*****
Хосок просыпается утром следующего дня со стойким пониманием того, как сильно скучает по Юнги. Ему не хватает рядом приятного человека, хорошего собеседника, искреннего любителя искусства, начинающего кинооператора и лучшего студента своей кафедры. Ему не хватает любви и ее гордого носителя, своей музы. О, муза! Хосок поднимает голову с круглого обеденного стола, разминая затекшую шею, приветствует улыбчивую старушку, но от завтрака отказывается, бежит к своему поместью. Дверь не заперта. Уходя вчера он слишком плохо себя чувствовал, чтобы вспомнить, что ему необходимо было сделать это. Он спешит в спальню, сил неожиданно прибавилось, энергия струилась по венам в мыслях о музе. Подбегает к холодной постели, сутками не гретой его теплом, садится на край и смотрит на рваные листы бумаги, покрывавшие пол. Месяца его жизни, его мысли, идеи, рисунки — все уничтожено. Хосок думает об этом по пути на кухню. Ищет в шкафчиках какую-нибудь емкость, коробку или мешочек. Находит круглую жестяную коробку от шоколадного печенья, вытряхивает из нее крошки и для уверенности моет водой с мылом. Она должна быть идеально чистой, чтобы не повредить его записи еще сильнее. Хосок бережно складывает обрывки в коробку, а цельные, но мятые листы раскладывает на рабочем столе и нагружает на них книги по швейному мастерству. Под прессом листы вскоре выровняются и будут вновь пригодными для чтения, просмотра и полного погружения в свои воспоминания. А пока единственное, что вспоминает Хосок, это то, что он все еще не выпустил свою новую коллекцию. Она давно готова, но ссора с Юнги выбила из-под ног почву. И почему, зачем Хосок так твердо уперся в желание видеть Юнги моделью своей коллекции? Почему не уступил, зачем давил? Желание не прошло, все еще держится, горит в нем, но в то же время появились иные мысли. Если Юнги не хочет быть его моделью, неважно, по какой причине, то Хосок не должен настаивать. Почему же он не мог понять этого раньше? Почему не понял, что Юнги для него важнее вдохновения, коллекций и моды? У Хосока уходит некоторое время на то, чтобы собраться с силами, улучшить собственное состояние и подготовиться к разговору с Юнги. Вечерами он присаживается на огромный ковер в гостиной и высыпает на него из жестяной коробки мешанину из сотен, возможно даже тысяч кусочков бумаги различных форм и размеров. Он бережно по частицам пытается собрать их обратно, в цельные листы. Перечитывает слова, собирая их в полноценные фразы, глядит на линии, подбирая их продолжение. Занятие трудное, кропотливое, от него затекает шея и ноги, уставшие глаза пекут. Хосоку терпения не занимать, выносливости предостаточно, а больше и не нужно. В преддверии Рождества мужчина наконец-то чувствует себя готовым к разговору с Юнги. Он приезжает под его дом, со вздохом выбирается из солнечно-желтой машины, проходит в подъезд и поднимается по ступеням прямо до съемной квартиры. К чему он не был готов, так это к тому, что Юнги не окажется дома. Раздраженный сосед, вышедший на бесконечную трель дверного звонка, кричит и грозится вызвать полицию. На вопрос о Юнги рычит, выплевывая, что не следит за передвижениями студента, но уж неделями его прихода не слышал. Модельеру чудом удается успокоить разгоряченного соседа. Тот скрывается в собственной квартире, напоследок громко хлопнув дверью. Добрый десяток минут Хосок просиживает в машине, пытаясь понять, что же ему делать дальше. Он даже предположить не мог, что Юнги не будет в съемной квартире, словно забыл, что в мире существуют места помимо нее. Решение приходит с осознанием дня недели. Сегодня день рабочей смены Юнги, а значит, если он все еще работает в кофейне возле своего университета, то обязательно будет там. Оптимизм Хосока продлился недолго, приход в кофейню отозвался очередным разочарованием. Юнги не было, вместо него работал Сокджин, а он был парнем не слишком сговорчивым. Хосок уважал его за то, каким он был верным, преданным другом, но это качество не шло на пользу модельеру. Уговоры не срабатывали, но Хосок не отчаивался. Лучшим решением он посчитал ожидание. Присел за тот самый столик в углу, за которым когда-то просиживал всю смену Юнги, наблюдая за его работой и создавая в голове, а после и на бумаге, эскизы коллекции. Он заказал излюбленный американо и провел в кофейне несколько часов. Сокджин молчал, отказывался говорить, а сердце Хосока изнывало от жажды и вины. Теперь он даже рад, что Сокджин заставил его пройти через это. Он в очередной раз осознал свою ошибку и, добившись от Джина известия о Юнги, пребывал на седьмом небе от счастья. Юнги уехал в дом родителей. Понимание места нахождения юноши успокаивало душу, однако не помогало желанию Хосока поговорить с ним. Сокджин сообщил, что не знает, где живут родители Юнги, и у модельера не было оснований противиться и не верить его словам. Хосок верит парню, но все равно просит его подумать еще, вспомнить хотя бы намек. Сокджин отходит от его столика, обслуживает новоприбывших, провожаемый пристальным взглядом Хосока. Проходит не менее получаса до того, как парню удается оторваться от работы, чтобы задумчиво рассказать, что он действительно помнит одну вещь. — Юнги однажды рассказывал, что его мать родилась в семье эмигрантов на окраинах Нью-Йорка. Там она встретила отца Юнги и, кажется, они так и не покинули тот бедный район, — Сокджин пожимает плечами, больше не имея чего сказать. Хосок улыбается ему, благодарит за рассказ, сам же в сердце хоронит надежду. Эта информация ему таже не поможет, не будет ведь он объезжать каждый район на окраинах Нью-Йорка, стучать в каждую дверь и спрашивать здесь ли живет Юнги. Хосок продолжает сидеть в кофейне. Мозг отчаянно желает получить очередную порцию никотина, и мужчина знает, что в бардачке его машины лежит полупустая пачка Marlboro. Если сейчас он окажется там, то рука определенно потянется за сигаретой. После первой — за второй. И так далее, вереницей беспамятства и очередного убийства самого себя. Рано или поздно ему пришлось бы уйти. Кофейня закрывается, его, последнего посетителя, просят покинуть помещение. Он подчиняется, плетется к машине, вновь чувствуя упадок сил. Ему стоит поскорее уехать домой. Здесь Юнги не найти, а там его ждет мягкий ковер, куски разорванных воспоминаний и клей — попытка их вернуть. Это все, что он может сейчас сделать — оставаться в здравом уме и ожидать вестей о Юнги. Ежедневно приезжать к его съемной квартире, проверяя не вернулся ли, порой заглядывать в кофейню все с той же надеждой и для того, чтобы повстречать Сокджина. Когда Хосок заводит мотор, Сокджин выбегает из кофейни и окликает его. У мужчины сразу загораются глаза, всполыхивают? радужной надеждой. Неужели вспомнил что-нибудь, неужели расскажет, порадует! Хосок выбегает из машины, встречая прибежавшего Джина, но в глаза не смотрит, опускает наивный таящий надежду взгляд вниз. — Через пять дней мой брат будет праздновать день рождения, — Сокджин говорит нехотя, поджимая сухие губы. — Юнги обещал быть. Хосок пораженно выдыхает мерзлый воздух. Сердцебиение учащается настолько, что дышать становится тяжело. Зимняя стужа пробирается внутрь него, заставляя ссутулить плечи и жалобно, умоляюще заломить брови вверх. — Я… Я могу прийти? Умоляю Вас, мистер Ким, я искренне нуждаюсь в этом, — Сокджин вздыхает и протягивает ему салфетку с ранее записанным адресом. Знал, что поступит такая просьба. Был уверен, потому и сомневался говорить ли. — Я очень надеюсь, что Ваше появление не помешает успешному празднованию и хорошему настроению Юнги, — Хосок мотает головой, заверяет, что не собирается причинять неудобств, скорее наоборот, интересуется, сколько брату исполнится лет, что он любит и чего желал бы в подарок. — Его зовут Тэхен, исполняется восемнадцатый год, он любит Вашу одежду и лишь потому я разрешаю Вам прийти, — Хосок кивает головой, благодарно улыбаясь. Сокджин разворачивается и уходит домой. Брат заждался.*****
30.12.1953 Хосок не ожидал, не мог даже подумать, что все будет так. Приехал на счастливый праздник — день рождения, а у самого слезы на глаза наворачиваются. Сперва он было подумал, что перепутал даты или ошибся временем. Сокджин заверил, что все верно. Когда он нажимал на дверной звонок, вовсе не это собирался увидеть. Дверь открыл Сокджин, выглядевший изумительно, сказочно в белом свитере крупной вязки и шерстяных штанах. Сокджин выглядел прекрасно во всем. Уж правда не одежда украшает человека, а человек одежду. А вот Хосок был уверен, что его коллекция выглядела бы идеально, укрась ее своим телом Юнги. Внутри дома было слишком пусто и тихо, но очень тепло. Мебель стояла в углах и возле стен. На полу не было ковров, отчего даже Хосок, не слишком любящий утяжелявшие ноги тапочки, согласился одеть их, чтобы не заболеть. Его привели на большую, ароматно пахнущую кухню, любовно украшенную блестящим серпантином. Посредине стоял узкий стол, сервированный на четыре персоны. Тэхен, Сокджин, Юнги, Хосок. И все. Хосоку было печально осознавать это, сердце болело за Тэхена. Неприятно иметь всего три гостя на своем празднике, единственном дне, что принадлежит лишь ему. Хосоку было бы неприятно. Он знает, что существуют люди не празднующие этот день, отказывающиеся от подарков и назойливых вечеринок. Но так же существуют те, кто больше всего в этом мире мечтают весело отпраздновать день рождения, но не имеют такой возможности, не имеют сотни друзей и знакомых, а лишь пару близких лиц, если и те имеются. Сокджин волшебно улыбнулся, глядя Хосоку за спину, и это вырвало его из печальных размышлений. Сокджин засыпал брата поздравлениями, вызвавшими у Хосока улыбку. И модельер обернулся, желая поскорее увидеть именинника и поздравить его. В тот момент в носу потеплело и глаза увлажнились. Хосок с трудом сумел удержать на лице улыбку, от судьбы этого мальчика хотелось рыдать горькими слезами. Тэхен был щуплым юношей, на вид больше походившим на ребенка. Хосок не дал бы ему больше четырнадцати, если бы Сокджин не сообщил ему прежде, что Тэхену в этом году исполнилось восемнадцать лет. Он был красивым, видимо красота у семьи Ким передавалась генами. Его волосы были великолепно черными и блестели отражая холодный свет из окна. Тэхен был в замечательном белом свитере, точь в точь, как у Сокджина, разве что на несколько размеров меньше. Тэхен был в инвалидной коляске, накрытый мягким бежевым пледом ниже пояса. Хосок видал обездоленных и прежде. На войне было тяжелее найти совершенно здорового, нежели раненного телом или душой. Он видал несчастных стариков, видал и молодых людей. Он сам был молодым, лишь чуть более везучим, но у него всегда болело за этих людей. Он не мог себе представить, чтобы его тело было не полным, не функционировало так, как он того желает, не подчинялось ему, чтобы он часто нуждался в помощи другого человека, лишенный возможности положиться на себя одного. Правда, мысленно Хосок ощущал подобное. Он без Юнги не был ни на что не способен, был почти что инвалидом. Он нуждался в помощи юноши для создания коллекции, ее воплощения в жизнь и представления ее всему миру. Тэхен улыбается, работает руками, чтобы подвинуть коляску и подъехать к Сокджину. Брат укладывает ему ладошку на плечо, целует в лоб и просит помочь с нарезкой салата. Тэхен радостно соглашается и весьма успешно справляется со своей задачей, а Хосок понимает, что был не прав. Он верит, что Тэхен способен самостоятельно позаботиться о себе, значит и Хосок не должен отчаянно нуждаться в Юнги для представления коллекции. Он должен справиться самостоятельно. Как он, Хосок, имея все, что нужно для счастливой жизни, посмел портить отношения с Юнги из-за какой-то коллекции, в то время как к Тэхену на день рождение приходит всего три человека? Один из которых его брат, а другой — совершенно незнакомый человек. Безусловно, коллекция важна для Хосока, но что может быть важнее улыбок близких людей и их благополучия? Хосок смотрит, наблюдает за этим улыбчивым мальчиком и обещает себе быть самостоятельным. Обещает извиниться перед Юнги, наладить то хрупкое, что между ними было, то доверие. А пока Хосок улыбается, поздравляет Тэхена и протягивает ему открытку в форме силуэта мужской фигуры. Он задумывается, делает свой голос игривым и сообщает, что это не просто открытка, это купон на бесплатный пошив его обладателю одежды любого вида лично самим Хосоком. Только что выдумал, глупая идея, просто дарить солнечному мальчику лишь жалкую открытку не хотелось всей душой. Тэхен светится счастьем настолько ярко, что Хосок, кажется, готов всю жизнь для одного только него шить, чтобы видеть такую радость. И Хосок будет шить для него, пусть только закажет, что хочет. Бесплатно, Хосоку не жалко денег на милого мальчика. А еще Хосок будет шить для Юнги. Потому что хочет этого, любит этим заниматься и, кажется, любит Юнги.