Странные переплетения наших судеб

      Тусклая однушка постсоветского образца, принадлежащая Севастьяну выглядела на удивление уютной, хоть и нагоняла тоскливое настроение и воспоминания о том, как бывало хорошо гостить в схожей квартире у бабули в Подмосковье. Но если ее квартира пахла влажной затхлостью, дешёвым стиральным порошком и выпечкой с луком и яйцами, то в квартире парня стоял приятный запах лаванды, старых книг и чего-то сладкого. В углу пристроилась метла с совком, несколько пар обуви к разным сезонам и большой раздвижной шкаф. Обшарпанная от времени дверь в спальню Севы была закрыта, а на кухню был простой проход без нее. Парни прошли вглубь помещения. Широкий подоконник, стеклянное окно с такой же обшарпанной рамой, как и дверь, выход на балкон, из-за которого шел сквозняк, небольшая раковина, плита, столешница и холодильник, стоящие плотно друг к другу, а на холодильнике стоял большой горшок с цветком.       – Присаживайся, не стесняйся. – младший кивнул в сторону квадратного стола у того самого подоконника, а точнее в сторону деревянного крепкого табурета, который прошел не один ремонт, судя по засохшим пятнам краски разных цветов. Из форточки приятно шел холодок, а от старой газовой плиты веяло уютом и горячим, настоящим теплом. Чайник не спешил закипать, поэтому руки хозяина квартиры проскользнули в подвесной гарнитур, взяли оттуда пару кружек, ложек и блюдце, видимо, для сладостей.       – У меня есть чай с лавандой и простой черный. Тебе какой? – А, вот чем так приятно пахло...– вслух удивился Виктор и перевел взгляд на паренька. – С лавандой. Давай я заварю, отдохни, у тебя точно все тело болит. – он встал, опираясь на стол, но прохладная рука остановила его, надавив на плечо. – Сиди. Я хоть и побит, но живой. – губы русоволосого расплылись в снисходительной и доброй улыбке, какие бывают у воспитателей в детском саду, у любящих матерей и стареньких бабушек, продающих цветы у метро.       От этой улыбки сердце Виктора пронзило стрелой ностальгии. Он так давно не видел именно этой улыбки. Похожей его одаривала бабушка, но и в ней не чувствовалось той заботливости и мудрости, какая исходила от Севастьяна. Этот парень будто и не девятнадцать лет живёт на земле, а со дня сотворения человечества. И взгляд его был таким же тяжёлым, как у стариков, которые пережили большую часть своих друзей, видятся с детьми и внуками раз в год и заводят от скуки кошек.       Пока старший находился в своих мыслях, Севастьян отошёл и засыпал в заварочный чайник немного лавандового чая и залил его кипятком. После, он обмотал его полотенцем и немного встряхнул, на что получил удивлённо выгнутую бровь старшего и озадаченный взгляд. – Это чтобы чайные листы раскрыть. Чай ароматнее будет. – отчеканил он и встряхнул ещё разок, после поставив чайник на стол вместе с двумя кружками. И правда, через пару минут запах лаванды чувствовался насыщеннее. Горячая жидкость наполнила кружки с глупыми карикатурами на бородатые анекдоты, а в блюдце появились печенье курабье и конфеты "Золотой ключик".       – Словно в раннее детство попал, ей - богу. – прыснул Виктор и поставил одну кружку ближе к себе. – А это плохо? – стало заметно, как после слов старшего Севастьян поник, поэтому Виктор поспешил его успокоить. – Нет-нет, что ты! Это по-своему завораживает. Давно я такой атмосферы не видел.. – постепенно переходя на шепот сказал он, и совершенно стих, когда снова увидел ту самую мудрую и заботливую, сдержанную улыбку, русые волосы, спадающие на лицо, тонкие пальцы, держащие кружку с ароматным чаем.       Образ этого мальчишки на фоне старой квартиры повеял ему чем-то давно утерянным, забытым. Ясные зелёные глаза смотрели на него со взрослой серьёзностью, но одновременно отражали мягкость объятий матери перед сном.       – Ты как будто призрака увидел. – русоволосый тихо посмеялся и отпил немного чая, глядя в окно. Однозначно можно было сказать одно: это спонтанное дневное чаепитие затронуло струны души Виктора, и ее песня только началась.