Как обдурить Молчалина, или Чацкий всегда здесь

Еще никогда ожидание не казалось Але столь утомительным, как в тот день. Все мысли ее с момента, как Софья сообщила радостную весть, занимал исключительно будущий обед. Даже на утреннем фехтовании девушка была куда менее собранна, чем обычно, отчего было принято решение в тот день завершить занятие раньше срока. Убрав шпагу, Аля подошла к реке и осторожно потрогала воду. Убедившись, что вода теплая, девушка сняла обувь и, закатав штанины, сделала несколько шагов по воде. Мягкий песок моментально окружил ноги и приятно осел на них. Сделав еще несколько шагов, Аля усиленно начала всматриваться в соседний берег. Лес там, казалось, мало чем отличался от рощи, ставшей уже родной для Али. Те же никем не тронутые деревья, те же пробиравшиеся сквозь крону солнечные лучи и песчаный берег, почти полностью повторявший пейзаж на поляне. Однако именно тот берег напомнил Але лес близ Иволгино — фамильного поместья, передававшегося по материнской линии, где Аля в детстве проводила все лето. Именно там она впервые с легкой руки девушки начала ездить верхом, именно там с утра она тайно ходила в лес с Маврой, служанкой, бывшей ране кормилицей, а позже прислуживающей ей, где слушали они пение птиц, а после шли на луг плести венки из порою еще не распустившихся после ночи полевых цветов. Воспоминания из Иволгино были одними из самых теплых, особенно когда на неделю из Петербурга к ним приезжал папа, неизменно привозя с собой новых книг и сладостей для дочери. Стоит сказать, что бабушка обходилась с Алей весьма строго, в то время как отец позволял даже чуть больше обычного, отчего приезд его становился еще более желанным. Сейчас в Иволгино обитала лишь Елизавета Александровна, пожелавшая отдалиться от высшего света ровно настолько, насколько это было возможно. В этом году вследствие поездки в Москву Аля, нарушив традицию, приехать к бабушке не смогла. Боясь быть замеченной, девушка скоро покинула поляну и вновь вернулась в поместье. Воспоминания придали ей спокойствия и странной уверенности в том, что все будет хорошо, что часы обязательно найдутся и боле она их не потеряет. Отдав лошадь конюху, Аля поднялась к себе, где, умывшись и переодевшись, вновь принялась за чтение. Она желала бы продолжить и после завтрака, как внезапно раздался стук в дверь. Дождавшись разрешения войти, в комнату не иначе как впорхнула Софья. Лицо ее сияло радостью, а волосы были уложены более торжественно, нежели обычно. — Аля, поверишь ли, мне все кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Прежде я волновалась так, пожалуй, лишь перед первым балом. Аля волновалась, впрочем, не меньше Софьи, однако ничто не могло выдать этого, поэтому сейчас она с легкой улыбкой смотрела на подругу. — Софья, ежели сам Павел Афанасьевич пригласил Николая и Александра, то все пройдет замечательно, можешь быть уверена. Они хорошо воспитаны и ни в коем случае не позволят себе дурной выходки. Дабы успокоить подругу, Аля взяла ее за руки и, глядя в глаза, мягко, но уверенно произнесла: — Ты восхитительна. И обед, я уверена, пройдет отменно. Выдохнув, Софья поблагодарила подругу и направилась к себе, дабы продолжить приготовления. Аля же, узнав, что до обеда осталось мене двух часов, также начала приводить себя в порядок. Когда из окон донесся стук копыт, встречать гостей вышли все обитатели поместья. Павел Афанасьевич и Федор Петрович уже облачились в костюмы, в то время как на девушках красовались пусть менее торжественные, но не менее красивые платья цвета слоновой кости. Фрося с Лизой, наблюдая из окон, вполголоса гадали, кто из прибывших Александр, а кто Николай. — Ппвел Афанасьевич, Федор Петрович, — после приветствий начал разговор молодой Тверской, — для нас большая честь прибыть к вам. Софья Павловна, Александра Федоровна, вы выглядите великолепно. Взгляд Фамусова выражал молчаливое одобрение. Федор Петрович смотрел на прибывших доброжелательно. Казалось, что от волнения Софья сейчас задрожит, отчего изредка прикасаясь к ее руке, Аля как бы напоминала, что все непременно пройдет хорошо. Николай в эту самую минуту волновался не меньше, однако виду не подавал. Меньше же всего за предстоящий обед переживал Тушин. Вернее сказать, Тушин в меньшей степени переживал за себя, тем не менее в глубине души разделяя волнение друга. — Прошу к столу, — Павел Афанасьевич сделал широкий жест рукой и все, словно отойдя от легкого оцепенения, направились в дом. За обедом первым делом Николай и Александр выразили восхищение владеньями и лугами Павла Афанасьевича. Стоит сказать, что и луга, и роща были предметом гордости Фамусова не меньше, чем разбитый близ поместья парк. Польщенный комплиментом, он, впрочем расспросил Тушина о его поместье, не забыв также спросить о том, чем они с того поместья изволят торговать. — Николай, — Софья держалась спокойно и уверенно, не выдавая ни волнения, ни радостного оживления, — Вы, полагаю, летом тоже направляетесь за город? — Вы абсолютно правы, — нерешительный, но спокойный взгляд Николая, теперь, казалось, был прикован исключительно к Софье. Пожалуй, смотреть так при Павле Афанасьевиче было крайне рискованно, отчего, получив под столом от Александра удар ногой, Николай взгляд все же перевел, — наша семья владеет поместьем в двух днях езды от Москвы, не более. Восхитительное место, по легенде оно было пожаловано лично государыней Екатериной Алексеевной моему прадеду в благодарность за службу. Фамусов и Москвин переглянулись. История эта вызвала у них живой интерес, отчего незамедлительно последовали вопросы. Обед шел своим чередом. Обстановка была на удивление куда более непринужденной, чем полагали девушки. Фамусов, хоть и был немногословен и боле спрашивал, нежели отвечал сам, неудовольствия от общения с молодыми людьми не испытывал. То же следует сказать и о Федоре Петровиче. Лицо Софьи продолжала озарять сдержанная и скромная улыбка. Аля хоть и с интересом слушала рассказы Александра и истории Николая, все боле ждала окончания обеда, дабы, когда все пойдут осматривать парк, наедине наконец спросить Николая о часах. Александр, как искусный дипломат, непринужденно поддерживал беседу, изредка все же незаметным для остальных ударом по ноге напоминая сидящему рядом Николаю, где именно они сейчас находятся. Незаметно для всех обед подошел к концу, и вот и гости, и хозяева под рассказы Федора Петровича о его университетских летах наконец направились осматривпть главную гордость Павла Афанасьевича — расположенный за поместьем парк. Софья, чуть склонив голову, держа отца под руку, внимательно слушала Николая, отчего возможность поговорить с ним наедине представлялась Але все более и более затруднительной. Внезапно Тушин чуть замедлил шаг, очутившись в некотором отдалении ото всех. Его примеру последовала и Аля. — Александра Федоровна, — начал Александр, казалось, спокойным голосом, однако с первых слов волнение, и без того терзавшее душу девушки, заставило сердце стучать много чаще обычного, — Николай просил передать Вам искренние его извинения. Мы обыскали всю поляну, однако Ваших часов… Дальше Аля не могла разобрать слов Тушина, впрочем, необходимости в них боле не было. Глаза девушки мгновенно налились слезами, и дабы сдержать их, она прошептала: «Прошу меня простить, » — и, улыбнувшись, поспешила к ушедшим несколько вперед гостям и обитателям поместья. Сердце ее бешено стучало в груди, руки дрожали, однако душой она понимала, что никак не может испортить чудесный день слезами. Визит плавно подходил к концу. Фамусов, велел Матвею седлать коней. — Благодарим Вас за прием, — Александр учтиво поклонился. Николай, по возвращении из сада заметивший тщательно скрываемый Алей полный грусти взгляд, теперь, казалось, также был не так весел, чувствуя вину перед девушкой, доверившей ему столь дорогую для нее вещь. Благодаря за прием и также кланяясь на прощание, он сделал небольшой шаг к девушкам и едва слышно прошептал: «Прошу меня простить». Все было готово к отъезду. Еще раз поблагодарив за прием, Александр и Николай пустили лошадей галопом по пыльной, ведшей к роще дороге. — Обходительные молодые люди, — спустя минуту произнес Павел Афанасьевич. Слова эти значили лишь то, что гости ему понравились. Однако, дабы скрыть свое благосклонное отношение к ним Фамусов тут же спросил, — Федор Петрович, не желаете ли партейку? И пока отцы продолжали начатый еще за обедом разговор об учениях и науках, девушки, также откланявшись, уже стремились вглубь парка. Теперь с лица Софьи не сходила широкая, искренняя и так ей шедшая к лицу улыбка. Она была абсолютно счастлива и, то держа Алю за руку, то отпуская ее, не могла подобрать слов для полного описания всех светлых чувств, творившихся в ее душе и разливавшихся приятным теплом по сердцу. — А когда он поинтересовался насчет езды, веришь ли, я не нашлась, что ответить, но потом вспомнила твои рассказы о лошадях и их повадках, — об этом в свое время Аля узнала от дедушки — Даже для Николая что-то было в новинку. Аля, какие же прекрасные у него глаза! Такие добрые и светлые, как он сам… Незаметно для себя девушки подошли к беседке, располагавшейся почти в самом конце парка. Стоящие рядом клены давали приятную тень, а протекавший миио ручей — такую желанную во время зноя прохладу. — Ах, Аля, я так счастива! — от переполнявших ее чувств, Софья крепко держала руку подруги, заглядывая ей прямо в глаза. Аля искренне радовалась за Софью, казалось, что радость эта отчасти наполняла и ее саму. Девушка невольно любовалась подругой, тем светом и добротой, и счастьем, исходившими от нее. Однако услышанная от Александра новость расстроила ее слишком сильно. Аля держалась, дабы не заплакать, что впрочем удавалось ей вполне успешно. Когда запыхавшаяся от беготни Лиза наконец нашла девушек в беседке и пригласила к ужину, Софья уже выдохнула и теперь много спокойнее, однако не менее радостно поведала Лизе часть их разговоров с прогулки. Аля же шла чуть поодаль, в тайне мечтая после ужина, сославшись на головную боль, запереться в своей комнате. Теперь ее слегка пробирала дрожь. К счастью, отужинали достаточно быстро и Аля, объявив о своем желании прилечь, поспешила к себе. Теперь она дрожала сильнее. Это заметила даже Фрося, помогая барышне переодеться в более простое, домашнее платье. — Барышня, расстроены Вы чем-то? — слова, пусть произненные полушепотом, в звенящей тишине комнаты прозвучали сродни раскатам грома. Аля не нашлась, что ответить. Она хотела было объяснить, что потеряла часы, что эти часы были очень дороги ей, однако… Однако от воспоминаний плакать хотелось еще сильнее, отчего вместо слов девушка совершенно в нарушение норм приличия неопределенно мотнула головой. Боле спрашивать Фрося не стала. Забрав платье, она вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Из глаз Али сами собой стали капать слезы. Девушка хотела было вытереть их, но даже сил поднять руку у нее не нашлось. Внезапно раздался стук. Наскоро все же утерев слезы, Аля подошла, чтобы открыть дверь. Впрочем, напрасно. В комнату уже вошел Федор Петрович. — Аля, — начал было Федор Петрович, — что с тобой, милая? Ты весь день ходишь сама не своя. Сил больше не осталось, и девушка заплакала. Да, заплакала, как маленькая девочка, как плакала, когда падала и больно ударялась коленом, отчего в детстве все юбки ее были чуть длиннее обычных. Часы были дороги ей как воспоминание о близком человеке, несмотря на то, что вживую маму она никогда не видела, а встречались они лишь несколько раз во сне, и удивительно, перед троицей. Каждую встречу Аля помнила, словно это снилось вчера, и каждый раз, просыпаясь, она верила, что мама непременно стоит близ нее, любуясь дорогими сердцу часами. — Я, — голос девушки дрожал, отчего продолжала она шепотом, — я потеряла мамины часы. Новость эта поразила и Федора Петровича. Он глубоко вздохнул, не позволяя излишним чувствам вырваться на волю и приобнял дочь. Сейчас потеря волновала его много меньше ее состояния — зачастую после слез у девушки болела голова. — Ты хорошо осмотрела все комнаты? — Да, папа, — и новая волна дрожи пробежала по телу Али. Она продолжала плакать, а Федор Петрович продолжал ее обнимать. Ему казалось, что Аля, его любимая Аля сейчас вновь маленькая девочка, к которой он приезжал летом и которая так же плакала перед его отъездами. — Я попрошу Павла Афанасьевича велеть всем слугам еще раз осмотреть все. Я уверен, они найдутся. Не плачь, милая, голова заболит. Аля несколько раз кивнула, потом аккуратно вытерла слезы и глубоко выдохнула. — Тебе лучше будет прилечь. Отдохни, а я поговорю с Павлом Афансьевичем, — он посмотрел дочери в глаза. Аля как в детстве крепко обняла отца, прошептав: — Спасибо, папа. — Все хорошо, мы непременнр их найдем. Отдыхай, — и с этими словами Федор Петрович вышел из комнаты. Аля еще с минуту смотрела ему в след, затем подошла к окну и настежь распахнула его. В комнату тут же влетел теплый, но боле не обжигающий летний воздух. Девушка легла на кровать и, уткнувшись в подушку, вновь заплакала. Теперь она представляла, что плачется Мавре, кормилице, бывшей у ней потом служанкой, как плакалась много раз, шепотом жалуясь на бабушку. Когда плакала девочка сильно, Мавра принималась тихо петь что-то протяжное, одновременно светлое и грустное, отчего Аля, начинавшая подпевать, почти сразу успокаивалась. Она попыталась вспомнить ту песню, и незаметно на смену слезам пришло спокойствие. Через десять минут девушка уже спала, во сне продолжая напевать мотив почти забытой ей старой крестьянской песни.