Рехаб

Бесследно прошли белые ночи. Отныне тёмная пелена укрывала улочки Питера, а луна, словно один большой фонарик, освещала ночным жильцам путь, мазая серым светом по домам и окнам. Утро расцветало долго, солнце вставать не хотело, лучи были холодными, но невероятно яркими, подсвечивающими северную столицу. Небесное светило поднималось над людьми огромной лиловой лужицей, растекаясь красивыми оттенками по небосводу. Облака раскрашивались в золотистые тона, словно по ним проводил кистью талантливый художник. Театр наполнился творческими людьми как только запели птицы, сопровождающие рождение нового дня. — Давайте отдохнём, а потом ещё разок! — сценарист громко хлопнул в ладоши, позволяя актерам ненадолго выдохнуть, спускаясь со сцены. Сергей оторвал взор от белоснежных листков со сценарием, которым, кажется, не было ни конца, ни края. Он внимательно слушал друзей, громко читавших свои реплики со сцены, отмечая в уме, что театр-настоящий кладезь талантливых людей. Неподалёку сидела Шамина, попивая из стаканчика кофе. Её руки, усыпанные браслетами и кольцами с огромными алмазами, нервно крутили телефон, а взгляд то и дело скользил по игравшей Саше или Сергею, не сводившему со своей девушки взора. Она была глубоко погружена в свои мысли, обдумывая все то, что ощущает. Режиссёр гадала, как вернуть жизнь в прежнее русло, если рядом никого. — Ты великолепно справляешься, миссис Горошко, — актер притянул к себе русоволосую девушку, проходясь губами по коже на шее. Пешкова звонко рассмеялась, запрокидывая голову назад, а Шамина ощутила, как пульсирует в висках звук девичьего смеха. Как он въедается в мозг, оставаясь на подкорке сознания, чтобы присниться ужасающим кошмаром холодной, одинокой ночью. — Мне не нравится как это звучит. — Так, — заглядывая в смеющиеся глаза, Горошко слегка шлепнул писательницу по ягодицам, сладко улыбаясь. Саша почувствовала, как от прикосновений мужчины по коже прошлись миллиарды мурашек, заставляя блаженно прикрывать серебристые глаза. Теплоту актерских рук она ощущала даже сквозь ткань джинсов, а мрак в зале лишь дополнял таинства происходящему, даря им момент. Писательница провела ладонями ко широким плечам, ласково зарываясь пальчиками в его пряди цвета меди. Мужчина почти замурчал подобно маленькому темному котику, млеющему от приятных ласк. Шамина от слов актера заметно вздрогнула. Почему-то все её самые главные кошмары становились ясным сегодняшним днём, ужасая режиссёра всё больше и больше. Горошко взял в руки листки, которые пару мгновений назад держала русоволосая, и провел по ним своим взором, внимательно изучая реплики. Пешкова нервно закусила пухлую губку, перебирая свои же пальчики, крутя серебристые кольца. — Думаешь, у меня получится? — спросила она тихонько у брюнета, пряча взгляд, в котором вздымались волны страха и неуверенности в происходящем. — Что за разговоры? — Сергей отложил сценарий, сжимая в руках тело Саши, -Чудо, ты ведь знаешь, что играешь превосходно, это все видят. Так в чём проблема? От нежного тона, которым говорил брюнет, у Пешковой затрепетало в душе. От накатывающей любви хотелось броситься в слезы, не переставая обнимать мужчину, покрывая его лицо мягкими поцелуями. — Я не знаю. У меня мандраж, мне кажется, что ничего не выйдет и идея сама по себе бред, — она выпуталась из крепких объятиях, опускаясь на зрительское кресло справа от Горошко. Тот повернул к ней лохматую голову, покрывая своей ладонью ее дрожащие руки, сложенные в замок. Актер понимал состояние девушки, понимал, что никакие слова не помогут и все, что он может сделать-молча разделить с ней этот момент, показать, что она не одна. Он рядом с ней. Куда бы Пешкову не занесло. Прерывисто вздохнув, блондинка прикрыла веки, силясь унять дрожь, которая табунами атаковала тело. Воздуха катастрофически не хватало, легкие будто стаскивала в тиски, а сердце давным давно бухнулось куда-то вниз, громко отдавая вибрациями стуков по всему телу. Сергей, видя, как писательнице становится ещё хуже, опустился пред той на колени, радуясь, что мрак скрывает их от глаз других актеров. К тому же Дарья оглушительно хлопнула дверью ещё пару минут назад, не найдя в себе сил наблюдать сцены их поцелуев и жарких объятий. — Ну-ка, посмотри на меня, — он сжал пальцами ее подбородок, заглядывая в глаза, — Я понятия не имею, откуда ты взяла все эти мысли, кто тебе такое сказал. Но услышь меня раз и навсегда. Нет никого на этом свете, кто был бы талантливее, светлей и превосходней тебя. Отныне ты не имеешь права плакать, считать себя ужасной и убивать в себе талант, зная, что кто-то относится к тебе так. Пешкова затаила дыхание, боясь пошевелиться. — Почему ты так идеализируешь меня? — сухие губы сипло прошептали несвязанное предложение, а разум громко кричал о том, что необходим свежий воздух. — Я вижу тебя такой. И мы можем расстаться, поссориться, уехать жить на соседние друг от друга континенты. Ты можешь выйти замуж за другого, а я могу гулять с другой, но ты всегда, чтобы не происходило, будешь в моей голове именно такой. Нестерпимо идеальной во всем. Смахивая с щеки яркую дорожку слез, Саша задорно хмыкнула, возвращая взор на брюнета. В темноте его глаза сверкали безумной влюбленностью, безграничной любовью. Как они дошли до такого? — Ты ведь знаешь, что идеальных людей не существует? — Ну, ты ведь сидишь здесь. Значит существует, — он пожал плечами, возвращаясь на кресло слева от девушки, не разрывая теплый контакт рук. — Горошко, ты признаешься в любви, считай, малолетке. Совсем скатился, — русоволосая рассмеялась, не спуская с актера взгляда. Тот утвердительно кивнул головой, молча терпя порой невыносимый юмор писательницы. Та рассмеялась ещё громче, а у него в голове лишь пронеслась фраза о том, какой она все же ребенок. Несносное дитя, требующее постоянной заботы и любви. — За работу! — сценарист неподалёку громко хлопнул в ладоши, призывая всех актеров. Пешкова молниеносно оставила на мужской щеке след от помады, растворяясь в темноте сцены. Внимательно провожая взором фигурку девушки, Горошко вдыхал сладкий запах ее парфюма. —Я буду продолжать плыть, пока ты не полюбишь меня,— тихо прошептал он со всей уверенностью, которая только могла быть ему присуща.