***
Ичиго весь извёлся. Засев в маленькой каморке коронера, он в сотый раз перечитывает материалы дела, но как бы внимательно не всматривался в строчки — ничего не понимает, мысли его совершенно не здесь. Они в событиях сегодняшнего утра в квартире Гриммджоу, и перед глазами не отчёты и экспертизы, а стеклянный взгляд и бледное лицо любовника. Небо, что он наделал? Причинил боль, не почувствовал, как плохо было Гриммджоу, хотя же все признаки были налицо, но он думал только о себе и своих хотелках. А потом! Потом ещё и психанул, наорал, ушёл, дверью хлопнул. Словно это его обидели. Как теперь смотреть Гриммджоу в глаза? Если, конечно, вообще придётся смотреть. Напарник до сих пор не явился на работу, а прошло уже, между прочим, пять часов и двадцать три минуты! Не то чтобы Ичиго считал… — Всё сопли разводишь, господин Насильник! Противно слушать! — Ну так не слушай! — огрызается Ичиго, совершенно забыв, что в кабинете он не один. Его коллега, имени которого Ичиго, конечно, не помнит, странно раньше он всегда легко запоминал имена и людей… — Это потому что раньше каждый человек был важен для тебя, каждая жизнь была важна… — объясняет первый советчик. — Хочешь сказать, сейчас мне всё равно? — возмущается Ичиго. — Не всегда, но… — Мне не всё равно! Я просто не помню, потому что… потому что… — Потому что тебе просто насрать! — припечатывает второй. Зараза! Ичиго не хочет признавать, но что толку перечить самому себе, он не помнит, потому что едва ли слушал, когда ему представлялись. Эти так называемые коллеги ему никто, лишь мимолётная страница в жизни. Зачем запоминать их имена, их тут целый отдел и все одинаковые — глупые людишки, мусор… Бля-я! Ичиго хватается за голову — когда это он начал так относиться к людям? Так вот, его коллега, имя которого он, как не пытается, не может вспомнить, отрывается от своих драгоценных бумажек и таращится на Ичиго, как на привидение. Оно и понятно, не каждый день увидишь, как молодой парень, гениальный профайлер, разговаривает сам с собой; не бормочет под нос, а спорит, как с живым собеседником, впрочем, говорят же, что все гении того… не подарки, однако смотрится жутко. — Всё в порядке, Куросаки-сан? — робко спрашивает. — Да! — Ичиго разворачивается и стреляет в непомнюкакегоколлегу таким взглядом, что мужчина, старше Ичиго лет на тридцать и перевидавший немало маньяков, убийц и сумасшедших, решает, что самое время убраться отсюда подобру-поздорову и оставить гениального Куросаки-сана наедине с его… гениальностью. — Ну вот что ты творишь? — сетует первый. — Напугал сослуживца. — Да мне нас… Чёрт! Ичиго сокрушённо опускает голову на стол под издевательские смешки советчиков. — Это всё вы! — нервно кричит он. — Вы! Я просто устал, я не хочу никого слушать! — И меня? Резко подскочив от звуков знакомого голоса, Ичиго видит в дверях Гриммджоу, и в ту же секунду в его голове воцаряется блаженная тишина. Вся злость тут же проваливается во тьму, и вместо неё всплывает стыд. И страх. Он таращится на напарника с одной лишь мыслью: только бы не спросил, с кем он сейчас разговаривал. Гриммджоу не спрашивает, то ли не понял, то ли… впрочем, неважно, важнее то, что Гриммджоу выглядит не в пример лучше утреннего, блин, он шикарен и в глазах его нет ни обиды, ни злости. С минуту они просто смотрят друг на друга, не зная, как начать разговор. Между ними два метра пространства и впятеро больше неловкости. Напряжение скатывается в плотный электрический шар и вот-вот начнёт искрить. «Прости», — наконец произносят одновременно, и взгляд у обоих меняется с напряжённого на облегчённый. Волшебное слово. — Прости, я… утром я повёл себя как настоящий придурок, — Ичиго быстро сокращает расстояние между ними и замирает в паре сантиметров, не решаясь прикоснуться. — Просто я так скучал… — Нет, я сам виноват, — отмахивается Гриммджоу, — надо было сказать тебе, а я… мудак, как всегда. Снова несколько секунд молчания, пока они разглядывают друг друга, понимая, что извинения никому из них не нужны, а потом они начинают смеяться. И целоваться. — Блин, я так боялся, что ты не придёшь, — шепчет Ичиго, зацеловывая каждый миллиметр кожи на лице Гриммджоу, снова и снова возвращаясь к губам. — Разве мог я вас бросить, Куросаки-сан, вы же без меня ни черта дело не раскроете, — подкалывает Гриммджоу, но без яда в голосе, за что всё равно получает лёгкий укус. Направленная энергия тут же бьёт в солнечное сплетение и медленно растекается по всему телу Гриммджоу. Сковывает, беспокоит, давит, не так чтобы падать в обморок, но всё же ощутимо. Плевать. Терпимо. Намного больнее быть с Ичиго в ссоре. Они прижимаются друг к другу, теснее переплетаясь руками, губами и мыслями. Обида, неловкость, стыд — всё забыто, они снова безумная парочка, которая дня прожить не может, не прикоснувшись друг к другу. — М-м-м, почему мы не дома? — Ичиго прикусывает нижнюю губу Гриммджоу, вытягивая из него шумный вдох, и снова глубоко целует. Руками с нажимом проводит по спине и опускает их на идеальную задницу. Кое-что всё ещё не даёт ему покоя. — Они всё ещё на тебе? Гриммджоу усмехается, не прерывая горячего танца их языков, Ичиго расценивает это как «да». — Хочу стянуть их с тебя. Зубами. Прямо сейчас. Гриммджоу не успевает выдохнуть, как Ичиго оказывается перед ним на коленях, безусловно собираясь принести глубочайшие извинения. Остановить бы — они всё ещё в полицейском участке, но Гриммджоу вполне неплохо себя чувствует, у него стоит и он очень этого хочет. Разве может кому-нибудь навредить небольшой минетик? Звякает пряжка ремня. Щёлкает дверной замок. Спина Гриммджоу врезается в дверь. Да-а, чёрт, он всегда носил бы трусы если бы знал, как горяч будет Ичиго, стягивая их с него. Зубами, как и обещал. Прежде чем Ичиго успевает приступить к главному блюду, Гриммджоу опускает ладонь на его затылок и дёргает вверх заставляя посмотреть на себя. Ему не нужны извинения и уж тем более трах из жалости, он знает, что Ичиго хочет его, но должен быть уверен. У Ичиго на лице выражение, будто он умоляет и соблазняет одновременно. Взгляд совершенно поплывший, но с порочным дьявольским блеском в глубине. Ни о какой жалости речи не идёт, напротив, если Гриммджоу ослабит контроль, его сожрут с потрохами. Гриммджоу обожает такого Ичиго — мальчишка сам не понимает насколько шикарен. Они трахают друг друга глазами несколько секунд, пока воздух в комнате не начинает обжигать лёгкие, а единственным звуком не остаётся их общее дыхание — момент, после которого никто из них уже не сомневается и не может остановиться. — Чего ты хочешь? — едва слышно шепчет Ичиго, начиная их любимую игру. — Свою сперму на твоём лице, — отвечает Гриммджоу, снова почувствовав под ногами знакомую почву. Энергия, собравшаяся вокруг них, искрит и светится, но сознание не мутит, Гриммджоу видит бездну, но не падает, твёрдо стоит, пусть и на краю. От этого всё лишь острее, жарче, ему чертовски хочется проверить, насколько далеко он сможет зайти, прежде чем сорвётся. Ичиго давит мучительный стон — дьявол, как же сексуален Гриммджоу, нависающий над ним сверху с каменным стояком в нескольких сантиметрах от его лица. И эти трусы… приспущенные, словно наполовину развёрнутая упаковка долгожданного подарка. — Открой… Ичиго незамедлительно размыкает губы и чувствует, как влажная головка касается его нижней губы, оставляя скользкий след. Мало, мало… — Какой сексуальный рот. Просто созданный чтобы сосать мой член. Так и тянет его оттрахать, — коварно улыбаясь, Гриммджоу заводит свою похабную песенку, каждым словом распаляя Ичиго сильнее. — Тебе хочется этого? Мой член глубоко в твоей глотке? Думаю, да. На коленях ты выглядишь охуительно. Почувствовав на языке солоноватый привкус и прилив крови от пошлых слов, Ичиго прикрывает глаза и опускает руку на собственный пах, но его действия тут же пресекают, больно дёрнув за волосы. — На меня смотри! Руки за спину! Не смей себя трогать! Этот командный тон всегда заводил Ичиго до чёртиков, хотя он не уверен, что сейчас это игра. О нет, Гриммджоу не играет, он вполне серьёзен, он хочет именно этого — доказать своё превосходство, чтобы тот, кто выбил почву у него из-под ног и эмоционально вывернул наизнанку, стоял теперь перед ним на коленях, был в подчинённом положении и позволял делать с собой всё что вздумается. Что ж, если он хочет добиться этого, мучая и распаляя прикосновениями каменного стояка к губам, Ичиго с удовольствием подчинится. — Хороший мальчик, — одобрительно мурлычет Гриммджоу и повторяет дразнящее движение снова и снова. Лишившись рук и возможности контролировать происходящее, Ичиго острее чувствует каждое прикосновение. Пламя внутри него разгорается всё сильнее и, хотя он готов подчиниться, это вовсе не значит, что он будет хорошим мальчиком. Стремясь получить больше, он высовывает язык и начинает медленно целовать и вылизывать возбужденный ствол любовника, каждым прикосновением всё сильнее растравливая их обоих. — Бля-я… — Гриммджоу явно не ожидает такого напора, его самурай не особый любитель леденцов, а сейчас… М-м-м, вы посмотрите, тянется за ним как за последним в мире. Это чертовски заводит, но нельзя же позволить мальчишке забыть, кто здесь главный. — Разве я велел тебе так делать?! — строго спрашивает Гриммджоу, лишая Ичиго желанного лакомства. — Нет, не велел, — без тени раскаяния отвечает Ичиго и снова проводит языком по самому кончику, зная какую бурную реакцию вызовет такой ответ. И оказывается прав. Под аккомпанемент глухого низкого рычания Гриммджоу грубо дёргает его на себя и одним сильным движением толкается в раскрытые губы сразу до задней стенки глотки. Ичиго понимает, что игры закончились, дальше его жёстко поимеют до распухших губ и боли в челюсти, а потом пометят как свою собственность, и он, стоя на коленях с заведёнными за спину руками и раскрытым ртом, жаждет именно этого. — Я буду трахать твой рот, пока у тебя не останется сил дерзить, а потом кончу и залью спермой всё твое лицо. А сейчас давай-ка, поработай хорошенько, пока я не велю остановиться. Ичиго до боли сжимает кулаки, распалённому до предела ему очень хочется прикоснуться к себе, прикоснуться к Гриммджоу, но он продолжает удерживать руки за спиной, как и было велено, позволяя Гриммджоу доминировать. — Да-а-а… — отбросив попытки сдержаться, стонет Гриммджоу. Смотреть, как Ичиго принимает его на всю длину, видеть, как от губ к головке тянется вязкая ниточка слюны и смазки, заводит его даже больше чем ощущения. — Дьявол, как же ты хорош… Ичиго ни на секунду не отводит взгляд, и Гриммджоу видит, как в нём с каждым мгновением всё сильнее разгорается жажда и желание, как ему нравится подчиняться, но не потому что такова его природа, а потому что он готов подчиниться только ему, только Гриммджоу, он считает его равным, достойным, нужным. Всё это сводит Гриммджоу с ума, срывая последние тормоза. Крепко ухватившись за голову любовника он размашисто вдалбливается в горячий рот, с напором проходя сквозь кольцо опухших губ и скользя по языку. Наслаждаясь пошлыми звуками, заставляя Ичиго давиться, задыхаться и быстро сглатывать, он не может остановиться, пока не понимает, что ещё одно движение, и его планы пометить территорию пойдут прахом. Дернув любовника за волосы, он отстраняется и, глядя сверху вниз, кончает, забрызгивая спермой шею, подбородок и лицо Ичиго. Как только горячие капли попадают на кожу, Ичиго вскрикивает, ему кажется, что он тоже кончил, и хотя на самом деле это не так, свою дозу кайфа он получил. Принадлежать и покоряться Гриммджоу ему нравится так же, как завоёвывать его. Жаркий красноречивый взгляд аквамариновых глаз сообщает ему, что точка ещё не поставлена, Гриммджоу ждёт последнего штриха, и Ичиго знает какого. Он подносит руку к лицу, стирает сперму и медленно облизывает испачканные пальцы. Бля-ять… Гриммджоу не может отвести восхищённого взгляда от представшей перед ним картины — Ичиго, его благородный самурай, «помеченный» и хорошо оттраханный, слизывающий с пальцев его сперму — он почти готов кончить снова только от этого. — Это было охуеть как круто, — сообщает Гриммджоу, падая на колени и завладевая ртом Ичиго. Вкус собственной спермы на чужом языке заставляет его снова возбудиться, как мальчишку. Ичиго довольно усмехается, заметив в не застегнутой ширинке вновь приподнятое настроение любовника и уже думает раскрутить его на что-то большее, чем минет, как стук и голоса за дверью возвращают его в реальность. — Чёрт, мы же на работе! — Ичиго вскакивает как ошпаренный, судорожно обшаривая маленький кабинет глазами в поисках того, чем можно было бы вытереть руки. И на одежду тоже попало, да и умыться не мешало бы. — У тебя есть салфетки? — Прости, милый, я забыл сумочку дома, — Гриммджоу лениво застегивает ширинку. Он доволен и расслаблен, у него наконец-то был секс только оральный, но охуительный. — Что тебе ещё нужно, блеск для губ? — Заткнись! — огрызается Ичиго и, не найдя ничего лучше, вытирает руки и воротник рубашки (хорошо, что он белый) первой попавшейся бумажкой, коей оказывается заключение о вскрытии. Не беда, Ичиго уже читал его, ничего полезного там не написано. Дверная ручка дёргается, голоса и стук становятся громче, японская мать, в коридоре целое столпотворение и, похоже, уже давно. Приведя себя в подобие порядка, они наконец открывают дверь, хотя только слепой не заметит их раскрасневшихся лиц, натруженных губ и шального блеска в глазах. Гриммджоу с трудом сдерживает смех, когда ворвавшийся внутрь так называемый начальник Куросаки запинается о порог, увидев их. Не понять, чем только что занимались парни, смог бы только полный тупица. — Куросаки-сан, что происходит? Вы… Вы… Да как вы?.. Безобразие!.. — от возмущения ему не хватает слов. — Мы с господином Джагерджаком проводили следственный эксперимент, — сообщает Ичиго таким тоном, что если бы Гриммджоу сам не являлся участником безобразия, то повёлся бы. — Мы не ваши люди, я приглашенный консультант, — он назидательно поднимает указательный палец вверх, словно намекая откуда именно его пригласили, — господин Джагерджак назначен спецотделом, — в каждом слове нет ни капли агрессии, только уверенность и наглость, — потому что вы не в состоянии самостоятельно поймать преступника, так что не лезьте в нашу работу и не учите, как её делать! — Заканчивает он и, пока мужчина в ступоре, хватает Гриммджоу за руку и тащит на выход. Следственный эксперимент можно считать официально законченным. Начальник настолько обескуражен сим монологом, что у него натурально отвисает челюсть, за всю тридцатилетнюю карьеру в полиции его так бесцеремонно затыкало разве что высшее руководство, да и то только в первые годы, а тут какой-то зелёный сопляк!.. Но ответить он почему-то ничего не может, а только задумчиво смотрит вверх куда указывал перст Куросаки, пытаясь припомнить кто же, когда и, главное, зачем пригласил этого сопляка в его отдел. Вспомнить не получается, но он точно уверен, что Куросаки-сан им нужен и очень важен, и от него можно стерпеть и не такое. Чушь какая-то. До сих пор от него не было никакой пользы, а странностей хоть отбавляй, теперь ещё и разврат. Со спецотделом! Да если об этом узнают… Он в ужасе оборачивается на своих подчинённых, столпившихся за дверью, но всё они уже разошлись по своим делам, словно ничего не произошло. Куросаки-сан и «спецотдел» тоже куда-то пропали. Может, ему всё привиделось? Не мог же Куросаки-сан… Гриммджоу смотрит на Ичиго примерно так же, как и несчастный начальник. Его самурай сейчас был хоть и крут, но вёл себя совсем не как самурай. — Что?! — не выдерживает Ичиго этого осуждающе-охуевшего взгляда. — Да, я не прав, но мне насрать! Криво усмехнувшись, Гриммджоу пожимает плечами — ему вообще-то тоже насрать, и раз уж Ичиго не парится, то он тем более не будет, нет у него лишнего времени на всякие мелочи. — Деловой Куросаки-сан! Грозный Куросаки-сан. Настоящий полковник! — дразнит Гриммджоу, пока они идут к машине. — На чём желаете поехать, Куросаки-доно, на своей шикарной раздолбанной «Хонде» или скромном «Maserati» вашего покорного слуги? — Заткнись! — Ичиго шутливо пихает напарника под рёбра и, когда Гриммджоу сгибается от боли, поддерживает его, прижимаясь вплотную. Гриммджоу охает, когда чувствует в переднем кармане своих джинсов руку Куросаки, чертовски близко подобравшуюся к паху. Вот же! Совсем стыд потерял наглый мальчишка! Они же на улице, на полицейской стоянке. — Конечно, на «Maserati», — Ичиго ловко вытаскивает руку, стащив ключи от машины. — И я за рулём! — важно сообщает и убегает, пока Гриммджоу не понял что к чему. «Как же я его… обожаю!» — думает Гриммджоу и бросается вдогонку.11.
5 марта 2022 г. в 21:53
— Гриммджоу-сан, по вашей просьбе я не сказала Йоруичи-сан о вашем состоянии, но если вы продолжите так безответственно относиться к своему здоровью, то в следующий раз я не смогу вам помочь, — говорит Унохана-сан спокойно, но так строго, что Гриммджоу невольно хочется извиниться за доставленные хлопоты. — Чем вы таким занимались раз умудрились довести себя до такого истощения, и суток не прошло?
— Так вышло, — бесцветно отвечает он.
Не признаваться же, что всего лишь потрахался, и ладно бы это был фееричный лучший секс в его жизни, так ведь нет, он почти не участвовал в процессе и даже не помнит, как кончал, не говоря уж об отсутствии какого-либо удовольствия. Нет, об этом позоре никто знать не должен, достаточно Ичиго и его самого. Ичиго — мальчишка пулей вылетел из его квартиры, и Гриммджоу не винит его за это; сам виноват, вместо того чтобы поговорить и объяснить всё, он снова повёл себя как мудак.
— Как вы сюда только добрались, — удивляется Унохана-сан, снимая очередную иглу.
О, это целая история, Гриммджоу, конечно же, сам сел за руль, потому что разбиться для него не так позорно, как потерять сознание в такси. К счастью, ничего страшного не случилось, кроме нескольких вынужденных остановок прямо среди оживлённой дороги, когда его желудок снова выворачивало наизнанку.
— Ну вот, — Унохана-сан снимает последнюю иглу, — всё что могла я сделала. — Гриммджоу с благодарностью кивает в ответ. — Но если вы продолжите в том же духе… Вам нельзя работать, нервничать и…
— Я понял, — прерывает Гриммджоу, поднимаясь с кушетки, — не беспокойтесь, я буду хорошим мальчиком и сдохну не в вашем кабинете.
Унохана-сан, привыкшая к чёрному юмору своего пациента, лишь вздыхает и удручённо качает головой, ей яснее ясного, что Гриммджоу очень быстро вновь окажется здесь, она надеется только, что приедет он самостоятельно, а не на каталке неотложки.
После волшебных процедур он чувствует себя значительно лучше: не тошнит, голова не кружится, руки не трясутся, он даже перестаёт мёрзнуть. Унохана-сан — Богиня. Жаль, что она не может починить его полностью. Никто не может.
Он спешит покинуть Сейрейтей, пока не наткнулся на Йоруичи, но его словно из засады ловят на выходе. Начальственное «Джагерджак» прилетает в спину, будто стрела, и заставляет Гриммджоу скривиться от боли.
— Зачастил ты в медчасть, я смотрю!
— Слежу за здоровьем, — неохотно разворачиваясь, отвечает он, — и, как видишь, полон сил.
— Угу, — скептически хмыкает Шихоин, фальшивой улыбкой её не проведёшь, но добиться от Гриммджоу правды, если он не хочет говорить, всё равно что головой об стену биться, поэтому она лишь делает в уме пометку заглянуть к Унохане. — Как продвигаются дела с Куросаки?
— Отлично, — продолжает врать Гриммджоу, — и будут ещё лучше, если ты перестанешь меня задерживать по всяким пустякам.
Шихоин щурится, сканируя подчинённого взглядом — врёт, но раз у него есть на это силы — хорошо, пусть лучше так, чем закрываться в одиночестве и напиваться до коматозного состояния. В конце концов она обещала ему время, и оно ещё не истекло, а Шихоин держит слово.
— Как у него с самоконтролем?
— Прилично. Госпоже начальнице не о чем беспокоиться, — не такая уж и ложь — жертв же нет.
— А убийства?
— Есть подозреваемые, — это и вовсе правда, хотя Гриммджоу нет до убийств никакого дела, он подписался на это только, чтобы быть ближе к Ичиго. — Могу я?.. — он указывает на дверь, мол, вы отвлекаете меня от работы, мой генерал.
— Иди, — цедит Шихоин, провожая широкую спину взглядом, который Гриммджоу ощущает как копьё, вонзённое между лопатками.
Ох, как же Шихоин устала от этой ебанутой парочки, и как же ей жалко двух искалеченных парней и их исковерканную любовь. Всё могло быть иначе, если бы не вмешался Сейрейтей, не вмешалась она сама. Возможно, они никогда не встретились бы, так, пожалуй, для всех было бы лучше.
Гриммджоу выдыхает, лишь когда оказывается в машине. Чёрт, надави Йоруичи чуть сильнее, его бы снова стошнило. Энергетика начальницы хоть и под полным контролем, но всё равно тяжёлая, а Гриммджоу сейчас совсем без защиты и уязвим для любых даже малейших колебаний. Совсем скоро на него начнёт влиять энергетика даже простых людей.
Он заводит мотор, не позволяя сопутствующей каждому движению слабости снова окунуть его в депрессию. С ним всё в порядке; да, он мертвец, но пока ещё может двигаться и говорить, и чёрта с два он сядет дома тупо ждать смерти, он надеется только, что когда костлявая с косой явится за ним, Ичиго не будет рядом, хотя хочется ему совершенно противоположного. Хочется, чтобы Ичиго держал за руку, признавался в любви и говорил, что всё будет хорошо. М-да, что за нелепая сопливая картина, никогда Гриммджоу не смотрел мыльных опер, так откуда это взялось?