Когда не спасает даже любовь

Иногда жизнь кажется чудесной волшебной сказкой, и в сказку эту до ужаса хочется верить, как и в то, что она будет продолжаться вечно. Но, к сожалению, жизнь богата на неожиданные повороты, и случаются они в основном совсем не вовремя. Несколько месяцев назад отгремела на всю страну шестая Фабрика Звёзд, месяц прошёл с окончания гастролей участников и прихода хоть какого-то покоя, подготовки к построению дальнейшей карьеры. И съёмная квартира в необъятной Москве заботливо приютила молодую пару, победителя и финалиста проекта — Дмитрия Колдуна и Прохора Шаляпина. Несмотря на безумную любовь и уже, кажется, полное доверие, с до ужаса разным стилем жизни им было очень нелегко уживаться, но чувства и привязанность сглаживали по мере возможности практически все острые углы и помогали жить в относительной гармонии, тепле и уюте. Но это всё равно не отменяло коллективного упрямства и его весьма своеобразных проявлений. В столице всегда холодало достаточно рано и при выходе на улицу следовало одеваться потеплее, если, конечно, нет желания простыть, но Дима, как всегда, решительно не обратил на это внимание и, не допросившись любимого составить компанию, собирался выскочить на улицу сам, в одной лёгкой футболке и джинсах, но не позаботиться об этом ребёнке Прохор всё-таки не мог и буквально поймал его за руку у самой двери, с простейшим вопросом, заданным с обыкновенным недовольством и еле слышной теплотой, для них такие моменты уже стали нормой. — Так, стоять. Ты почему кофту не надел? Вот простынешь, я тебя лечить не буду, и так делал это полгода почти на регулярной основе, больше заниматься этим не собираюсь. — и, конечно, жертва этой заботы прекрасно понимала, что говорится это не всерьёз, и на настойчивую просьбу только подкатила глаза, уже мечтая только вырваться поскорее на улицу, домоседом не был никогда и погода не имела никакого значения. — И всё же, в таком виде тебя выпустить я не могу. Оденься сейчас же, или я найду, как заставить тебя это сделать, ты прекрасно меня знаешь. — Да знаю я всё, знаю. Я чувствовал, что ты просто так меня не выпустишь, и даже искал кофту. Я её просто не нашёл, опять ты дел её куда-то, не пойму, зачем постоянно вещи мои трогаешь. — и даже привычно ласковая насмешка не помогла сдержать лёгкого удивления и от него слегка округлившихся зеленоватых глаз, вот такого ответа он точно не ожидал сейчас услышать. — Дим, ты чего? Я твою одежду раз всего тронул, когда вешалку перевесил с твоей футболкой, потому что она мне мешала. А кофта твоя в шкафу висит спокойно, я её час назад буквально видел. Вот, посмотри сам и не делай такие огромные глаза. — словно подтверждая свои слова, Шаляпин открыл шкаф, стоящий в коридоре, и, практически не глядя, за секунду достал оттуда нужную вещь и отдал её любимому, возвращая вешалку на место и не в силах сдержаться от язвительного, хоть и тёплого, комментария. — Вот, быстро надевай и можешь быть свободен. А склероз твой я вечером вылечу, вместе с невнимательностью, дитя моё рассеянное. Всё-таки надевая средней теплоты жёлтую кофту и на такое замечание протестующе фыркая, он заткнул Легенду секундным нежным тягучим поцелуем и выскользнул из уже практически родной квартиры, никак не мог усидеть на одном месте и снова отправился гулять в одиночестве, понимая, что парень ему достался до крайности ленивый и это ещё будет время исправить, пока хоть относительная природа, если ей можно считать парки, и возможность спокойно подумать о многом, в таких местах всегда легче предаваться размышлениям, они необыкновенно умиротворяют и настраивают на нужный лад. А Прохор ещё несколько секунд стоял в коридоре, несколько ошарашенный такой нежданной нежностью, и, от самого себя пряча редкую смущённую улыбку, отправился на диван в гостиной, дальше гипнотизировать телевизор, что-то интересное там показывают нечасто, но зато под его мерный шум очень легко и приятно задремать, а этим грех не воспользоваться. Минут через двадцать после выхода Колдун пешком добрался до ближайшего к дому парка, от холодного октябрьского ветра зябко поёжившись и стягивая рукава на самые ладони, и, останавливаясь там на лавочке в самой глухой части, чтобы не доставали поклонники, коих, как оказалось, в этом городе теперь огромное множество, решил не отклоняться от традиции и позвонить старшему брату, Жоре, связь они держали исправно и были очень привязаны друг к другу, может, оттого обоюдно рады ежедневному созвону, уже слишком привыкли быть рядом, даже находясь в разных странах. Только вот привычно порывшись по карманам, он обнаружил, что они абсолютно пусты. Ни ключей, ни телефона, ни денег, а он всегда откладывает немного мелочи на проезд, вдруг понадобится. Вот и та самая рассеянность, на которую ему ласково указали перед самым выходом. Ладно, позвонит, когда придёт домой, это не страшно... Главное, чтобы любимый вдруг никуда не исчез, чёрт знает, что у него на уме, а без его присутствия дома в квартиру будет уже не попасть, ведь просачиваться без ключей через закрытые двери он, к сожалению, не умеет. Со светлой улыбкой несколько раз ярко выругавшись на свою же невнимательность, Дима теперь просто любовался природой, обожал это делать, и позволил себе ненадолго уйти в не самые простые размышления. Он в чужом городе, в чужой стране, с внезапно найденным любимым человеком. Победитель масштабного проекта, да... И что дальше? Перспектив развития никаких, у продюссера, Виктора Дробыша, в ответ на все вопросы одно сплошное "подожди". Но он молодой активный парень, он не хочет ждать, он устал просто сидеть на месте и ничего не делать! Только кому это объяснять, если пока это всё равно никто не видит, не слышит и не слушает... Грустно вздыхая, он пришёл к мысли, что ещё чуть-чуть подождать можно, больших потерь от этого не будет, и отправился гулять дальше, сначала по парку, а потом и просто по городу, сильно далеко от знакомых районов пока не уходя, осознавал, что пока не слишком хорошо знает город, и без телефона теряться как-то не хотел, ведь это явно не самая лучшая перспектива. Как и всегда, дома юноша оказался только через пару часов и звонком в домофон нагло бессовестно разбудил досматривающего десятый сон Шаляпина, и после того, как поднялся на лифте на их седьмой этаж и оказался в тёплой уютной квартире, запер дверь на ключ, торчащий из замочной скважины, вернул на место, в шкаф, найденный такими трудами предмет гардероба и сгрёб любимого в тёплые объятия, чтобы стереть с его лица это вечно недовольное выражение, это обыкновенно сработало, как примиряющий с внезапным пробуждением фактор, вызывая тень покровительственной улыбки и ответные объятия, и тихий мягкий неожиданный вопрос от этого был воспринят легче, чем мог бы быть до этого, хоть и снова ввёл в лёгкую растерянность. — А ваше легендарное величество нигде не видело мой телефон и ключи? А то мне позвонить надо, а я на улице уже понял, что всё это дома оставил, и в коридоре этого нигде не наблюдаю. — Колдун, тебя заглючило похоже, надо перезагрузиться. Ключами ты только что дверь закрыл, а телефон лежит на тумбочке у самой двери, я поражаюсь, как это ты его не взял. И ты же не разулся даже, а мне потом рассказывать будешь, что я мусорю вечно. Давай, отпусти меня, скидывай кеды и пойдём, так уж и быть, накормлю тебя, а то ты со своими мыслями о похудении вообще забудешь, как еда выглядит, а мне оно не надо, проблемы потом твои разгребать. — Ой, да ну тебя, отстань. И вообще уйди, мне надо Жоре позвонить, а ты мешаешь. — резкая попытка оттолкнуть и перемена тёплого мягкого голоса на несколько раздражённый и прохладный даже не удивили, он всегда очень непредсказуемо реагировал на такое их общение, и поэтому насильно удерживать в объятиях Легенда его не стала, сразу покорно отпуская и на попытку сориентироваться в пространстве, не совсем удачную, в виде трёх поворотов вокруг собственной оси в попытках найти тумбочку с телефоном, только слегка обеспокоенно качая головой, уже по пути обратно в комнату, совсем этот большой ребёнок себя загонял, не даёт никакого отдыха и плюёт на последствия, может хоть старший брат ему мозги вправит, по крайней мере, надежда остаётся только на него. Найти средство связи, всё же, удалось, как и нужный номер, поэтому уже через несколько минут услышал знакомый с детства родной тёплый немного встревоженный голос, долго ждать ответа не пришлось, как и всегда. — Привет, родной! Я уж сам тебе звонить хотел, ты обычно раньше мне набираешь. Как ты, как дела твои, всё хорошо? — Да, Жор, привет. Всё в порядке, как всегда, ты же меня знаешь. Лучше скажи, как твои дела, как работа, всё нормально? — и сейчас он пытался соврать, наверное, самому себе, притом этого даже не осознавая, и не умеет этого делать никак, и уж его брат прекрасно это знает при их близости, и оставить немного изменившийся голос без внимания элементарно не имеет права. — Вот именно, что знаю как облупленного, поэтому и переживаю. И с моей работой всё прекрасно, как и со мной, а у тебя голос уставший и напряжённый какой-то. Опять весь день хватался за всё подряд и даже не потрудился хоть какой-то отдых себе дать? — Ну родной, что ты опять, говорю же, нормально всё... — но даже пытаться выкручиваться уже было бессмысленно, и он не смог сдержать тёплой ласковой усмешки от таких угроз, понимал, что спорить с этим человеком абсолютно бесполезно, упрямство у них семейная черта характера. — Ага, охотно верю. И с удовольствием приеду в гости, если ты и дальше будешь пытаться мне врать и так к себе относиться. Займусь наконец воспитанием и тебя, и возлюбленного твоего, чтоб за тобой следил хоть чуть-чуть, а не дрых опять целыми днями. — Ну Жоорааа... Поздно нас уже воспитывать, да и бессмысленно. Расскажи мне лучше всё-таки, как твои дела, как работа? Ты ведь так мне и не ответил. — и вот от такого на том конце провода на несколько секунд повисла тишина, а беспокойство только немного возросло. — Дим... Я же ответил, что хорошо у меня всё. Нет, это никуда не годится. Тебе надо выспаться как следует, ты устал. Сейчас поешь, я ж тебя знаю, явно за сегодня не удосужился ещё, и отдыхать. И ты же меня знаешь, если ты не послушаешься, я всё почувствую и точно приеду, ты даже пикнуть не успеешь. — и в этом приказе было столько тепла, заботы и светлой тревоги, что ослушаться было невозможно, даже при их семейном упрямстве. — Хорошо-хорошо, будет исполнено. Я действительно прекрасно тебя знаю и помню, что если ты берёшься обо мне заботиться, то спасения не будет, даже если мы на разных планетах будем. И всё-таки, ты тоже старайся отдыхать, ведь я помню, что мы оба те ещё трудоголики. — Конечно, не волнуйся, я-то знаю, когда надо себе отдых давать. И зубы мне не заговаривай, вперёд есть, а то я тебя не знаю. А я домой поеду, пора уже. Напишу тебе ближе к ночи, чтоб ответил, волноваться буду. — Конечно, гражданин-начальник, отзовусь как положено, не стоит волноваться. Тогда пока, хорошо тебе добраться. — А тебе приятного аппетита. Пока, и до вечера. На этом сбрасывая вызов, Дима взглянул вниз, только сейчас заметил, что кеды так и не снял, оставил телефон на кухонном столе, с тихой мягкой руганью, наконец, избавился от обуви, пристроив её на месте, в коридоре, и прошёл в гостиную, переодеваясь в домашние тёплые серые штаны и голубую футболку, устроился на диване, рядом с любимым, напрочь забывая о еде, и, привычно обняв его, как любимую игрушку, нежно и тепло, почти сразу уснул крепким спокойным сном, притом мёртвым, до самого утра. Сообщения Жоры, конечно, остались в итоге без ответа, до ночи Прохор ещё несколько раз засыпал и просыпался, и своего парня благоразумно не трогал, давая ему отдохнуть, даже несмотря на природный эгоизм понимал, как это важно. Но утром он в кои-то веки проснулся раньше этого неисправимого жаворонка, только как всегда, ближе к полудню, и это уже немного насторожило, но снова было воспринято, как долгий отдых после долгих бесполезных перегрузов. И тогда он даже не подозревал, что пробуждение после этого отдыха окажется несколько необычным. В этот день парень проснулся необыкновенно поздно и не таким, как всегда. Грустный усталый взгляд, невозможность хоть как-то разговорить, несколько резкая реакция на касания и даже на объятия, которые он всегда так любил. Полдня несколько растерянная Легенда бродила вокруг любимого, вокруг дивана, с которого за весь день он только несколько раз затруднился подняться, и потом всё-таки присела рядом, осмеливаясь негромко осторожно задать вроде бы безобидный несложный вопрос: — Дим, пойдём гулять? В это время ты всегда вырваться стараешься и меня за собой тянешь. Сегодня я готов добровольно с тобой пойти и даже собраться быстро, в порядке исключения. — Не надо... Я никуда не хочу. Если тебе так хочется — погуляй сам, я не обижусь. Только меня оставь в покое, хорошо? — и это было сказано тихо и как-то прохладно, и ставило в тупик ещё больше, он никогда так себя не вёл, даже когда они ссорились, даже когда делали это по-настоящему, а не в шутку и на камеру. — Ты чего? Что-то случилось, тебе плохо? — других объяснений происходящему он не видел, и вместо ответа услышав сейчас максимально странный вопрос, заданный с, крайней невозмутимостью, совсем растерялся, и в такой ситуации это было ожидаемо. — Скажи лучше, ты молоко купил? За ним же выходил час назад, и пришёл явно без него, ты ведь так умеешь. — Я... Я никуда сегодня не выходил, я проснулся только час назад, а ты полчаса назад. Дима, что с тобой, что не так? — но отвечать он явно не собирался, только взглядом выдал немного раздражённо, что всё в порядке, и больше пока говорить не желал. Весь оставшийся день Колдун крайне неохотно шёл на контакт, делать ничего не хотел, даже с братом говорил несколько раздражённо и коротко, чем немало его встревожил, ответ на все вопросы давая только один — всё в порядке. То, что это было не совсем так, Шаляпин понял на третий день странного поведения любимого — от этой безучастности до лёгкой агрессии и пугающих проблем с памятью — и совершенно не представлял, что с этим делать, поэтому пошёл на крайние меры и в первый раз набрал давно забитый номер, практически сразу слыша непроницаемо спокойный ответ: — Да, кто это? — Жора, привет. Это я, Прохор. Мне очень не нравится состояние Димы в последние дни. Мне кажется, с ним что-то не так, но со мной он уже практически не контактирует. Пожалуйста, приезжай. Может ты сможешь ему помочь.