Сообщение было удалено
***
Сырые переулки встретили Даби, как всегда, холодно. Прошедшая совсем недавно изморось так или иначе ощущалась. Может, запахом, может, самой атмосферой. Вечно испытывающему неукротимый жар телу было как-то все равно, каким местом вообще могла прочувствоваться прохлада. А исходила она из самой души. Причуда, как правило, разливалась по всему телу равномерно, так что исключений не было, однако этим вечером особенно ощущалось омерзительное тепло лицом. Еще бы, размятое чужими кулаками и разогревшееся оттого кровью, следы от которой так и остались под носом, на губах и под шрамами у глаз. «Слабое тело, несовершенная причуда», — слова отца вертелись в голове все то время, пока его избивали. Так он и сошел с поезда на станцию — с подбитым глазом и разбитым носом. Изредка ловил на себе косые взгляды пассажиров или прохожих на улицах, однако стоило ему взглянуть на них, подать знак, что он заметил, они сразу же отворачивались, будто и не видели его вовсе. Разумеется, легче притвориться, что никто не видит нуждавшегося в помощи. В этом мире ведь каждый сам за себя, верно? Иной раз хотелось так и остаться в этом грязном переулке, просто упасть и не вставать. Невозможность замерзнуть насмерть Даби проклинал едва ли не каждый раз, проходя это место. Лучше бы так и случилось. Да, определенно. Лучше бы он и сгорел в тот день. А еще лучше, чтобы не рождался вовсе. Сколько бы раз Даби ни думал о смерти, он никогда не желал ее так сильно, как со дня, когда узнал, что его родственная душа, предначертанный судьбой человек родился в параллельном мире. Шансы на такую удачу — один к тысяче, и похоже, что Даби с самого своего рождения выиграл джек-пот по всем параметрам: что по причуде, что по любовной линии, что в целом по судьбе. — Боже, уже почти двенадцать. — Так поздно? Пора бы домой, а то муж заволнуется. По улице прошла пара молодых женщин. Поблескивающие наряды выглядывали из-под теплой зимней одежды, а на лицах — тонна косметики. Наверное, шли с клуба или, что вероятнее, с корпоратива. Праздник наступал на пятки, поэтому подобный типаж прохожих был не редкостью. Очередная ночь, которую Даби должен был провести в полнейшем одиночестве под шум фейерверков и громкой музыки вперемешку со смехом на фоне. Хотя он бы предпочел просидеть грядущую ночь с телефоном под ухом.«Почти двенадцать…»
На секунду-другую к телу прилил небольшой поток сил. Появился стимул если не для жизни, то хотя бы дойти со съемной норы. Лицо так и ныло, нос не дышал из-за скопившейся крови и, казалось, вовсе начал неметь. Уже в пыльной тесной комнате вспомнилось, что обезболивающие, обеззараживающие и бинты давно закончились, и то стало очередной причиной полить свою личную фортуну грязью. Зато на дне темно-коричневой бутылки чудаковатой формы остался виски, и злодей предпочел допить его, нежели обработать раны. Не тратя сил на раздевание, Даби просто плюхнулся лицом в кровать и следом пожалел об этом. Невнятное болезненное мычание вылилось в подушку вместе с остатками крови, пока рука шарила в заднем кармане в поиске телефона. Темные паутинки на треснутом дисплее пересекали центральные цифры и половину всего экрана. Яркий свет заставил зажмуриться, однако сделать это левым глазом оказалось очень неприятно: наверное, заплыл. Ноль пропущенных, ноль новых сообщений. Последние частички надежды на возвращение хорошего настроения пропали, и Даби отложил телефон. Долгожданный звонок раздался, когда парень уже находился в полудреме, но то не помешало руке дернуться и ответить на вызов. — Алло? — раздался по ту сторону линии женский голос. — Привет, — с глухой нежностью ответил Даби и прикрыл глаза, ослабив руку так, что телефон лежал на ухе практически без всякой поддержки. — Что-то случилось? Голос слишком грустный и слабый. Ты не заболел? — Нет, — злодей перевернулся на спину и поменял удерживающую руку. — Просто немного устал. — Может, отдохнешь? Поговорим завтра. — Нет, — раздалось в этот раз тверже и быстрее. — Я… хотел поговорить сегодня. — Что-то важное? — Нет… — почти скорбно ответил парень. — Просто… узнать как дела. — А-а, вот оно что, — голос девушки заметно повеселел. — Ну, ничего особенного на самом деле. Бывало и интереснее. — Расскажи. Пленительно отозвался Даби. Ему нравилось представлять, как во время таких непринужденных разговоров Мива накручивала локон на палец и игриво зажимала телефон плечом, возможно, разглядывая новый маникюр или как раз нанося его во время разговора, как обычно делают девушки в фильмах. Нравилось думать, что только этот звонок и разделял их встречу. — Брось, такую нудятину никому не интересно будет слушать. — Пожалуйста. — Даби… точно все хорошо? Пальцы таки решились прикоснуться к кровоточащей переносице и потереть ее, едва ли не придавливая через нее носоглотку, чтобы не выдать болезненное шипение. — Не могу перестать волноваться. — О чем же? — О тебе. Странно, да? Когда кто-то вроде меня переживает о подобных вещах. В воздухе повисла неопределенная пауза. — Ты что, пьян? Алкоголь наконец начал оказывать свой чудотворный эффект, и под ним Даби гораздо яснее представлял, как выглядят эмоции на лице Мивы, пока они вот так разговаривают. Он буквально видел, с каким интригующим добродушием она улыбнулась и как озвученное ею предположение заставило ее развеселеть, словно он преподнес приглашающую к распитию такую же коричневую бутылку, которую она бы тут же приняла. — Я устал… — Даби снова потер переносицу, но на этот раз все позывы к проявлению боли остались внутри, и он продолжил раньше, чем Мива вновь попыталась убедить его лечь спать. — Устал от того, что тебя нет рядом. Что я не могу быть рядом. — Я знаю… Но так уж нам «повезло». Ничего не поделать. — Я бы хотел быть к тебе ближе. Настолько, насколько это вообще возможно. — Знаю. Я бы тоже предпочла быть с тобой. Вместе нам было бы проще. Звонки и сообщения ничего не компенсируют, но у нас есть хотя бы такой способ связи, и это уже очень многое, — ее голос смягчился, стал лелеющим, каким жалеют тех, кто небезразличен. Снова перевернуться на бок получилось только с новой порцией немой боли, потому что всю ее по вечерам заглушала лишь обида на весь мир. Через грязное окно прорезался лунный свет. То ли от ноющих ран, то ли от глотка крепкого алкоголя, но какой бы сильной ни была усталость, Даби не мог позволить себе уснуть. На глаза попалась еще одна бутылка — на подоконнике. Должно быть, под вчерашний разговор он забыл о ней. Она-то и стала стимулом встать и открыть окно, чтобы усесться у него, свесив одну ногу наружу. Под окнами как раз прошла пара молодых людей — девушка, бережно обхватившая руку парня. Одна из тех парочек, которые Даби ненавидел. Презирал за их большую долю удачи, чем досталась ему. — Я переживаю, потому что мир — ужасное место, наполненное ненавистью. Наполненное людьми, которые любят чужие страдания и не хотят видеть никого счастливым, а я ничего не могу с ними сделать. Они не хотят видеть, как другие люди счастливы и наслаждаются жизнью. Почему? — Может, потому, что сами несчастны? В горле встал тугой ком. Даби никогда не думал об этом, да и сейчас слабо мог представить, что в мире мог бы существовать хоть один человек несчастнее него. Мива как-то сказала, что у каждого свой порог счастья и несчастья, что для каждого это совершенно разные границы. Люди воспринимают одинаковые вещи по-разному и поэтому существует такое неравное разграничение даже при равных условиях. Даби так и не смог представить ни одной ситуации, описывающей это. Именно по этой причине он многое обдумывал с тех пор, пока не пришел к простому и крайне странному для старого себя выводу: — Я устал ненавидеть… — Что? Взгляд ярко-голубых глаз проводил влюбленных до поворота, и Даби только тогда смог закрыть их, прислонившись виском к оконной раме. — Я сегодня подрался. Парни из какой-то банды нарвались. — Как подрался?! — в голосе слышалось больше возмущение, чем наигранное беспокойство, какое изображала соседка при разговоре с подругами. — Ты цел? — Я, — Даби тяжело сглотнул слюну, — не смог им ответить. Свободная от телефона полусгоревшая рука, на которой поблескивали совсем свежие скобы, все еще тряслась, стоило посмотреть на нее. Огонь, который по обыкновению возникал в ней, обжигал еще до того, как успевал появиться. Но сейчас, когда ладонь медленно начинала синеть ярким светом, словно она прикоснулась с люминесцентному порошку, он был разве что теплым и излучал не агрессию, гнев или что-то еще, что обычно помогало разжечь его. — Странно, да? Я просто подумал, что хочу быть уютным пламенем, как если бы ты сидела у камина. Прямо напротив тебя. Хочу быть как пламя, которое сейчас в моей ладони, — злодей горько усмехнулся. — Будь ты рядом, ты могла бы даже прикоснуться к нему и не обжечься. Маленький голубой огонек, скорее играющий в руке, нежели пытающийся судорожно ужалить воздух, погас, когда Даби сжал его в кулак. Ком в горле заставлял голос понижаться, набирать в грудь дополнительный глоток воздуха и, в конце концов, просто дрожать. — Я устал чувствовать себя плохим парнем. Я больше не хочу этого, я хочу смотреть на светлую сторону, хочу видеть себя в каком-нибудь позитивном свете, пока я не лишился этой возможности насовсем. Почему бы мне не быть как это пламя, что не умеет сжигать? Пламя, которое просто заставляет людей улыбаться и чувствовать тепло, уют… счастье. Я устал оттого, что люди издеваются над другими. Устал оттого, как они относятся. Потому что никто такого не заслуживает. Ни я, ни ты… Дышать становилось все труднее оттого, как подступающие слезы и вместе с ними жжение в глазах начинали душить, и практически для каждого второго слова Даби был необходим дополнительный вдох. — Ты… заслуживаешь поцелуй в лоб… и теплые объятия. Потому что… они нужны мне так же сильно. — Я вернулся! Раздался фоновый мужской голос на том конце провода, из-за которого Даби рефлекторно отдернул телефон от уха так, словно впервые обжегся. Скопившиеся в груди чувства были готовы разорвать ее, а сдержать их с закрытыми глазами и тщетной попыткой ровно дышать всегда было крайне сложно. Но был в этом и какой-то прогресс. Например, в прошлый раз злодей не выдержал этих искусственных семейных разговоров и просто сбросил звонок. Конечно, кому будет приятно знать, что у любимой девушки по ту сторону Вселенной продолжалась мирная жизнь и не было никакого резона отказываться от нее из-за того, с кем она никогда не сможет быть вместе. Или, например, слушать о неблагодарном отношении какого-то подонка к ней, которому даже не врезать. — Прости, — послышалось из трубки громким шепотом, заставив Даби снова приложить телефон к уху. — До завтра? — Нет-нет! Я вышла на балкон, нам больше не помешают, — в телефоне послышался скрип закрывающейся двери. — Ты ведь… рассказывал что-то важное. — Ничего особенного… Просто желания, которые никогда не сбудутся. — Послушай, — пара глухих выдохов раздались как сигнал, что Мива усаживалась поудобнее. — Я не хочу говорить тебе банальные вещи вроде «я все равно рядом» или «все будет хорошо», потому что уже завтра они снова не будут ничего значить. То, что мы с тобой разделены, пока другие наслаждаются близостью, ничего не значит, слышишь? Ты — причина, по которой я улыбаюсь каждую ночь, и причина, почему я хочу сделать за свою жизнь столько, сколько смогу: добрых дел, значимых вещей. У меня есть силы на это, потому что я верю, что в следующей жизни нам с тобой повезет гораздо больше. Они есть, потому что я знаю, что ты будешь гордиться мной, где бы ты ни был. Потому что у меня есть чувство, что все это я делаю для тебя. Глаза неистово бегали от интерьера темной комнатушки до окон соседнего здания, где в очередной раз соседка привела в дом нового мужика, с которым прямо сейчас собиралась провести бурную ночь. Глаза защипало с новой силой и, кажется, струйка кровавой слезы снова выступила под одним из шрамов на лице. Эмоции, которые, казалось, давно выгорели, продолжали душить Даби каждый вечер и стучаться затылком в попытке угомонить их. — Сколько же чувств ты продолжаешь дарить мне… столько, что я осознал, что не могу так больше жить. Ты дала мне надежду на нечто несуществующее, и это пламя тому доказательство. Прошлый я ни за что не потратил бы время, чтобы создать такое. Он бы даже не попытался. — И поэтому я горжусь тобой, — а сомневаться в искренности этих слов не было никакой необходимости хотя бы из-за сдавленного всхлипа, который у Мивы не получилось приглушить до конца, как бы она ни старалась. — Ты сильно изменился, я даже по голосу слышу. Когда мы созвонились впервые, ты был грубым засранцем. — Я надеялся, ты пошлешь меня, — улыбнулся парень сквозь дрожь и получил то же самое в ответ. — Я была готова принять тебя любым. Но то, что ты растешь над собой, сильно радует меня. Как после этого я могу уступить тебе, а? Игривые провокации заставили его усмехнуться и почувствовать, что завтра, когда он проснется и вспомнит об этом разговоре, у него будут силы прожить хотя бы еще один гребанный день. — Я хочу быть всем для тебя, — телефон прижался к уху плотнее, надавливаемый уже обеими ладонями. — Знаю, что не могу, но… может, я смогу изменить этот мир и сделать его местом поярче. Прежде, чем мы увидимся. — И это замечательно. Живи так, как посчитаешь нужным; так, как захочешь ты сам. Не думай, что ты чем-то обязан мне или кому-то другому. Ты сильнее, чем думаешь. Может, однажды ты бы смог окружить себя дорогими тебе людьми, завести семью, например. — Ты… о чем это? — улыбка перестала держаться на искренних эмоциях. — Даби… — Мива замялась. — Ты же понимаешь, что в этой жизни НАС быть не может? Ты не должен отдавать всего себя девушке, которую никогда не сможешь увидеть. Слова, которые прежде звучали лишь в его голове, врезались в сердце настолько ярким и болезненным чувством, что Даби на миг даже показалось, будто в него в самом деле воткнули иголку. Мива никогда прежде так не говорила… — Что стряслось? — У каждого из нас свой мир, и мы не должны ставить в его центр то, что ему не принадлежит. — Это тебе Сейши так сказал? Что еще мог сказать парень, которому, в отличие от Даби, посчастливилось быть рядом с Мивой? Ему ни разу не удавалось поговорить с этим придурком, но периодических рассказов Мивы вполне хватало, чтобы пропитаться к этому человеку ненавистью. Если не брать во внимание ту ее часть, которую Даби испытывал за чистую случайность Сейши повстречать Миву, ее все равно было немало. И самым крупным, центральным куском этой каменной вражды являлось то, что Даби был полностью уверен в том, что Сейши ее не любил. Будь у злодея шанс, хотя бы минутка побыть рядом с Мивой, он бы не отошел от нее ни на шаг. Сейши же с самого начала не видел необходимости проводить время вместе; не видел нужды делиться чувствами; не считал важным оказывать лишнее внимание. Он просто существовал где-то рядом. И от такого безразличия Мива испытывала невыносимую боль. Но еще больнее было Даби, как минимум, по той причине, что сколько бы он ни уговаривал Миву закончить все это, она отказывалась уходить оттуда, где ей было плохо. — Это все равно правда. — Нет, это гребанная ложь сукиного сына! — Даби… — Что может знать человек, который ни разу в жизни не любил?! Скажи мне, — гнев перекрыл теплые чувства, и от этого Даби просто соскочил с подоконника, принявшись метаться по комнате и жестикулировать свободной рукой. — А ты не скажешь. Потому что, в отличие от него, ты знаешь, что это такое. — Это не… — голос Мивы стал тяжелым, едва сдерживающим слезы, однако она считала необходимым даже через это ответить хоть как-нибудь. — Господи, я люблю тебя… — переметнулся тон от крика до шепота. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты чувствовала это. Ты никогда не поймешь, сколько значишь для меня, но я хочу, чтобы ты чувствовала эту любовь, потому что она настоящая. Она настоящая, милая. Шрамированная улыбка растянулась с болью по сшитым уголкам губ. Даби остановился у окна, а свободная рука уперлась в подоконник. Голова злодея низко склонилась к нему, пока он судорожно пытался набрать в легкие воздух, а слова так и рвались наружу на одном дыхании, и зачерпнув кивком кислород, он по новой выпрямился и продолжил: — И ты никогда не должна слушать тех, кто говорит тебе, что это не так. Они не понимают искренности слов, идущих из самых потаенных глубин души. Они не понимают, что даже если мы разделены невозможными границами, мы найдем способ встретиться снова, мы найдем способ воссоединить наши сердца, найдем способ обнять друг друга, когда меньше всего ожидаем, но больше всего нуждаемся в этом. Вот, во что я верю. Верю всем своим сердцем. Я никогда не откажусь от тебя. Что бы ни случилось. Я лишь хочу обнять тебя… хоть раз… хочу тебя… навсегда. Гудеж в голове не сразу позволил расслышать длинные гудки сброшенного звонка. Она что, просто так сбросила вызов?! С грязной руганью на губах Даби оторвал телефон от уха и взглянул на время.«1:02»
Уже как две минуты он говорил в пустоту: время снова закончилось раньше, чем ему требовалось на разговор. Все-таки часа в сутки было непомерно мало. Слишком недостаточно, чтобы утолить всю необходимость высказаться и получить что-то в ответ. Слишком мало быть с тем, кого так любила душа.