Иномирье

      Верховная Жрица Виктория молилась.       Впрочем, нет: в простой белой сорочке, прижав руки к груди словно в попытке удержать рвущееся прочь сердце маленькой золоченой Невесте Создателя молилась не Верховная Жрица. Молилась Лелиана.       Пламя свечей мягко колыхалось в стылой сырости спальни — сезон дождей подходил к концу, приближался первопад — и казалось, что не тонкие руки и огниво уронили на фитиль искру, а горячие слова.       Лелиана молилась истово, неотрывно глядела на пламя и бормотала слова, почти не размыкая губ. Так не читают молитвы в Церквях, так не оглашают изменения в Церкви, так не поют погребальные песни — так тихо, почти шуршаще, кричат о чувствах, рвущих душу на мелкие части.       Мириам знала это не понаслышке. Её сердце рвалось на части не раз и уже и не два — трижды. Третий раз её сердце разрывалось в этот самый миг, когда она стояла за плечом Лелианы, не слышала её слов, но впитывала их, чувствовала… И не могла ничего сказать в ответ.       Вернее, сказать могла — осталась бы неуслышанной. Неувиденной, неуслышанной, неосязаемой — недостижимой. Бесплотным духом, каким она скиталась по Тедасу со дня своих похорон.       Создатель, очевидно, был большим шутником. Смирившись с вековыми законами Серых Стражей, Мириам отправилась на Зов порождений тьмы, чтобы на Глубинных тропах встретить свою гибель; и вернулась из-за Завесы на зов человеческий — на молитвы.       Лелиана закончила молитву. Однако подниматься не спешила. Осторожно сдвинув свечи в сторону, она сложила руки на краю прикроватного столика, уперлась в них подбородком и в упор посмотрела на Андрасте так, словно бы всерьёз ожидала от неё ответа:       — Я знала, что век Серого Стража не долог. Но старалась не думать о том, что случится, когда ты услышишь Зов. Я верила, что мы найдём лекарство. Мне казалось, ты верила тоже. Почему ничего не сказала? Я ведь Верховная Жрица, я могла бы… Многое. Да что теперь рассуждать.       «У тебя Церковь отстраивалась заново, ты с Чёрным Жрецом искала встреч, ждала со дня на день новой Бреши. Твоя жизнь в опасности была каждый день! Благо Тедаса и твоя жизнь уж точно побольше моей стоят. Стоили…»       — Конечно, ты сказала бы, что не хочешь меня обременять. И это, знаешь ли, было бы самой большой глупостью! Мы ведь… Подруги, верно? А разве не для этого нужны друзья? Чтобы… Спасать, защищать, оберегать.       «Ты и так спасла меня, Лелиана. Ты научила меня жить. Пускай и поздно», — слова рвались на волю, но отзывались лишь нестройным колыханием огня на кончике длинной свечи.       — Даже если бы мы не нашли лекарства, ты… Ты могла бы уйти не так скоро.       «Не могла бы! — Мириам гневливо рванулась вперёд, огибая кровать, глухо взорвался воздух за спиной Мириам, и балдахин покачнулся. — Не могла! Остаться… И что? Превращаться в чудовище на твоих глазах? Видеть в них жалость, чувствовать свою беспомощность? К чему такая жизнь?»       — В тот вечер, когда ты прощалась… — Лелиана прикрыла глаза и на выдохе прошептала: — Создатель, я и не подумала, что ты прощаешься! — на ресницах блеснули не то слезы, не то блики разволновавшегося пламени. — Мы были так счастливы. Как никогда. Мне казалось, ты снова светишься. Сияешь той силой, которая влекла тебя вперед в самые тёмные времена, которая спасала тебя. Зачем же она не спасла тебя сейчас?       Лелиана уткнулась лбом в сложенные руки и вздохнула:       — В этом мире я доверяла только тебе. Что же мне теперь делать…       Лелиана не плакала. Мириам разрыдалась бы, если б могла. Но всё, что ей оставалось: чувствовать, как воздух вокруг неё раскаляется и с треском, с каким пламя поедает сухие дрова, разрывается на части. Волнами жар накатывал на пол и стены, от тепла кривилась зеркальная гладь, и только Лелиана мелко дрожала, словно насквозь продрогшая в плохо протопленной спальне.       Поэтому Мириам вспышкой метнулась вперёд, упала на колени рядом с Лелианой и бесплотными пальцами неуклюже обняла её за плечи, напрасно мечтая поделиться с ней самой малой искрой того пламени, в котором сгорала сама.       Ничего не могло получиться, потому как подобные ей духи не могут влиять на реальный мир, даже касаться его могут без последствий — Мириам проверяла. А Лелиана вдруг вздрогнула, подняла голову, вгляделась в полумрак и почти в лицо Мириам прошептала:       — Спасибо.       «Ты последний человек в Тедасе, который мне дорог. Я никогда тебя не оставлю!» — шелестом ветра отозвалась Мириам.       Лелиана не услышала, не догадалась — не могла просто, но как будто сердцем поняла. И благодарно склонила голову.