Доктор Уэйн

— Вот документы на подпись, — сказал Люциус Фокс, Генеральный Директор Уэйн Энтерпрайзес и положил стопку бумаг на рабочий стол, который еще какой-то жалкий год назад занимал Чарльз Уэйн. Сейчас на его месте сидел Брюс. Два дня назад ему исполнилось двадцать один и он получил право управлять активами брата, в том числе и контрольным пакетом акций семейной компании. — Это… — удивленно пробормотал Брюс, рассматривая большую кипу бумаг, возвышающуюся перед ним. — Это все те проекты, которые мы обсуждали с вашим братом, мистер Уэйн. Он не успел их утвердить, но позаботился, чтобы это сделали вы, — пояснил Фокс, задумчиво рассматривая уже четвертого Уэйна, что на его памяти возглавлял компанию.       Люциус никогда не испытывал излишней скромности, прекрасно понимая, что он — гений. Отличный механик и талантливый ученый, он совмещал в себе это с редким даже для матерых предпринимателей деловым чутьем. НО! Грош цена твоей гениальности, если за ней не стоит столь же солидный капитал. Именно на этой почве сошлись тогда еще молодые Томас Уэйн и Люциус Фокс.        Томас… был сложной личностью. Наследник многомиллиардного состояния, единственный сын Патрика Уэйна и Аманды Аркхэм, он не обладал и сотой долей того житейского опыта, что его отец. Прошедший Мировую Войну в качестве военного хирурга Патрик прекрасно знал как играть на струнах человеческих душ, чтобы добиться желаемого результата. Томас же, при том, что был не менее харизматичным и уж точно не глупым, все-таки оставался идеалистом и часто не видел того, что должен видеть человек его положения.       К чести старика Уэйна нужно сказать, что он вовремя заметил эту его черту характера и решил приставить к Томасу человека, который бы компенсировал прекраснодушные порывы любимого чада. И, естественно, такой человек должен был быть по определению лоялен к семье. Так, еще в колледже, Томас Уэйн и познакомился с молодым дарованием Люциусом Фоксом, из семьи потомственных менеджеров и управляющих, работавших на Уэйнов с девятнадцатого века — Эм… всмысле? — не понял Брюс, на что Люциус ответил. — Дело в том, что пользуясь правом собственника, он оставил инструкции, на случай своей смерти, — пояснил он, на что Брюс спросил. — То есть он предполагал, что его убьют? — Нет, конечно, — покачал головой Фокс, — это стандартная процедура. Насколько я помню, подобные распоряжения оставлял и ваш отец, и ваш дед. И вы должны будете оставить их. Что-то вроде завещания, но затрагивающего только компанию. — И какие распоряжения оставил Чарльз? — Если в общих чертах, то продолжать выполнение текущих проектов, заморозить полномочия совета директоров до вашего совершеннолетия и подготовить пакет мер по возобновлению активной деятельности компании после того, как вы возьмете на себя управление. — У него были такие полномочия? — удивленно спросил Брюс, на что Люциус немного снисходительно ответил. — Дело в том, что мы с вашим братом в тихую скупили немного акций. Так что в добавок к контрольному пакету, который удалось отстоять только благодаря его ранней эмансипации, через третьих лиц мы владеем еще двадцатью процентами. И того — семьдесят один процент. А при такой конфигурации ваш брат, а теперь и вы, вольны принимать абсолютно любые решения, согласно уставу компании. Конечно, резко упала выручка на бирже, но улучшилась управляемость. — Это… удивительно, — пробормотал Брюс, который даже не представлял, какая работа была проделана, — но… неужели держатели так просто отказались от своего влияния? — Мы их попросили пойти нам на встречу, — буднично ответил Фокс, — некоторых особенно сильно, — подчеркнул он и Брюс понял, что с закупкой акций не все было столь радужно. Это было неприятно, думать о том, что брат каким-то образом заставил этих людей отказаться от акций, но с другой стороны, сейчас Брюс мог делать все, что посчитает нужным, не оглядываясь на совет директоров. Да и… имел ли он право выставлять претензии? Не оставь он Раса в живых… «признайся уж хотя бы себе. Чарли был бы жив. Ты бы творил безумства, разодетый как на Хеллоуин, он бы управлял компанией, а через год-два, может быть, ты бы нянчил племянника», — подумал Брюс почему-то голосом брата. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, Брюс взял несколько документов, из принесенной Фоксом стопки. — Заказ на полную перестройку и реставрацию района Бовери. Открытие клининговой компании, для очистки метро от граффити и поддержки чистоты в подземных коммуникациях, — читал он названия проектов и все больше удивлялся, — новый блок Готэмской АЭС. Передовой Производственный Кластер. Реконструкция верфей. Как много всего, — пробормотал он и посмотрел на Фокса, — как он планировал заработать на этом? — Ну. Все расходы связанные с городским обустройством покроет муниципальный бюджет и несколько частных фондов. Договоренность с мэрией уже есть. На АЭС выделяет финансирование Федеральный бюджет. Есть договоренность с Казначейством и Министерством Финансов. ППК и верфи целиком наш проект, который принесет прибыль лет через десять, — начал перечислять Фокс сгибая пальцы, — ну и многие и многие другие проекты, которые зависли после его смерти. — Какие, например? — спросил Брюс, завороженный проделанной работой. — Ну, например, совместно с одним из президентских фондов мы планировали запустить программу подготовки кадров с нуля, — сказал он и, попросив взглядом разрешение, присел на стул, — ваш брат любил повторять, что дети — уникальный ресурс. Особенно сироты и те, что из неблагополучных семей. Тот кто успеет ими воспользоваться, окажется в выигрыше. — Но я думал, что наши фонды делают достаточно для помощи малоимущим и сиротам? — спросил Брюс, которого покоробило то, что брат называл этих детей ресурсом. — Это совсем не то, что делают обычные фонды, мистер Уэйн. Они лишь поддерживают их, но радикально ничего не меняют. В своих планах ваш брат видел систему образовательных учреждений разных уровней, которая готовила бы высококлассные и благодарные, а значит, полностью лояльные к компании и семье кадры. Инженеры, врачи, учителя, ученые, военные. Люди, что своим положением обязаны семье Уэйнов. — Как-то это все… — не смог подобрать слов Брюс и заметил понимающую улыбку. — Неожиданно? Или цинично? — уточнил Фокс, — меня тоже это коробило. По началу. Но потом я понял, что ваш брат просто называл вещи своими именами. В этом он очень похож на вашего деда, Патрика Уэйна. Тот тоже любил эпатировать окружающих циничными замечаниями. — Никогда этого не замечал, — задумчиво сказал Брюс. — Он просто не прошел того, что прошел ваш дед. Он был молод и, несмотря на свои высказывания, действительно хотел помочь этим детям. Со временем, конечно, он стал бы более циничен и вы бы заметили это, но… — говорит Люциус и, пожав плечами, тяжело вздыхает. — А здесь есть проект о системе интернатов? — спрашивает Брюс, перебирая документы. — Да, сэр. Вот он, — указал Фокс на одну из бумаг в кипе, — правда, я считаю, что это пока еще преждевременно. — Но почему? — удивленно уставился на него Брюс. — Из-за криминальной обстановки. В начале надо решить проблему с наиболее одиозными представителями криминала, и только потом начинать методичное улучшение ситуации в городе в целом. По нашей задумке и реконструкция, и отбор детей в интернаты, должны проводиться одновременно. Но сейчас это нереально. — Вы о Джокере, мистер Фокс? — спросил Брюс, подобравшись. Возникший словно из ниоткуда последователь Артура Флека уже успел громко заявить о себе как жестокий и кровожадный гангстер. Но проблема была в том, что как и Артур, он позиционировал себя как борец с беспределом. И если его кумир боролся с беспределом вообще, то новый Джокер обратил свое внимание на городской криминалитет. — Не только. После инцидента с Аркхэмом по городу разбежалось слишком много опасных преступников, которые осели на Преступной Аллее, в Районе Бовери и других местах. И я очень надеюсь, что Бэтмен сможет решить эту проблему. В конце концов, этот проект ваш брат считал одним из важнейших, к которым он приложил руку, — сказал Люциус и улыбнулся, — я вижу, что вы не рассматривали ситуацию под таким углом, мистер Уэйн? — Нет. Не рассматривал, — сказал Брюс, откинувшись в кресле, — но… какую связь имеют Бэтмен и… проекты Уэйн Энтерпрайзес? — Скажем так, Мистер Уэйн. Одевая свой костюм и патрулируя улицы Бэтмен не только спасает обычных граждан, но еще и сокращает те издержки, в первую очередь на безопасность, которые имеет компания, — говорит он и встает с места, начиная прохаживаться по кабинету, — вроде той ситуации, которая возникла год назад. Представляете себе тот урон, что был бы нанесен компании, если бы они достигли успеха? — сказал Фокс, говоря так, словно растолковывает прописные истины маленькому ребенку, — так что финансовая отдача от проекта «Бэтмен» более чем солидная, даже учитывая весьма серьезную себестоимость. Особенно то дорогостоящее оборудование, что применяется им, — закончил он, с удовлетворением заметив, что младший мистер Уэйн задумался. Нет, мальчик не был глупым, отнюдь. Более того, он имел все задатки, чтобы стать великим. Но вот его идеализм, на фоне циничного прагматизма Чарльза Уэйна смотрелся крайне не к месту. Хотя, если подумать, другой бы вряд ли рисковал жизнью, борясь с преступностью. Вот и выходила такая странная коллизия. — Спасибо, мистер Фокс, за информацию. Так какие документы вы посоветовали бы подписать? — сказал Брюс, откладывая в сторону рефлексию по поводу полученной информации, чем зарабатывает одобрительный взгляд Люциуса. — Только чисто экономические проекты, вроде ППК. Социально-гуманитарные целесообразнее оставить на потом. После победы над криминалом или, хотя бы, его ослабления, — говорит он и видит, как Брюс Уэйн начинает читать проекты.       Что же, может быть хоть этот Уэйн не умрет на посту и, когда-нибудь, проводит его на пенсию когда придет время. Сам же Люциус постарается сделать все, от себя зависящее, для того, чтобы этот день когда-нибудь наступил.

***

      Готэм ночью — прекрасен. Тысячи и тысячи огней освещают широкие проспекты и узкие улочки. По автострадам разьезжают машины, освещенные мощными лампами, желтоватый свет от которых не может заменить солнечного, но хотя бы дает неплохие шансы избежать аварии. Из окон небоскребов и жилых комплексов льеться мягкий свет, показывая, что несмотря на нестабильность, город полон жизни и людей. И даже проезжая на полной скорости по трассам, можно заметить, как по тротуарам шляются по своим делам разного рода темные личности, от наркоторговцев, до маньяков и проституток. Готэм — полный жизни и тьмы. Света и тени. Огромный мегаполис, что никогда не спит.       По одной из городских автострад на полной скорости мчался Ролс-Ройс. На заднем сиденье, прикрыв глаза, сидел молодой парень лет двадцати-двадцати одного. Брюс Уэйн старательно отгонял от себя неприятные мысли, но те раз за разом возвращались к нему с новой силой. " — Человек, которого я любила… исчез… и больше не вернулся. Может, он и сейчас где-то есть…и может, когда Готэму больше не будет нужен Бэтмэн, …я снова его увижу…»       Не раз и не два он прокручивал слова Рейчел, сказанные в тот день, когда она пришла на похороны Чарльза. Рейчел не пожелала принять роль девушки героя. Да она любила, но от него ей нужно было совершенно иное… тихое семейное счастье.       Нельзя сказать, что Брюс воспринял это слишком остро. На фоне смерти брата «нет» Рейчел показалось ему тогда лишь комариным укусом, рядом с гноящейся раной. Но именно это «нет» заставило его задуматься чего хочет он сам.       Помочь людям? Вдохновить их на борьбу? Обустроить город? Но что он сделал для этого? Да, за этот год Бэтмен стал символом. На него равнялись. Его любили. Его боялись. Его ненавидели. Люди получили надежду на лучшую жизнь, без криминала и вечной разрухи. Полиция взялась за ум и стальной метлой очищает город от организованной преступности. Но… всего этого было недостаточно.       Да, началась борьба. Но бои идут не только против явного криминала, но и против той среды, что плодит его. И здесь вылезала главная проблема проекта «Бэтмен»: он не был созидательным. Он был карающим мечом и надежным щитом, но не был тем, кто потом восстанавливал бы все порушенное. И здесь Брюс волей не волей начинал вспоминать то, что делал его брат еще тогда, когда он странствовал по миру. Ведь он тоже боролся. Боролся на своем фронте.       Чарльз помогал людям, не вылезая из инвалидного кресла. Занимался тяжелой, ежедневной рутинной работой, которую делают сотни и тысячи готэмцев. Он создавал рабочие места, открывал производства, занимался обустройством. Всем этим он давал людям возможность подняться над собой и тем положением, в которое их загнали обстоятельства. И он никогда не считал, что то, что он делает — недостаточно. Ему не нужно было бегать по крышам, чтобы кому-то что-то доказать. Он был самодостаточен, несмотря на то, что был калекой. Брат делал это, не выходя из дома, звонками из своей гостиной, параллельно штудированию Юнга и поеданию брауни авторства их повара.       Брюс улыбнулся. Да, Чарли был большим сластеной и любителем шоколада. Иногда, он мог съесть две, а то и три плитки темного 80% шоколада, вызывая причитания Альфреда о том, что у того может развиться аллергия. И при этом не толстел. Удивительный метаболизм. «Семейный» — как однажды отметил Альфред.       Тем временем, машина въехала на стоянку пентхауса, где они с Альфредом обосновались на время восстановления поместья. Брюсу это место не нравилось. Он предпочитал отдыхать в крупном подвальном помещении, где и хранил все свое оборудование. — Надеюсь, что хоть сегодня вы переночуете дома, хозяин Брюс, — немного сварливо сказал Альфред, открывая дверь машины. — Постараюсь, Альфред. Но ты же знаешь, как оно бывает, — говорит Брюс и выходит из машины, краем глаза заметив, как дворецкий закатил глаза. Старый добрый Альфред. Сколько же тебе сил понадобилось, чтобы пережить гибель Чарли? Брюс видел новые морщины на лице старого друга и с горечью осознавал, что смерть брата нанесла по Альфреду гораздо больший удар, чем тот показывал. Слишком сильно тот был привязан к нему. Собственно, как и все они. — Доброй ночи, сэр, — говорит Альфред, когда они входят в квартиру, после того как вышли из лифта. — Доброй ночи, Альфред, — отвечает Брюс и подходит к панорамному окну. Свет от ночного освещения делал Готэм чем-то совершенно невообразимым. Нереальным. Даже сказочным. Но в то же время настолько обыденным, что Брюс порой поражался двойственности этого города.       Насколько же эта обыденность была не похожа на ту бурлящую, кипучую жизнь, что происходила в темных переулках Старого Готэма. На тот вечный хаос, что творился под носом у большей части жителей города. На тот самый хаос, с которым он боролся и… Уж себе то можно было признаться. Тот самый хаос, что так нравился ему. Точнее, ему нравилось обуздывать его, делать управляемым и безопасным. Ему нравилось действовать в тени. Он любил тьму, хотя и не забывал ни на минуту, что действует во имя света.       Чарльз же… тот никогда не любил тьму. Сколько Брюс себя помнил, тот всегда старался находиться в самых светлых местах поместья. Именно поэтому он в свое время отказался от кабинета и переехал в гостиную на первом этаже, ведь это была одна из самых светлых комнат.       Он любил солнце. Мог часами сидеть на рыбалке, под палящими лучами и не испытывать дискомфорта. Любил сидеть на веранде и смотреть на закат. Иногда Брюсу казалось, что брат видит там, в далеке, нечто недоступное ему или кому бы то ни было. И это при том, что он никогда ничем не выделялся. Он не был гением. Не был мастером в каких-то областях. Но обладал неуловимой уверенностью в собственных силах и правоте. А вместе с нею и незримым чувством надежности.       Наверное, именно эта спокойная уверенность привлекла в нем Затанну. Надежность, которую не мог дать Рейчел сам Брюс, Затанна нашла в его брате. А ведь она грезила сценой и магией. Жизнью, под светом софитов и всеобщей известностью, а такая жизнь не располагает к тихому семейному очагу. И тут… согласие на брак в восемнадцать лет. Интересно... сколько бы продержался их брак, не погибни Чарльз? Порой Брюс позволял себе совершенно крамольные мысли о том, что Затанна согласилась на брак с Чарли из корысти. Совершенно не обоснованные подозрения грызли его изнутри. Но каждый раз, как они появлялись, Брюс вспоминал те страшные дни, когда погиб Чарльз.        Живой труп. Так он охарактеризовал бы ее после гибели брата. Пока он геройствовал на монорельсе, Альфред перенес ее в пентхаус. Четыре дня после этого она не выходила из комнаты, а когда он заходил к ней, чтобы поинтересоваться не нужно ли чего, его встречали лишь абсолютно пустые глаза. Она не ела. Не пила. Не пришла на похороны. Лишь сидела на кровати и смотрела в пустоту. И тем удивительнее было то, что на четвертый день она вдруг проснулась ото «сна», собрала немногие свои вещи и уехала в родовой особняк семьи Затара в районе Бристоль. Как и почему… она так и не объяснила. В тот день, у могилы Чарли, он видел ее в последний раз. Правда, Альфред, который как-то поддерживал с ней связь, говорил, что она жива и отправилась в путешествие. Вот только куда? Этого он не знал.       Брюс тяжело вздохнул и вновь окинул взглядом ночную панораму, уже собираясь ложиться спать, как вдруг увидел луч прожектора со стороны Старого Города. Кто-то активировал Бэт-сигнал. — Что же. Видимо, придется и сегодня ночевать не дома, — пробормотал Брюс и направился на выход. В конце-концов, Джим Гордон не стал бы за зря его беспокоить. А это значит, что на кону поимка кого-то действительно крупного.