Рехаб

В календаре всё ещё виднелся месяц август, однако улицы быстро опустели, погода вновь злилась, обрушиваясь на жителей и гостей Санкт-Петербурга. Темные, серые, устрашающие тучи медленным потоком плыли по небосводу, убивая последние солнечные лучи. Виднелась порой гроза, из разных уголков города доносился звук грома, сотрясая стены домов. Девушка забежала в холл театра, боясь намокнуть под ливнем, что начался пару минут назад и не переставал набирать обороты. В здании было тепло, пахло чем-то сладким, с верхних этажей доносился звонкий смех и громкие голоса актеров. Тряхнув русой копной, стараясь вновь придать локонам объема, Пешкова оглядела себя, скользя взглядом по своему отражению в зеркале. Водолазка подчёркивала тонкую талию, а узкие джинсы выставляли на показ округлые бедра, приманивая взгляды прохожих мужчин. — Тоже промокла? — раздался в тишине мыслей голос Александра, забежавшего в театр сразу после девушки. — Вроде нет, пронесло, — мило улыбнулась писательница, обращая взгляд на коллегу. Другов не скрывал влюбленного взора. Он мог наблюдать за сероглазой часами, подмечая каждую привычку, каждую изюминку в женском образе. Ему беспрестанно хотелось коснуться её так, как это делал Горошко; хотелось зарыться носом в золотые кудри, вдохнув пряный аромат никотина и духов. — Может выпьем по чашечке кофе? — Саша слегка улыбнулся, приподнимая картонку с двумя стаканчиками кофе. — Это мне? Спасибо большое! — Пешкова, кажется, покраснела, принимая из рук актера высокий стаканчик. От соприкосновения ладоней у Другова по коже пробежали толпы мурашек, не заметить этого Саша не могла, но предпочла ничего не говорить. — Мой любимый раф, — блаженно протянула писательница, присаживаясь на бархатный диванчик в их общей с Друговым гримерке, — Ещё раз спасибо, я согрелась. Брюнет махнул небрежно ладонью, улыбаясь её словам. От девичьей близости ему самому становилось непривычно тепло. Опустившись рядом с русоволосой на диван, он обратил взгляд в сторону огромного окна, свет из которого освещал небольшую комнату. Молчать было приятно. Блаженно приятно. Другову в миг захотелось нажать на паузу, дабы сумасшедшие жизни актеров остановились. Он бы непременно поцеловал её, исполняя свою мечту. Но риск слишком большой, а спектакль, который они сегодня играют, сделает всё за Александра. — У нас сегодня сцена, — помедлил парень, глянув на профиль девушки. Она не отрывала взора от улицы за окном, наблюдая, как крупные капли падают с неба, разбиваясь об асфальт. — С поцелуем, как мы и договаривались, — кивнула головой Пешкова, отпевая немного теплого напитка. — Не хочешь? — с опаской спросил Саша. — Почему? Это добавит сцене перца, мы обязаны сыграть, ведь это наша работа, — девушка пожала плечами, слегка склоняя голову. Другов готов был поклясться самым дорогим, что у него было, но он всеми фибрами души чувствовал, что правду она не договаривает. В сероглазой актер не сомневался, он знал, что девушка услышала подтекст его слов, но в который раз предпочла промолчать, сделав вид, что ничего не заметила. Кивнув головой, Саша едва заметно поджал губы, чувствуя, как в душе вновь становится хмуро. За что ему это? *** — Я тебя сейчас поцелую, истеричка! — по зданию театра пронесся надрывистый крик Другова. Пред ним стояла запыхавшаяся Саша, облаченная в боди, поверх которого на плечах висела белесая мятая мужская рубашка. Локоны мокрыми ручейками ложились на плечи, став на пару тонов темнее от воды. Её серебряные омуты метались по лицу Другова, а грудь тяжело поднималась. В самом разгаре была заключительная сцена, актеры ожидали конца в темни кулис, а Саша и Пешкова играли ссору двух друзей, которые давно скрывали свои чувства. — Что ты сделаешь? — прошептала русоволосая, поднимая взор выше, брюнет подошел ближе, останавливаясь в паре сантиметров от актрисы. — Поцелую, — выдохнул он Пешковой в губы, накрывая своими губами её. Схватив сероглазую за талию, он резко притянул её ближе к себе, прижав к своему телу. Зал восторженно зааплодировал, зрители вставали со своих мест, громко хлопая игре молодых актеров. Другов чувствовал прожигающий взгляд Горошко, который отыграв свою партию, наблюдал за концом спектакля с темной стороны зала. Он знал, что Сергей просто так это не оставит, обязательно последует громкий скандал, если не драка. Последние речи были чистой импровизацией, ведь поцелуй не был прописан в сценарии, но читался меж строк. Оторвавшись от брюнета, Пешкова обратила взор на зрителей, неловко улыбаясь. *** Оглушительно хлопнула входная дверь. Горошко кинул с силой связку ключей на холодный пол своей квартиры. Вся дорога от театра до его квартиры прошла в тишине. Сергей сдерживался до последнего, стараясь усмирить эмоции, не накричать на девушку, не поссориться в очередной раз, ведь понимал, что скандалы разрушают их обоих. Тяжело выдохнув, Пешкова кинула на танкетку, стоящую в холле, легкую курточку, запрокидывая голову. Виски жутко ломило, а горло стягивала ломкая боль. Неужели простыла? — Ну, и что это было? Вопрос нагнал Сашу на пороге спальни, заставив низко опустить плечи. — Поцелуй, — безразлично кинула она через плечо. Казалось, ещё немного и из ушей молодого человека повалит пар, а сам он станет ярко-красным, похожим по цвету на животное своего знака зодиака. — Ты так просто говоришь об этом? — закричал актер, взмахивая руками, — Тебя целовал только что левый парень, а она и рада. — Перестань верещать, — шикнула писательница, массируя круговыми движениями виски, — Это была импровизация. Его импровизация. И я не была в курсе того, что он собирается делать. Её голос был совсем тихим, а картинка пред глазами легко кружилась, вызывая приступ тошноты. Всхлипнув от ощущений своего состояния, Пешкова оперлась руками о комод, кладя на него свою сумочку. — Я давно видел, что он неровно к тебе дышит. Думал, что это не несет никакой опасности нашим отношениям, но он перешел все грани, — треся указательным пальцем, зло шипел актер. — И что ты собираешься делать? — Турну его из театра. С меня довольно, — Горошко гордо поднял подбородок, понимая, что это лучшая месть. Которую он непременно подаст холодной, как полагается. — Я люблю тебя, Саш. И поэтому не хочу это больше терпеть, никто не знает, что он придумает ещё. У русоволосой не было сил на спор. Силясь не упасть на пол, Александра молча слушала своего мужчину, тяжело дыша. — Ты, — вдруг шёпотом промолвил Сережа, — Ты ведь любишь меня, да? Он обратил на неё неуверенный взгляд, осознавая то, что она никогда не говорила ему тех самых трех заветных слов. Он, разумеется, видел любовь в её поступках, читал меж строк в сообщениях ему, слышал в интонации голоса, но желал всем своим существом признания. Это ведь так просто, сказать «Я люблю тебя», да? Молчание заставило его судорожно сглотнуть, бешено оглядывая девушку. — Скажи, что любишь меня, — твердо произносит Сергей беспрекословным тоном. Пешкова опустила взгляд на пол, а после грустно ухмыльнулась так, будто бы она в который раз увидела грустный конец своего любимого фильма, который не раз пересматривала. — Саша, — вторил актёр, зло сжимая скулы в попытках сдержать рвущегося наружу внутреннего демона. Услышать от неё заветные слова было сродни получению Оскара-он докажет всем, что заставил такую равнодушную ко всем Александру Пешкову полюбить кого-то. — Я не хочу тебе лгать, — также холодно проговорила она, рассматривая носки своих кроссовок. Она не хотела видеть, как он разбивается. В его изумрудном взоре что-то с диким треском раскололось, осыпаясь крошкой. От слов русоволосой внутри что-то громыхнуло, а по душе расплылось темное облако боли и ненависти. Он ждал, что она поднимет на него свои чертовы жемчужные бездны, звонко рассмеётся и непременно скажет о том, что это всё очередная глупая шутка. Дурацкий розыгрыш. Но нет. Этого не происходило. Пешкова так и взирала в пол, именно в тот момент Горошко поклялся, что больше никогда и никого не полюбит в этой жизни. Боль злыми тисками схватила его существо, легкие стянул, а кислород в них в один миг исчез. Не имея сил терпеть нахлынувшую волну горьких, убивающих эмоций, он с силой сжал кулаки, и, сделав пару шагов назад, начал вдруг заметно дрожать, ощущая, как тело покрывается сеточкой неприятных мурашек. Горошко отшатнулся, делая два больших шага назад, дальше от писательницы. От мыслей, бьющихся в черепной коробке, хотелось зарыдать, обняв русоволосую и сказать ей, что он её прощает. Вот только…нуждалась ли сама Пешкова в его прощении? — Давай разойдёмся, Сереж, — пожала плечами девушка, — Это всё не имеет более никакого смысла. Она схватила с комода сумочку, пытаясь обойти мужчину. Сергей, замерев от её слов, лишь глупо хлопал ресницами, как маленький ребенок, не понимающий, почему мама запрещает ему съесть любимую конфету. Сейчас у него забирали его любимую конфету, и это факт. Пешкова никогда не была одинока, вокруг нее всегда есть люди, часть из которых смотрит на писательницу исключительно в любовном ключе. Он знал, она может уйти и попросить поддержки у какого-нибудь ухажера, который с радостью ей поможет, радуясь их ссоре. Далеко ходить не надо-Другов всегда начеку, давно ждет свободу девушки, уже держит в руках пачку салфеток и заварил её любимый ромашковый чай, готовый к слезам и истерикам. — Лучик, молю, нет, — просипел наконец актер, хватая девушку за запястье. Он сделает всё возможное, но уйти не даст. Мысль об её уходе била больнее её слов, заставляя наворачиваться горячим слезам на глаза. — Не оставляй, прошу, — он всхлипнул, чувствуя, как потекли горячие слёзы. — Перестань плакать, Сереж, — в ее голосе сквозил холод, а серебристые омуты покрылись тоненькой коркой льда, сквозь которую ещё проглядывали те самые огоньки, которые так любил актер, — Я не ухожу насовсем, но хочу побыть одна. Нам нужно время. Он тяжело сглотнул, пытаясь собраться с мыслями, взять себя в руки, вернуть контроль над ситуацией. Пешкова вновь и вновь, в который раз, разбивала большую часть его души, а после бережно склеивала, держа в руках мелкие осколки. Хлопнула дверь. В квартире запах гвоздик и её духов от Шанель. Актер окутан этим ароматом, чувствует, как он проникает туманом в его легкие, обволакивая их полностью. «Ты была права, в сотый раз была права Я в твоей судьбе самый главный провал» — Сука! — вскрикнул Горошко, хватая с комода перво попавшуюся вещицу и кидает её в коридор, туда, где растворился образ его девушки. Несчастной вещицей оказался флакон тех самых дорогих духов. Небольшой лужицей парфюм растекся по паркету, и Сергей осознал то, что вскоре он станет такой же лужицей, если она не вернётся. Какой-то мерзкий голосок внутри него зло прошептал о том, что она и впрямь не вернётся, навеки оставив его один на один со своей вечностью.