Болезнь на двоих

      Сенку долго молча смотрел на менталиста, пьющего очередную бутылку колы, совсем не заботясь, что драгоценная газировка стекала по его шее на одежду. А ведь потом долго сохнуть одежде, да и ветер холодный, так и простудиться легко… Но ученый думал совсем о другом, о чем вслух не говорят.       Он не мог прекратить смотреть на лжеца, но с усилием воли, наконец, медленно отвел взгляд. Его задумчивые, спокойные глаза, разглядывали пустые колбы, и в голове его размеренно и поэтапно опять вспомнился дурацкий план, давно придуманный. Ученый был им полностью занят. Планом, и…       Асагири Геном.       В любое другое время он бы беспристрастно спросил себя — «Почему, зачем я о таком думаю? Какая мне от этого польза?» — но сейчас… Сейчас он всего лишь уставший подросток — несмотря на то, что он гений — скучающий по отцу и друзьям детства. Сейчас он… В постыдном и смиренном плену болезни, название которой любовь, эрос… В каждом языке своё обозначение этого явления между людьми, и каждое из них не нравилось Сенку.       Болезнь, рожденная природой, вопреки здравому смыслу. Болезнь, рожденная в умах людей, построенная на гормонах, инстинктах и морали. Болезнь, которую все превозносят.       И вот он болен, всё тело ломит, разум горит от чувств, а сам он медленно гибнет, как цветок.       Ген допил всё до конца, поставил бутылку на край стола, и шумно выдохнул. Сенку делал вид, будто менталиста и не было вовсе рядом с ним. Ген это уловил и почувствовал.       Сначала он был удивлен, но, быстро смекнув, что да как, ухмыльнулся.       Давно он что-то неладное подозревал.       Все эти взгляды, жесты… Всё так очевидно и на поверхности! И неужели этот болван считает, что его не раскусили?       Вытерев рукавом губы и шею, и, переведя взгляд в сторону, лжец спросил, всё ещё ухмыляясь:       — Сенку-чан, ты расстроишься, если Цукаса меня убьет?       Ишигами готов был убить гада на месте, посмевшего бить по больной теме.       — Ген, — он потер переносицу, наклонившись. Сейчас он в очередной раз разыгрывал отчужденность, но вот усталость в голосе была искренна — ты ценный в моем королевстве науки. — он заставил себя посмотреть на Гена, стараясь не выдавать себя — Хорошо иметь второго ученого, бойцов, ремесленника, проворную девочку, и целое племя, но такие как ты полезны в делах… Хитрых и сложных, смекаешь? — он пугающе улыбнулся, и глаза его хищно блеснули.       Лицо Асагири не изменилось. Он всё ещё хитрюще ухмылялся, сощурив глаза, как лисица.       — Да? — он хихикнул, подойдя поближе к ученому, и посмотрев ему в лицо — М-м-м, ясно. Я полезен и нужен. Очень нужен… — он улыбнулся ещё шире — Тебе не стыдно?       Сенку испугался, и это видно было сразу. Чуть более приоткрытые глаза, чем обычно, сдвинутые брови и нервная дрожь на губах. Напуганный подросток, которому никакая наука не поможет теперь.       Ген будто весь изменился. Густой дым опасности от него исходил, а Ишигами не мог даже сдвинуться с места. «Ценный» лжец смотрел не то чтобы сурово, но скорее надменно, чувствуя власть над ситуацией. Он не улыбался, просто уголки рта были приподняты, а взгляд был пронзителен.       — Так нужен, что ты давно подумываешь меня на одну ночку отключить и выебать. — ещё ближе подступил иллюзионист — Потому с интересом поглядываешь на те маки в лесу*… — он наклонил голову, и прядка упала на плечо ученого — Только никак не решишься на это.       Сенку опустил голову, печально улыбаясь, смотря пустым взглядом сквозь землю. Он проиграл. Проиграл болезни, Гену, может быть, проиграл своей жизнью, стоявшая всегда на кону — и теперь уже нет смысла стыдиться цепей рабства.       В следующий миг Сенку безвольно позволял Гену целовать и кусать шею, и бедный ученый застонал бы, но смирившись с позором, не мог раскрыть рот. Только слезы выступили на глазах.       Эти ловкие руки скользили по всему телу, прикасались так аккуратно и нежно, будто Ген любил и заботился. Ученый таял, забыв, что происходит, но внезапно его безвольные и обессиленные руки нагло схватили и завели за спину, что он вскрикнул от боли:       — Нет, нет, стой!..       Асагири остановился. Не потому что испугался вскрика — о нет, он прекрасно знал, что Сенку сейчас полностью в его власти, как бы ученый не прятал глазки от него, как бы не смыкал губ, стараясь не стонать. Менталист остановился, потому что этот короткий вскрик удовлетворил его.       — Сенку, ты мне уже давно интересен… — тихо и сладко заговорил он — И интересен во всех деталях. И в привычках, жестах, мимике, и как ученый, как ровесник. Ты выделяешься, и быть рядом с тобой мне не скучно совершенно. Мы каким-то непонятным мне образом — менталист печально усмехнулся, прищурив глаза и сморщив лоб — дополняем друг друга.       Ученый молчал, не вырываясь. Ему было нечего сказать, только вдумчиво слушать. Нужно всё понять, просчитать, может быть, выиграть время, сбежать, спрятаться…       Нет. Чушь полная. Он не будет так поступать. Он уже проиграл. Что даст ему побег? Что даст ему то, что он вырвется из палатки, и уйдет в деревню, как ни в чем не бывало? Пару дней стыда и горя. А потом Ген к нему придет, и ученый не будет в силах совладать с собой.       Сенку неосознанно хмыкнул, уйдя в свои мысли на короткое время. Что бы сделал на его место кто-нибудь другой? Кто-нибудь, кому любовь — не ноша, не лишний груз. Дал бы он себя сейчас так рвать на куски?       Ген добродушно улыбнулся, смотря, как ученый теряется, но взгляд был мрачен.       — Не подумай, что я тебя люблю. — цинично и просто начал менталист, и Сенку вздрогнул, очнувшись от мыслей — Если бы я любил тебя, я бы в реку кинулся. И знаешь…       Ген полез рукой к паху Сенку.       — Я в восторге от того, что открыл в тебе новое.       Движения руки по члену сквозь ткань доставляло много приятных ощущений, признался самому себе гениальный ученый. Болезненных, доводящих до льющийся по телу жару, ощущений. Он даже забыл про моральную боль от слов менталиста.       Сенку знал все биологические и химические процессы, которые происходят с мужчиной, когда его половой орган стимулируют. Но одно дело знать теорию, совершенно другое — практика. Ученый всегда задавался вопросом, как вообще можно таким заниматься, не особо углубляясь в научную сторону вопроса — он бы рассмеялся, если бы ему сказали, что когда-нибудь он действительно отбросит в сторону знания и науку, потому что ощущения затмят его разум. Для ученого знания и наука — вот, что затмевают его разум.       А теперь это место занял какой-то там болтолог. Прекрасный, научный мозг был занят одной лишь невыносимой мыслью — давай, сраный болтолог, делай со мной что угодно! Затяни меня в болото похоти, давай, делать мне больше нечего!       …Ишигами скорее тихо мычал, чем стонал, ибо в уголке разума он был озадачен тем, что с ним происходит. Окей, укусы в шею это ещё ладно, и не такое переживал — спасибо Цукасе, с весьма интересным способ в признании в симпатии, под названием «убить, сломав шею» с монологом про дружбу, но то что сейчас происходило, было оторванным от рамок нормы и восприятия.Его рамок.       Менталист внезапно ускорил движение, стал где-то надавливать, и что-то неразборчиво, иногда сбиваясь, шептать Сенку на ухо, подобно тому, как если бы он делился секретами — вроде как он говорил о том, как ученый смешон сейчас, словно его предали, и он, плененный, плетется в место заточения, но в голове ученого это всё перемешалось с тем что он чувствовал, и бедный парень всё собирался ответить на такие вещи, да не мог.       Кажется, дело шло к кульминации, и в этот момент в его голове что-то щелкнуло.       В короткий миг к Ишигами, наконец, вернулась прежняя горделивость. Он мертвой хваткой вцепился в ту руку Асагири, что так активно работала, и широко улыбнулся, хищно показывая клыки.       Крайне странная картина стояла в хижине, и воздух в ней был так от напряжение раскален, словно стойкое железо на огне высокой температуры.       — Не любишь? — смех был неестественным, словно ученый дошел до точки не возврата адекватности — И потому хвостиком за мной бегаешь? Ты рядом со мной не ради колы, дорогой мой болтолог! — он уверенно оттолкнул ошарашенного менталиста, и быстрым, нервным движением прикрыл пах первой попавшийся тряпкой, словно был раздет. Было заметно, что руки тряслись, а дыхание сбивчиво — Ты в таком же положении, что и я. Творишь отвратительные вещи, потому что гормоны и химические реакции лишили совести, ведь так?       Асагири оскалился. Он и забыл на время, с кем имеет дело. Тошнотворное чувство вины от правды спуталось комом в горле, и он тихо прошипел, отведя взгляд:       — А то…       — Так почему бы, — продолжил Сенку, и голос его осел — нам это не прекратить… — он и не заметил, как его глаза наполнились слезами — Почему бы и тебе тоже не смириться с этим?..       Асагири отвернулся спиной к ученому.       — Отрави меня лучше. Я думал, подрочу тебе, и ты успокоишься. — голос менталиста дрогнул, и он от иронии происходящего радостно заулыбался, смотря на ряд колб — Так нет. Купидон конкретно так стрелу в тебя всадил.       Асагири Ген опустил голову. Как сложно обожать гения, долго умалчивающего свои чувства, и с которым надо постоянно играть в друзей.       Наконец получить над желанным человеком власть, раскрыть все карты… А потом услышать от него суровую и ломающую душу, как оконное стекло, правду. Правду о том, как низко они оба пали.       — Почему, Ген? — ровным голосом и непонимающе спросил Ишигами, перестав плакать — В чем проблема? Или ты боишься ослабеть от любви?       Ген пошел к выходу.       — Спаси человечество, а потом уже поиграем в любовь. — сдавленным голосом бросил менталист — Сам же видишь. Мы с ума сходим от неудовлетворенности.       Он остановился у выхода, видимо, не в силах так внезапно оборвать разговор.       — Знаешь, у всех умных и гениальных людей рано или поздно начинается нездоровая привязанность к друг другу, постоянные скандалы и ссоры… — заговорил Ген, повернувшись к Сенку — У Фридо Кало была сильная привязанность к мужчине, который ей всё равно изменял, а что вытворял Маркиз де Сад по отношению к своей жене, я даже вслух не скажу.       Было ощущение, будто речь шла про какую-то договоренность, а не начало романтических (хотя они оба прекрасно понимали, что «романтика» между ними будет своеобразной) отношений. Слова Асагири были на лад «вот риски, которые могут появиться при ведение совместного бизнес-проекта, имейте их ввиду!» — это была не более чем привычка так говорить. На самом деле он в душе бесился с моральной боли, но терпел, как мог.       — И… — Ген посмотрел на брошенного им же Сенку — Разве ты согласен на свадьбу, ссоры, вино и похоть, на измены и слезы от горя?..       Менталист не сдержался, и просто медленно осел на пол. Всё. Ноги уже не выдерживали, потому что он знал, что сейчас ему ответят. Даже несмотря на то, что он сделал, даже несмотря на то, что он всё это время говорил.       — На все десять миллиардов процентов.       Ученый хмыкнул, закрыв глаза.