«Настанет день и час Любовь к тебе придет Зови иль не зови Где встретишь ты ее Не знаешь наперед Темны пути любви… Но вот пришла любовь Ее узнаешь ты Узнаешь в тот же миг.» Из к/ф "Собака на сене" … «Истинная любовь бьет в сердце, как молния, и нема, как молния.» М. Горький
~ 1777 год; штаб генерала Вашингтона
Мы совсем позабыли о бедном Алексе, господа! А меж тем, юный, воинственный, голодный, он кинулся в жизненный водоворот. Добился своего – попал в Нью-Йорк – хоть учебу и пришлось прервать – колледж закрыл свои двери во время британской оккупации… Алекс не растерялся и принял участие в нескольких стычках, но главное – его заметил Генерал! Все эти события привели нас к вот такой чудной картине. На дворе правит август, душный и жаркий. Он топит в солнечных лучах штаб повстанцев. У входа встретились двое друзей. Уже с полчаса они ведут оживлённую беседу. -...вторая рота Королевских мушкетёров достойно обучила вас фехтованию, но это больше, чем просто махание шпагой, это - искусство, Лафайет. И оно куда сложнее, чем вы привыкли думать. - О, конечно, ведь это вашу руку ведет сама Проницательность, как мог я забыть, mon chеr*. - Но, должен признать, она ничто без практики да таланта. Шпага мной так же любима, как и перо, - кстати заметить, именно его Гамильтон вертит в руке. - Но осмелюсь заявить - в следующем нашем поединке, несомненно, это я вас проткну, не британец! Вы довольно поглумились над моим английским! - Хах, мне только стоит пожелать вам удачи, дорогой маркиз, ваши попытки всегда тщетны, равно, как и ваши устрашения, - Алекс совсем обжился в лагере и наловчился отвечать на всевозможные французские выпады его друга. - Бросьте ваши колкости, mon ami! А то есть риск, ими будут пепеполнены все сутки. Да и к тому же, у нас есть дела поважнее... Вы слышали, что прибыл новый адъютант Генерала? - И что же? - по виду, Гамильтон уже скептически настроился к новостям. - Так вот, Александр, вы просто обязаны познакомиться с одним милейшим человеком. Джон Лоуренс, истинный борец и человек чести, думаю, вы поладите. Дыхание Алекса убыстрилось. Брови приподнялись и свелись к переносице. Задумчивость, недоверчивость, даже тревога шлейфом потянулись за Гамильтоном. Он бездумно идёт за маркизом, минуя белеющие ряды палаток, глядит ему в спину, ничего не видя.Настороженный. Напряглись пальцы, крепче сжав перо.
- Встретимся с Лоуренсом и пойдем. Генерал ждет нас троих к 11-ти, - но Алекс не улавливал слов маркиза. В голове Гамильтона лихорадочно роились догадки. "Лоуренс…" - мысли налетают одна на другую. Среди стремительного, бурлящего потока его жизни порой мелькало воспоминание о Джоне. Сам Алекс не имеет понятия, почему. Мало по малу, сначала отброшенное, оно все чаще занимало его мысли перед редкими часами сна. Гамильтон подавлял, пытался забыть, и вот снова это имя. "Пембрук! Как хорошо я помню тот день, тот корабль, ту улыбку… Но нет, быть не может, что это - он Джон Лоуренс! Сколько..71-й, осень..Шесть лет прошло! Чертовски много. Нет, простое совпадение, верно, однофамилец. Неужели? Да нет! Нет, …это точно не тот Джон Лоуренс…" Алекс путается в своих домыслах. Абсолютно нестерпимо! Только в точных знаниях да умениях Гамильтон видит свою безопасность. Сейчас же он чувствует себя совершенно безоружным перед сплошным, леденящим неведением! Александр закусил изнутри губу, как всегда делал в тревоге. Но вот терзающее ожидание закончилось. Еще пару поворотов, и Лафайет заходит в одну из палаток. Его озаряет приветливая улыбка, он тепло раскидывает руки. - Здравствуйте, милейший Джон! Хотел вас представить моему другу… - Маркиз повернулся к Александру и резко умолк. На лице Гамильтона отразилось изумление. Точно диких красок волнующая симфония ударила в его сердце. Подался вперед. В широко раскрытых глазах блеснуло дорогое воспоминание. Узнал. Алекс тут же узнал в Джоне того милого, повисшего на верёвках, юношу с корабля. Секунда - в памяти ожили былые картины.~
Как только Алекс зашёл в палатку, Джон рывком вскочил с места. Конечно, он узнал его в ту же секунду. „Господи…“ Первое, что почувствовал Лоуренс – потрясение; острое, яркое. „Как?..“
Светлые ресницы взмыли кверху. Зрачки под ними быстро расширились, подобно вспышке. Разрыв всей души целиком и одновременно. Казалось, огненный, глухой удар мгновенной волной прокатился всем телом.Александр.
Как Джону захотелось со слезами, со смехом подбежать, обнять его! Замешательство. Почему он не может сделать и шага!.. Под его взглядом, сердце в груди Джона сжалось и неистово заколотилось. Он не мог выговорить ни слова. Чудесное появление Призрака казалось Джону сном.~
Лицо Александра – точно мел, потому глаза его кажутся пронзительными и необычайно большими.Он забыл все на свете. Он мог лишь неотрывно смотреть на Джона. Вдруг ослабли руки - пальцы выпустили перо.
Мгновенно, безотчетным движением, Джон приблизился на два шага. С поразительной легкостью подхватил перо.
Он выпрямился и взглядом, полным неверия в происходящее, прикипел к Александру. Лоуренс старается «не выдать себя», но оттого его вздох только глубже. Сейчас оба вправду забыли всё на свете. Обоим стеснило в груди. Они пожирают друг друга наэлектризованными взглядами. - Ваше перо, простите, - первым робко молвил Джон, дважды запнувшись. Протянул перо. Алекс, точно опомнившись, вышел из оцепенения. Вся его фигура вспыхнула пламенем, уверенность и очарование заблистали в глубоких фиалковых глазах. Обаяние этого взгляда, его тайная улыбка, проникла в дух Джона. Оно отозвалось холодком в плечах, покалыванием в кончиках пальцев. - Нет‐нет! Здесь не вы должены принести извинения. Ведь это я знаю и ваше имя, и фамилию, Лоуренс, а вот вы моё – лишь имя. Исправим эту несправедливость! Джон вздрогнул, услышав голос Призрака. „О Боже, это таки он. Я сплю?..“ - Гамильтон. Александр Гамильтон. В смятении оба пожали руки. Перо вернулось к хозяину. - Ах, так Гамильтон... Бесконечно рад вас встретить, - с какой-то беспокойной почтительностью сказал Джон. - Не сомневайтесь, я тоже, Лоуренс, - Алекс ответил ему с тем же особенным участием.Они идеально поняли друг друга, но напрочь позабыли о Лафайете!
Пока «старые-новоиспеченные» приходили в себя, маркиз мерил их изучающим взором. Явно довольный выводами, он блеснул глазами и с французской вкрадчивостью отметил: - Всё абсолютно очаровательно и до жути не понятно. Расскажете мне вашу историю позже. Верно, она увлекательна, но всё же, друзья, нам пора идти.~
Сумерки залили штаб синеватым густым мраком. Только редкие апельсинового цвета огоньки от свечных огарков мерцают в матовой ночи. Гамильтон вернулся в свою палатку, после прощания с друзьями. Встреча с Генералом прошла отлично, как и остаток дня, так почему же он грустит? Алекс сел, осанка потеряла свою безупречность. Прищурился и устремил невидящий, печальный взгляд вниз. Жуткая тишина обступила юного Гамильтона со всех сторон. В лёгких, должно быть, угарный газ. Дышать стало мучительно для него. Шейный платок затянулся, точно собираясь задушить. Гамильтон почувствовал себя брошенным.Джон.
Да, сегодня возник Джон. Боже, ещё шесть лет тому назад он смотрел в его бледное, смертельно взволнованное лицо, внизу слышал шум моря, внутри – свое напуганное сердце. Боялся, что паренек повторит несчастную судьбу Эдварда, если не помочь…Видел улыбку, надежду.
Тени наполнили палатку; в этот час она всегда приобретает невыносимо грустный вид. Мысль об одиночестве приводила его в отчаяние! Невольно вспомнились все умершие родственники, милый Эдвард… Он сорвался! И чуть было не сорвался Джон! Не медля ни секунды, рванул бы Алекс к нему, кабы не странная внутренняя опаска… О Господи! Эта улыбка… Первое, что поразило и запомнилось. Почему Судьба решила вернуть Джона в его жизнь? Зачем? Ведь он, Алекс, чувствует, не сможет со спокойным сердцем проходить мимо его палатки, смотреть в его глаза, вообще, сожительствовать в одном лагере! Нет, внутренняя, глубинная потребность потребует себе найти родственную душу. И почему-то Алекс уверен – эта «душа» и есть Лоуренс! Уж предвидению Гамильтона можно верить – его запуганное до полусмерти в детстве нутро хорошо зрит теперь. Он остался сиротой и нуждается в полюбовной связи, так чувствует… Словно к спине привязали наковальню. Отяжелевшую голову подперли руки. Он один, один, один!.. Это абсолютно невыносимое чувство - одиночество! Вдруг рядом зашуршала ткань палатки, точно кто-то приоткрыл ее, чтобы подглядеть внутрь, хоть шагов и не было слышно. Алекс поднял голову. Прищурился и неожиданно угрюмое лицо осветила улыбка. Из месячного света элегантно вышел силует и Александр, проследив за ним глазами до спально мешка, где судя по всему примостился нежданный гость, сердечно прошелестел: - Рад тебя видеть, Эдвард. Видение печально ухмыльнулось: - Тебе следует перестать меня звать. - Разве я..? - Именно, Алекс, именно. Мне приятно, что я всё ещё дорог твоей памяти, но... - на секунду вертеровский вид Гамильтона разжалобил его. - Но прекрати. Дар видеть любимых - твое проклятье, перестань причинять себе боль. - Почему тогда я не вижу Рейчел? - Подумай сам. Как истинно любящая мать, она скорее второй раз умрет, чем покажется и вызовет твои слезы. Просто это я слишком эгоистичен, чтобы удержаться от... Одним словом, прекрати это, Александр. - Но ты пришёл... - Больше не прийду, мне безумно больно видить тебя таким. Где мой радостный Алекс, готовый свернуть горы, лишь бы не торчать в печальных песках Кариб? - Он боится. - Чего? - Эдвард, я влюбился. Но что в этих глазах? Скорбь? Вина? Отчаяние? Нет, все вместе - вино из горестного опыта и слез наполнило его глаза. - Тогда что я тут делаю? Позвал бы... - Мне страшно. Только ты знаешь, кто я такой. - Больше не знаю, дорогой Алекс. - Но знаешь, что делать в этой ситуации. - Он? - Он. - Не имеет значения. - Но... - Просто любить, Алекс. И все. Ты слишком долго мирился с пустотой внутри, так вот тебе шанс - заполни ее! Ты его упистишь? - Я никогда не упускаю свой шанс. - Вот я тебя и подловил! - искренние довольное лицо улыбалось Алексу, будто бросая дружеский вызов. - Вот Алекс, которого я знаю. Ты сам знал... - Знал что? - Что прийдет к тебе любовь. - Как? - Перестань говорить односложно, тебе это не идёт! А вопрос такой: почему ты не дал черепахе имени? - Это смешно... - Прощай, Алекс. Только не спеши ко мне, - Эдвард слегка наклонил голову, как бы в прощальном поклоне своего рода. Но прежде чем хоть что-то успел ответить на это юный Алекс, Эдварда и след простыл. Точно он растворился в ночном воздухе, став одной из блестящих пылинок в нем, или же улетел звездой на небо. Но вот из открытой табакерки выползла черепашка. Она смотрит двумя чёрными бисеринками на изнемождённого Александра. И тут его глаза загораются. - А знаешь, - вкрадчиво начал Алекс и взял черепашку на руки, - отныне ты лишаешься своего прозвища! Твой час пришёл! Две бисеринки, если бы могли, то непонимающе моргнули. - Да, конечно, «мистер Безымянность» звучало куда пафоснее, да и придавало тебе некий шарм… Черепаха очутилась у Гамильтона на коленях.- Но отныне твоё имя – Лоуренс. ~ День спустя.
- Mo-оn ami! Я готов поклясться моими hors d’oeuvre, вчера... - Что это за чертовщина?.. - Закуски! Mon ami Геркулес, мои любимые, божественные закуски! - Маркиз, вы и первой кружки не осушили, а уже толкуете о закусках, - прервал страстное начало Лафайета Александр. - То что это такое "orseuvre"? – не унимался Маллиган. - Закуски! - Лафайет перешёл в режим пьяного наступления и «округлённых глаз». - Проехали, друзья, - тихо икнул Джон. - Проехали, - компашка отпила по знатному глотку. - Ну вот, - маркиз предпринял вторую попытку начать рассказ, - ничем не клянусь, а утве`рждаю! Святая истина — вчера я думал, Александр прот'нёт меня! Насквозь. – Лафайет театрально вскинул голову и приложил руку к сердцу. Да так драматично, будто его уже похоронили! - Черт, это как так? - Маллиган недоумевающе вытаращился на рассказчика. Джон тоже с неким замешательством бросил взгляд, отпив глоток, положил руки на колени, а голову на руки. Лафайет икнул, разлил свой бокал и продолжил: - Почему вы так смотрите? Не подумайте, мы упражнялись в фехтовании, - дружное "ухх" и за столом вновь зашумело легкое веселье. - А я так и не понял, что значит "одев"... - Закуски, Маллиган! - Ладно-ладно, чего сразу... - Кончите ли вы речи… Притихший Джон мило улыбается, мирно глядит на друзей. Голос подал Александр. Видимо, скопил достаточного в своем опьянении заряда для дискуссии. - Ты утверждаешь, будто я хотел прот'-т'-кнуть тебя — ни капли нет. - Mon ami Геркулес и милейший Джон, знайте!: этот человек, - маркиз указал на Александра, - сущий бес со шпагой. Джон провалил очередную попытку залиться смехом, и поэтому издал пару умилительных чихов. Маллиган же, по обычаю, оглушительно хлопнул рукой по столу. - Маркиз, но его шпага стоит пера, а перо - шпаги, - тон гладкой выразительности легко подчиняется только Джону. Незаметно, Александр оглянулся на друга и ухмыльнулся. - Хорошо сказано, mon ami. - Что голову свесил, а, Джон? - Маллиган, мягкосердечный невежда, от души пхнул Джона в бок. Тот лишь поправил мундир и предложил тост: - Поднимем бокалы за свободу. За то, что у нас не отнять. Компашка воодушевлённо закивала и начала чокаться. Джон продолжал: - Не имеет разницы, что скажут нам. Выпьем за честь и славу. Мы можем создать их, не узреть плодов, но заслужить почтение. Вспомним одно высказывание: "Слава представляется смертным, как своего рода бессмертие, и от того они чают её достойной наградой за славные подвиги свои."** Так будем достойными!Александр с потаенной искоркой вглядывается в Лоуренса. Сокровенный блеск и мягкая сладость в этом взгляде. Джон замечает его и отвечает слегка смущенной улыбкой. Между ними установилась тонкая, сердечная восприимчивость.
Как вдруг одеяло всея внимания перетащил Лафайет: - Право же, вы хитро..хм… как это сказать, сплетаете свои чистые намерения с цитированием "Дон Кихота". - Ты узнал… - Хах! Ещё бы! Друзья позабыли обо всём и продолжили кутёж — разговоры да тосты в пьяных словоизлияниях. Само Добродушие пропитало воздух, само Веселье танцует на этом маленьком пиру «Сэма Адамса». Алекс и Джон продолжили посылать друг другу взгляды и чуткие улыбки.~
Грозная груда мышц стала абсолютно беспомощной, ибо Лафайет, допив седьмую, явно лишнюю кружку, закинул руку на плечи Маллигана и затянул какую-то народную песню. Он запинался, икал, а порой брал ноты, по впечатлению, четвёртой октавы. Пару часов назад они все еще могли говорить на «вы»… хорошо, что сейчас их никто не видит. Пристройка недалеко от лагеря позволила им отпраздновать перед долгожданной битвой… - Ну и дают эти французы… - Маллиган только вздохнул. Джона эта картинка тешила, и он, пыхнув, прикрыл рот рукой. Его глаза мерцают радостью, в них блестит его нежный и несгибаемый, сердечный дух. Лоуренс точно смущенная барышня, слегка сжав губы, сдерживает простодушный смешок. Александр прищурился. Он, как сквозь пелену, с задумчивой радостью рассматривает Джона. Будто мысленно спорит о чем-то с собой. Но…Кажется, едва печальная тень лежит на его веках...Странное внимание во взгляде.Похоже, он совсем не пьян, а лишь делает вид! Э-э-э, разведчик!.. ~ - Позволь...
Джон отвёл Александра немного в сторону. Тот вновь принял оживленный, нетрезвый вид. Но взгляд, несмотря на все веселье и праздничность, что-то излишне пристален. Лоуренс встал по правую руку от Гамильтона. Теперь они оба глядят на веселящихся друзей, хоть и думают о своем. - Шесть лет. - Шесть лет. Да. - Как много!.. А мне все это время не давала покоя одна вещь. - Что ты имеешь в виду? - Я не сказал тебе тогда и простого «спасибо». Спасибо, Гамильтон... - Алекс, прошу. - …Алекс, - Джон словно пробует слово на вкус, каковы чувства от этого "Алекс". Далее он продолжил в шутливом тоне. – Кстати, сэр, Вы потеряли кое-что и не соизволили вернуться за этим. - Что же это, милый Джон? - Не представляешь, сколько мороки мне доставило отгадывание этих буковок…Джон ухмыльнулся, немного отстегнул мундир и достал из внутреннего кармана платок. Да, белый платок с инициалами «А. Н.».
От удивления Алекс на секунду как язык проглотил и выпустил бразды контроля над своими бровями. «О!..» - только и выпало с его губ. Он бережно взял платок и с благоговением прижал к губам. Джон не без удовольствия дал Алексу время натешиться найденной пропажей. Какой взгляд!.. Для Гамильтона это явно сокровище. - Моя очередь, сказать спасибо. А как же... - Мой младший брат увидел, что это выпало у тебя, пока ты лез наверх… Я посчитал своим долгом сохранить его. Александр в который раз вскинул брови. Но сейчас это неподдельное удивление перешло все меры. Великая благодарность зародилась в Александре, и он проникся уважением к Джону.- Рад, что смог хоть так отблагодарить тебя. Я — твой вечный должник, Алекс… И еще… Появление этого платка в моей жизни – это каждый раз чудо, поэтому я обязан тебе жизнью дважды.
Гамильтон настороженно посмотрел на Джона. - Должник?.. – Но больше Алекса ужасало слово «дважды».Оба ощутили призрак смерти рядом, как тогда, на корабле в Пембруке. Притихли.
- Знаешь, этот платок, - Алекс решил перевести тему, - последнее, что напоминает мне о матери, - но вышло не очень удачно. Куда запропастилось его красноречие? - Ах, так это её волосы?.. - Верно. Разговор, как заколдованный, все сходил из-за какой-то щепетильности на нет. Неудобная пауза. Но ни один, ни другой не хотели прекращать его. - Прошу прощения, я не хотел проявить… - начал Лоуренс. - Давно в прошлом, - тепло прервал его Гамильтон. – Ваша la gratitude*** принята, Джон. Александр беззастенчиво заулыбался. Ох уж эта его привычка все переводить в шутку! Джон вновь потерпел горькую неудачу. А как ему хотелось рассмеяться! Никогда до этого он так не сожалел, что не смог. Снова… Смех, право, как у Тима Талера, не может выйти наружу. Вот ты чувствуешь холодок, сейчас дрогнут губы, и ты захохочешь! Но нет, смех точно под застывшей смолой, сдерживающей его. Гамильтон сумел разглядеть эту внутреннюю борьбу. Могло показаться, Джон подавился воздухом, но нет же, это должен был быть смех! Ведь он-то знает цену своим шуткам. И вот Алекс хочет спросить... Но Джон почувствовал это и мгновенно собрался с духом. Улыбнулся, мол: «не обращай внимания». - Джон, ведь ты хотел рассмеяться, почему же… - Господи! – Джона окатила волна паники; как ему избежать этого разговора?.. – Я забыл об одном поручении, должен бежать назад, передай мои извинения друзьям. Только на одном дыхании отчитал это Джон, как тут же и след его простыл, только и успел увидеть Александр, как кучеры сверкнули перед глазами. Лоуренс едва не бежит и лелеют его щеки… Прижимает руки к груди и шепчет: "Полный дурак. Сбежал, как последний трус." - Куда унесся милейший Джон? - из неоткуда рядом вырос Лафайет. Ошарашенный Алекс еще смотрел вслед Джону и не сразу сообразил, что надо ответить. - Он просил передать свои извинения, у него какие-то срочные дела... - Понимаю, - француз лукаво улыбнулся и увлек Алекса за собой.Но в мыслях юного Гамильтона творился полнейший хаос: «Прелестный, но загадочный человек… Почему так бережно хранил платок? У меня есть надежда?.. Нет, просто он - человек добросовестный, благодарный… он ведь сказал «должник»… Но почему сказал «дважды»?! Почему не смог рассмеяться? Почему он ушел?..» ~