Парень из прошлого.

понедельник. все как раньше, даже погода за окном такая же. дождь барабанит по окнам, ветер сносит последние листья с деревьев. лица людей все мрачнее и мрачнее, а бродячие псы суетятся у подъездов жильцов, пытаясь просунуться в здание и хоть чуточку согреться. Федор сидит на окне, наблюдая за столь одиноким, но в тоже время умиротворяющим моментом. в его руках единственный источник тепла – кружка с чаем. больше ничто не согревает в этой темной, сырой и серой квартире. внутри также холодно, словно сотни ненавистных мыслей обжигают изнутри. на улице дождь, на душе дождь. что же теперь согреет его? долго ответа искать не пришлось, так как вскоре появился второй источник тепла. щелчок входной двери раздался, а позже – недовольное бормотание. Федор оглянулся. в пороге стоял совсем мокрый и счастливый, на первый взгляд, Николай. в руках он держал пакет с продуктами, кажется. шарфик небрежно лежал на его плечах, а шапка падала на глаза. именно с этого момента, как тот вошёл в квартиру, тишина навсегда исчезла. – ну и погодка, - Николай улыбнулся, – Федь, ты как? не скучал? - он снял с себя тяжёлую верхнюю одежду, которая, кажется, промокла насквозь. – ты ушел всего на полчаса. – и что? а вдруг бы со мной что-то случилось? - Коля зашёл на кухню, запрыгнул на окно рядом с Федором и принялся нечто напевать. мелодия была незамысловатая, тихая и спокойная. Федор положил свою голову на плечо Николаю, поставив кружку рядом с собой. чай давно остыл, из-за чего он оставлял неприятный вкус во рту. руки он также давно не грел, из-за чего остался всего лишь один источник тепла – Николай. его одежда была мокрая, а волосы слегка прилипали к лицу и шее. но даже это никак не мешало Федору греться рядом с ним. стало резко тепло, но тепло где-то не снаружи, а внутри. тепло разливалось по телу, из-за чего тот постепенно расслаблялся и чуть было не уснул. но что-то не дало Федору это сделать. то ли мысли, то рядом сидящий, что хотел было что-то рассказывать. но, кажется, это вовсе не анекдот. было как-то не весело, было некомфортно, было ненастно. а отчего? столько мыслей навалилось на него, оставляя лишь неприятный осадок, что разъедал нутро. оба потеряли почти всех и все, оставшись совсем одни. пожертвовав людьми, лишь чтобы сидеть на окне и печалиться в тишине. плакать друг другу в рубашки, говорить о чем-то несказанном. но все давно сказано, в том и проблема. вроде и печалиться незачем, все в прошлом, все наладилось. но что-то было то, что мешало обоим. это было их прошлое. оно все равно не отпускало, из-за чего собственное тело стало клеткой. несвободно, чертовски несвободно. прошлое съедало, прошлое заставляло кричать о наболевшем. хотелось бы забыть, хотелось бы начать все сначала. но хотелось бы быть вдвоём и сначала, и в конце. просто позабыв об этом. – тебе грустно. - прошептал Николай настолько тихо, что сперва Федор даже не услышал его. – все в порядке, я просто задумался. а ты так и будешь в мокрой одежде сидеть? – следовало бы переодеться, но чертовски лень, - Николай сполз с окна, – я видел твоего брата. Федор вздрогнул, распахнул глаза и с изумлением посмотрел на Николая. – он что-нибудь... говорил? – нет, он меня не узнал. хотя, может, просто не хотел говорить. это к лучшему, не бойся, он тебя не тронет. по крайней мере, тебя точно не найдет. если даже и придет к тебе в квартиру, то там ты уже не живёшь. незачем беспокоиться, Федь. – а что ты в магазине взял? я так и не знал зачем ты идешь. – я шел за кое-чем интересным, - Николай вытащил из пакета пачку риса. – зачем тебе рис? – я хочу приготовить вместе с тобой пирожки с рисом. это мои любимые. – пирожки с рисом? - Федор вопросительно взглянул на Николая, – я думал, ты любишь там вишневые или сладкие какие-то... – судя по твоим рассказам я кроме сладкого больше ничем не питаюсь. – а разве не так? – ну да, ты прав. но это другое, ты не понимаешь. – умеешь? – очень обидно! - Гоголь театрально скрестил руки на груди, – я вообще-то это готовил и не раз! а даже когда-то с Ваней. – с Ваней? – с Ваней. поэтому сейчас я хочу с тобой. – я вовсе не умею готовить. – научишься! - Николай достал остальные продукты; в них необычного ничего не было. вода, чай, печенье, и... все? да, холодильник Николая и Федора только из этого и состоял. вернее, Достоевский не любил печенье, поэтому питался им в основном Николай. вскоре печаль, если можно так сказать, сразу забылась. то ли Николай понял, что время вытаскивать Федора из депрессии с помощью пирожков, то ли это действительно было спонтанно. но факт остаётся фактом: Федор развеялся, и при том что очень даже. он поддался чарам Николая, слегка улыбался, когда он говорил что-то нелепое; за окном мрак, но оба не заметили этого, полностью отдавшись друг другу. весело, спокойно. и что самое главное – уютно. да, было уютно. чувствовалось то, чего Федор не мог почувствовать давно – тепло рядом с кем-то. тепло в квартире, тепло в душе, тепло по телу. это то, что не дали в детстве, но то, что дали сейчас. вернее, дал только Николай. кажется, что в этом ничего сверхъестественного нет: просто готовка, вперемешку с глупыми разговорами. но, черт, как же этот простой момент разогрел Федора, зажёг огонь в душе. боже, да неужели Коля действительно был способен на это. а ведь Достоевскому все казалось, что клоун не в силах очаровать кого-то: клоун не смог бы его согреть, клоун не может прижать его к сердцу, он не может горячо поцеловать Федора. нет. может. Федор в этом убедился. и рад этому. рад, что белое солнце, что находится уж слишком рядом с ним, греет и хоть чуточку не даёт его душе сгнить полностью. они разные, до чёртиков разные. Достоевский – демон. ничего не чувствует, холоден, бледен, грешен. Гоголь – клоун. ждёт свободы, пытается вырваться из клетки. разные, но цель всё-таки одна – отомстить всем тем, кто когда-то причинял им боль. эта страсть, это черствое желание находится где-то в самой глубине, в самом укромном месте души у обоих. бояться признавать, но так и есть. им нужно время, чтобы это принять. но действительно ли Достоевский – демон, если его сердце горит от одного вида Гоголя? действительно ли Гоголь – клоун, если на деле он совершенно другой? а может, клоуны действительно такие – в душе грустны, печальны, черствы. может, клоуны на самом деле далеко не веселы? клоуны – лишь маска. а вдруг, демоны могут любить? может, они на самом деле любят своими грешными сердцами кого-то? они способны на это. – Федь, ало? о чем ты задумался? тут пирожки прогорают.. - Коля слегка толкнул того в плечо. – а? прошу прощения, - вернувшись в этот мир, Федор переложил последний пирожок на тарелку. – Федь, что ты...? – все нормально, я просто задумался, Коль, - усмехнулся, взял в руку косу и расплел ее. Гоголь недовольно фыркнул, а Федор лишь усмехнулся. – что ты делаешь? они мне мешать будут. – люблю твои волосы. твой натуральный цвет? – разве ты помнишь, чтобы я был брюнетом? – да, вопрос глупый весьма. - Федор отстал от волос Николая, вновь сел на окно и принялся выискивать пачку сигарет. – ты обещал бросить. Федор тихо хмыкнул, бросил пачку дальше от себя и всматривался в мрак, что таится за окном. ясное дело, что видно ничего не было, лишь свет, что горел из квартир напротив. почему-то это было некомфортно. – ну.. - Николай присел рядом, пристально всматриваясь Федору в глаза, что сейчас были направлены на ночной двор, – я знаю, чего ты ждёшь. – да, Коль, - словно полностью поняв Николая, он подвинулся ближе, после чего упал тому прямо в объятия. тусклый свет кухонной лампы падал на лица возлюбленных, а шум ветра за окном скрашивал всю тишину в комнате. вновь чувствуется умиротворение. – что тревожит? – ничего, - ответив Федор сухо, он приблизился и тихо, чувственно поцеловал Николая. черт, вновь они на кухне, вновь они в печальной тишине сидят и целуются. лишь это скрашивало мрачную и скучную кухню. постепенно шум ветра стихла, сменившись полной тишиной, где где-то неподалеку раздавалось тихое тиканье часов. где-то слышались голоса, доносящиеся из приоткрытого окна, а где-то крик в квартире сверху. кто-то вновь ругается. Федор и Николай уже перебрались за стол, уже пробуя свое творение в виде пирожков с рисом. они остыли, но это не мешало наслаждаться столь великолепным вкусом. Гоголь не соврал насчёт их. – опять ругаются? - прокомментировал Федор крики за стеной. – опять. как же достали. – не интересует почему? – мне нет до этого дела. – славно. не люблю крики. – да, прошлым веет. - Николай стих, отодвигая пирожки подальше от себя. – может чай? – сон.