никогда в жизни парень не спешил домой настолько сильно. Он поднимается на свой этаж башни на лифте, попутно возмущаясь, почему тот едет столь медленно, но, как только в кабине раздается звук, оповещающий о прибытии, Разумовский забывает обо всем и чуть ли не влетает в квартиру. Проверяет часы — по его подсчетам Олег вернется минут через пятнадцать, а значит, у него еще есть немного времени, чтобы подготовиться. Нервно, сжимая в руках роковую банку, Сергей проходит в свой кабинет, усаживаясь за стол, очень надеясь на то, что уже скоро на этом же столе он будет лежать. Жестянку заранее, как бы невзначай, ставит рядом с собой. Пить из нее он изначально и не собирался, все-таки терапия Волкова даже без угроз быть высеченным работала превосходно. Чем меньше оставалось времени до возвращения телохранителя, тем больше Сергей начинал волноваться. «А вдруг будет больно?» — пугается он, вытирая взмокшие ладони о брюки. «Ладно, во-первых, об этом нужно было думать раньше, до того, как ты все это затеял. Во-вторых, это же Олег, он тебе никогда больно не сделает.» В таких попытках успокоить себя оставшееся время пролетает незаметно и вскоре Сергей слышит звук открывающейся двери и следующие за этим шаги. Разумовский быстро открывает перед собой какую-то программу на экране ноутбука, даже не обращая внимания на ее содержимое, делая это просто для того, чтобы создать видимость деятельности, и ждет. Ожидание, к счастью, оказывается недолгим и вот уже в дверном проеме показывается сам виновник всего сегодняшнего сережиного представления. Олег заглядывает в кабинет и, заметив Разумовского, расслабленно улыбается. — Вот ты где, — заходит в помещение, как всегда убрав руки в карманы. — Опять работаешь? Ты бы отдохнул, Сереж. Сам вымотался, так еще и меня замотал со своими поручениями, — усмехается. — Соскучился хоть? Волков направляется ближе к столу и, когда оказывается около кресла, в котором сидел его парень, тот поднимается навстречу, закидывая руки Олегу на шею, крепко обнимая и приникая поцелуем к родным губам. — Соскучился, — сам отвечает на свой же вопрос Олег, крепче прижимая к себе Сережу, еще раз целуя. Постояв так какое-то время, миллиардер выпускает своего мужчину из объятий и только хочет сесть обратно, как чувствует прижимающееся к нему сзади тело Олега. Кажется, началось. Телохранитель склоняется к его уху, опаляя горячим дыханием, и тихо говорит: — Ты думал, я ничего не заметил, Сережа? — в голосе мужчины проскакивают опасные нотки, но Разумовский не боится, совсем наоборот — он предвкушает. Но умело продолжает отыгрывать недоумение. — Я… я не понимаю о чем ты, — опускает взгляд, упираясь им в стол. Парень честно старался не заводиться раньше времени, но, как тут сдерживаться, если на ухо рычит самый настоящий волк. — Правда? — в голосе звучит наигранное недоумение. — Тогда, может, у меня мираж? — кивает на банку с вызывающе яркой этикеткой. — Сколько раз я тебе говорил о том, что это вредно? Десять? Двадцать? Тебе самому не надоело, а? — Олег делает паузу, а у Сережи уже от одного его вкрадчивого тона дрожат ноги. — Видимо, придется вдалбливать это в тебя другим путем. И внезапно парень оказывается прижат грудью к столу. Он чувствует, как крепко удерживает его олегова рука и, хотя знает, что это бесполезно, на пробу пытается пару раз дернуться в этой железной хватке. Не для того, чтобы реально вырваться, но, чтобы прочувствовать всю силу своего Волка. — И что ты ерзаешь, Сереж? Я ведь тебя предупреждал, что если еще раз эту дрянь в твоих руках увижу — выпорю, — ладонь, лежащая на пояснице, сжимается, — ты меня не послушал, — опускается ниже, — теперь не жалуйся, — и отвешивает звонкий шлепок по ягодице, заставляя рыжего вскрикнуть. Сережа дергается, он заведен до предела и безумно хочет, чтобы Олег продолжал. Парень, насколько позволяет его позиция, подается назад, стараясь потереться о чужие бедра, но сразу получает очередной удар. — Знаешь, я подозревал, что тебя это заводит, — рука, не удерживающая Разумовского, опускается ниже по телу парня, оглаживая область паха, и сжимает уже давно твердый член. — Но, чтобы настолько… Не успевает Сергей насладиться прикосновением Волкова, как рука внезапно исчезает, но у него не находится времени даже на то, чтобы разочарованно вздохнуть, как откуда-то сзади слышится звук. Звук, который Сережа так мечтал услышать в контексте всего происходящего сейчас, где-то, помимо, своих влажных снов. Отпустив ненадолго парня из своей хватки, зная, что тот никуда не убежит, Олег быстрым заученным движением расстегивает тот самый кожаный ремень, ловко вытаскивая его из шлевок брюк. У Разумовского от одного металлического звона, издаваемого пряжкой все тело покрывается мурашками, а ноги подкашиваются, но что бы ни случилось, он знает, что Волков всегда его удержит. Так и сейчас, отложив ремень на стол, оставляя его в поле зрения Сергея, телохранитель возвращает руки на любимое тело, одной из них вновь пробираясь к чужим штанам. Олег, не медля, расстегивает пуговицу и ширинку на брюках, резко стягивая предмет одежды вниз по стройным ногам вместе с бельем. Немного отстраняется, чтобы полюбоваться таким Разумовским. Нагнутым над столом, в одной просторной футболке на голое тело, тяжело дышащим и выгибающимся до хруста в пояснице. Сережа практически ощущает затылком голодный взгляд, направленный на его тело и, как бы невзначай, прогибается в спине еще сильнее, выставляя напоказ округлые ягодицы. Волков обходит своего парня, разглядывая его со всех сторон, наконец, снимает с него футболку и помогает выпутаться из смявшихся в ногах джинсов, отодвигая одежду ногой в сторону, чтобы не мешалась. И вот сейчас Сергею внезапно кажется, что он больше не выдержит. Парень даже не видит Олега из своего положения на столе, но одно лишь осознание, что он сейчас стоит перед своим телохранителем абсолютно голый и открытый, в то время как Волков избавился только от ремня и все еще был облачен в свой великолепный черный костюм, заставляет Разумовского содрогнуться в сладостных спазмах. — Ты плохо себя вел, Сережа, — убирает спавшие волосы с лица своего парня, аккуратным движением заправляя челку. — Ослушался меня и раз за разом подвергал себя риску, — с нажимом проходится ладонью вдоль позвонков, — а я ведь для тебя стараюсь. Но раз ты словами не понимаешь, — останавливается на мягких боках, сминая их, — придется объяснять по-другому. Ты ведь этого добивался, не так ли, родной? А Сережу уже ведет от происходящего. От низкого по-волчьи рычащего шепота, от прикосновений, которых ему сейчас так катастрофически мало, от того, как Олег вклинивается коленом ему между ног, раздвигая их шире. Парень уже не отдает себе отчета в словах и действиях, потому на вопрос Волкова лишь яростно кивает, не способный выдавить из себя ничего большего. Телохранитель усмехается: — Я и не сомневался. Что же, думаю, десять ударов рукой твоя прекрасная задница выдержит, — мужчина подмечает заерзавшего под ним миллиардера и поясняет. — Не думай, что я не знаю, как ты смотришь на этот ремень, Сереж, но бить тебя им я не буду, даже не проси. Сама мысль о том, что он самолично может причинить своему драгоценному мальчику реальную боль, вызывала в голове Олега лишь сплошное отвращение. — Однако, — он поднимает полоску дорогой кожи со стола, — мы с тобой найдем ему другое применение, да? Волков заводит руки парня за спину, аккуратно фиксируя их ремнем, несколько раз дергая тот на пробу, проверяя, чтобы затянуто было не слишком туго. Наклоняется ближе к Сереже и, оставляя успокаивающий поцелуй на щеке, спрашивает: — Все нормально? — больше не двигается, не продолжает — терпеливо ждет, пока ему ответят. Разумовский несколько раз энергично мотает головой вверх-вниз, но Олег требует от него вербального ответа, потому тот через силу выдавливает из себя неловкое «да», стараясь не отключиться прямо здесь и сейчас от переизбытка ощущений. Услышав все, что ему было нужно, мужчина поворачивает голову любимого немного вбок, чтобы приникнуть поцелуем к покрасневшим, искусанным губам. Сережа не сдерживается и протяжно стонет прямо в поцелуй. Удовлетворенный таким ответом Волков, опускает одну ладонь на округлую ягодицу, осторожно поглаживая, расслабляя. — Будешь считать удары, понял? — дожидается очередного кивка и продолжает водить ладонью по нежной коже, отвлекая. — Ты был плохим мальчиком, Сережа. Между ними витает такое напряжение, что дышать становится невероятно трудно. Олег царапает нежную кожу короткими ногтями, любуясь расцветающими на ней красными полосами. — А знаешь, что делают с плохими мальчиками? — парень жмурится от нетерпения, он весь вытянут в струну, готовый в любой момент ощутить удар. — Наказывают. И на ягодицу опускается первый шлепок, заставляя Разумовского вскинуться, выстанывая при этом сладкое «один». Ладонь вновь возвращается на место, оглаживая покрасневшее место удара. Сергей буквально плавится под этой смесью резкой мимолетной боли и бережной ласки, подаренной ему Олегом. Следующие четыре удара приходятся поочередно на обе половинки. Сережа извивается, лежа на столе, всеми силами при этом стараясь продолжать считать. Волков следит за выражением лица парня, готовый остановиться при малейшем проявлении боли на нем. Но подмечает только трогательно сведенные к птичьей переносице брови, раскрасневшиеся щеки с проступающими на них поцелуями веснушек, и аккуратно бегущую вниз по виску каплю пота. — Ты как, любовь моя? — вслушивается в тяжелое загнанное дыхание и опускает руку на сережин член, проводя несколько раз по стволу, медленно лаская, прослеживая большим пальцем выступающие вены. Парень шипит от внезапного прикосновения к возбужденному органу и пытается качнуть бедрами вперед, подаваясь навстречу движениям. Рука Олега, к удивлению, не исчезает, а, наоборот — позволяет Сереже свободно толкаться, доставляя себе удовольствие. — Хорошо, Олеж, так хорошо, только не останавливайся, прошу тебя… — задушено шепчет, путаясь в словах и трепещет под крепкой хваткой, со связанными руками и неспособный толком пошевелиться. Волков вновь наклоняется, втягивая парня во влажный поцелуй, разделяя с любимым один раскаленный воздух на двоих. От нетерпения Разумовский кусает Олега за губу, чувствуя на языке солоноватый привкус крови, за что тут же получает шестой удар, а рука, так прекрасно ласкающая член, останавливается, кольцом сжимая у основания, не давая продолжить сладкую пытку. — Зубки спрячь, Сережа, я ведь тоже кусаться могу, — в подтверждение своих слов Волков резко смыкает зубы на чужом загривке, предварительно откинув с шеи чужие волосы. — А теперь считай, я жду, — парень всхлипывает, пока мужчина, прокладывая поцелуями дорожку вдоль бледной спины, вытягивает из него цифру шесть. — Умница, осталось совсем немного. Оставшиеся удары Олег наносит с оттяжкой, продлевая тем самым время ожидания для Сергея, сначала дожидаясь, пока острая боль от предыдущего шлепка спадет и только потом нанося новый, заставляя прочувствовать резкие прикосновения каждой клеточкой дрожащего тела. На последнем издыхании Разумовский лежит на столе, откровенно выставив покрасневшую задницу, и буквально воет от удовольствия, мешая на гладкой поверхности слезы со слюной, тонкой ниточкой стекающей из приоткрытого рта. У Олега от этой картины темнеет перед глазами, а возбуждение достигает своего апогея. Такого открытого и нуждающегося в нем сейчас Сережу хотелось долго и жестко брать прямо на этом столе, вцепляясь мертвой хваткой в его мягкие бедра, оставляя синяки, пока тот яростно царапает ему спину, утопая в блаженстве. Но парень был еще не растянут, а значит, придется потратить какое-то время на его подготовку, а сил терпеть нет уже у обоих. Олег решает, что сейчас можно ограничиться совместной дрочкой, а вечером они уже полноценно продолжат свой марафон. Волков ногой двигает к себе просторное рабочее кресло Разумовского и усаживается в него, широко расставив ноги. Тянет Сережу на себя за ремень, удерживающий сцепленные за спиной руки, планируя посадить того к себе на колени, но у парня определенно были другие планы. Как только он разворачивается и видит по-хозяйски устроившегося в его кресле Олега, рот невольно наполняется слюной, и, решив не отказывать себе в мимолетном желании, Сергей падает перед ним на колени. Из-за связанных рук опускается он весьма резко, немного теряя равновесие и понимая, что утром на острых коленках обязательно появятся синяки. Волков, явно не ожидавший подобной выходки от своего парня, удивленно приподнимает бровь, рассматривая расположившегося между его ног Сережу. — Даже вот так, — проводит одной рукой по рыжим волосам, слегка оттягивая на затылке, жалея, что из-за короткой стрижки их нельзя собрать резинкой в аккуратный хвост, — ну, что же, — другой рукой расстегивает ширинку, приспуская идеально выглаженные брюки вместе с бельем, — тогда приступай. Несмотря на то, что парень ограничен в движениях, это не мешает ему с жадностью вобрать в рот член Олега, сходу обводя головку и ощущая ее приятную тяжесть на языке. Собирая с нее солоноватые капельки выступившей смазки и беря за щеку, он все равно жалеет, что не может сейчас помочь себе руками. Волков, наблюдающий за отсасывающим ему Разумовским, издает утробный рык и устраивает массивную ладонь на чужом затылке, направляя. Сережа действует в невероятно стремительном темпе, ему хочется всего, сразу и как можно быстрее. Потому, когда он слишком резко насаживается на пульсирующую плоть, при этом не успевая расслабить горло, то позорно давится, смаргивая выступившие на глазах слезы. Олег осторожно, но настойчиво тянет его назад, вытирая большим пальцем влажные щеки. — Не жадничай, Сереж, — проводит по подбородку, собирая скопившуюся слюну, — не хватало мне, чтобы ты голос себе сорвал. Я все-таки хочу еще сегодня послушать, как ты сладко стонешь для меня, — похлопывает ладонью по румяной щеке. — Ну, продолжай. На этот раз парень действует аккуратнее, направляемый твердой рукой Олега. Сначала он останавливается на головке, жадно посасывая и пошло причмокивая, по неосторожности задевая чувствительную кожу зубами. Ладонь в волосах предупредительно сжимается, снова слегка оттягивая голову, а сверху раздается шипение. — Я кажется предупреждал, чтобы ты прятал зубки, солнце. Сережа поднимает на Волкова виноватый взгляд заплывших пеленой возбуждения и слез глаз, и такому Сереже Олег бы простил все что угодно. Потом парень, ведомый чужой хваткой опускается чуть ниже, стараясь дышать через нос и максимально расслабиться. Главным поощрением ему служат хриплые стоны Волкова, который с трудом сдерживает себя, чтобы не начать толкаться бедрами навстречу податливому влажному рту. И, спустя мгновение, Сережа берет настолько глубоко, что мужчина может почувствовать, как плотно обхватывают его член стенки горла, сжимаясь в спазмах. Олег низко рычит, срываясь, и, поймав полный желания взгляд сидящего у его ног парня, выдает тихое «умница». Сергей в ответ на похвалу стонет, посылая восхитительные вибрации по органу у себя во рту, и тут же сглатывает, заставляя мужчину закатить глаза от удовольствия. И где только научился так отсасывать? Волкову приходится оттащить от себя Сережу, чтобы не кончить раньше времени, а тот, отстраняясь, выпускает член изо рта с самым пошлым звуком, который Олег когда-либо слышал, и он честно не знает, на что вообще надеялся. Разумовский дезориентировано и растерянно хлопает мокрыми ресницами, не понимая, почему любимый не дал ему закончить начатое, ведь им обоим было так хорошо. Но Олег чуть приподнимается в кресле, и, наконец, затаскивает на себя Сережу. Тот, оказавшись на бедрах телохранителя, подается вперед, пытаясь хоть как-то прикоснуться к себе, но мужчина останавливает его. — Стой-стой, подожди, — аккуратным движением заводит руку Разумовскому за спину, одним точным движением освобождая того от оков ремня, — вот, так будет лучше. Олег разминает сережины затекшие запястья и, поцеловав каждое из них, кивает вниз. Разумовский все схватывает на лету, и, смотря любимому прямо в глаза, облизывает свою ладонь и обхватывает оба их члена, всем телом содрогаясь от тесного соприкосновения. Другой рукой парень вцепляется Волкову в плечо, все еще облаченное в черный пиджак. Сережа плавится — этот контраст в одежде между ними сводит его с ума. Но еще больше он теряет рассудок в тот момент, когда Олег накрывает его ладонь своей, помогая двигаться, подстраивая под такой нужный сейчас им обоим темп. Вокруг все пошло хлюпает, скользит и перемешивается с их общими стонами. Настоящая симфония. Сережа жмурится, пытаясь вдохнуть достаточно воздуха, чтобы хватило хотя бы на короткое: — Олеж, я сейчас… — и речь вновь обрывается, оставляя парня дальше задыхаться от нехватки кислорода. Волков двигает парня за бедра ближе, теснее вжимая Сережу в себя, беспорядочно целуя попадающие во внимание участки кожи. — Я тоже, родной, я тоже. Смотри на меня, Сережа, только на меня. И он не может ослушаться, не может отвести взгляд от полыхающих ярким огнем глаз Волкова, в которых плещется гремучая смесь из возбуждения, желания и бесконечной любви. Не в состоянии больше терпеть, Разумовский тянется за долгожданным поцелуем, чувствуя подступающий оргазм. Скулит прямо в чужие губы, отчаянно двигаясь навстречу их ладоням, сталкиваясь бедрами друг с другом, все еще не закрывая глаз. Сережа громко протяжно стонет, прижимаясь ближе к такому желанному и необходимому ему сейчас Олегу, который в последний раз двигает их сцепленными руками, и, с глухим рыком, приносит им двоим столь желанную разрядку.***
Некоторое время им требуется на то, чтобы перед глазами перестало искрить, а дыхание хотя бы относительно пришло в норму, но им это сейчас абсолютно не важно. Сережа, едва отошедший от невероятного оргазма, льнет всем телом ближе к Олегу, намереваясь провести в его объятиях всю оставшуюся жизнь. Но, к сожалению, идея оказывается провальная, так как их руки теперь были перепачканы в сперме. Двигаться нет абсолютно никакого желания, поэтому парень легонько толкает телохранителя в плечо. — Олеж, там в ящике должны быть салфетки, — голос все-таки немного сел и охрип, а горло слегка саднит, но ничего критичного. Волков тянется к столу, доставая оттуда упаковку салфеток. — Даже знать не хочу, зачем они тебе понадобились в кабинете, — тихо смеется, отмывая свою руку, потом аккуратно поднимает сережину ладонь, так же начисто вытирая ее. — Я ими стол после еды, которую ты мне сюда, кстати, и приносишь, от крошек протираю, — непроизвольно закатывает глаза. — Вечно ты все извращаешь, Волче. Олег хмыкает, отбрасывая использованную салфетку в сторону. — Сказал мне тот, у кого несколько недель вставало на мысли о моем ремне. И чувствует, что слегка перегнул, так как Сережа издает непонятный звук и прячет покрасневшее лицо у него в сгибе шеи. — Эй, ну что случилось? — обнимает за спину, притягивая к себе, зная, каким тактильным его парень становится после моментов близости. — Ты, наверное, теперь считаешь, что я грязный, да? Что я испорченный. Олег поражен подобным заявлением. Ему даже в голову не приходило, что Сережа может так про себя думать, ведь для Волкова он всегда был самым лучшим. И ему казалось, что он это ясно дал понять. — Что? Нет, конечно, нет, — наклоняется к чужому уху, заговорщицким шепотом продолжая говорить, будто сообщая какую-то тайну. — Вообще-то, я считаю, что то, что сегодня произошло, было невероятно горячо. Разумовский отрывается от олегова плеча, подозрительно заглядывая тому в глаза. — Правда? — голос у него тихий и неуверенный, будто он ждет, что Волков в любой момент отречется и от своих слов, и от самого Сережи. — Правда-правда, — привычным жестом убирает челку с чужого лица, — но только, Сереж… Парень напрягается — конечно, не могло же все быть настолько хорошо, всегда обязательно должно быть «но». — …давай договоримся, что в следующий раз, если ты чего-то захочешь, то ты мне сам об этом расскажешь, а не будешь устраивать спектакли, хорошо? Разумовский чувствует себя униженным и оскорбленным — его гениальный план был раскрыт по щелчку пальцев. — Но как ты узнал, что я… — обрывает фразу на середине, не зная, как объяснить словами всю суету, что он тут сегодня навел. — Сереж, твои красные щеки, когда ты с кухни с ноутбуком убегал, только слепой бы не заметил, — рыжий с воем утыкается Волкову в плечо, стыд-то какой, — а про то, как прекрасно ты проводил со мной время в своих снах, я даже говорить не буду. До сих пор не могу выкинуть твои прелестные стоны из головы, — а нет, вот теперь точно стыд и позор. Разумовский ощущает прикосновение родной ладони к своей щеке и снова смотрит на Олега. — Но я правда очень сильно прошу тебя — говори со мной. Я не хочу, чтобы ты стеснялся своих желаний и, что намного хуже, стеснялся меня. Я всегда на твоей стороне, Сереж. Никто и ничто в этом мире не заставит меня любить тебя меньше, чем сейчас. Даже твои самые странные фантазии. Ты веришь мне? Взгляд мужчины направлен на Сергея, будто в нем сейчас был сосредоточен весь мир и вся вселенная. Разумовский смотрит в эти любящие глаза, излучающие полное доверие и безграничную поддержку и не видит поводов не верить. Он знает, что никого ближе и роднее друг друга у них нет, никогда не было и не будет. Тогда кому, как не Олегу Волкову знать обо всех горечах, радостях, страхах и потаенных желаниях Сережи Разумовского? Оба понимают, что им еще предстоит пройти долгий путь, но начало ему было положено сегодня. Сережа тепло улыбается и, смотря на любовь всей своей жизни, наконец, отвечает простое, но такое бесконечно значимое: — Верю.