***
Лео вернулась под конец выставки, но настроение наблюдать за происходящим отсутствовало. Смотря будто в пустоту, ожидала, когда всё торжество закончится. Она изредка обращала внимание на поведение сестры, которая была хорошо притворялась доброй, пожилой старушкой. Девушка не могла контактировать с людьми полноценно, у неё нет косы смерти, нет статуса жнеца. Она словно призрак, который должен скитаться по просторам Англии, про общение с кем-то из человеческого мира, можно и вовсе забыть. Наступил холодный вечер, а за ним туман, который окутывал город. В домах и на улицах мигали жёлтые огоньки, разбавляя мрачные контура старых зданий. Галерею так же освещало жёлтое пламя, не смотря на то, что она давно закрыта. Из маленькой комнатки, где хранились холсты с красками, подальше от посетительских глаз, кто-то тихо напевал песню на непонятном языке. Аннет снова принялась писать портрет очередного богатого предпринимателя или графа. Песня звучала томной, спокойной, но при этом в ней чувствовались нотки грусти, обиды, а может и злости. Лео сидела на подоконнике в зале, слушая проклятую мелодию. Продолжалось это день за днём, вплоть до ноября. Листья уже опали, всё чаще вместо дождя в каких-то районах Англии выпадал снег, который таял на следующие же утро. Холод неприятно цеплялся за утончённые пальцы молодых девушек, от чего те, ещё в самом начале сезона, сменили свои перчатки на утеплённые. Лео, смотря на девиц, время от времени вспоминала юношество, но грудь от этого уже не сдавливало печальными мыслями. Закончив последнюю работу, Аннет перестала петь и устало взглянула на нарисованного мужчину. — Гадость, — вырвалось у женщины, — всё скоро закончится, всё скоро закончится. В комнатку вошёл высокий мужчина не моложе художницы, но выглядел довольно статно и подтянуто. Взяв трубку в зубы, самодовольно улыбнулся, а затем сказал: — Сразу видна рука мастера! Ох, моя дорогая Аннет, так и знал, что спустя столько времени не откажешь в помощи. Этот был последний, благодаря тебе у меня не осталось конкурентов, как прекрасно! — Я рада, что ты встанешь снова на ноги, но не забудь про оплату, — сухо ответила Аннет, — прекрасно знаешь моё положение. — Конечно выпишу чек! — нагло солгал тот. Художница улыбнулась ему в ответ и мужчина ушёл. Ушёл с надеждой на то, что ловко обманул свою подругу детства. Он был единственным помимо семьи кто знал о возможностях Аннет. Поэтому при каждом удобном случае использовал её, пока их дружба не стала «по расчёту». Со временем женщине это надоело, но потом она вернулась, напоследок решив, что хочет развлечься с судьбами бессовестных людей. Ей-то самой оставались считанные дни на существование в человеческом мире. Лео уже была готова к смерти родной сестры, для жнеца, как ни крути, дело привычное. Напоследок Аннет оставила за собой портреты не только графов, предпринимателей, но и рядом с ними красовалось лицо её друга. На днях галерея снова закроется, а выставок больше никогда здесь не будет. В канун Рождества, когда Аннет собиралась ехать обратно к своим внукам, ей стало плохо. Резкая боль, будто пронзала сердце женщины от чего та рухнула на колени. Звон в ушах и боль усиливались с каждой секундой, затем становилось всё труднее и труднее дышать. — Пришла и за мной, наконец-то, — ухмыляясь, прокряхтела Аннет. Лео скрестив руки, наблюдала за всем происходящим. Она всегда думала, что смотреть на это будет больно, слезливо, но нет. Впервые за долгие года существования, девушка чувствовала облегчение. — Рада, что ты меня видишь, но не я тебя на тот свет забираю, — закрыв глаза, ответила Лео. — И кто же ты? — из последних сил говорила женщина. — Считай, ангел-хранитель, — улыбнулась в ответ девушка. Их разговор прервал жнец, который шумно появился из неоткуда. Красноволосый парень радостно подбежал к девушке и тыкая в неё пальцем прокричал: — Вот и встретились сестрички! Какая прелесть, Лео и Аннет снова вместе! Головокружение, боль в сердце и нехватка воздуха, заставили женщину бессильно упасть на пол. С полузакрытыми веками, она сказала: — У меня не было сестры по имени Лео. У неё было другое имя и внешность. — Печально, — строил гримасы Грелль, — зря старалась, подружка. Как видим, тебя и не помнят даже. Ладно, нет времени тут семейные драмы устраивать, закрой глазки дезертирша, твоя младшая сестрёнка первым рейсом отправляется в ад. Рассмеявшись, он завёл бензопилу и не раздумывая, пронзил насквозь женщину. На него снова попали брызги крови, он лишь облизнулся. Из Аннет вырвались киноплёнки с воспоминаниями. Лео рассмотрела практически каждый кадр жизни сестры. Там она увидела и себя: ту самую, светловолосую, кудрявую девушку, в глазах которой блестели огоньки. Её тело было живым, а голова забита кучей идей, у неё было будущее. Но сейчас Лео всё это казалось таким чужим. Грелль закончил своё дело, Аннет уже не дышла. Он подошёл к девушке ближе и положил руку на её плечо, а затем сказал: — Всё закончилось, дорогуша. Теперь твоё существование бессмысленно, зато было весело с вами проводить время, собирая уродские киноплёнки у толстых квазимод. Честно заработал себе на отпуск, спасибушки, — он послал ей воздушный поцелуй и мигом оказался у окна, — запомни меня молодым, а главное красивым! Встретимся в следующей жизни, если она у нас есть, хе-хе. В эту же секунду Грелль выпрыгнул в окно. Лео облегчённо вздохнула и наклонилась к мёртвой сестре. Лицо Аннет было таким спокойным, словно та уснула. Заправив седую прядь за ухо, девушка посмотрела на шрам, который был у сестры на мочке уха ещё с раннего детства. — Теперь мы свободны, прощай, — сказала она напоследок. Что происходило дальше, девушку особо не интересовало. Их история уже закончилась, теперь вслед идёт новая, неизвестная. В глазах Лео на долю секунды будто блеснул огонёк. Подойдя к похоронному бюро, она поставила на землю небольшую разноцветную коробочку. Внутрь зайти не посчитала нужным, постучав «кодовым» стуком, девушка быстрым шагом ушла прочь. Гробовщик практически сразу открыл дверь, но уже никого не было. Он улыбнулся и взял коробочку. Открыв её, мужчина увидел банку с его любимым печеньем, а рядом лежал правильный рецепт их приготовления. Лео хотела хоть что-то оставить в память о себе. Сев на первый попавшийся поезд, она отправилась в своё путешествие, где её ждала новая жизнь.***
17 июня 2021 г. в 22:51
В эту субботу на пятом бульваре собралась куча зевак, были даже те, кто приехал с другого конца города. Всё для того, чтобы через входную дверь увидеть хоть маленькую часть выставки. Сегодня день открытия галереи, которая простояла в пыльном одиночестве почти полвека. Никто не рисковал выставлять в этом месте свои работы, из-за дурных сплетен оно считалось чем-то тёмным и проклятым. Но, время идёт, старые сказки потихоньку забывались, а нынешнее поколение наоборот любило мистику.
Галерея находилась на первом этаже старого здания в котором уже никто не жил. В пятиэтажке теперь работал нотариус и банк. Лишь горгульи на крышах напоминали о своих прежних хозяевах, которых увы, уже никто не помнит. Но одна маленькая комнатка в этом доме не сдавалась до последнего: пятьдесят лет за неё каждый месяц, без пропусков и задержек, платилась аренда. Никто не рискнул трогать, а тем более открывать её без ведома хозяев, чьи лица никто никогда не видел. Сегодня всё изменилось — дверь в комнатку была распахнута, внутри ни единой пылинки, всё начищено до блеска, работы художника аккуратно развешаны. Возле входа стояла пожилая дама в атласном тёмно-изумрудном платье, за счёт старческой сутулости, ткань подола полностью касалась пола. На голове была небольшая шляпка, тень которой скрывала часть лица. Женщина что-то активно обсуждала с полным мужчиной, возможно, с владельцем этого дома.
Возле здания остановилась маленькая каретка из которой вышла девушка в чёрном траурном платье, а на спине красовались несколько бантов того же цвета. Стоило ей только зайти в дом, как на бледном, словно фарфор, лице выступили слёзы. Наблюдателей только тешил такой расклад событий. Они вытягивали свои шеи как могли, чтобы рассмотреть лицо девушки и того, что будет происходить дальше. Зайдя внутрь, она довольно тихо обратилась к женщине:
— Мой отец, граф Генри Кларк умер позавчера от сердечного приступа.
Мужчина рядом удивлённо приподнял бровь, а пожилая дама руками прикрыла рот, но никто не заметил в тени от шляпки её мимолётную улыбку. После недолгого молчания, девушка добавила:
— Портрет… не могли бы вы отдать нам его?
— Нам очень жаль мистера Кларка, правда, но сейчас будет открытие выставки работ мисс Аннет, не могли бы вы подождать? Хотя бы до следующего вечера? — мужчина старался как можно осторожнее объяснить ситуацию, но прекрасно видел, что дочь графа держится из последних сил.
— Мы хотели бы получить его сегодня, — девушка поджимала губы, говорить было как никогда трудно, однако голос не дрожал и она старалась стоять на своём.
— Ничего страшного не произойдёт, если мы отдадим семье Кларк их же картину. Мне есть что показывать нашим гостьям. Мисс, подождите минуточку, я попрошу человека позвать сюда персонал и он отнесёт портрет в вашу карету. Сейчас вы переживаете страшное время, храни вас Господь, — она положила руку на плечо своему собеседнику, голос пожилой художницы был мягким и успокаивающим. Мужчина молча кивнул и пошёл выполнять просьбу дамы.
За этим всем спокойно наблюдала темноволосая девушка, сидящая на лестнице между первым и вторым этажами. Её никто не замечал, что играло ей на руку. Похожие истории уже происходили, поэтому интерес с энтузиазмом к такому давно погас. Девушке было попросту скучно, но надежда на то, что произойдёт нечто новое или необычное, так и не покидало. Увы, в этот раз всё тоже самое, меняются только лица. Она тяжело вздохнула, а затем встала со ступеньки, отряхивая штаны от пыли, чёрный пиджак, который был на неё большим, тоже слегка запачкался. Одни лишь возмущения лезли в голову и желание уйти от этого цирка куда подальше, но нужно всё досмотреть до конца.
Подойдя к выходу, она увидела как два щупленьких паренька выносят портрет, который накрыт белой тканью. Неся картину ребята чувствовали, что та становится с каждым шагом всё тяжелее и тяжелее. Один из них всё-таки не удержал: полотно вмиг оказалось на земле. Оба занервничали и сразу стали поднимать её обратно, ткань свисла вниз, теперь люди могли рассмотреть картину.
Женщины стоящие рядом заохали, отворачивая взгляд, а мужчины наоборот подошли ближе. На портрете под глазами графа образовались бордовые акварельные подтёки. Никто не понимал: специально ли это сделано или оно появилось только что? Ведь краска была свежей, казалось, что её вот-вот нанесли на полотно. Дочь графа сразу же подбежала к картине и увидев подтёки, отвернула взгляд, на её глазах сразу же проступили слёзы. Последней вышла художница со своими напарником, оба сохраняли спокойствие.
— Ч-что это? — спросила дочка графа.
— Понятия не имею, такое у нас впервые, — ответила художница. Она солгала. Конечно это было не впервые, всё повторялось, как и пятьдесят лет назад, — поверьте на слово, не моих рук дело. Давайте занесём обратно и попытаемся что-то исправить, пока не высохла краска.
Девушка не в силах отвечать молча кивнула, парни аккуратно подняли картину и занесли обратно в галерею. Люди, которые всё время наблюдали за этим, начали перешёптываться друг с другом. Этот ход сработал, стоит подождать день или два, как народу здесь станет больше. Художница была уверенна в том, что помимо обычных горожан сюда придёт и «элита». Дверь за собой они закрыли, а открытие выставки перенесли на два часа позже. Этим жестом было подогрето ещё больше интереса.
Темноволосая девушка наблюдала за происходящим уже с крыши дома, сидя рядом с одной из горгулий. Человеческий интерес к чему-то «необычному» или «мистическому» её забавлял, ведь, люди всегда боятся неизвестного, особенно, когда оно так близко.
— Не надоело ли вам за людьми наблюдать? — спросила девушка, обращаясь к каменной статуе, — от скукоты и однообразия можно сойти с ума. Повезло, что вы просто фигурки.
Горгульи продолжали смотреть на город своими пустыми глазницами. Ответа от каменного чудовища естественно не последовало, поэтому девушка сразу же отправилась в восточную часть Лондона, плавно перепрыгивая с одной крыши на другую. На город надвигались тёмные тучи, предвещался дождь, из-за этого ей пришлось ускориться.
Она остановилась напротив похоронного бюро. Это место ей было до боли знакомым, в какой-то степени — родным. Но что-то останавливало, что-то больно сдавливало в груди от чего девушка не решалась зайти. Прошло столько времени, а ничего не изменилось: слегка безобразное здание стояло и выглядело как новое, будто времени для этого места не существует. Собравшись с мыслями, она сделала шаг вперёд. На макушку упало пару капель, которые заставили её поднять голову. Дождь начинается, значит, сама судьба говорит, что пути назад нет.
Девушка не стала стучаться в дверь, зная, что ей никто не откроет. Спокойно зайдя в бюро, снова почувствовался тот же самый запах формалина, старых книг и… сахарного печенья. Воспоминания об этом месте вызвали лёгкую улыбку, ностальгия она такая.
— Сегодня мы не работаем, — эхом разнёсся мужской голос из подсобки.
— Даже для меня? — спросила девушка, подойдя к приёмной стойке, на которой была разбросана куча бумаг.
Наступила минутная гробовая тишина. Щёки горели, сердцебиение участилось, она ждала, когда он выйдет из подсобки, которая на самом деле была небольшой комнаткой, ведущая в три других, таких же по размеру. В одной была его спальня, в другой — место, где он проводил собственные эксперименты, а в третьей — хлам и вещи, связанные с работой. Всё освещалось свечами, которые не погасали ни ночью, ни днём.
Дверь со скрипом приоткрылась, оттуда вышел мужчина одетый в чёрную мантию и с огромной шляпой на голове. Его серебряные волосы контрастно выделялись на фоне мрачного, тёмного интерьера, можно сказать, что они слегка светились.
— Я думал, что ты здесь больше не появишься, — спокойно сказал он, — половина века прошла, так то.
На лице девушки появилась мимолётная улыбка, показав пальцем на шляпу, она добавила:
— А я думала, что вы уже наконец-то сняли со своей головы это безобразие.
Мигом оказавшись возле приёмной стойки, мужчина рассмеялся. Он снял шляпу, затем приподнял чёлку скрывающую зелёно-жёлтые глаза и часть шрама, который проходил от всего лица, задевая правый глаз. Щурясь, мужчина будто впервые рассматривал с ног до головы гостью.
— Надо было раньше догадаться, что три графа умерших от сердечного приступа, это дело рук твоей талантливой сестрёнки. Где Аннет, там и Лео. Только, какой мотив на этот раз? — расспрашивал он, продолжая задумчиво смотреть на неё.
— Сестра приехала последний раз выставляться, а причин я сама не знаю. Увы, мысли её не прочту, киноплёнку не увижу, — пожав плечами ответила она.
Он сел на стол, прямо напротив девушки и болтая ногами как ребёнок, продолжил диалог:
— Предупреждал же, что жизнь в отставке будет скучной. Каково оно быть жнецом без косы?
— Не скажу, что мне было скучно, скорее одиноко, — в её голосе появилась нотка грусти и она подошла ближе к столу, — зато, за жизнью сестры наблюдать одно удовольствие. Иногда, некоторые моменты сильно затягиваются, поэтому хожу гулять по Бостонским садам, всё равно никто не видит.
— Демоны и жнецы видят, хе-хе, — не сдержавшись, посмеялся он.
— И какой в этом смысл? У нас с ними прекрасное взаимопонимание: они не заинтересованы в общении со мной, а я не заинтересована ими, — поджав губы, ответила она.
— Если бы не твои зелёно-жёлтые глазки, поверь, спутал бы с обычной, живой девушкой. Я был прав: даже через десятки лет человечность в тебе не иссякнет, ты всё так же удивительна и непонятна, — после сказанного мужчина крепко обнял девушку, аккуратно перебирая её тёмные пряди волос, которые, как и пятьдесят лет назад, пахли мёдом полевых цветов.
Он резко отстранился, словно его ударило током. Пытаясь скрыть неловкость, ушёл в подсобку и спустя пару минут вместе с подносом вернулся к Лео. На серебряном подносе красовался небольшой белый чайник и такого же цвета кружки, а сбоку была мисочка с печеньем в виде косточек. Вместо стола, он предпочёл лежащий на полу деревянный гроб. Это была самая дешёвая модель из всех возможных, её заказывали редко, поэтому такой тип стал лишь частью интерьера.
— Благодарю за гостеприимность, — сказала Лео и без особых прелюдий села на крышку гроба, закинув ногу на ногу, — добрее стали или «человечнее»?
— Не дождёшься. Знаю же, просто так ты бы сюда не пришла, ну, рассказывай, желательно с самого начала. А то совсем позабыл, как мы познакомились, как ты стала жнецом и смогла вспомнить свою прошлую жизнь. Ах, да, о сестрёнке тоже расскажи всё-всё, — наливая чай в кружку, солгал он.
Мужчина всё прекрасно помнил, но хотел услышать историю её жизни снова. Ему нравилось, как она с огоньком в глазах говорит об прошлом, как о прелестном сне, который запомнился однажды.
В знак согласия девушка кивнула головой. Сделав глоток чёрного терпкого чая, она начала:
— Хорошо, господин Гробовщик, пора бы всё вспомнить, но с чего бы начать? — поинтересовалась Лео, пристально смотря на старого приятеля.
— Ты же знаешь как я любил слушать от тебя разные истории, — ухмыляясь отвечал он, — всё с самого начала!
— Ну, времени у меня достаточно, — она отвела взгляд в сторону, смотря на часы, весящие над столом, — вдруг, последний раз видимся, хоть в таком виде запомнюсь. Восстанавливать воспоминания бывает не так просто, дайте пару минут подумать.
Гробовщик кивнул в ответ, лишь треск свечек разбавлял тишину, которая наступила между ними. Девушка закрыла глаза, стараясь восстановить все воспоминания по порядку. Бессмертие имеет свойство стирать старое, а на его месте больно выжигать нынешнее. Тяжело вздохнув, она всё-таки продолжила:
« Уже не помню на какой улице проживала, какой дом у меня был и как выглядели лица моих родителей. Что уж там говорить, не помню даже их имён, грустно конечно, но сейчас эти маленькие факты никак не влияют на жизнь. Плохо вспоминается и моё детство, не вижу его в каких-то картинках или моментах, зато осталось странные, тёплые чувства. От этого складывается впечатление, что младенчество было у меня хорошим. Однако, потом всё пошло не так как нужно, словно кто-то решил поменять мою судьбу. Странно это слышать от жнеца, не так ли?
Я, как ребёнок из более-менее обеспеченной семьи, либо иду в школу для девочек, либо меня ждёт домашние обучение. Родители на моём, вроде как, одиннадцатом году жизни, предпочли второй вариант. Этот момент тоже не помню, но чувствую — в школе мне было скучно. Немного прорисовываются воспоминания о каких-то подружках, даже радует, что я не была одинока.
Потом идёт «любимый» подростковый возраст. Ох, частенько, будучи уже жнецом, мне удавалось собирать души юных девушек и парней. Первая любовь не всегда заканчивается романтикой или сказкой, есть исключения конечно, но оно как четырёхлистный клевер на поле для гольфа.
Я хорошо запомнила последние месяца перед тем, как умерла. Начались сильные ссоры по поводу того, что у меня появились проблемы с учёбой. К сожалению, я тот человек, который был больше склонён к искусству как дедушка с бабушкой, а мать была против этого. Удивительно, но для того времени, именно она являлась главной в доме, не отец. На мероприятиях, встречах, обедах, лишь делал вид, что он глава, да и сам не сопротивлялся домашнему матриархату. Видимо, матери не сильно нравилось детство проведённое в окружении запаха масла, растворителей, пятен и двух художников. Поэтому она старалась искоренить из меня творческие позывы, а я как человек страдающий юношеским максимализмом, пыталась идти против этой системы. Слышали бы вы как мы ругались! Вся прислуга после скандалов перешёптывалась за спиной, затягивая мне корсет, это конечно добавляло масла в огонь. Зато меня всегда поддерживал дедушка. Он единственный, помимо сестры, чьё лицо я запомнила. Сам учил меня рисовать, а бабушка, которая умерла раньше него, обучала пению, слова песен всегда были на неизвестном мне языке. Ни латинский, ни восточные языки не имели сходства с этим. Бабушка говорила, что кисть и голос — оружие, которое прекрасно поможет в будущем. Теперь понимаю, что имелось в виду… правда, мне оно не пригодилось, а вот сестре как раз. Я старше её на пятнадцать лет и этот факт всегда почему-то тревожил. Ведь такой маленький ребёнок видел мою ошибку, а в будущем ей ничего не мешало повторить за мной.
Мне было семнадцать, когда я встретила свою первую любовь. Это был художник с соседней улицы. Помимо рисования он прекрасно играл на пианино и скрипке. Из-за небогатого статуса его семьи, мать естественно стала между нами, всячески отгораживая меня от него. Знаете, сейчас такая история не кажется чересчур трагичной, она обычная. Но в моё время это было настоящей трагедией, словно «Ромео и Джульетта».
Ссоры вместе с проблемами в школе росли с каждым днём. Почти нигде не было поддержки, ведь мать в итоге ограничила общение с дедушкой. Эмоционально не смогла это выдержать, как видите я оказалась: слабой и ранимой. До сих пор тошнота к горлу подкатывает от такой меня.
На последнем дыхании, будучи в петле в своей комнате, я видела как забежала сестра, держа в руке маленький букетик цветов, который явно собрала сама. Тогда мне хотелось освободиться от больно удушающей верёвки, всячески стараясь из неё выбраться. Ведь я любила сестру, почти как собственного ребёнка. Да, поддержки в ней особо не находила, она же ещё маленькая, но вот чувство её любви так и живёт со мной до сих пор. Жаль, очень жаль, что я повелась на мнимые, глупые эмоции, а затем поплатилась за это.
Очнулась уже в департаменте, где были странные люди со странными вещами по типу газонокосилок и катан. Мне сразу же выдали форму, косу смерти в виде вилы. Посмотрев в зеркало, я сразу же от него отскочила, ведь той внешности, которая была у меня раньше, больше нет. Вместо длинных светлых кудрей, увидела короткие тёмные волосы, глаза серого оттенка, вдруг стали жёлто-зелёными. Мне казалось, что это всё происходящее — сон и я не умирала вовсе, но как мы знаем…
Помимо внешность мой эмоции, характер, чувства, они перестали быть такими приземлёнными, как у людей. Сейчас, естественно, к этому привыкла, за столько лет и то, вы говорите, что пробыла жнецом довольно маленький промежуток времени.
У меня была обидна на весь мир и на саму себя в том числе. Сердце с каждым днём всё больше каменело, а что теперь? Когда департамент узнал про то, что помню прошлую жизнь, про мои тайные похождения домой, сразу же вызвал на ковёр для вынесения наказания. Я взяла и отказалась от должности жнеца. Думали они не особо долго — сразу же выкинули на произвол судьбы. И вот я уже в отставке как двадцать лет по человеческим меркам.»
Она рассказывала свою историю уже без особых эмоций, будто рассказ и вовсе чужой. Гробовщик заворожённо слушал её, потихоньку надкусывая сахарное печенье. Он скучал по голосу Лео, но никак не мог принять этот факт. Ему хотелось слушать её рассказ снова и снова.
— Да уж, люди и правда совершают глупые поступки. Однако, это ведь в прошлой жизни, зачем же винить себя сейчас? Ты теперь имеешь прекрасную возможность быть бессмертной, видеть и делать то, чего не смогла бы при человеческой жизни, — стал философствовать мужчина.
— Ценой того, что я вижу смерть каждого близкого мне человека, — вздохнула Лео, отводя взгляд куда-то в сторону.
— Когда душа самоубийцы становится жнецом, то воспоминания из прошлой жизни стираются полностью. Я до сих пор не понимаю, как они сохранились у тебя практически в полном виде. Это и привело к тому, что ты ушла в отставку. Мне самому интересно как сохранилась твоя память, ведь случай на самом деле не первый. Но мне не понять почему ты решила сделать такой выбор в сторону… в сторону чего? — поинтересовался он.
— В сторону сестры, — сразу же последовал ответ девушки, — мне было интересно наблюдать за её жизнью, видеть снова тот мир в котором всё было когда-то прекрасно. Правда, приходилось делать это уже со стороны, вмешиваться в жизнь никак нельзя. Работа со временем стала больше мешать и я увидев вас, поняла, что могу поступить так же — просто уйти.
— Но тебя хватило всего на двадцать лет работы, а это очень маленький срок. Глуповато, — добавил Гробовщик. Ему не были понятны мотивы девушки. Он действительно считал её поступок необдуманным, наивным как и она сама.
Жнецы хоть и сохраняют облик людей, но «человечность» в них исчезает сразу же после смерти. Лео в ответ на это пожала плечами, а затем сказала:
— Не жалею. Намного больше увидела всего интересного, чем при такой скучной работе. Мне нравилось наблюдать как растёт сестра, что делает и чем увлекается. Я видела как она стремится к творчеству, а её за это никто не осуждал. У неё были прекрасные учителя —бабушка и дедушка, обучили многому. Особенно бабушка, те песни на непонятном языке несли за собой какие-то странные последствия. К примеру: если сестра рисовала портрет возлюбленного и пела под «хорошее» настроение, тогда у этого парня была белая полоса в жизни, если наоборот, скорее всего ожидался летальный исход.
Чем дальше заходил интерес сестры, тем страшнее наблюдать за происходящим. Но я никак не могла повлиять на это, пока портреты не стали оружием для убийства. Люди не поймут, что на самом деле случилось. Будут строить теории и догадки, пока жнецы собирающие души убитых не увидят истинную суть. Им подобное неинтересно, они махнут рукой, просто скажут: «А, дело рук Аннет, как обычно», в этом есть плюс. Последний год она сильно болеет, скорее до Рождества не дотянет и это меня не тешит. А что будет потом?
— Найти замену интересу, который слишком сильно затянулся, — посоветовал Гробовщик.
— Такого не будет уже. Последние года я пыталась изучить этот «дар», который передался от бабушки к сестре и ничего, абсолютно ничего не нашла. У неё уже есть дети, внуки, некоторые из них рисуют, поют, играют на инструментах, но они не умеют делать этого. Либо она не научила и сохранила всё в тайне, либо… я не знаю. Данная история заняла кучу времени, о чём не жалею, но увы результатов никаких нет. Видимо, всё с собой в могилу унесла бабушка. Ни мне, ни сестре подробно про это никогда не рассказывала. Жаль, что не заинтересовалась этим раньше. Я бы могла посмотреть всё на киноплёнках, однако на бабушку был направлен другой жнец. Итог — вся эта история большой клубок ниток, который размотать полностью мне не удалось, — последние слова она сказала с грустью.
Вся жизнь Лео — череда вечных загадок вокруг семьи. Девушка не могла спокойно отпустить прошлое и жить сегодняшним днём, как делают жнецы в отставке. Чем дальше шли десятилетия, тем больше приходило понимание того, что смысла в этом всём как такового нет, но уйти от сестры так и не удалось.
Гробовщик воспринимал историю жизни, как лёгкий рассказ для обсуждений, придуманный группой людей сидящих в кабаке. Он смотрел в её жёлто-зелёные глаза и видел в них то самое «человеческое», то что осуждал в Лео.
— Помню, как первый раз увиделись, — вдруг Гробовщик решил изменить тему разговора, — ты пришла сюда с надменным взглядом, словно очередная зануда из департамента. А оказалась новенькая, которая думала, что умнее всех, это меня рассмешило. Нынешняя Лео никак уже не похожа прошлую, смирись.
Он взял её за подбородок, от чего девушка опешила, но его не остановила. Приблизившись ближе к лицу мужчина рассматривал бледную кожу на которой рисовалась парочка веснушек. Очередной плюс жнеца: он никогда не стареет. На левой щеке красовался маленький шрам и ещё один над бровью. Если не всматриваться, то их почти незаметно. Но Гробовщик помнил каждый изъян на её теле.
— За-ну-да, — медленно повторил он, — думающая о том, что если единожды в жизни прийти в моё похоронное бюро, то можно достать копию киноплёнок, оригинал которых поглотили демоны. Наглость вперемешку с наивностью такое странное сочетание, присуще только человеку. А я и вправду не помню как ты стала приходить сюда чаще и смешить меня историями мёртвых людей. Ещё те сахарные печенья мне никогда не забыть. Ведь ты на них меня подсадила. Какое же чудесное время было, неправда ли? Однажды совместные дни, превратились в наши совместные ночи. Самое прекрасное в жнецком теле, что оно лишь подобно человеческому. Людями присуще быть девственными, чистыми, а вот жнецы…
Девушка молча кивнула в ответ, лицо залилось краской и она старалась отвернуть голову, но Гробовщик крепко сжал подбородок. В его глазах виднелась сама смерть от которой всегда шли мурашки по коже. Очертание как такового у неё не существовало, но стоило всмотреться в глаза бессмертному и ты почувствуешь холод пробегающий вдоль позвонка.
Мужчина накрыл поцелуем губы девушки, от чего та вздрогнула, будто обжигаясь. Воспоминания о их близком общении сразу же вернулись к ней. Через секунду колебаний, всё же ответила ему на поцелуй. В отличии от человеческих, их губы были холодными, как и само тело, но при этом они чувствовали жар друг друга.
Он провёл рукой по её коротким волосам, а затем вцепился в них. От неожиданности Лео прикусила ему губу.
— Сразу видно, что с жнецами делает одиночество, — томно сказал он, улыбаясь.
Гробовщик поцелуями накрыл шею девушки, кое-где покусывал нежную кожу, оставляя багровые пятна, которые в миг же исчезали. Не в силах противостоять желанию, она поддалась ему, закрыв глаза. Дыхание участилось, внизу живота приятно тянуло. Он был снова прав, когда такое происходит через десятки лет одиночества, просто срывает крышу.
Девушка прижала мужчину сильнее к себе, а затем поцеловала его, проникая языком внутрь. Их языки переплетались, будто вырисовывали между собой какие-то узоры.
Он аккуратными, медленными движениями расстегнул её рубашку и положил ладонь на маленькую грудь девушки. Аристократическая, аккуратная, нежная кожа сводила его с ума. Он слегка наклонился, а затем стал целовать её грудь. Дойдя до соска, мужчина провёл по нему языком, покусывал, будто провоцировал Лео на действия. Потихоньку поддаваясь чувствам, она крепко сжимала край деревянного гроба, который больно впивался ей в руку. Возбуждение с каждой секундой накрывало сильнее. Поджав губы, она старалась не выплёскивать эмоции раньше времени.
Жнец поднял её и отнёс в свою спальню, довольно быстро они уже лежали на кровати, которая была не особо широкой. Он полностью снял с неё верхнюю одежду. Смутившись, она прикрывала руками грудь, не смотря на то, что мужчина всё уже давным-давно видел. Это его заставило искренне улыбнуться на долю секунды.
Пуговицы на штанах спокойно поддавались его пальцам. Стянув их с девушки, он заприметил кружевное бельё. Она не изменяла своему вкусу, даже спустя столько времени. Её накрывало волной возбуждения вперемешку с воспоминаниям о том, какие их лондонские ночи были раньше. Они отдавались друг другу так, как не делали этого люди. Между ними происходило то, что расписывают в романах.
Поцелуи мужчины с каждой секундой становились ниже, пока не дошёл до её живота. Сняв нижнее бельё, он снова поцеловал девушку в губы, а затем вошёл двумя пальцами. В ней осталось ещё то девичье смущение, не раскованность в сексе. Из-за этого и лёгкого напряжения из девушки вырвался стон. Мужчина лишь усмехнулся. Он немного ускорил темп, чтобы она стала более влажной. Не смотря на холодную погоду и температуру в помещении, ей уже было чертовски жарко, а дыхание становилось ещё больше прерывистым.
Жнецу нравилось наблюдать за агонией своей партнёрши. За это и ценил, ценил за искренность эмоций, которые проживает она в эту минуту. Он вынул пальцы, спустившись снова вниз, касается языком уже набухшего клитора. Проводил мокрые дорожки вдоль, то ускорялся, затем замедлялся. По телу Лео прошла лёгкая дрожь. Он обхватил её за бедра, девушка машинально сжала его пепельные волосы.
Хватая ртом воздух, она смотрела вверх, от удовольствия всё плыло в глазах. Было сложно о чём-то ещё раздумывать, да и не хотелось особо. Сердцебиение участилось, стук сердца было слышно в ушах. Внизу живота приятно потягивало, а затем мир будто замер. Непроизвольно она зажала бёдра сильнее, вслед за этим вырвался тихий стон. Мужчина понял, что девушка кончила и отпрянув, посмотрел в её затуманенный взгляд.
— Рад, что тебе понравилось, надеюсь, с годами хватка не ослабла, — самодовольно сказал он, помогая ей одеться. Девушка потянулась к его ширинке, но жнец остановил, — видимо забыла, что от человеческих плотских утех, мы особо удовольствия не получаем, не нужно.
Он поцеловал её в лоб, продолжив заботливо одевать дальше. Девушка смущённо отворачивалась от него. Эти неловкие моменты после близости ей всегда не нравились. В голове полная каша, разбавить тишину нечем. Глупая болтовня после секса им обоим была неинтересна.
Жнец стоял на коленях и застёгивал последнюю пуговицу на её штанах. Она крепко обняла его, понимая, что эта их встреча — последняя. На глазах, даже, проблеснула слезинка, но Лео сразу же незаметно её вытерла. Скоро она вернётся в Бостон, а затем уедет куда глаза глядят.