***
Как говорил Коровьев в Мастере и Маргарите: «Гости будут такие, что я предпочел бы рубить дрова, вместо того чтобы принимать их здесь на площадке». Увы, но в большинстве своем, наши с Брюсом гости подпадали под эту категорию. Весь Готэмский бомонд почтил наш дом своим визитом. Люди богатые, влиятельные и не очень дружественные. Впрочем, никаких открытых «боевых действий» между нами не было, так что у нас не было повода их не приглашать. Правда, в встрече гостей были и плюсы. Во-первых: Занни. Её незримая поддержка и милая улыбка несколько примирили меня с этой почетной, но очень неприятной обязанностью. Во-вторых… я никогда не смог бы представить, что наблюдение за удивленными рожами сиятельных господ и дам принесет мне такое удовольствие. Да, все знали, что я иногда использую экзоскелет. Но одно дело просто знать или слышать об этом, а другое видеть своими глазами презираемого тобой вроде как безнадежного калеку, стоящего в холле с тростью и встречающего тебя с милой улыбочкой голодного Т-Рекса. И это было прекрасно. А когда к этому добавлялось осознание того, что «жалкий калека» отхватил себе в невесты наследницу Джованни Затары, то… додумать я не успел. Явился Брюс. — Ты где пропадал? — шепотом спрашиваю у него, пока Занни здоровается с какой-то почтенной матроной. — Был на складах, — так же шепотом отвечает Брюс. — И? — спрашиваю я, на что тот лишь качает головой. Значит излучатель все еще не найден. Неприятно, но несмертельно. — Господа, очень рад быть здесь, — отвлекает на себя внимание очередной гость и мы забываем об излучателе. В конце концов встретив всех, кого надо, мы возвращаемся в общий зал, где садимся за стол. — Альфред, — подзывает он дворецкого, — а Рейчел не пришла? — Увы, но мисс Доуз предупредила, что не сможет присутствовать, поскольку в данный момент вынуждена взять на себя обязанности пропавшего прокурора Финча, — сказал тот, на что Брюс недовольно кивнул. — Успокойся. В отличие от нас она хоть делом занята, — подначиваю брата, за что получаю от него косой взгляд и задумчивое хмыканье. В этот момент оркестр начинает играть танцевальную музыку и я замечаю, каким взглядом провожает Затанна тех, кто выходит из-за столов. — Занни? — говорю я, вставая и подавая ей руку. В начале она не понимает, что я имею ввиду, затем она удивленно переводит взгляд с руки на лицо и обратно, но в конце концов неуверенно кладет свою руку в мою ладонь и поднимается. — Я не знала, что ты умеешь танцевать, — говорит она, когда мы начинаем танцевать медляк. — О, ты многого обо мне не знаешь, — говорю я, чувствуя, что несмотря на боль и немного «деревянную» походку, танцевать у меня получается. — Ха, ха. Лучше меня тебя никто не знает, Чарли, — говорит она и старается подстроиться под мой неспешный темп. — Ты в этом уверена? — Абсолютно. — Тогда скажи о чем я думаю, — говорю я, старательно переставляя ноги, чтобы не наступить на подол платья. — Обо мне, конечно, — лучезарно улыбаясь, отвечает Занни, а я не нахожу сил это опровергнуть. Лишь поправить. — О твоем кулоне, вообще-то. Никогда его не видел. — Он остался от мамы. Папа говорил, что он семейный и передается от матери к дочери. Хотела бы я, чтобы она была здесь, — вздыхает она. — Я тоже, — говорю я и невольно морщусь от приступа боли. — Чарли, давай прекратим. Я же вижу, как тебе больно, — замечает Затанна, но я лишь качаю головой. — Закончится музыка и прекратим, — говорю и уверенно улыбаюсь, давая понять, что мне совсем не больно. — Какой же ты упрямый, — бурчит она, качая головой, не веря мне, но и не прерывая танец, не способная вырваться из моей хватки. — Эй. Если за танец с тобой я должен платить болью, то я готов, — говорю я, смотря прямо ей в глаза. — Дурак, — горестно вздыхает Занни и в этот момент музыка останавливается, — вот и все. Иди садись, — говорит она, но я продолжаю держать ее за руку. — Еще нет. Позволь пригласить тебя в одно место — говорю я, показывая в сторону балкона. — Ну, пригласи, — говорит она и я, взяв трость, иду вместе с ней туда, провожаемый подмигиванием Брюса. — Что ты хотел мне сказать? — спрашивает она меня, опираясь спиной о каменные перила. — Занни. Мы с тобой встречаемся чуть больше месяца, но знаем друг друга очень давно, — сказал я и глубоко вздохнул, — я помню в каком я был состоянии, когда мы познакомились. И… я хочу сказать, что я не жил. Я существовал. Я… не был способен пережить смерть родителей, но когда появилась ты… я… я вспомнил, что такое жить. Смеяться, радоваться, улыбаться. Спасибо тебе за это. — Ох чувствую, что мы здесь не для того, чтобы ты мне сказал просто спасибо, — иронично, даже с насмешкой говорит она, но я то вижу, что ей самой не по себе. — Занни, — сказал я и встал на колено, удовлетворенно заметив, как округлились ее глаза, — Занни. Я прошу тебя сделать меня самым счастливым человеком на этой земле и стать моей женой, — сказал я и достал кольцо из кармана. Да, шок — это по нашему. — Чарли… я… — пытается она что-то сказать. — Я не говорю прямо сейчас. Через год, два, три. Всмысле, я хотел бы сейчас, но не настаиваю. То есть я настаиваю, но… — Чарли… Чарли… фух… — сказала она, затыкая мой фонтан красноречия, и улыбается — Я согласна. — Всмысле, согласна выйти за меня замуж, через… некоторое время? — переспрашиваю я, стараясь игнорировать боль в спине. — Да. Я согласна. А теперь вставай. Я не хочу всю жизнь заботиться о твоей больной спине, — говорит она, помогая мне встать и опереться на трость. — Прости, просто… Я ведь до конца не был уверен в том, что ты согласишься, — смущенно признаюсь ей. — Глупый. Такой умный, а все равно глупый, — сказала она и, обняв меня за шею, потянула к себе. Но поцелуй не удался, потому что мы услышали непонятный гомон изнутри. — Что происходит? — задаю вопрос в пустоту и направляюсь во внутрь. А там мой брат ведет беседу с каким-то прилизанным хлыщом в окружении таких же типов. — Забавно… но бессмысленно. Этим людям всё равно осталось недолго, — говорит хлыщ, рассматривая вход в бальный зал. — Что здесь происходит?! — говорю я, обращая внимание присутствующих на себя. — Брюс. Как же тебе не стыдно, разве ты не рассказывал о своем учителе? Нет? — иронично-укоризненно говорит хлыщ, качая головой, — в таком случае, имею честь представиться. Рас аль Гул, мистер? — Чарльз Уэйн! — говорю я, стараясь максимально нагнать пафоса, — насколько мне известно, мистер аль Гул, вас не было в списке приглашенных. — Увы, это так, — с притворным сожалением произносит Рас аль Гул, — досадное упущение дорогого Брюса. Впрочем, я все равно очень рад познакомиться с вами, доктор Уэйн. Не удивляйтесь. Брюс много говорил о вас и, могу заверить, исключительно в превосходных тонах, — говорит он, поигрывая своей тростью, — даже не смотря на ваше досадное увечье. — Это вас не касается, сэр. И поскольку вас сюда никто не звал, то я требую, чтобы вы покинули этот дом, — говорю, понимая, что все мои потуги ни на что не влияют. И, словно, в доказательство этой мысли, раздается издевательский хлопок. — Браво, — хлопок, — Я впечатлен, — вновь хлопок, — вы слышали господа? Именно так должен вести себя глава семьи, даже в таком жалком состоянии, в котором пребывает наш «гостеприимный» хозяин, — говорит аль Гул и тут один из его людей резко приближается ко мне и пытается ударить, но я реагирую первым и бью его тростью наотмашь, терпя боль спины. Впрочем, второй тот час же ударяет в спину, сваливая меня на пол. — Чарли! — слышу голос Брюса и краем глаза вижу, как двое мордоворотов заламывают его руки. — Ты будешь наказан за то, что встал на пути у Лиги Теней, Брюс. И, кстати. Токсин ведь не смоется за пару дней. И массовое производство вакцины наладить вы не успели. Так что все зря. Все ваши потуги, вся работа… все зря, — ухмыляясь, говорит он. И в эту секунду я слышу грохот разбивающегося стекла и вижу, как тот тип, что ударил меня, падает на пол. — Хватайте ее! — кричит аль Гул и один из его людей бежит мне за спину. Пытаюсь встать. Трудно. Экзоскелет не рассчитан на подъем с лежачего положения. С трудом занимаю сидячее положение с ужасом вижу, как тот тип тащит в комнату брыкающуюся Затанну. — Летающая ваза. Давненько я такого не видел, — гнусаво проговорил аль Гул, всматриваясь в лицо Затанны, — ведьма, значит. Не обученная, правда, иначе нам всем пришлось бы туго, — с задумчивым тоном проговорил аль Гул, — а он умнее, чем я думал. Слышишь, Брюс? Влюбить в себя Homo magi… это достижение. И ведь что самое интересное, когда-нибудь, он смог бы ходить. Ведь любящая женщина способна на многое. Уж я то знаю, — говорит он и резко вскидывает появившийся откуда-то револьвер и стреляет в Занни! — Нееет! — кричу я и слышу второй выстрел и чувствую, как пуля входит мне в плечо. — Хм. Теряю хватку, — задумчиво пробормотал аль Гул и подошел ко мне. — Отпусти их! Я твой враг! — Прости, Брюс. Но твой отказ и так заставил меня лично вмешаться в операцию. А я этого не люблю, — говорит он, а я смотрю на лежащую Занни, которая смотрит на меня безжизненным взглядом. Она мертва. — …на сей раз на нашем пути не встанут заблудшие идеалисты. Как и твой отец, ты обладаешь мужеством, чтобы сделать всё необходимое. Если кто-то встанет на пути истинной справедливости, к нему надо подойти со спины и нанести удар в сердце. — Я остановлю тебя, — хрипит брат, а я чувствую холод. Холод вокруг и холод в сердце, несмотря на то, что вокруг начинается пожар. — Ты так и не научился смотреть по сторонам. Справедливость — это равновесие. Ты сжег мой дом и бросил меня умирать. К тому же, из-за тебя погибли многие члены братства. Но так и быть, я проявляю к тебе великодушие и лишу тебя только одного брата. — Нет! — вновь хрипит Брюс. Я не понимаю, где он, где я, что происходит. Слишком много крови вытекло из меня. — Ты был первым. А теперь. Он умрет за твои грехи, — сказал аль Гул и нанес добивающий удар в мое сердце чем-то острым. Последнее, что я увидел, были широко распахнутые глаза Занни.***
— Считай, что мы квиты, — говорит Рас аль Гул и с прогулочным шагом выходит из комнаты. Брюс же чувствует… отчаяние. Его брат и подруга мертвы. Имя — опорочено. Семейный особняк грозит превратиться в один большой погребальный костер, а сам он задавлен тяжелой доской и не может выбраться. — Хозяин Чарльз! Хозяин Брюс! — вдруг слышит он голос Альфред и видит, как дворецкий, несмотря на пожар в шоке рассматривает тело Чарли, ощупывая его на предмет наличия пульса. — Альфред, — с трудом выдыхает Брюс, выводя дворецкого из оцепенения. Тот сразу же бежит к нему и начинает поднимать головешку. — Какой смысл во всех этих отжиманиях, если вам не поднять чёртово бревно! — со злостью выдохнул Альфред и у Брюса действительно получается сбросить бревно. И пока он встает, Альфред проверяет пульс Затанны. — Она жива! — кричит он и Брюс, подойдя к ней, вместе с Альфредом тащит Затанну в сторону лифта. Когда они спускаются, происходит взрыв и подъемник грохается вниз. — Ах, голова, — вдруг пробормотала Затанна и раскрыла глаза, — где мы? Брюс, Альфред? Где мы и где Чарли? — спрашивает она, но никто ей не отвечает, — почему вы молчите? — Занни. Чарли… Чарли погиб, — с трудом выдавливает из себя слова Брюс и начинает кашлять. — Чарли, — пробормотала Затанна и начала трясти головой, — нет! Нееет! Я не верю! — Он мертв! — говорит Брюс, но Затанна его не слышит. — Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! — говорит она и начинает рыдать, — он не мог умереть, не мог! — Увы, мисс. Он мертв, — говорит Альфред и обнимает девушку, которая от свалившегося известья становится абсолютно невменяемой, — идите, хозяин Брюс. Город нуждается в вас. Теперь вы — наша последняя надежда, — говорит Альфред, по щекам которого текут слезы. И Брюс встает. Встает и идет к шкафу, где лежит его одежда. Ведь теперь у него нет старшего брата, взвалившего на себя ответственность когда-то давно. Теперь именно ему предстоит нести ее. И за себя и за семью. Он одевается словно на автопилоте. Натягивает броню, наручи, берет гарпун и бумеранги. Лишь в самом конце, когда он натянул на себя маску он бросил последний взгляд на все еще сидящего в обнимку с рыдающей Занни Альфреда. — Я не подведу, — говорит он и скрывается во тьме пещеры.***
Несколько дней спустя В воздухе — запах гари. Небеса покрыты свинцовыми тучами. Не слышно пения птиц. Весь парк словно вымер, погружаясь в глубокую скорбь по погибшему дому и его хозяину. Брюс стоял перед свежим надгробием и смотрел в никуда. Все еще ныли ссадины и синяки, полученные от Рас аль Гула, погибшего под обломками поезда, но разве они сравнятся с той болью, что испытывал он сейчас. Ведь впервые в жизни Брюс не знал, что будет делать дальше. Прошло четыре дня со смерти Чарльза, а мир словно и не заметил его ухода. Весь город обсуждал катастрофу на монорельсе и нового героя, спасшего Готэм от неминуемой гибели. Им восхищались. Его боготворили. Его боялись. Хоть преследовать перестали и то хлеб. Небольшой некролог — вот и все, чего удостоили газетчики его брата. И это неудивительно на фоне тех потрясений, что случились с городом. И, наверное, слава Богу, что мало кто заметил смерть Чарльза. Ведь умер Уэйн. А значит всегда найдутся те, кто захочет засвидетельствовать свое уважение родственникам покойного, преследуя какие-то свои, далекие от альтруизма цели. И всем им было глубоко наплевать, что Брюс Уэйн потерял брата, Альфред Пенниуорт — воспитанника, почти сына, а Затанна Затара — любимого человека. И ладно сам Брюс. Он сильный. Он переживет… наверное. А Альфред? Ведь он на полном серьезе считает себя виноватым в том, что не уберег Чарли. И плевать, что его вырубили в самом начале. Чувство вины съедает его так же как и Брюса. А Занни? Что ей делать? Она ведь действительно его любила. Любила и готова была быть с ним, в этом Брюс был уверен, судя по тому, что видел во время празднования. А теперь он мертв. Но самым страшным было не это. Ужасный пожар забрал у них не только душу, но и тело брата. Гроб, что был похоронен под надгробием, был почти пустым. В нем похоронили лишь сосуд с каким-то прахом с того места, где был бальный зал. От Чарльза не осталось абсолютно ничего. Единственное, что смог найти Брюс, слегка деформированное, но все еще целое обручальное кольцо. Золотое, с листочками из нефрита и бриллиантовыми росинками на них. — Брюс, — услышал он тихий хриплый голос и обернулся. Затанна, одетая в дорожный плащ, стояла в нескольких шагах от него. Из ее красивых синих глаз ушел блеск, лицо не выражало ничего, кроме горечи, а губы были искусаны до крови. — Занни, — кивнул он, на секунду задержав взгляд на кулоне с рунической надписью. Они не говорили об этом, но, насколько понял сам Брюс, именно благодаря ему Занни была здесь. Кулон был явно не простым. — Я уезжаю, — сказала она, стараясь не смотреть на надгробие, — спасибо, что предложил остаться с тобой и Альфредом, но… я справлюсь. Я должна о многом подумать. И многое переосмыслить, — говорит она, на что Брюс кивает. — Если тебе понадобится помощь. Что угодно. Не раздумывай. Дай знать, — говорит Брюс, на что Затанна благодарно кивает. — Спасибо, Брюс. Мне уже ничего не поможет, — сказала она и все-таки посмотрела на надгробие. Чарльз Уэйн 1970-1992 Любящий брат и добрый человек — Так ничего и не нашли? — спросила она, на что Брюс покачал головой. Но, вдруг, словно что-то вспомнив, он достал из кармана маленький сверток и раскрыл его, вызвав удивленный вздох Затанны. — Мы нашли только это, Занни, — сказал Брюс и протянул ей обручальное кольцо, — он хотел подарить его тебе в тот вечер. — Он не успел, — сказала она и с дрожащими руками приняла кольцо. По ее щеке скатилась одинокая слезинка, а с небес полились первые капли дождя. Но вот, она вздохнула и зажала кольцо в руке. — Я буду носить его. Всю жизнь, — сказала она и удалилась в сторону стоящей вдали машины, оставляя Брюса одного, вместе с его семьей.***
Горы. Сколько тысяч лет вы взираете на нас, со своей высоты? Следите за нашими жалкими потугами стать чем-то большим, чем мы есть? А скольких гордецов вы пережили? Скольких глупцов погубили, что пытались превзойти вас? Скольких людей храните в своих снегах и скалах, уснувших там вечным сном? А сколько тайн сокрыто в вас? Пещер, чудес? Кому вы откроете их? Вопросы, вопросы. Одни лишь вопросы. Горы — это тайны. У каждой горы есть своя. И воистину счастлив тот, что раскрыл ее. Или нет. Все зависит от тайны. К одной такой горе шел недлинный караван. Закутанные в плащи и зимние одежды путники шли по извилистой тропинке, известной лишь избранным, стараясь избегать порывов холодного ветра, что был хоть и неприятным, но привычным попутчиком для них. Но вот, один из путников останавливается и поднимает руку. Затем подходит к большому камню и стучит по нему. Минуту ничего не происходит, как вдруг валун словно проваливается в гору, открывая для путников тайный проход. Караван начинает втягиваться в открывшийся проход. И вовремя. Неожиданно сильный порыв ветра валит с ног нескольких путников и остальным приходиться буквально втягивать их в проход. Но как только последний из них скрывается в кромешной тьме пещеры, валун вновь встает на место и теперь ничего не напоминает о том, что здесь что-то есть. Гора надежно хранит свою тайну. Караванщики же продолжают свой путь в глубь пещеры, пока не достигают кованых железных ворот. Тот, что шел впереди подходит к ним и три раза стучит. Со скрипом и скрежетом ворота распахиваются и уставшие путники входят в освещенный масляными лампами зал. Перед ними стоят несколько закутанных в многослойные одежды людей, с изогнутыми мечами и кинжалами. Но вот один из воинов делает шаг вперед и встает на колено. — Отец, — слышится голос молодой женщины из-под плаща, — с возвращением, — говорит она с опущенной головой, в ответ на что тот, кто шел впереди разматывает свою куфию. — Талия, — приветствует ее легким кивком Рас аль Гул. Девушка поднимается и разматывает свой хиджаб, что служит сигналом о том, что церемония закончилась, — ты все больше становишься похожей на свою мать, — говорит он, вызывая сдержанную, но довольную улыбку смуглокожей красавицы с миндалевидными глазами. — Благодарю, отец, — кивает она и смотрит на караван, с которого остальные путники сгружают тюки. — Ахмед уже прибыл? — спросил Рас аль Гул, жестом указывая во внутрь помещения. — Еще нет, отец. Мы ждем его вечером, — ответила она, идя на шаг позади от своего отца. — Хорошо. По правде говоря, мы и так слишком сильно задержались. А пока, я бы хотел выпить чая. — Столик уже накрыт, отец, — говорит Талия и открывает дверь в личные покои аль Гула. Там уже стоит небольшой столик с фарфоровыми чашечками и исходящим ароматным паром чайником. Пока Рас аль Гул переодевается, Талия подходит к низкому столику и встает на колени. Затем выверенными движениями рук отмеривает сухие чайные листики и кладет в заварник, после чего наполняет его кипятком. Когда Рас аль Гул возвращается и устраивается на подушках, все приготовления уже закончены и Талия наливает ему и себе густого, терпкого черного чая. — Благодарю, — говорит он, принимая из рук Талии чашку и, сделав глоток, блаженно прикрыл глаза, — твоя мать так же встречала меня с чаем, — вновь говорит Рас, на что Талия недоуменно спрашивает. — Ты уже два раза вспомнил о маме, отец. Что-то случилось? — она делает глоток и видит, как Рас аль Гул тяжело вздыхает. Затем смотрит на нее, словно думая, говорить или нет. Делает глоток и прикрывает глаза. — Мне недолго осталось. Еще лет пять. Может десять и меня не станет, — говорит он и не видит, как Талия с удивлением, даже со страхом смотрит на отца, столь спокойно рассуждающего о смерти. — Но ведь Ямы Лазаря… — Не всесильны, — прерывает он ее и смотрит прямо в ее глаза, — у любого тела есть срок годности, Талия. Я и раньше это знал, но после недавнего пробуждения осознал это с кристальной ясностью. Мои рефлексы замедлены, дочь. Тело не столь крепко, как должно быть. Я стал забывать кое-какие детали, чего никогда со мной не было. Мое время близко, — сказал он со спокойной обреченностью, на что Талия лишь печально кивнула. — Что ты предпримешь? — спросила она, доливая чая в чашку отца. Воспитание и природный дар эмпатии подсказывал ей, что этот разговор затеян не просто так. И что отец уже придумал план, как можно разыграть его… смерть. — Что мы предпримем, — поправил он ее и сделал новый глоток крепкого чая, — я не сомневаюсь в тебе, Талия. Несмотря на молодость, ты готова принять бразды правления. Наши люди пойдут за тобой. Но… что будет потом? Кто будет после тебя? — задал он риторический вопрос и посмотрел в чашку с чаем, — тебе все еще нравится Брюс? — вдруг спросил он, вводя Талию в замешательство и заставив ее невольно покраснеть, — по реакции вижу, что да, — сказал он и оставил чашку в сторону. Талия же вспоминала те дни, когда Брюс тренировался в Лиге. Несколько раз она сама сходилась с ним в учебном поединке, правда, лицо ее всегда было скрыто. Он был красив. Крепок духом. Силен. Лишь приказ отца и страх быть отвергнутой удержал ее от того, чтобы не раскрыться и… и что? Дальше она не заглядывала. Но после того, как Брюс со скандалом покинул Лигу не было и дня, чтобы шестнадцатилетняя Талия не вспоминала об ушедшей любви, — Брюс - слюнтяй. Талантливый, но слюнтяй. Особенности воспитания, ничего тут не поделаешь, — сказал он, откинувшись на подушках, — но если у нас будет кто-то с набором его достоинств и без его недостатков… — задумчиво пробормотал Рас аль Гул и посмотрел на подобравшуюся Талию. Сама дочь демона, как ее называли, нахмурилась, пытаясь понять, к чему ведет отец. Но вот ее пронзила догадка и она удивленно посмотрела на отца. — Ты хочешь, чтобы я… вернее, мы с Брюсом… вместе… — Да. Я готов позволить это, — сказал он и заметив сомнение на лице дочери, пояснил, — я не хочу, чтобы твоя любовь к нему в один день превратилась в проблему. Я слишком много раз видел, как женщины из чувства любви рушили самые идеальные планы. Так что уж лучше удовлетворить твое желание, чем воевать с тобой по такому глупому поводу. Ну и обеспечить будущее организации, раз уж все так сложилось, — максимально честно обрисовал он ситуацию, вгоняя Талию в состояние глубокой задумчивости. С одной стороны она была благодарна отцу за то, что тот честен с ней, но даже ее, выросшую среди убийц и получившую весьма своеобразное воспитание коробил цинизм, с которым ее отец рассматривал ее чувства. — Но как мы сделаем это, отец? — спросила она, собрав все чувства в кулак. «Важно не то, что отец циничен», — напомнила она себе, — «а то, что он считается с моим мнением». — Нужно все рассчитать и не гнать лошадей. У нас есть достаточно времени, чтобы все спланировать, — говорит он, делая глоток чая. Талия хотела было что-то спросить, но их прерывает стук в дверь. — Войдите, — говорит Рас аль Гул и в комнату входит один из воинов. — Почтеннейший. Ахмед вернулся, — поклонился он и, подчиняясь повелительном кивку аль Гула, вышел из комнаты. — Ну пойдем, — сказал Рас и встал со своего места. Ахмед и его люди сгружали тюки с мулов. Когда Рас аль Гул и Талия приблизились к ним, он поклонился и сказал. — Почтеннейший, ваш приказ выполнен. — Отлично, — ответил Рас и бросил взгляд на продолговатый сверток, что лежал отдельно от остальных, — раскройте его, — приказал он и воины начали поспешно выполнять приказ своего повелителя. Когда последняя ткань была убрана, Талия увидела молодого мужчину с пулевым ранением в плече и ножевым в районе сердца. — Познакомься, Талия. Чарльз Уэйн. Старший брат Брюса Уэйна, — сказал он и, насладившись удивленным взглядом дочери, продолжил, — его выдернули из поместья в последний момент, перед тем как пожар стал необратим. Ахмед, ты знаешь, что делать, — говорит он, на что Ахмед кивает и вновь заворачивает труп в материю. — Но зачем он нам, отец? — Здесь многое сошлось, Талия. Во-первых — нам его заказали. Уж больно резво он взялся за дела компании, — сказал он и жестом приказал ей следовать за собой, — во-вторых, мне было интересно изучить тот экзоскелет, с помощью которого он ходил. Как ты знаешь, Чарльз — инвалид. Был, — добавил Рас аль Гул. Тем временем, они уже спускались на нижние уровни их убежища. К главной тайне, что хранила эта гора. — А в третьих? — спросила Талия, когда они вошли в огромную пещеру, посередине которой находилась яма с природным горячим источником с жидкостью зеленоватого цвета. — И в третьих. Я не привык разбрасываться ресурсами. Даже трупами. К тому же, мне понравилось то, что я увидел. Несмотря на немощь, я не увидел страха. Он сражался. Сражался и проиграл. Там где другие бы отступили, он пошел на пролом. Не часто увидишь такое. Если мы сделаем все правильно, то Лига получит первоклассного бойца. Сильного, бесстрашного, верного. И покорного, — особенно подчеркнул он последний пункт и удовлетворенно кивнул, увидев понимающую улыбку дочери. Тем временем, слуги внесли труп мужчины в пещеру. Развернули саван и уложили его на доску, подкрепленную к подъемному механизму. — Эх, молодость, — вздохнул Рас аль Гул и пояснил, — помню, как-то твоей матери пришлось возвращать меня из мертвых именно здесь. Ох и злой она была тогда, — начал он ностальгировать, — зато примирение… — мечтательно протянул отец, вызвав смущенную улыбку дочери. Она уже привыкла к таким приступам сентиментальности своего отца. В конце концов, маму он любил. Любил настолько, насколько был способен. Тем времени слуги закончили укладывать труп на доску. Затем, увидев разрешающий кивок своего господина, начали поднимать его вверх и в сторону, приближая его к источнику. И в самом конце, подчиняясь повелительному взмаху руки Рас аль Гула, начали спускать труп в яму. — Добро пожаловать, доктор Уэйн, в Лигу Теней, — и под эти слова, тело человека погрузилось в жидкость зеленого цвета.Конец первой части