Keep your enemy closer

За это время Тор успел наплести баек Одину о том, что Локи бежал, и теперь ни одна живая душа не знает, где он. А стражники, что были на той самой смене, когда Тор пришел буквально похитить Локи из его заточения, интересным и весьма неожиданным образом покинули свой пост и их так же никто не видел. Даже Хеймдалль, которого он тоже собственноручно втянул в эту аферу с неразглашением, подтвердил ложь бога грома о том, что трикстера не видно ни в одном из девяти миров. Что тут лукавить, Тор был не в восторге от того, что ему приходится лгать отцу. Это больше по части Локи, который способен зайти настолько далеко, что с легкостью может изобразить собственную кончину. Никто кроме Фригги, Хеймдалля и Тора не знали, что произошло на самом деле. Даже друзьям, которые сотню раз подтверждали свою верность, он рассказывать не стал. Душа Локи всегда была потемками для Тора, однако брата он любил. И знал, что тот приемный, но видел благосклонность отца к своей персоне касательно заветного престола, и к брату был где-то несправедлив и предвзят. Конечно, сознаться себе в этом составило немало труда для бога грома, и извиняться за это он тоже желания не изъявлял. Что касается всего прочего, то он, пожалуй, даже мысли не пропускал, что в юности буквально не замечал, как отчаянно Локи пытался завоевать его признание и расположение, как тот видел в нем лидера и хотел только одного – быть равным, но на это получал лишь короткий ответ: «Знай свое место, брат». Где это самое «его место»? В тени? В вечном поиске себя? В непонимании? Всегда позади Тора? В стороне? Где оно, это место, именуемое Тором для младшего брата «своим». Тор действительно не особо понимал, что всем этим накапливал в душе Локи горькую обиду, и что на хрупких струнах его души скоро заиграют диссонирующие интервалы и аккорды, превращая все в полнейший хаос. Локи щедро ткнул носом старшего брата в то, что трона он никогда на деле не желал, и единственная причина всех этих бесчинств была в том, чтобы Тор увидел равного себе, а не просто младшего брата, вынужденного всегда находиться поодаль. Бог грома видел, как изводилась Фригга, когда Локи томился в темнице. Та приносила ему книги, и ее сердце болело, как за родного сына, когда она замечала синяки на его теле. По щекам богини текли слезы, увидев Локи с разбитой губой и поврежденным ребром. Тогда она взяла на себя ответственность залечить его раны целебной магией, ведь его магические способности блокировали наручи, изготовленные старой колдуньей, и прочно защищавшие мир от его непредсказуемых выходок. Фригга знала, что приложила огромное количество усилий, дабы добиться для Локи отказа от казни, но порой после очередного визита к своему приемному сыну, она мучилась, полагая, что сделала еще не все, что в ее силах. Несколько раз Тор заставал ее за колдовскими деяниями, когда она с помощью иллюзорной магии, той же, что научился от нее Локи, создавала его образ, и мирно с ним беседовала. Несколько раз она в бестелесном состоянии являлась к трикстеру прямо в камеру. Это были моменты, когда стражи могли не торопить ее. Так они беседовали, но в последнее время Локи все чаще молчал, и лишь приемная мать знала, что душа его рвется на части, а это безмолвие, а иногда спонтанная злость, только подтверждали то, в чем богиня и так была уверена. Это была самая настоящая материнская любовь: бескорыстная, светлая, искренняя. Фригга любила Локи только за то, что он есть. Даже после того, как он устроил бардак во время сна Одина, выслав Тора в Мидгард, после того, как уничтожил Йотунхейм, а после практически разрушил половину Манхеттена, сильно навредив его жителям. Эти инциденты, чуть не приведшие к катастрофе, лишь в очередной раз доказали, на что способна сила засевшей глубоко внутри обиды, ненависти и гнева. И только Фригга могла подозревать, что за всем этим стоит страх и нелюбовь к себе. Но Локи это скрывал настолько умело и тщательно, что приемной матери он не открывался полностью, ведь даже самому себе он лгал, когда не мог принять некоторые эмоции, которые он считал слабостью или стыдом, когда чувствовал себя уязвимым, но мог с уверенностью себе признаться, что лишь Фригга видела его настоящим. В один из дней трикстер спланировал побег. Точнее сказать, спланировал он его уже достаточно давно, взвесив все возможные варианты развития событий от, по его мнению, самого худшего до самого удачного. Это был тот самый провальный побег, и благо тогда появился Тор, так скоро подоспевший на помощь, буквально вырвавший из рук разъяренных стражей младшего брата, который начал задыхаться от недостатка кислорода после сильных ударов в живот. Прознав это, Фригга немедленно направилась к Тору, чтобы просить о его спасении. Немного посопротивлявшись, бог грома все же согласился. Отказать воле матери было для него совсем не по-мужски. Тор не любил рассматривать множество вариантов развития событий, привыкший по-старинке идти напролом, поэтому в одну ночь Тор вырубил стражей, что стояли на посту, да и с Локи решил не церемониться, оставляя все эти братские любезности и нежности на случай, которого, может, вообще никогда не будет. Остальные заключенные ничего не слышали, поскольку наложенные Фриггой чары заставили пленников окунуться в крепкий сон, и каждый из них видел то, что хотел больше всего на свете, и просыпаться, лишаясь чудесного сна, не собирался ни один. Тор был уверен в Тони Старке как в надежном союзнике, хоть тот и любил работать по большей части в одиночку, но слабый росток сомнения поселился в его сердце касательно того, что тот согласится поселить под свою крышу врага. Он признавался себе в том, что его план, по сути, был порядком безрассудным, потому что сейчас он понятия не имел, куда отправить Локи. В данный момент тот находился под надзором Старка, и Тор искренне надеялся, что эти двое не перегрызли друг другу глотки, учитывая, что упрямством и нежеланием уступать и Тони и Локи, без преувеличения, блистали отменно. Если все это дело обернется в положительный ключ, то Тор заберет Локи и отправит его куда-нибудь подальше от Асгарда. Но, зная непостоянство младшего, брата, он очень сильно сомневался, что тот не решит в какой-нибудь из дней, когда ему наскучат одинаковые пейзажи планеты, заявиться сюда с прилагающимся пафосом, и устроить небольшой переполох. Ну, или большой. Или размером с вселенскую катастрофу. Это уже как ему захочется. На осуществление плана по отправлению Локи на другую планету потребуется немало времени, и громовержец возлагал невероятные надежды на Тони Старка, что тот не выдворит его братца раньше времени. Перемещать его сейчас было бы неблагоразумно, потому как еще очень свежа новость о побеге бога хитрости из темниц Асгарда, и привлекать нежелательное внимание к открывшимся порталам он не хотел. Нужно было время, дабы все улеглось и утихомирилось. Тор не доверял Локи, хотя очень бы хотел. Эта светлая мечта – сражаться рука об руку с братом, быть друзьями, с пониманием относиться друг к другу, так и осталась мечтой, которой сбыться уже не представлялось возможным. И только спустя много лет, повзрослев и откинув завесу юношеских грез, уйдя со сцены своего лучезарного высокомерия и зайдя за кулису, он обнаружил там, в тени ярких светил, приемного брата – обиженного, отстраненного, оставленного и озлобленного. По прошествии времени бог грома осознал, что причиной тому был никто иной, как он сам. Он сам оставил его за кулисами наблюдать, как вся слава достается его пылающему сердцу, и каждая попытка оказаться рядом осекалась на корню. Одного не мог понять Тор: почему, казалось, повзрослев и осмыслив многие вещи, Локи продолжал вести себя подобным образом. Прочувствовать детскую травму младшего брата ему, конечно, не удастся, поскольку все детство и юность Тору благоволили, а искоренить то, что в подсознании замуровалось намертво, только лишь повзрослев – невозможно. Не получится просто оставить все в прошлом, запереть на тысячу замков и отправить в далекую Галактику, даже то, что было в далеком-далеком детстве, если это причинило столько боли. Повзрослев, начинаешь понимать, что всю жизнь ты проносишь с собой обиду, злость, ненависть, и жажду доказать, что ты можешь, вопреки тому, что тебе говорили. Можно пронести все это, испепеляя свое сердце, делая его черствым, уничтожая все человеческое, а можно, что гораздо сложнее, предпринять попытку разобраться, капнуть в самую глубинную часть сознания, понять свои эмоции, выплеснуть наружу все, о чем кричит душа, но тело обыденно надевает на нее прочный кляп, и та в слезах умолкает. Тор слышал, что справиться с травмами детства помогают так называемые мидгардцами «психологи». Если он правильно понял, это люди, которые какими-то хитрыми махинациями умудряются вытрясти из головы все, что нужно, долго разговаривают, проводят некие практики, а потом берут за это деньги. Вроде как сказал ему об этом Брюс Беннер, который в трудный период своей жизни даже пробовал обращаться к таким людям. Конечно, предложи Тор Локи такую идею, тот гневно бы воззрился, а после бросил бы какую-нибудь колкость вроде той, что вправлять мозги здесь нужно его старшему брату, у которого мускулы явно в приоритете, чем серое вещество. Возможно, нужно было какое-то другое средство, но Тор принял такую позицию, что раз уж повзрослели – то разбираться со своими проблемами стоит самим. Они уже давно не маленькие дети, и решать конфликты пора по-взрослому, поэтому Локи перешел от детского «Я пырну тебя ножом за то, что ты не взял меня играть со своими друзьями» до «Я погублю милый твоему сердцу народ в отместку за свое унижение». Тор любил приемного младшего брата. Несмотря на их разногласия и ссоры с сумасшедшим размахом, он верил, что в Локи есть эта самая прекрасная его часть, которая прячется в укромном месте его обледеневшего сердца, но Тор не мог к ней подобраться – так старательно Локи отгораживался от него, и чуть что – выпускал когти и клыки. Он верил в младшего брата, но не доверял ему. И все же в сердце громовержца все еще жила крошечная надежда на то, что Локи усмирит свой пыл, и они станут настоящими братьями, и перестанут раз за разом причинять друг другу боль.