***
Забыв обо всём, Юго забегает в дом. В толпе детей высвечивается знакомый рыжий хохолок. Только его Юго и видит. — Эмма, Антенна! — кричит он вне себя от радости и спешит к ней. Рэй и Норман преграждают ему путь, но главный тормоз — ужас в глазах подросшей девушки. Как странно. Эмма ни-ког-да его не боялась, что бы он не делал. Она боялась только за других, но здесь никому не угрожает опасность. Что же случилось? — Папа, папочка! — будто в подтверждение его мыслей к нему подбегают Ани-Мари и Кэрол. Дина улыбается и посылает воздушный поцелуй, но как-то грустно. Совсем не похоже на неё. Тем более, Эмма нашлась! «Если Дина упускает такой повод для чаепития, здесь точно что-то нечисто». — Эмма, это Юго, муж Дины, — осторожно начинает Рэй. — Помнишь, мы рассказывали тебе о нём? — Хватит, — резко отвечает она. — Всё равно не запомню. Брови Юго ползут вверх. — А зачем тебе запоминать? — вклинивается он в разговор. — Мы ведь давно знакомы. Или ты такой важной стала в мире людей, что забыла старика Юго? — он пытается пошутить. Её лицо искажает боль. — Рэй, я устала и хочу отдохнуть, — она цепляется за его руку как утопающий за соломинку. — Да, конечно. Я покажу, где твоя комната, — он берёт её чемодан. Эмма выпускает его руку и молча идёт следом. — Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — спрашивает Юго, когда они скрываются наверху. — Прости, брат, но я спать, — Лукас широко зевает.***
Она падает на кровать лицом вниз. Боль когтями дикого зверя разрывает сердце. Здесь, в городе, всё не так: вечный шум, вечно снующиеся и куда-то спешащие люди, дедушки Алекса нет рядом, её новая-старая семья — чужая и родная одновременно, красивое, но чужое имя. Она уже привыкла к данному дедушкой — Настя или Настья, как произносила она сама. «Воскресшая» — оно очень подходит ей. Дедушка Алекс нашёл её в снегу. Если бы не он, она бы замёрзла насмерть, как Настья из сказки его страны. Страны, которой больше нет, как и всех стран на объединённой Земле. Плечи сотрясают глухие рыдания. Она мечтала найти семью, но это выше её сил. У неё слишком большая, слишком любящая семья. Она мечтала познакомиться с другими людьми, поговорить с кем-то помимо дедушки. Познакомилась, поговорила — устала почти сразу. Память отказывается запоминать десятки новых имён и лиц. Сколько можно проходить через всё это — радость узнавания в чужих глазах, пустота в собственном сердце, вынужденное разочарование? Она с пугающей лёгкостью разбивает чужие надежды, а вместе с ними рушится надежда вернуть потерянные воспоминания. Она пожертвовала память какому-то богу — да ну, глупость какая-то! То, что новые знакомые рассказывают о ней — фантастика. Это. Не может. Быть. Правдой. Она и стреляла? Да она в жизни не возьмёт в руки оружия! Даже к ружью дедушки у неё стойкое отвращение. Она и охотилась? Она ни за что не отнимет чью-то жизнь, даже если это маленький зверёк. Она и питалась мясом? Её вырвало в первый же день от дедушкиного жаркого, и в другие дни она не могла есть мясо, мутило от одного запаха. Дедушка решил, что она вегетарианка. Эмма ответила: «Да, наверно». Она бы не выдержала все те же ужасы, о которых они рассказывают, но, скорее всего, дети говорят правду. Их рассказы объясняют, откуда у неё столько шрамов и почему нет уха. Тело осталось прежним за исключением номера, стёртого с шеи, но она теперь другая: любит закрытые платья и уединение, отращивает волосы, не стесняется плакать, к тому, что раньше нравилось — отвращение. Есть ли ей место в новой жизни, со старой-новой семьёй? Может, вернуться к дедушке? Он искренне радовался за неё, но его лоб пересекли грустные морщинки. Он наверняка скучает. Норман пообещал, что к нему в дом проведут современную аппаратуру, и он сможет видеть и слышать Эмму даже на расстоянии, но разве это заменит живую встречу? Она не сможет принести дрова или воду, приготовить ужин. Заплаканные глаза медленно закрываются. Ей снятся те, о ком она забудет, когда проснётся. Рэй бесшумно просачивается в комнату, минуя скрипучие участки, накрывает Эмму пледом и хмурится: «Снова плакала». Встреча с семьёй должна была принести ей радость, но получилось наоборот. Он попросил всех молчать о том, что у них с Эммой были отношения, не хотел, чтобы она чувствовала себя обязанной. Даже теперь, когда она спит, он не позволяет себе лишнего. Эмма сама его выберет, если захочет. Кажется, он понял, чего ей больше всего не хватает в новом мире.***
Юго и Дина играют в кубики с Ани-Мари на полу в гостиной. Остальные малыши собрались возле Лукаса, их не перестаёт удивлять его металлическая рука. Он тоже что-то строит, но из конструктора. Он поспал всего пару часов. «Зато режим нарушать не придётся. Лягу спать ночью, как положено», — беспечно улыбнулся он. Эмма не выходит из своей комнаты. По словам Рэя, она спит. У Юго в голове не укладывается, что она потеряла память и стала по сути другим человеком. В их прошлом много беззвёздных пятен. Изнывающий от тоски по погибшим друзьям, изъеденный чувством вины, запертый в склепе под названием Убежище, он думал: «Хорошо бы потерять память». Он не понимал, что пережитое сделало его тем, кто он есть сейчас. Настоящее состоит из лоскутов прошлого. Юго вздрагивает — кубик ударился в лоб. Губки Ани-Мари недовольно надуты. Видимо, ей не нравится, что папа отвлёкся. «Вся в меня». Пять минут назад, когда она, что-то дружелюбно воркуя, передала Кэрол деталь от конструктора, он подумал: «Вся в Дину». — Ани-Мари, нельзя так делать, — выговаривает ей Дина. — Папе больно. — Юго, — он поднимает взгляд и видит Рэя, — пойдёшь гулять со мной и Эммой? — Неожиданное предложение, — Юго вопросительно смотрит на Дину. Этот день он собирался провести с ней и детьми. — Конечно, иди, — отвечает она без тени сомнений. Он выходит в коридор и в изумлении останавливается. Он впервые видит Эмму в платье, да ещё в таком длинном, до середины икр, и тёмном. Ему казалось, она любит яркие цвета. В Убежище она всегда носила штаны. «Наверно, ей было неудобно в юбках. Зато теперь она может носить всё, что ей нравится». Эмма отворачивается от его пристального взгляда. Ещё одна перемена: раньше она бы улыбнулась и сказала что-то остроумное. — Как спалось на новом месте? Приснился жених невесте? — говорит он первое, что приходит в голову. — Спасибо, хорошо. Простите моё утреннее поведение. Это было не очень вежливо с моей стороны. — Ерунда! Ты действительно устала с дороги и вообще. Не нужно говорить так формально, здесь все на «ты». Мы же семья. — Да, Юго и формальности — вещи несовместимые, — добавляет Лукас с пола гостиной. На нём сидит довольная Ани-Мари. «Надоела терроризировать родителей — пошла мучить дядю», — хмыкает Юго, но сердиться на неё не получается. — Кто бы говорил. Эмма робко улыбается и становится похожей на прежнюю себя. — Ну что, вы готовы? — спрашивает Рэй. Они втроём молча идут по тротуару. Дети впереди, он за ними. Город благоухает весенним ароматом цветущих растений. Как только они вышли из дома, у Юго появилось множество вопросов: почему позвали именно его, куда и зачем они идут? Но он решил расслабиться и плыть по течению. Вдруг Рэй приготовил сюрприз для Эммы? Антенна на её голове раскачивается в разные стороны флюгером на ветру. По крайней мере, любопытство в Эмме осталось. Широко раскрытыми глазами она смотрит на всё, что встречается им на пути: возникающие словно из ниоткуда рекламные голограммы, летающие машины, неоновые вывески, сменяющие друг друга быстрым потоком. — Я вспомнил Юго в Убежище и, кажется, понял, чего тебе больше всего не хватает в городе, — нарушает молчание Рэй. — И чего же? — Уединения. — Да, ты прав, — вздыхает Эмма, заправляя за единственное ухо выбившеюся прядь. Юго не помнит, что бы раньше она беспокоилась о причёске. Он бы не удивился, окажись, что Эмма вообще не причёсывается. В Убежище ему тоже не хотелось причёсываться, но он делал это ради Дины, а если забывал, она сама его причёсывала. — Но я привыкну, наверное, — продолжает она. — Я хочу показать тебе места, где можно уединиться. Поверь, в городе они тоже есть. Юго приглядывается к зданиям, мимо которых они идут. — Кажется, я знаю какое место будет первым. Но ничего не скажу. — Но мистер Юго! — интерес возвращает былую энергию в знакомо-незнакомые зелёные глаза. — Скажите, пожалуйста! Вы ведь можете ошибаться, вот и проверим вашу догадку. — Как ты меня назвала? Мистер? Брось эти формальности! Просто Юго. И на «ты», пожалуйста. — Хорошо, Юго, но я всё-таки настаиваю, чтобы вы… ты поделился своей догадкой. — Нет, так интересно. И что тогда помешает Рэю сменить маршрут? Он тот ещё хитрец. — А что тебе помешает сменить вариант? — парирует он. — Ладно, я намекну. В это место ты меня уже водил, когда решил, что мне не слишком удобно… уединяться на чердаке. — Ты угадал. — А мне, мне скажете? — Эмма нетерпеливо подпрыгивает. — Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать. Мы уже почти пришли, — отвечает Рэй. В пустой церкви Эмма садится на одну из лавочек, а Юго и Рэй решают подождать её снаружи. Последний то и дело поглядывает на рыжий хохолок, словно боится, что она опять исчезнет. «Но отсюда можно исчезнуть только на небеса», — Юго не произносит это вслух. Рэй вряд ли оценит шутку. — Почему ты позвал меня, а не Нормана, например? — Ты давно не видел Эмму, и мне захотелось вспомнить старые времена, поход на Пруд. — Да, славное было времечко, — Юго вспоминает сумасшедший поход в неизвестность по лесу, кишащими злобными тварями. — Но всё-таки почему ты не позвал Нормана? Вы дружите с детства. — Нас троих больше нет. — Как нет? — Для Эммы нас нет. Для неё мы все одинаково чужие и незнакомые. Норман мой друг, он очень многое сделал для поисков Эммы, но я чувствую, что как раньше уже никогда не будет, и меня это пугает. — Понимаю. У нас с Лукасом было что-то подобное. Лукас изменился на Пруду. В глубине его глаз поселилась неизбывная грусть: он тосковал, что травмы ограничивают его в помощи другим, что он стал менее полезным. Изменились их с Юго взаимоотношения. С момента воссоединения они ни разу не подрались. Только иногда в шутку соревновались, кто кого грубее обзовёт, но эти соревнования прерывались появлением Дины или детей. В целом у них исчезли поводы для соперничества. Может, и к лучшему: для достижения цели им следовало объединиться. — Не переживай, — он опустил руку Рэю на плечо. — Как прежде уже не будет, но дальше будет что-то новое. Возможно, лучше прежнего. После они зашли в городскую библиотеку, в которой Юго тоже бывал, но не знал про уютный читальный зал. Третьим местом оказалась смотровая площадка с пронизывающим насквозь ветром, зато уединённая. Напоследок Рэй привёл их в литературную кофейню. Юго потягивал ароматный кофе и посматривал то в окно, то на повзрослевших детей напротив. Все трое молчали. Молчание не тяготило, но от этого не становилось менее странным. Не так он себе представлял встречу с Эммой. Она — и пополнить клуб молчунов!.. В Убежище он мечтал, чтобы она замолчала — теперь наоборот, чтобы болтала без умолку как раньше. «Но как раньше уже не будет, — строго напоминает он самому себе. — Главное, что она нашлась». — Рэй, мистер Юго. Можно я всё-таки буду называть вас… тебя мистер, но на «ты»? В качестве компромисса. — Можно. — Спасибо вам обоим за сегодняшний день! Мне правда стало лучше. Дома она обнимает Нормана, который встречает их у дверей и, конечно, очень скучал. Нормана, который тоже часть её семьи. Он удивлённо охает, но затем осторожно обнимает в ответ. Их облепляет стайка малышей. — Рэй, Юго, присоединяйтесь, пока я добрая! — Нет, спасибо, — отвечает Юго, обнимая Дину. — Не люблю все эти нежности. За единственным исключением. — Я тоже не очень люблю, — признаётся Эмма, и Норман поспешно отступает, — или ещё не привыкла. Эй, ты куда? В данный момент я не против объятий. Мне долго придётся привыкать ко всем вам и новой жизни, но я попробую.***
У Юго наворачиваются слёзы. «Откуда, почему? Всё ведь хорошо». Дедушка Алекс ведёт к алтарю Дину в ослепительно белом платье. Пятилетняя Ани-Мари, Кэрол и Джемима с важным видом несут длиннющий шлейф невесты. Её глаза сияют… слезами. Юго улыбается. «Какая глупость — плакать на собственном венчании!» Он быстро оглядывает гостей. У многих глаза на мокром месте. Эмма и Лукас тихо всхлипывают, никого не стесняясь. На его крещении было хуже: рыдали в голос. Наверное, подумали, что он собрался топиться. Даже священник в тот день поглядывал на них подозрительно. «Они не сумасшедшие и не бесноватые. Просто очень… эмоциональные». Рэй мужественно сохраняет спокойствие. Юго отмечает, что они с Эммой держатся за руки. Мысли возвращаются к Дине. До воссоединения с женихом ей осталось несколько шагов. Ей тяжело быстро идти не только из-за длинного платья. Свободный покрой не скрывает округлившегося живота: под сердцем она носит их сына. Молитва. Клятва, похожая на ту, что они произносили в Убежище, но теперь наполненная особым смыслом. Венцы, что на них надели — мученические, по словам священника. Юго не совсем понимает, что имеется в виду, но, глядя на Дину, думает, что будет нести мученичество с радостью. Путь в вечность, длиною в жизнь.