Вернись ко мне

После случившегося инцидента, отец Чона был вынужден прибегнуть к жестоким мерам. Он вывел сына из дома и повёл явно не в том направлении, в котором они ходили каждый день. Между тем, на племя опустилась ночь и всё было освещено факелами. – Прости, сынок, но так нужно, - сказал вожак, после чего привязал, раздетого до пояса сына, сидевшего на коленях, к деревянному столбу, на верхушке которого тоже горел факел, посреди круглой площадки, усыпанной песком. – Ты нарушил закон, возможно, неосознанно, но мне придётся наказать тебя в равной мере, как мы наказываем и других. К лисëнку подошёл палач - человек, который, чаще всего, прибегает к жёстким избиениям, чем к настоящим казням. Отец опасался, что, если они будут убивать каждого провинившегося, то их племя будет застигнуто внутренней бойней; всё-таки не все будут рады тому, что их собратьев казнят. Палач взял длинную тонкую палку, Чон смотрел на это орудие со страхом в глазах, хоть он и видел пару раз, как его соплеменников избивают такими палками, было страшно оказаться на этом месте, но что сделано, то сделано. Гук закрыл глаза и прислонился лбом к столбу. Лучше не выделываться и тогда, может быть, ударов будет меньше и не до крови, как это было с остальными. Ожидание первого удара было самым тяжëлым моментов, как казалось, во всей жизни сына вожака. Вот сейчас! Нет? И тут последовал первый удар. Мучительно больной, наверняка от него останется красная горизонтальная полоса, чуть ниже рëбер. Лис сжал челюсти до скрипа в зубах, начиная тихо рычать от безысходности. – Меньше сопротивляйся, - будто спокойным, но всё же с волнением, тоном проговорил отец, смотря на сына, который поднял свой взгляд на старшего лиса. Ещё удар. Такой же больной. Удар за ударом спину покрывали красные горизонтальные, а иногда и вертикальные, полосы. Один раз Чонгук неудачно дëрнулся и спину рассëк кровавый след. Но юноша лишь прикусил губу, чтобы никто не подумал, что он слабак. Во рту появился металлический привкус. Наконец-то, это всё закончилось и из звуков осталось только дыхание лиса и треск огня. Палач развернулся и ушёл к столам на краю песчаной площадки, к лису подошёл отец. – Можно считать, наказание вынес с честью и достоинством, - мужчина сказал это с гордостью и строгостью, с которой мог говорить только он, при этом не внушая страх. – Больно? – Больно... - сказал Гук, потирая красные запястья, но, при этом, стараясь не шевелить плечами и чем-то ещё, потому что он знал, что, если попробуешь шевельнуть спиной или плечом, то будешь застигнут приступом адской боли. – Отнеси его к нам домой. Не думаю, что он дойдёт сам, - старший лис смотрел на сына с волнением и жалостью, но был вынужден говорить так, чтобы в его голосе звучала сталь.

***

Спустя мучительно долгий поход домой, во время которого Чона несли на импровизированных носилках из палок и шкуры, юноша лежал на кровати, глубоко, но медленно, вдыхая и выдыхая, чтобы не тревожить раны на спине. Отец запретил всем подходить к нему, чтобы лис "понял урок", но вытереть кровь с раны и перевязать её всё же разрешил. К старшему брату подходили младшие лисята и друзья, но лис не хотел никого видеть, потому что... Почему? Он и сам этого не знал. Может, из-за стыда, что поверил волку и пошёл с ним смотреть на эти чëртовы тренировки? Юноша не знал точно. Разглядывания стены не приносили никакого удовольствия. Наоборот, начало появляться раздражение, ибо один и тот же вид стены начал изрядно надоедать и юноша даже начал жалеть, что родился не в каких-нибудь кочевых племенах, ведь даже они видят больше, чем он! Чонгук, от слова совсем, не любил спать на животе, но сейчас ему приходилось бороться с этой нелюбимой ситуацией в его жизни. Он подложил руки под живот, чтобы хоть куда-то их деть, а потом закрыл глаза, стараясь не думать о том, что ночью он может перевернуться на спину и тогда ему будет явно не сладко. Но тело же не глупое, чтобы вот так ложиться на спину, где такие раны? Или всё же..? Что за глупые мысли? Отгоняя от себя любые мысли, которые могли посетить юношу ночью, он фыркнул и попытался провалиться в сон. Это получилось далеко не с первой попытки.

***

На следующий день. – Это всё из-за тебя! - прокричал молодой волк, ударяя Тэ по щеке. Он схватился за красную кожу, тихо шипя. – Ты ещё и закрываешь рану? А Раин ничего сделать не мог! Ещё один удар, но уже кулаком по рëбрам. Это заставило согнуться и перестать дышать на секунду, но никого не волновала боль волчонка. – Больно? Испытай боль! Ви никогда не думал, что в его собратьях есть столько жестокости и... Силы. Хотя, они были старше его, по этому неудивительно, что его тело начало сильно болеть, а кости, казалось, уже сломаны. Приходилось принимать эти удары, ведь отбиться от этого было невозможно. Тем временем пара человек, которые избивали сына вожака ногами, а кто-то и руками, уже начали терять к нему интерес и вскоре закончили, а затем, бросив пару ругательств на него, ушли. Тэхëн остался один посреди пустыря за племенем без какой-либо помощи. Боль захватила всё тело, но нужно было подниматься и хотя бы уйти домой. Чуть приподнявшись, юноша сплюнул слюну с примесью крови, во время избиения прикусил губу, чтобы сдержать крик. – Нужно же было вести его сюда... - он посмотрел в сторону соплеменников, которые шли в сторону племени. – Сам виноват... С трудом поднявшись на ноги, волчонок пошёл в сторону племени, приобнимая себя за рëбра, пытаясь унять боль простыми прикосновениями, но помогало плохо.

***

Остаток дня сын вожака волков провёл у себя в комнате на кровати, надеясь, что никто к нему не зайдёт. Так и случилось: остаток дня Тэ провëл в одиночестве, потому что соплеменники трогать его уже не хотели, а отец и подавно был не в восторге от его поступков.