Девушка с красивыми глазами

      Джирайя все чаще нападает сзади, разгоняя адреналин в моей крови, чтобы я полностью взяла под контроль свою чакру. Ударить меня с каждым днем ему становится сложнее, так как я исчезаю в своем синем пламени в последнее мгновение его атаки, оказываясь то за его спиной, то сбоку, перехватывая инициативу нападения. Как только моя нога оказывается у его лица, он ставит блок, хватая меня за грудь и резко направляя мое тело на землю. Как и всегда, я оказываюсь на лопатках, полностью поверженная. Дыхание сбито, злость подступает к горлу. Не то, чтобы я жаждала победы в схватке с саннином, но хоть раз мне хочется, чтобы удар достиг цели. - Отлично, Хитоми. Ты делаешь успехи, - насмехается над моими жалкими попытками выбраться,- продолжим завтра.       Поднимаюсь, отряхивая свою юкату, и провожаю его фигуру, которая уже скрылась в глубине зеленого леса. Он направляется в деревню, где будет всю ночь подряд пить саке, писать свою книгу и предаваться всяким извращенствам, чтобы завтра на рассвете вытащить меня из номера отеля, не дав толком поесть, на медитацию и последующую тренировку. Хотя то издевательство, что он вытворяется с моим хрупким телом, сложно назвать тренировкой. Мой Джирайя совсем не отличается от того сенсея, который тренировал Наруто. Со стороны может показаться, что он равнодушен и держит меня рядом, чтобы я не натворила бед, но я знаю, что он бережно хранит мой секрет и прилагает максимум усилий для моего комфорта. Ну, по крайней мере, мне хочется в это верить.       Мы ушли из Конохи восемь месяцев назад.       Джирайя принял решение, что никому кроме него о моём переселении в это тело знать не стоит, и я должна продолжить жить в этом мире как Хитоми Катальдо - его горячо любимая племянница. С уходом из деревни не возникло проблем. После долгого разговора около горной реки, мы вернулись домой и сообщили родителям, что лучшим вариантом будет уйти с мудрецом, где он сможет меня тренировать. Отец не смог скрыть радости, еще бы: великий саннин, герой войны, берет его дочь себе в ученики, избавляя от ежедневного созерцания пустых и холодных глаз, таких не похожих на глаза его дочери. Мне было жалко этого мужчину, безусловно, он любит свою дочь, это читалось в его теплом и грустном взгляде, редких, но ощутимых прикосновениях, но я ничего не могла ему дать, так как не знала, какие отношения были у маленькой куноичи до моего появления. Сейчас мы стали чужими людьми, живущими в одном доме. Выплакав литр слез и взяв обещание с брата, что вернемся к экзамену на чунина, согласилась мама. Мы выдвинулись в наше путешествие уже на следующий день, поздно вечером. «- Почему в ночь, может выспимся и уйдем на рассвете? - Утром из деревни выходит большое количество шиноби на задания. Лишние глаза нам не нужны, - отрезал Джирайя, собирая свою сумку.»       В свой последний день я обошла всю деревню, стараясь запомнить каждый уголок и двор. Не побоялась посетить кварталы Учих и Хьюг, от которых веяло могуществом и необъяснимым благородством. В первые мне стало легко дышать и сердце не сжимало чувство страха и неопределенности. Я почувствовала себя местной, не чужестранкой, не мифическим созданием, на которого смотрели с опаской и обходили стороной. Теперь у меня появился человек, который сможет меня защитить и подтвердить мою личность. Я не знала, что ждет меня в будущем, но тогда я позволила себе отбросить все страхи и прожить хотя бы один день двенадцатилетней девочкой. Опустошив чайничек зеленого чая в любимом ресторанчике, я побежала на полигоны, надеясь найти на одном из них свою старую команду. Генма, Гай и Эбису тренировались не долго, судя по их еще чистым лицам и целой одежде, но очень увлеченно. Какие же милые дети. Хоть я и старалась не привлекать к себе особого внимания, шатен сразу же почувствовал мое присутствие и, дав условный сигнал команде, все трое взяли перерыв, чтобы поговорить и узнать о моем здоровье. Новость об уходе из деревни сложнее всех далась Майто, который с криками «Хитоми-чааан, не бросай нас» повис на моей шее и прорыдал добрых десять минут, пока это представление не надоело Генме и он ударил его, чтобы тот отцепился. Эбису, который до этого был молчаливо напряжен, расслабился. Он остается на правах полноценного члена команды, ведь я больше не вернусь. Просто он не знает, что изначально это место принадлежало только ему. Я не вернусь в команду. Саннин сказал, что после сдачи экзамена на чунина, надобность в этом пропадет. По этой причине, я позволила себе стать частью команды, совсем на чуть-чуть, зная, что товарищи меня не бросят. Когда пришло время прощаться, я пожелала ребятам удачи и крепко обняла Генму и Гая, который снова начал рыдать, словно он младенец, у которого отобрали игрушку. Не стоит обманываться, в тот день я хотела встретить еще одну команду, чтобы запомнить их счастливые детские лица, ну, по крайней мере, у Обито и Рин, чтобы увидеть счастливое лицо Какаши, надо было проникнуть в этот мир шесть лет назад. Но команда Минато была на миссии, поэтому я заранее попросила Гая, как вечного соперника Хатаке, передать его команде мои благодарности за спасение жизни и пожелания успехов на всех грядущих миссиях.       У моего дяди не было построенного маршрута, поэтому мы путешествовали по странам, пока не остановились в Дожде. Расписание не менялось: утром медитация, которая помогает мне копить и контролировать чакру, днем тайдзюцу, для укрепления тела, а оставшееся время я проводила, изучая свитки с техниками. Когда вдохновение покидало Джирайю, и ему надоедали вечные отказы женщин, он рассказывал мне истории из жизни шиноби, о которых я не знала. Иногда он спрашивал, не хочу ли я уйти из деревни, так как здешний влажный климат и отсутствие солнца заставляло даже его впадать в депрессию. Но я знала, что он любит Дождь и причина нашей задержки здесь крылась в его ностальгии по трем сиротам, что стали его учениками. Я видела, как в минуты слабости, обычно это случалось после пары бутылок саке, он винил себя за их гибель о которой ему сообщили вскоре после того как он вернулся в Коноху. Только он не знал, что дети остались в живых, и вскоре эта троица будет возглавлять одну из самых сильных и опасных группировок этого мира. Мне так сильно хотелось успокоить его и сказать, что он ни в чем не виноват, что с ними все в порядке, и ему, кто встретит свою смерть от рук ученика, переживать точно не стоит, но вместо этого я дружески сжимала его плечо и разливала саке. А утром все повторялось: медитация, тренировка, унижение, свитки.       Первые несколько месяцев мы занимались только тайдзюцу. Маленькое тело Хитоми хорошо помнило все движения, но мозгу Евы явно не хватало знаний, поэтому мне заново пришлось учиться ходить. Как только я освоила теорию и практика начала даваться мне с легкостью, которая была раньше у племянницы саннина, мы приступили к тренировкам ниндзюцу. Не знаю, что мне нравилось больше: когда меня валяют в земле или когда заставляют медитировать в холодную погоду под дождем. Все мои способности проявляли себя только в экстренных ситуациях, поэтому первый жаркий шар моей чакры, зародился во мне, спустя тря часа проведенных под холодным водопадом, когда мои зубы стесали всю эмаль сталкиваясь друг с другом. Это было похоже на взорвавшийся вулкан, который, наконец, нашел выход. Зародившаяся энергия циркулировала по организму как лава: быстрая, горячая и очень опасная. Стараясь не паниковать от переполняющих меня эмоций и новых ощущений, я сконцентрировалась и постаралась заполнить это чувство эйфории. Моя чакра особенная для этого мира, она синяя, яркая как пламя огня и холодная как зимняя ночь. Адское пламя, которое я использую как основное свое оружие, не обжигает как Аматерасу, но имеет такую же разрушительную силу. Однажды во время тренировки, Джирайя метнул в меня сенбон, который обратился в прах, как только угодил в синий огонь. По-моему, именно тогда жабий мудрец нервно сглотнул, вызвав у меня победную усмешку. «Съел?!» хотелось крикнуть мне, но зная, что после этого в меня полетит уже десяток сенбонов, вовремя остановилась.       Лучше всего мне удаются две техники: «Йомотсу Хирасака» и «Боука». Первая позволяет создавать разрывы в пространстве и мгновенно перемещаться, уходя от удара и нападать на противника со спины. Не очень благородно, но мир шиноби жесток. Проблема этой техники заключается в масштабе. Мой предел – сто метров, расстояние, на которое я могу перенести свое тело или предметы. По количеству использований этой техники я тоже довольно сильно ограничена, семь перемещений и тело падает в обморок от истощения. Если Йомотсу Хирасака не требует складывания печатей, то Боука, без незамысловатого танца пальцев работать не начнет, однако это самая красивая техника. Фактически она звучит как «огненная защита», при ее активации от меня исходит голубая волна, искрящаяся как самый дорогой шелк цвета чистого голубого неба, окутывая меня куполом, который не может пробить ни расенган, ни кунай. Однако стоит мне попробовать защитить этой техникой кого-то другого, то я сразу оказываюсь открытой перед врагом. Это мы поняли, когда Джирайя решил выщипать перья, только что прилетевшему с письмом от родителей Гору, за то, что тот отвлек меня от тренировки. Я так перепугалась за своего крылатого друга, что моментально окружила его защитой, обжигая пальцы саннину. Очень благородная техника, но самопожертвование в мои планы не входит, поэтому, кроме птицы, защищать никого не планирую.       Подходя к нашему отелю, мелкий дождь превратился в ливень, и я уже предвкушала, как укутаюсь в плед и буду попивать чай, усевшись у окна изучая свитки. Совсем как в прошлой жизни, только вместо чая я предпочитала вино и читала интересные книги, а не пресные свитки. Однако мой нафантазированный покой был разрушен знакомой чакрой, которую я почувствовала, когда подошла к знакомой двери. - С Днем Рождения, малышка! – прокричал жабий мудрец, протягивая торт с тринадцатью зажжёнными свечками. - Да неужели? – я не знала, в какой день родилась Хитоми, но до моего праздника еще далеко. - Скорее загадывай желание и задувай свечи, ты стала на год старше. - Спасибо, - я пытаюсь заглянуть ему в глаза и проанализировать его эмоции. Чувствует ли он горечь от того, что я не его племянница? Но вместо этого вижу лишь радость в глазах и огромное желание поскорее съесть угощение. Читать Джирайю очень тяжело. - А теперь основной подарок, - убирая торт в сторону, как только я задула свечи, он достает длинную прямоугольную коробку и протягивает ее мне. - Что это? - принимая, я осторожно открываю подарок. - Пока не достанешь – не узнаешь, - отмахивается от вопроса.       В синем бархате покоится катана, размеры которой сопоставимы с моим нынешним ростом. Мне страшно к ней прикоснуться грязными руками, настолько она ярко светится от тусклого освещения комнаты. А как она заиграет на солнце? Фудука*, так же как и переплетенная кожей ручка, черного цвета, украшена синим пламенем, моим синим пламенем. У меня перехватывает дыхание, когда я пальцами касаюсь холодного лезвия в месте, где выгравировано мое имя. - Неужели я так постарался, что у тебя даже слов нет? – заостряя внимание на моем ступоре, говорит он. - Она такая красивая. У меня правда нет слов, - «но я же не умею ей пользоваться» проносится у меня в голове, но я не стану их озвучивать, потому что желание обладать этим оружием поглощает меня полностью. - Не переживай, что не умеешь драться на мечах, - словно прочитав мои мысли, Джирайя достает восемь свитков и кидает их на стол, - вот читай, завтра начнем тренировки. - Подать тебе саке? – дожидаюсь кивка, разливаю напиток и ухожу с новыми свитками к окну. Сегодня мне будет как никогда интересно, потому что завтра в моей руке окажется произведение искусства.       Меч словно создан для меня, хотя так оно и есть, но я чувствую, что я обрела недостающую часть тела. Он легкий и быстрый, его лезвие режет воздух и поет самым красивым голосом. Пролетает неделя оттачивания техник кендзюцу, когда Джирайя говорит об использовании новой техники: - Попробуй направить чакру в меч, создавая Катану Котона. Представь, что меч это продолжение твоей руки и когда будешь готова, нападай.       Мне было бы сложнее, не зная я, как Саске создавал аналогичную технику с помощью чидори, поэтому вожусь недолго и, буквально спустя мгновение, мой меч охватывает синее пламя и я несусь в сторону своего оппонента. Я чувствую, как пульсирует моя чакра, как энергия переполняет, и я фактически задыхаюсь от эмоций. Я не могу зацепить проворного саннина, но попадая в толстые стволы деревьев, за которыми он прячется, режу их как масло. Когда вокруг нас уже не остается живых деревьев, а дыхание мудреца сбивается от постоянных уклонений, мы останавливаемся. Тело не чувствует усталости, я чувствую только бешеную энергию, которая все еще просится наружу. - Джирайя, ты видел? Это так круто! – визжу я, подпрыгивая на ногах, и любуюсь его довольным лицом. - С этой катаной, мне никакие кунаи не ну..кха-кха, - хочу продолжить, но сбиваюсь из-за кашля.       Я так кричала, что не заметила, как высохло горло и спазмы накрыли меня волной. Закрываю ладонью рот, чтобы откашляться как можно скорее и продолжить свою восторженную браваду, но резкий привкус металла заставляет меня отвлечься. Теплая жидкость стекает по подбородку и капает густой алой кашей на мою ладонь. Это кровь? Моя? Хочу спросить у Джирайи, что со мной, когда замечаю, как он подбегает ко мне. Почему в его глазах ужас? Последнее что я слышу прежде чем погрузиться в темноту, это свое имя, которое он выкрикивает, но мне уже не хочется отвечать, мне хочется спать.       Моё тело горит в огне, а после содрогается от холода и так по кругу. Голова раскалывается, и я плачу, прошу облегчить боль, но никто не помогает. Я заперта в комнате, куда не попадает солнечный свет, со мной только боль и огонь.       Когда мне удается проснуться от кошмара, перед глазами возникает знакомая комната, за окном шумит дождь. Легкая прохлада дарит покой и легкость моему телу. - Что произошло? – спрашиваю Джирайю, который сидит рядом с моей кроватью и не торопится начинать разговор - Переизбыток чакры, - убирая прохладное полотенце с моего лба, отвечает, - твое тело не смогло удержать энергию, и ты потеряла контроль. - И как тебе удалось меня разбудить? - Ты слышала когда-нибудь о кровопускании?       Слышала, не самый гуманный метод медицины, заключающийся в извлечении определённого количества крови из человека с лечебной целью. Варварство. - Хочешь сказать, ты как комар из меня кровь высосал? – мне становится смешно от этой мысли и я приятно удивлена, что мой редкий смех не приносит телу дискомфорта. - Не кровь. Я освободил тебя от лишней чакры. - Ты лишил меня того, что я копила с таким трудом? Серьезно? – месяцы медитаций, под ледяной водой, в холод. То, что я собирала по крупицам, вылетело в трубу за мгновение. - Я просто забрал лишнее, - он тяжело вздыхает, - ты была без сознания неделю, я думал, что мы уже не успеем. - Не успеем что? - Не успеем вернуться в Коноху, - он говорит так, будто я знаю все его планы, - через неделю экзамен на чунина. Забыла?       «ДА». Я забыла об экзамене, о своих товарищах, о доме. Я настолько привыкла к Джирайе и нашему кочевническому образу жизни, что забыла об обещании, которое он дал моей матери. - Какой мне экзамен теперь. Я не чувствую свою чакру, - разочарование. Я так старалась достичь успехов и вот, когда мне показалось, что я могу назвать себя генином, снова беспомощна. - Она никуда не делась, за неделю ты сможешь восполнить запасы. - А если ее опять станет много? – я облокачиваюсь на спинку кровати, отпевая воду из стакана, который протягивает мне саннин. - Нам нужно найти резервный сосуд, куда мы поместим твою чакру до тех пор, пока твое тело не будет готово вмещать в себя весь объем, – он говорит так уверенно, что я не сомневаюсь в его словах.       Но, что это за сосуд? Были ли такие резервные хранилища в оригинальной истории. Не решаюсь задать этот вопрос, он и так на многое ответил. За проведенное время вместе, я научилась вести с ним диалоги, когда следует расспрашивать его до последнего, а когда лучше подождать. Он сам все расскажет. Сейчас я вижу только напряжение. Он переживает, но не хочет, чтобы я поддалась панике.       Я кладу свою маленькую руку на его ладонь и улыбаюсь самой детской улыбкой. Я хочу, чтобы он знал. Со мной все в порядке, и, пока он рядом, со мной ничего не случится. Я полностью ему доверяю. - Что-то мне кушать хочется. Может жареной рыбки? – тру свободной рукой свой живот, изображая голодный обморок.       Джирайя хлопает себя по коленям, приказывая себе подняться, и направляется выходу, обещая принести самую вкусную рыбу, какую только найдет в этой деревне. - Когда мы возвращаемся домой? – ловлю его взгляд в дверях. - Завтра на рассвете выходим.