mixtape

Доппо упивается мыслями о смерти, глотая их бесполезными пищевыми добавками. Все умрут, и он тоже. Всё станет на круги своя. Каждое сердце в этом мире перестанет биться. И на душе от этого осознания по-странному спокойно и хорошо, будто бы это простая истина, как то, что солнце греет, вода мокрая, а камни твёрдые, и с осознанием этим становится легче смириться с жизнью, принять её ход и уклад. Даже, возможно, стать её частью. Он ведь всё равно рано или поздно умрёт, как и его родные, как и Хифуми, как и сенсей, и все остальные, кого он знает. Умрут все до единого. Как же это человечно. А потом Доппо просыпается в ловушке смятых, пропитанных потом простыней, хватает ртом воздух выброшенной на берег рыбой и жадно-жадно дышит, не боясь захлебнуться ощущением растёкшейся по венам жизни. Всё кажется слишком ярким и громким, хоть его встречает лишь темнота собственной спальни. Но если прислушаться, то можно услышать гул немногочисленных машин и ночного Синдзюку. На часах половина четвёртого. Доппо вставать через на работу через три часа, а он лежит, не смыкая глаз, думает о вечном и слушает чью-то ночную жизнь. Наверное, к тридцати годам неприлично о таком размышлять. Не по статусу уже задавать риторические «зачем» и «почему», ведь ты взрослый человек со стабильной работой, своей жилплощадью и прогрессирующим сколиозом. Но внутри у Каннонзаки в прятки играет запуганный ребёнок, который сдаваться не собирается, он тихо плачет, скребёт стенки шкафа, в котором сам себя закрыл. Доппо хотелось бы найти его, сказать, что всё в порядке, показать, где включается свет, и крепко-крепко обнять. Однако он этого не делает. Он переодически открывает скрипящие створки, запуская полоску мутного света, закидывает на пыльные полки пару машинок, медвежат, что там ещё нравится маленьким детям? И сильнее обычного хлопает дверцами, заставляя напуганное дитя вздрогнуть. Это тоже некая стабильность в его жизни. Он привык так делать. Доппо привык себя не слушать. Действительно, чего дельного может посоветовать такой, как он? Поэтому проще нацепить новых замков, надеясь, что их механизмы не треснут, похоронные под очередным слоем изнеможения. Пока он жив, это имеет смысл. Но всё это пока.