Девушка с красивыми глазами

      Всё сошлось. В истории Наруто, не было упоминания о семье Джирайи, потому что ее не было. Его племянница погибла в возрасте двенадцати лет исполняя миссию, а его сестра умерла при нападении Курамы на Коноху. Когда у тебя нет семьи и детей, нет смысла носить фамилию. Великий саннин Джирайя, учитель главного героя, талантливый писатель обречен до последнего дня провести свою жизнь в одиночестве, не имея места, куда бы он мог вернуться.       Резкий запах спирта и хлорки выдергивает меня из сна, окуная в ужасную действительность. Я опять в больнице, но рядом с моей кроватью не стоит женщина, которая не может сдержать слез от переживаний, а мужчина не старается ее утешить, хоть и сам не может найти себе места от бушующих в нем эмоций. Теперь я одна.       Мне было пятнадцать лет, когда моя мама сообщила о смерти отца. Человека, который всю жизнь поддерживал меня, был рядом и открывал новый мир, отнял несчастный случай. Больше мне некому было рассказывать сплетни, не с кем было смотреть аниме и читать книги, играть в теннис, стрелять по банкам в тире и долго сидеть в тишине, просто наслаждаясь обществом друг друга. Моя мама ушла в себя, погрузившись в работу. А я замолчала на долгих шесть месяцев. Тогда я перестала плакать, выплакав всю боль, что была отведена мне. На смену боли пришла пустота и с этой пустотой я жила свою уже взрослую жизнь.       Сейчас мне пришлось прожить эти чувства во второй раз. Нет сил даже ругать себя за несдержанность, мне опять пятнадцать, мне опять больно. - Хитоми, открой глаза. Я знаю, что ты не спишь, - знакомый голос окатывает мое тело ледяной водой и я поднимаюсь, не в силах смотреть на источник звука. Я сижу на больничной койке, опустив глаза на стесанные в кровь запястья. - Скажи, у этой истории правда счастливый конец, - Джирайя говорит тихо.       Киваю головой. Он вздыхает. - Минато умер. Его жена мертва. Юки больше нет. Тебя нашли еле живой, - он подходит к кровати и его огромные ладони обхватывают мое лицо, чтобы заглянуть в глаза, - это всё стоит того конца, о котором ты говорила?       Я молча опускаю взгляд, мне стыдно на него смотреть. Да, повлиять на исход событий прошлой ночи, или не ночи, сколько я была без сознания мне неизвестно, я не могла. Но я могла спасти жизнь двух людей, которые не имели роли в этой истории, но имели огромную ценность для меня и моего дяди. Меня начинает бить крупная дрожь. - Уйди, - сухими губами, еле слышно шепчу я, мой голос пропал. Мне невыносима мысль, что он рядом. Чувство вины съедает, звенит колоколом в голове и мне не скрыться. Я не могу объяснить ему, что лицезреть его рядом сейчас, самое жестокое испытание.       Он минуту смотрит на меня, а затем крепко обнимает. Что он делает? На его месте, я бы убила саму себя. - Мне жаль, Хитоми, - он сожалеет о чем? О моей утрате? - Что ты несешь? Это я должна говорить тебе эти слова! – вырываюсь из омута рук, - это ты потерял свою семью! Сначала Хитоми, теперь сестру! Это мне должно быть тебя жаль! - Но ты потеряла всё, когда оказалась в этом мире, - «не в бровь, а в глаз» - а сейчас потеряла то, что обрела здесь. - Идиот, - ненавижу его за то, что он остается слишком человечным даже сейчас и срываюсь в истерике, - Прости меня. Это все моя вина. Я так хотела их спасти, но было поздно. Я опоздала. Я не хотела этого, - слезам нужно дать выход, боль, терзающая мою душу вернулась. Мне слишком плохо.       Джирайя долго молчит, гладя своей большой рукой мою голову. - Я благодарен тебе, - он сглатывает ком горя, который подступил к его горлу, но старается скрыть свои эмоции, - родителям Хитоми не пришлось пережить смерть единственной дочери, а ей не пришлось познать горя утраты семьи. Сейчас они воссоединились и им лучше, чем нам. - Но что теперь будет с нами? – вопрос остается без ответа.       Через несколько часов врач разрешает мне покинуть стены больницы. Переодеваясь в свою грязную одежду я не сразу обращаю внимание на лежащую на прикроватной тумбе белую маску шиноби из отряда Анбу. - Мальчишка оставил ее, когда покидал палату, - отслеживая мой взгляд говорит отшельник, - Зачем это? - Это мое убежище.       В день памяти Четвертого Хокаге и павших воинах в битве за Коноху, пошел снег. Первый снег в этом году падал на свежие могилы мирных граждан и отважных шиноби деревни Листа. Мы стояли в первом ряду, не опуская голов.       Я слышала все те слухи, что гуляли обо мне: «Она сожгла свою семью», «Уничтожила весь квартал», «Не может справиться с чакрой».       Да, в могилах моих родителей не будет тел, они уже развеялись прахом по миру. Кроме меня, их некому оплакивать. Дома в квартале, который я сожгла, когда потеряла контроль над чакрой, были разрушены и я не навредила ни одному живому человеку. Я не хотела себя оправдать, но взгляды устремленные на меня были слишком жестоки, а слова ранили, как сенбоны.       Стоя на похоронах я гордо смотрела вперед, но все мое естество хотело спрятаться под хаори своего дяди. Я могу много говорить, что мне не важно людское мнение, но это не правда. Мне не нравилось, что теперь на устах людей часто звучало имя «Хитоми Катальдо».       Девочка, одержимая ёкаями. - Хирузен-сенсей предложил забрать Наруто с собой, - сообщает мне Джирайя, возвращаясь из резиденции Хокаге, куда его вызвали после похорон. - И что ты ответил, - вопрос заданный без интереса. У меня нет сил тратить эмоции на подобные вещи. - Я думаю, - усаживаясь на пол, он достает из-за пояса бутылку саке и отпивает из горла.       Ему тоже тяжело. Мы оба хотим сбежать из этого места как можно скорее. - Думаешь о чем? – мне становится смешно, - планируешь взять с собой младенца? Спешу тебя огорчить, в публичных домах ты вряд ли найдешь молочную мамку* или ты решил сделать нянькой меня? Человека, который не может контролировать свою чакру? - Он мой крестник, - саннин не старается мне перечить, но пытается оправдаться. - И ЧТО? – терпение летит к чертям, от одной только мысли о третьем члене нашей группы. - У него здесь никого больше нет. - У нас здесь тоже никого больше нет, - я сдаюсь безысходности, - Сарутоби пообещал Минато, что будет заботиться о ребенке, и так или иначе, но он сдержит свое слово. Здесь его выходят и вырастят. Здесь он станет личностью. Мы не сможем воспитать его. Вернемся позже и тогда подумаем.       Я вру сама себе. Зная, какую судьбу Третий уготовил сыну Минато, мне хочется сорваться и забрать младенца с нами. У меня не было детей, не было младших сестер или братьев, в роли няни я была бесполезна, но сейчас мне больше всего хотелось, чтобы Наруто не жил в окружении ненавидящих его людей, в заброшенной, грязной квартирке, питаясь самой дешевой пищей. Но разве у меня есть выбор? Это же его путь ниндзя. «Слишком жестоко».       Джирайя молчит, взвешивая всю информацию, что я старалась донести до него. - Хитоми, история, о которой ты говорила, уже началась? - он делает глоток и ждет. - Да. - Как называется эта история? – от повторяет свой вопрос спустя два года. - Наруто, - вскрываю карты. - Понятно.       На следующий день, великий саннин отказывает в просьбе Хокаге, забрать ребенка Кушины из деревни.       Мы покидаем деревню поздно ночью. Третий не хочет оставлять меня в Конохе, аргументируя это тем, что ему хватает младенца с запечатанным кьюби. Держать рядом девушку, которая не в ладах с чакрой, когда смута растет среди жителей, не приносит перспектив. Я не могу его винить в этом, мне и самой не хочется находиться там, где больше нет моего дома.       В этот раз я не прощаюсь с Генмой и Эбису, не успокаиваю Гая, обещая вернуться в скором времени. Я не вернусь в деревню, ни через год, ни через два, по крайней мере до тех пор пока не научусь себя контролировать.       В лесу нас останавливает присутствие чакры, которая искрится напряжением, потрескивает словно щебетание птиц. Так звучит чидори, но молнии нет, есть только мужской силуэт, который возникает перед нами. Джирайя бросает на меня удивлённый взгляд, а я безмолвно прошу его обождать некоторое время. В глубине стволов массивных деревьев меня ждет человек, видеть которого, я хотела бы меньше всего. - Ты уходишь или сбегаешь, - это и не вопрос, и не утверждение. Сухое замечание. - А есть разница? - мой голос словно вылит из стали, но я должна перерезать все нити с моими друзьями здесь. История должна развиваться без моего вмешательства. - Ты винишь себя, - снова не вопрос, значит я могу на него не отвечать, - твоей вины здесь нет, Хитоми. Не ты ли говорила мне эти слова? - Говорила. Но не слишком ли сейчас лицемерно тебе говорить эти слова мне? – мой взгляд встречается с его глазом, я собираюсь сделать больно и ему, и себе. Перерезать ту тонкую нить, что связывала нас, - ты считаешь, что имеешь право сейчас утешать меня или давать советы? Твоей ли искалеченной душе лечить мою? Ты отвернулся ото всех и не подпускал никого к своей боли. Так будь так добр, не лезь в мою. Если выбрал путь одиночества, то иди по нему, а меня оставь в покое.       Я резала свое сердце каждым сказанным словом, мне хотелось отвернуться, забрать назад все ужасные фразы, что я произнесла мгновение назад, но ворота в наши внутренние миры закрылись. Он смотрит на меня слишком долго и я сдаюсь, отвожу взгляд и обнимаю себя руками. Мне хочется скрыться от него. - Ты права.       Какаши растворился в дымке. Я не видела его лица, я смотрела на кулаки, которые он сжимал до белых костяшек, пока его накрывало волной обиды от сказанных мною слов. Тяжелая рука саннина легла на плечо подталкивая меня в глубину леса, уводя из деревни. «Я вижу, как высокий мужчина с каждым взмахом меча разрезает тела, устилая ими свой путь. Его пепельные волосы и белая маска окрасились в красный цвет. Он идет вперед и не слышит, что я ему кричу. Я прошу его остановиться. Когда мои ноги достигают своей цели, а рука с силой цепляется за его плечо, он разворачивается и его лезвие пронзает мою грудь. - Ты была права, - сталь его голоса прочнее катаны».       Я думала, что в моих кошмарах меня будут преследовать тела родителей, девятихвостый лис и утопающие в крови улицы Конохи. Но моим кошмаром был Хатаке Какаши, тонувший в реках крови, которые наполнял своей рукой.       Остатки сна уходят, как только ноги ощущают холод деревянного пола. В номере отеля влажно и душно, хочется открыть окно, но руки безвольно падают на подоконник. Сегодня воскресение, в Амегакуре будет целый день идти дождь, и каждая упавшая капля влаги сообщит новому правителю этой страны о чакре, находящейся поблизости. А это значит, что сегодня я не выйду из номера.       Горячий душ расслабляет тело, а вода уносит с собой все плохие мысли. Вчера Гор принес мне первую книгу из серии Ича-Ича моего дяди, а это значит, что весь сегодняшний день я буду предаваться лени, читая жуткие пошлости и попивая рисовое вино. Я улыбаюсь своему отражению и хищно хихикаю, в голубых глазах играют дьявольские огоньки и я предвкушаю свой будущий досуг.       Первое что я сделала на свое восемнадцатилетние в этом мире - это купила рисового вина и, выпив залпом половину бутылки, прокричала все матерные слова, что хранила в арсенале пять с половиной лет. Сохраняя честь молодой куноичи, я не посмела ни разу притронуться к алкоголю или выругаться, хотя Джирайя отчаянно пытался споить меня на шестнадцатилетние. Дотерпеть до восемнадцати было делом принципа. И вот, как только я достигла совершеннолетия, взрослый мир вновь открыл для меня свои двери.       Смотря на свое отражение я благодарила вселенную, что она оставила мне мою внешность, хотя я уже и не отличала какой из миров был моим и в каком из них я была настоящая. Я – Хитоми Катальдо, молодая стройная девушка, с голубыми лисьими глазами, вздернутым носом и длинными каштановыми волосами. Я больше не смотрю на этот мир глазами полными ужаса и страха. Я ученица великого саннина и племянница своего дяди. Природа не наградила меня грубой физической силой, но дала взамен хитрость и ловкость, с которой мне удавалось выжить. Мои шаги были беззвучны, а владение мечом идеальным. Находясь в тени я собирала информацию и расшифровывала свитки, оставаясь незаметной для самого опытного взгляда.       Когда Гор принес нам сообщение из Конохи, что Орочимару бежал из деревни, Джирайя решил отправиться по его следам, чтобы вразумить своего сокомандника. Миссия была заведомо провалена, но я не вмешивалась. Следуя предназначению жабьего мудреца, спустя несколько месяцев мы узнали об Акацки.       Я перестала спорить со своим сенсеем, тенью следуя за ним и поддерживая все его идеи, но позволить встать его на путь, который приближает его смерть, я не могла. Да, я по прежнему придерживалась сценария сюжета, не вмешивалась в ход его событий и не давала намеков о своей осведомленности. Джирайя же не задавал лишних вопросов, считая, что если я не вступаю в спор, значит он все делает верно, иначе я бы остановила его. Но я его обманывала. Для самой себя я решила, что не потеряю самого дорогого мне человека, поэтому как только вопрос встал о сборе информации об Акацки, я поставила условие: шпионить за Пейном буду я, взяв с него обещание, что он никогда не сунется в Амегакуру. А с последствиями, я разберусь потом сама.       Полгода назад я проникла в деревню Дождя, когда гражданская война подходила к концу, и оставалась под прикрытием мирного жителя. То, что Акацки находились здесь не было сомнений, слишком часто в толпе то и дело мелькали черные плащи, расписанные алыми облаками. С каждым днем их становилось больше. Проблема состояла в том, что отследить их точное место расположения не представлялось возможным, так как даже я не знала, где они базируются. Пейн появлялся в деревне только по воскресениям и напрочь отрезал возможность покинуть свое укрытие. Если с другими членами группировки можно было поравняться плечом в толпе, загасив свою чакру, то спрятаться от глаза их лидера было невыполнимой миссией. Никого из приближенных к нему людей я не видела на улицах, а те, кто бродил, выискивая приспешников Ханзо, в основное убежище доступа не имели. Круг замыкался и уже несколько недель я не могла собрать никакой толковой информации. - Лети в горы и постарайся найти пещеры, попробуем исследовать их, - на рассвете следующего дня я отправляю ястреба на разведку, зная, что от его острого взгляда не скроется ни одна расщелина.       Я призвала Гора в шестнадцать лет, когда значительно улучшила свой контроль над силой. Отдавая ему по чуть-чуть своей чакры, мы наблюдали за состоянием птицы. Он выжил, став сосудом, который мы так долго пытались найти. Свиток хранился у Джирайи рядом с его призывными свитками, а мой лучший друг бережно охранял рассекая голубое небо над моей головой. - Можно мне палочку данго, - заниматься делами на голодный желудок очень плохая привычка. Есть сладкое утром тоже не очень хорошая, но что делать, если живот заурчал именно в тот момент, когда нос услышал сладкий запах, исходящий от уличной лавки. - И мне тоже, - слишком звонкий и писклявый голос раздается за моей спиной, а массивное тело наваливается сзади. Прежде чем я хочу развернуться и ударить нахала, сердце останавливается, как только ушей касается фраза, - Тоби тоже очень любит сладкое. «Тоби? Тоби! ТОБИ!», я стою и не смею шевелиться, ощущение, что ноги залили цементом. Сердце начинает скакать галопом, а по телу проходит легкая дрожь, чакра, которую я скрывала снова вернулась в тело. Сейчас даже генин поймет, что перед ним не мирный житель, а шиноби.       «Бежать, Бежать, Бежать» внутренний голос кричит, а глаза пытаются найти выход. Его тело слишком близко к моему, а значит если я захочу переместится, то нас обоих затянет в пространство. Сбежать сквозь толпу? Но я совершенно не знаю один ли он, или за ним стоит толпа Акацки? Тогда меня поймают быстрее, чем я успею сделать шаг. Мозг не может сконцентрироваться и отследить сколько носителей чакры рядом со мной.       «Меня никто здесь не спасет». Продавец протягивает руки с рисовыми шариками и ждет, пока мы оба возьмем наше угощение. Пауза затянулась. По обе стороны от моей головы тянутся длинные руки в черной мантии и подцепляя пальцами деревянные палочки, замирают. Я должна что-то сделать, но голова не подкидывают никаких идей.       «Вот дерьмо». Я медленно оборачиваюсь, оказываясь фактически в его объятиях и поднимаю свою голову, находя яркую, оранжевую маску и черный, как ночь глаз. - Оу, - он делает полшага ближе и, фактически, упирается своей грудью мне в подбородок, сканируя мое лицо. - Вы собираетесь платить? – голос из-за спины снимает оцепенение с моего тела и я хочу развернуться обратно к прилавку, но мужчина, стоявший рядом перехватывает рукой порцию данго, а вторую кладет мне на плечо, лишая какого-либо движения. - Тоби очень-очень хочет заплатить за эту девушку! – радостный голос заставляет по моему телу бежать мурашки. «Обито меня узнал».