«Любовь спасет мир»
Какой лозунг подошел бы лучше? И все же… Купидон во плоти тоже был смертен. Похороны творца любви оплакивал весь мир, и возвращаться к реальности, к трудностям отношений, неправильным выборам и всему сопутствующему было крайне сложно. Однако в скором времени по всем новостям и социальным сетям прошла сенсация: имена суженных все еще мог узнать каждый и теперь абсолютно бесплатно. Каждый день отмечались факты появления вырисовывающихся чьим-то невидимым пером имен на руках, и в скором времени этот феномен также стал нормой, как и сам факт существования причуд.«Да пошли вы все… Никто мне не нужен.»
Думал Даби об одном… а чувствовал совершенно другое. Кривить недовольную рожу при виде целующихся; «случайно» толкать их, если те решили вдруг пообниматься посреди улицы; испортить настроение тем, у кого прямо на глазах вырисовалось имя — у злодея вроде него просто не могло быть другой реакции на происходящее. Тошно — единственное верное описание его чувств к самой концепции любви. Теория Роберта Стернберга описывает совершенную любовь как сумму близости, страсти и обязательств. О ней Даби услышал от одного профессора, который в отчаянии выпивал рядом с ним в подпольном баре. — Вы и правда в это верите? — Дело не в вере, друг мой, — он едва попадал пальцами по оправе очков, чтобы поправить их, — теперь это наука. А ты? — М? — делая очередной глоток виски, Даби краем глаза глянул на мужчину. — Ты веришь? — профессор повернулся. — Веришь, что однажды у тебя на руке появится имя? Злодей мельком окинул свое предплечье, немного отклонив полупустой бокал с виски, и тут же допил его содержимое залпом, звонко стукнув им о лакированное дерево. — Я верю только в то, что это нужно заслужить…«Кровью и слезами, да?»
Так какого черта у этого недоученого появилось имя на руке прямо на глазах у Даби?! Неужели он еще недостаточно настрадался? «Имя появляется только в самый тяжелый момент жизни»? Брехня! Абсолютная и бесповоротная. Сколько он думал об этом по ночам, сколько молил судьбу сжалиться над ним, сколько пьяным плакал в перекрестках. Невозможно… Сколько бы он ни поливал грязью влюбленные парочки, сколько бы ни говорил, что ему и одному хорошо, сам он в это никогда не верил. И совсем недавно ясно понял для себя одно — он был влюблен в саму мысль о том, что кто-то однажды появится в его жизни и вытащит из всей этой кучи дерьма одним своим существованием. Даби и сам не заметил, как возложил на это все надежды, как на единственное спасение, и это было вполне оправдано. Именно по этой причине распалась Лига. Из-за того, что Шигараки слишком сильно повезло… — Пожалуйста… — повторял Даби из раза в раз сквозь зубы и дорожки крови под глазами, пока растирал большим пальцем предплечье. — Пожалуйста… Яркость желания мести, зажженная Пятном, угасла точно так же, как и появилась. Снова то состояние до Лиги, снова один и снова никому не нужен. Порой казалось, что лучше бы злодей вообще не знал о феномене «Купидона». Да, так было бы лучше. Не было бы столько бессмысленных ожиданий и поисков. Пустое одиночество, раздирающее сердце по ночам, было бы предпочтительнее. А теперь оно разрывалось вдвойне из-за таких же пустых надежд. Даби часто задыхался из-за этого по ночам. От кошмаров о прошлом, от кровавых слез, от собственных мыслей. От слишком яркого воображения тепла чужого тела, согревающего для него постель перед сном, и от лжи остаткам совести о счетах с жизнью. Имя на руке нытика-профессора стало последним шагом к этому решению. Затуманенные лишней бутылкой алкоголя голубые глаза кое-как нашли путь к маленькой станции, на которой Даби обычно доезжал до Токио. По пути он обшарпал плащ о все стены, какие только попались, запинался о всякий мусор и едва волочил ноги, не в силах даже поднять голову.«Не могу больше… Нет тебя, и ничего с этим не поделать.»
Слева послышался отдаленный гул приближавшегося поезда. Свет от его фар проехался по яркой полосе перед ногами Даби, предупреждающей о том, что дальше заходить опасно. Тудум-тудум. Реборды железных колес били в такт ноющего сердца. Тудум-тудум. Звук становился громче, а ритм, казалось, ускорялся с каждым новым ударом. Тудум-тудум. Тудум-тудум. Уже совсем близко…«Прости…»
Всего один шаг отделял Даби от покоя, от любви и долгожданной встречи. Быть может, там им суждено встретиться? Едва волочащаяся нога уже поднялась, чтобы переступить полосу, как в руке кольнуло с такой силой, что злодей пошатнулся назад, когда вместе с принесенным собой ветром средние вагоны остановились прямо перед ним. Мимо забегали люди кто туда, кто обратно, а рука злодея ныла с такой силой, что он был готов упасть прямо в этой толпе. Только бы это были не расшатанные скобы… Голубые глаза забегали по больному месту. Алкоголь давал о себе знать, поэтому сосредоточиться было невероятно трудно, и то удалось сделать лишь благодаря порыву бешенства из-за неудачи. На предплечье показались какие-то бугорки. Нет, это оказались выпирающие полосы. Тонкие, аккуратные, будто написанные каллиграфическим почерком. Даби провел рукой по этому месту несколько раз, даже поднес ближе к плывущим глазам, чтобы разглядеть, и когда он смог, голова разнылась так, что можно было бы рубить топором, но и на это теперь было плевать. Имя. На давно сожженной руке появилось имя. Поверить было сложно так сильно, что в самом сердце кольнуло чересчур больно. Казалось, оно остановилось, но уже через секунду начало биться с бешеной скоростью, что невозможно было устоять на месте. Адреналин мигом отрезвил сознание, и Даби отошел подальше, к стене.«Нет… быть не может.»
В реальность происходящего не верилось долгие несколько минут, и уже показалось, что не поверится еще ближайшие дни, но сомнения закончились, как только он провел по тонким полосам еще раз. Принять шанс найти кого-то своего оказалось легче легкого. Воздушное чувство в груди мигом одарило предвкушением вдохновения и счастья, на котором Даби понесся домой. Всю дорогу хотелось и кричать, и петь, и танцевать, но позволить себе он мог лишь улыбку и быстрый темп ходьбы. Сдерживаемая ухмылка сквозь боль от скоб на уголках губ сохранялась вплоть до кровати, где только тогда он смог заметить, что имя вырисовалось в обожженной области — его было не различить. Ни под светом голубого огня, ни под неоном уличной вывески прямо под его окном. Ни на ощупь, ни через бумагу и грифель. — Ну и плевать… — прошипел он и прижал к себе руку. — Ты есть. Это самое главное. Хотя досада от неразличимого имени ясно давала понять, что найти друг друга будет сложнее, чем должно быть. Пять дней. Ровно через столько, на том же самом месте, как правило, люди встречались со своей второй половинкой. Никто так и не мог объяснить, почему встреча всегда происходила ровно через пять дней. Но эта закономерность никого никогда не подводила. Ни раньше, ни позже. — Скоро встретимся, — с улыбкой на лице шептал Даби перед сном, рассматривая имя. — Подожди немножко. Но эти пять дней нужно было еще продержаться. Даби так и не смог уснуть и прокрутился в кровати до самого утра. Он и забыл, насколько отвратительным могло быть ожидание. Но за эти часы он многое успел обдумать. Например, что он будет делать, когда найдет ее? Или, скорее, что сделает она? Лицо у него было не самого благоприятного вида, но с этим уже ничего нельзя поделать. Ради роковых встреч люди объезжали весь мир, так неужели из-за одной только внешности его суженная откажется от него? Хотелось верить, что нет, и нежелание обдумывать эту вероятность превратилось в слепое доверие. Следующее, о чем преступник подумал, было его имя. На руках вырисовывалось настоящее, которое было дано матерью при рождении. Бывало, что даже из-за этого люди проходили мимо своих половинок: перепутали в роддоме, по ошибке сменили на новое в течение жизни, да даже банальная амнезия. Паршиво, однако тоже ничего не поделать. Родному душой человеку придется рассказать больше, чем хотелось бы, но и это ничего. А вот необходимость привести этого человека к себе домой насторожила Даби куда больше. Разумеется, родное поместье отпало сразу же, но и потрепанный старый мотель без лицензии, где Даби скрывался последнюю неделю, был вариантом не лучше.«Что-нибудь придумаем. Обязательно.»
Вместе все нипочем — на это все неприятные детали он и скинул. За бессонную ночь Даби вспомнились те множественные встречи, которые он видел лично. Как правило, новоиспеченные возлюбленные приходили на место встречи с подарками. Что там обычно дарят девушкам? Встретить с цветами? Банально, да и переполняет неловкостью. Конфеты? А вдруг не любит сладкое? Или на диете? Весь следующий день был потрачен на брождения по блошиному рынку. Местный хлам мог хотя бы подкинуть идею, но помимо него, как ни странно, там продавались и антикварные вещи. У лавочки с бижутерией он проторчал добрые полчаса, показавшиеся вечностью. Как вообще можно было выбрать что-то особенное из одной сплошной блестящей кучи? И все же нашлась одна вещь, зацепившая взгляд, когда Даби был готов отчаяться. Кованая синяя роза. Совершенно очевидно, что какая-нибудь подделка, но была она настолько красивой, что после нее все остальные украшения казались поросшими травой. Такой подарок точно никогда не увянет. Неподдельным и искренним счастьем озарилось лицо юноши, и он купил розу с наверняка дешевым камнем в сердцевине, сунул ее за пазуху и быстро вышел на улицу, чтобы не рассмеяться в голос от внезапной боли в глазах. Дешевую розу он провертел в руках всю следующую ночь и лишил себя сна уже вторую — потом вместе проспят хоть всю неделю. От грядущего счастья в голову приходили грандиозные планы, достойные Вселенной, отчего невыспавшийся Даби к утру напоминал ожившую фреску сюрреалиста — через всю челюсть от уха до уха проходил кривой шрам, а его изможденное лицо походило на маску долго смотревшего на уходящее за горизонт солнце. Да, теперь никто не посмел бы сказать, будто он пустоголовый наркоман, не способный на нормальные человеческие чувства. Теперь он тоже счастливчик, пусть со шрамами, пусть один и без денег, зато по-настоящему. А главное, его жизнь уже никогда не будет прежней — каким бы ни было это «теперь», оно уже не то и никогда им не будет.«Я тебя еще не знаю… но уже люблю. Люблю за то, что ты где-то есть.»
Вот так и носился с этими мечтами по городу привязанный к высоковольтной линии истощенный током мечтатель. Письмо, однако, само выбрало его своим новым узником — сказать обо всем, через что ему пришлось пройти в ожиданиях, он будет не в состоянии. Поэтому Даби осталось лишь записать каждую переживаемую секунду, пока эта секунда не превратилась в неделю и ему не пришлось ждать еще больше. Такие письма пишут влюбленные школьники и подкидывают в ящики со сменкой, убегая из школы и заливаясь краской. Пятый день близился к своему концу — день встречи, которой Даби ждал шесть долгих лет. День, с которого начнется самое лучшее время. День настоящей свободы. Он приготовился сделать все правильно: прихватил письмо, которое скорее всего никогда не отдаст, откопал мужские духи, зловоние которых пришлось немного перебить, и на кой-то черт обмотал кованую розу синей лентой. Вечер пятого дня, и время, когда до сих пор неизвестное, но уже любимое имя вырисовалось на его руке, вот-вот подступит. Вдалеке послышался гул приближающегося поезда. Даби пошел по перрону к посадочной зоне, где уже стоял пассажир. Девушка в ярко-красном пальто искоса задела его взглядом и покрепче перехватилась за дипломат. Узкая платформа была почти пустой: всего два или три человека с озабоченным видом расхаживали по той стороне, двое встретились на середине, коротко кивнули друг другу и разошлись, и только белокурая девушка в красном пальто напоминала Даби о том, что не каждый человек балуется чем-то незаконным, как те люди. Или как он. — Кого-то ждете? — спросила девушка, и Даби не сразу понял, что смотрела она на него и на одинокую розу. — Да, — сказал он, пряча цветок в другой руке. — Жду… Нет, он не собирался объяснять, кого он ждал. — Поздравляю, — с грустной улыбкой ответила незнакомка. Извинилась и пошла прочь. Минуту назад показался поезд, который как раз должен был увезти Даби на ту сторону жизни, незнакомка в красном пальто заскочила в него сквозь нахлынувшую наружу толпу и растворилась в ней. Не было ни одной девушки, на которой не остановился бы взгляд голубых глаз. Как ее узнать? Наверное, она тоже будет кого-то искать. Только кого? Может быть, того самого урода на перроне? Кто знает, может быть это и будет судьба. Это может случиться, если Даби вздумается вдруг повернуть голову. Или… Или не повернуть. Что он скажет ей, когда она придет к нему? Улыбнется? Расскажет анекдот про обезьян? Главное, чтобы его не сбили с ног. Толпа людей, как и пять дней назад, вывалилась сплошным человеческим комом и разбежалась как стая тараканов по щелям, и уже через минуту ни людей, ни поезда на платформе не осталось, только ночные гуляки. Только Даби и его одинокая синяя роза. Да и та до сих пор дрожала в руке, словно соглашаясь, что все уже кончено. Через несколько минут вокруг совсем не останется ничего живого. И вообще ничего не будет. Все исчезнет, кроме этих трех слов в письме, прижатом к сердцу, во внутреннем кармане плаща. А потом они с розой окажутся там, где находилась вся его жизнь — в заднице. То, что он видел на улицах, читал в газетах и видел в новостях, было не правилом, а исключением. Этому правилу как-то удавалось выжить и умереть именно на его руке. Он прождал на перроне следующие три часа в одиночестве и был совершенно не виноват в том, каким выбрала его судьба. Может, с ней произошло что-то страшное, из-за чего она не смогла прийти? Или что еще хуже — увидела его раньше и ушла навсегда? Скорее всего, так оно и было. Она не пришла, и теперь они должны были расстаться навсегда. Он не хотел этого. Сейчас Даби уже почти не помнил, когда в последний раз был близок с женщиной. Он знал только, что это было такое сильное, жгучее и полное страха чувство, какого он никогда раньше не испытывал. Страх одиночества — с него и начались все его муки. Было еще чувство вины, которое вскоре начало перерастать в ненависть. К самому себе, к обстоятельствам, ко всему, в чем его заставляли себя обвинить. Вот как сейчас — вместе со смертью проносятся несколько оставшихся минут. Тудум-тудум. Тудум-тудум.