История Кристофера Шистада

Может я уже расскажу о себе? Да, пожалуй. Мы с родителями жили в одном из самых лучших районов Осло, переехали туда, когда бизнес отца стал стремительно развиваться, а мамины книги пошли на «ура» у любителей фантастики. Отец и Сэм прекрасно общались, а мама и тётя Хельга были как сёстры, про нас с Нурой можно даже не говорить – мы всегда были на одной волне, несмотря на разницу в возрасте. Мы часто виделись – то семейный бранч или барбекю, лыжные заезды или восхождение к фьордам. Маленький Крис был тем ещё задирой, родители записали меня на бокс ещё в пять лет – я всегда любил махать кулаками, а не решать вопросы дружелюбно. До четырнадцати лет я «летел» на тренировки, так я любил занятия, часто задерживался и тренировался больше, чем остальные ребята. Так, в десять и двенадцать лет я побеждал в национальном юношеском турнире по боксу в Норвегии, при этом учился всегда на отлично. Мама и папа гордились мной. Родители полетели на пресс-конференцию по случаю полного солд-аута новой книги мамы и параллельно их занесло на открытие нового бизнес-филиала в ОАЭ. Оттуда они не вернулись. Тогда после их смерти дядя и тётя забрали меня к себе на полгода, я перестал общаться с ребятами и отстранённо ходил на учебу, потому что мне нужно было закончить год, а затем улететь в колледж. Конечно, это было то ещё зрелище: чуть ли не каждый считал своим святым долгом подойти и похлопать по плечу а-ля «сожалею, дружище» или «мне так жаль». Ненавижу этих лицемеров! Мы с Сэмом прилетели в Нью-Йорк за неделю до начала обучения, и я был заселен в комнату двести двенадцать общежития при «Stony Brook University». Неплохое местечко, но в то время мне было всё равно, куда ехать, и вообще на всех. Шистады тогда изрядно попотели, чтобы я попал туда, когда я, в свою очередь, вёл себя с ними как последний мерзавец. Как-то я уже вам говорил, что могу быть тем ещё мудилой. Я себя не оправдываю, но мне и правда было хреново не только душевно, но и физически, я плохо питался и почти перестал нормально спать. Именно тогда я прочувствовал на себе эти именитые слова: «будто от тебя оторвали большой кусок» или «вырвали сердце». Я не чувствовал ничего, кроме тянущей на самое дно боли. Светлая просторная комната была разделена на части: две небольшие кровати, шкаф, столы, два прикроватных белых комода, торшер, мини-холодильник и огромный стеллаж для мелочей. Другой частью была bathroom. С левой стороны находилось огромное окно, которое я решил присвоить, придвинув туда кровать – уютненько. В Осло на сборы я не тратил времени, взял только семейный альбом, пару вещей и несколько маминых книг – она была писателем-фантастом. Лось, конечно, запихал в чёрный большой чемодан все мои пожитки: спортивное снаряжение, ноутбук и все то, что приготовила Хельга. М-да-а-а-а-а уж. Разбирать барахло мне как-то не хотелось, поэтому всю неделю я таскал одни и те же шмотки. Блять, да что со мной происходит? Прошло полгода, а я никак не могу принять ситуацию и начать немного жить, дышать, думать, в моей голове, как у чёртова Гомера Симпсона, – обезьяна стучит в тарелки. Что за жизнь… Мой сосед должен был заехать в субботу, поэтому я отырвался как мог, мысленно надеясь, что он не приедет вообще. В пятницу днём после прекрасного обеда в одном из ближайших кафе, я снова лежал, жалел себя, слушал грустные песни и листал ленту фейсбука. Решил сменить трек «Lil Wayne» на «Linkin Park» в iPod и случайно открыл чью-то фотографию с подписью «прощальная вечеринка Джеба, приходите все» и адрес. Недолго думая, я зашёл в Google Maps и ввел адрес вечеринки – оказывается, это в паре кварталов от общежития, дойду пешком. На тот момент мне было пятнадцать, я не курил, но иногда баловался с парнями, не пил алкоголь – даже не пробовал – но в тот день я решил действительно забыться. До дома Джеба я дошёл за двадцать минут, музыка была ахуеть какой громкой, голова начала трещать, и я подумал, что вернуться ещё не поздно – наивный. Открыв дверь в дом, я почувствовал запах табака от кальяна, терпкий аромат алкоголя и пот ребят, которые прыгали под трек «Twenty One Pilots». Что-то я затянул, извините, сейчас уберу воду и расскажу самые важные моменты того вечера. Я, конечно, решил выпить, поэтому за вечер вылакал четыре банки странного на вкус нефильтрованного пива и половину бутылки абсента «Eterrnum». Потом пару раз затянулся косячком в ванной с какими-то ребятами и напоследок залил в себя ещё два красных шота. Хотите знать, как я выжил? Ха, я сам не понял. В половину третьего ночи я, шатаясь, попивал бутылочную Coca-Cola, что спиздил из холодильника на вечеринке, и шёл в неизвестном мне направлении. В глазах плыло, и к горлу подступала не просто горькая слюна, а пиздец какое мерзкое ощущение рвоты. Отлично! Я просто беспомощен. Спотыкаясь, вываливаюсь на какой-то мост, рвотные массы не забыли обо мне, и я захерачил всю свою и так грязную одежду, включая классные до того момента зелёные кеды Adidas Gazelle. Неудачник по жизни! Тыльной стороной ладони стираю мерзкую желчь с губ и сажусь на металлический выступ. Некоторое время думаю обо всем и принимаю решение, в котором я уверен как никогда. Чтобы удостовериться в правильности решения, кидаю бутылку в воду – ну, метров пять-семь до воды, если что, просто утону. У.Т.О.Н.У. Прощаюсь со всеми кого люблю, и на минуту в голове всплывает образ дяди, который крепко прижимал к себе, когда были похороны. Тёплые руки Хельги на плечах, которая шептала мне «Родной, мне так жаль, мы справимся». Как моя голова лежала на ногах Нуры, а та гладила меня и твердила, что плакать – это нормально для мужчин, и горько плакала сама. Вздрагиваю, но понимаю, что пути назад нет, я всё решил. Делаю шаг вперёд – не страшно, просто хочется быстрее покончить с этим. Понимаю, что падаю вниз, закрываю глаза, думаю о том, что вот уже сейчас я увижу родителей. — Вот и конец, Кристофер, — шепчу сам себе, когда чувствую, что меня тянут назад. Что? Нет, кто?! — Парень, ты что, долбанутый? — орёт мужской голос сзади, и кто-то крепко обхватывает меня руками за талию, тянет на себя. Брыкаюсь, он отпускает, и я падаю на ледяной асфальт рядом с ним. Беспомощно вою и стучу кулаками по земле, сбивая костяшки пальцев в кровь. Захлёбываюсь собственными слезами вперемешку с соплями и слюной. Не самое приятное зрелище. Рядом лежащий парень встаёт и резко даёт мне нехилую такую пощечину. Один, два, три, а на четвертую сам падает рядом со мной и закрывает глаза руками. Дышу, смотрю на ночное небо и вдыхаю так глубоко, как никогда раньше. — Спасибо, — тихо, сиплым от рёва голосом говорю я парню и хлопаю по плечу. Снова смотрю на него своими ещё пьяными глазами, хотя отрезвел ещё когда сделал шаг в пустоту. — Спасибо? Серьёзно, чувак, спасибо? Да я чуть не сдох! — выпаливает он. — Ну не сдох же, — пытаюсь пошутить и встаю. Парень сначала хмыкает, а потом начинает громко ржать со словами «ну не сдох же», вот блять. Тогда я не знал, кто он, но в тот роковой вечер он рассказал мне о себе и своей семье: про то, как его мама после смерти младшей сестры уже пять лет лежит в клинике для душевнобольных и не узнает его уже на протяжении трёх. О том, что отец строит бизнес в Лондоне, а сыночка сплавил, чтобы тот не мешал делать дела и налаживать личную жизнь. Забавно, что за люди вокруг? Говно сплошное. А я зачем-то в порыве душевной беседы рассказываю обо всем: детство, гибель родителей, Шистады, колледж, сегодняшняя вечеринка и мысль о самоубийстве. Он долго молчит, потом откашливаясь выдает очень важные для меня слова: — Знаешь, Крис, если бы ты сделал это, тебе бы было легко, наверное. Но на секунду подумай и представь, какого было бы твоему дяде и тёте? Как бы пережила это твоя замечательная сестра? Самые родные для тебя люди сейчас и так подавлены и разбиты, а ты сломал бы их окончательно. Они не заслужили этого, не будь эгоистом, проживи свою жизнь достойно – так, как хотели бы твои родители. Пусть они гордятся тобой, и пусть твои опекуны не пожалеют о своём решении. Тут я замолчал. Он прав. Как я мог позволить так себя вести с людьми, которые любят меня? Которые взяли надо мной опеку, а не отдали гнить в интернат для сирот. Как в мою голову пришла эта жалкая мысль? Я был очень благодарен парню, он меня спас – спас от глупости и сожаления, определенно, тогда я решил, что это был знак свыше. Так моя говённенькая жизнь начала приобретать краски, одной из них стал мой спаситель и по совместительству сосед по комнате – Вильям Магнуссон. И сейчас, спустя столько лет, я не задумываясь и с гордостью могу сказать, что Вильям мне не друг, Вильям – мой брат! Так мы с Магнуссоном стали неразлучными друзьями и самыми крутыми парнями в колледже. После шестнадцатилетия мы слетали в Колорадо к бабушке Вилла на Новый год и в Аргентину на летний уик-энд. Было здорово, моё сердце понемногу оттаивало, и я буквально чувствовал, как проживаю каждый день не просто так. На втором курсе я начал заниматься футболом, полгода сидел в запасных и дёргался при каждой замене, потом тренер дал мне шанс, и я показал себя как истинный нападающий. Магнуссон тоже играл, наш тандем был прекрасен – пас от него и мой решающий или наоборот. В семнадцать мы с командой полетели в Англию на Manchester Derby (Манчестер Юнайтед против Манчестер Сити) и провели там с ребятами незабываемую неделю. В последний день мы напились пива и завалились в какой-то клуб, нарвались на драку и еле унесли ноги. Ну, есть, что вспомнить! На каникулах я работал у тренера Картера помощником, и позже он взял меня младшим тренером в летнюю школу при нашем колледже. Заработал я тогда неплохо, купил подарки для Шистадов и запланировал поездку. В осеннем сезоне Магнуссона травмировали, и он завязал с футболом, ссылаясь на постоянную дикую боль в бедре при ударе мяча, так он улетел на лечение в Лондон на пару месяцев, а я остался подрабатывать. Меня назначили капитаном Адских Псов, и я ликовал, скинул счастливую фотографию в форме с повязкой в Осло, и сразу же позвонил дядя – они с Хельгой сидели на качелях и болтали о том, как они за меня рады, их улыбки были такие искренние, что я захотел ДОМОЙ. Учеба давалась мне легко – я всегда быстро усваивал информацию, много читал, поэтому мой язык был подвешен и мог заболтать любого. Ещё я освоил испанский, преподаватель была просто огонь, вечерами она коротала время в моих объятиях и читала романы Сервантеса. Нет, я ещё не был бабником, Моника была моим начальным опытом, моим проводником во взрослую жизнь. Эта женщина научила меня безупречному флирту, нежным и воздушным поцелуям, прекрасному разнообразному сексу и не только. Потом она улетела со своим парнем в Индонезию, и мне стало скучно. Девчонки не давали мне проходу ещё на первом курсе, но тогда я ещё не до конца пришел в себя, поэтому просто записывал их номера или подписывался на Фейсбуке или в Инстаграме. Когда Вильям вернулся, мы решили создать свою банду и назвали её «The Penetrators». Пенетраторы – сливки студенческой тусовки, привлекательные парни которые устраивают самые бомбезные вечеринки во всем NY. В нашей компании почти все были из команды по футболу, не считая Алекса – он занимался баскетболом, и Вильяма, который перешёл на большой теннис. Нашей традицией стало пить пиво по вторникам, качать на вечеринках в пятницу и устраивать спарринги по воскресеньям с Якудзами. Так из сопливого мальчика я вырос в Криса Пенетратора.