dwell

Чимин не знал, какой шёл год. Не знал весна ли на улице или позднее лето. Время растворилось, как горький порошковый кофе в кружке. Сколько он уже в заточении? Его малыш должен был вот-вот родиться. Значит девять месяцев. Но до этой поры, он долго не беременел – месяца четыре? Может быть полгода. - Около двух лет, - прошептало ему отражение. Он закивал. Неточно. Может быть больше. Гораздо удобнее с ребёнком, малыш станет его летоисчислением. Маленький календарик. В этом месте не так уж и много занятных дел: можно организовать генеральную уборку, а если альфа вернётся сегодня ночью – отдать ему список продуктов. Чимину нестерпимо хочется сладкого. Обычно в сладком не отказывали. Есть телевизор. Куча дисков с фильмами. Такая же большая куча книг, хотя и книги Чимин практически все прочёл. На огромном столе лежат краски, кисти и бумага. Он мог бы порисовать, но именно сегодня чувствовал себя отвратительно. Ему приснились родители. В первые дни, находясь в этом месте, родители постоянно приходили к Чимину во сне. Они спасали его, обнимали, горько плакали. Он обнимался и горько плакал вместе с ними. Теперь, когда он торчит здесь, казалось бы, большую часть всей своей жизни, семья не снится ему. Почти никогда. - Папа. Чимин проверил – не потерял ли голос. Он практически трое суток ничего не говорил. Альфа и не заставлял его. Представить – и они совсем неплохо ужились друг с другом. Практически супруги. На ненависть и истерику не осталось больше никаких сил. Чимин только одного боялся – как он справится с родами в одиночку? Нет, он ни за что не подпустит к себе этого монстра, никогда не даст ему в руки малыша. Этот ребёнок принадлежит только одному Чимину. - Ребёнок. Мой ребёнок. Наглаживая круглый живот, он бродит из комнаты в комнату. Серые потолки всё так же давят ему на глаза, кажется, что он живёт в малюсенькой уродливой коробочке, пахнущей сыростью. Он попросил альфу купить новую люстру. Как давно он попросил? Может быть три дня назад. Возможно недели две… мужчина постоянно занят. Удивительный человек. Чимин часто спрашивал альфу – зачем ему это всё? Зачем ему этот ребёнок, эта морока с продуктами, витаминами, вывозкой лишнего мусора. Зачем ему Чимин. - Сколько мне лет, альфа? – Спрашивал он однажды. - Больше не шестнадцать. – Голос у похитителя был ровным и спокойным. Он никогда не кричал на Чимина. Только смотрел. Пронзительно и беззлобно. Словно он вообще здесь не причём. Словно не он приволок его сюда, школьника, совсем ещё юного мальчика. Слёз больше не осталось. Омега не сдавался: - Я понял. – Он хватался за могучие руки своего насильника, отчаянно просил: - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, скажи. Я ведь не могу так… я же человек, альфа, я имею право знать сколько мне лет. Мне девятнадцать, да? Или двадцать? Прошу тебя, прошу, скажи… скажи мне… - Ты стал старше. Он теперь никогда не узнает свой возраст. Да, он стал намного старше. В зеркале это хорошо заметно. Чимин сильно похудел. Взвешиваясь ещё на самых ранних сроках беременности, он с ужасом отметил, что похудел на двадцать три килограмма, с тех пор, как последний раз вставал на весы. То было дома. В своей комнате. Он всегда был пухлым. А теперь была в нём лишь болезненная худоба и сероватая кожа. Синие вены на руках, бледные губы. Бледный язык. Шрамы от наказаний за непослушание. Наказания были самой ужасной пыткой, в те дни ему казалось, что ещё пара секунд, и он рухнет замертво на тёплый ковёр. Мужчина избивал его железной балкой. Конечно чаще – порол ремнём. За незначительные проступки Чимин давился спермой или мочой. А если он вёл себя хорошо и был послушным мальчиком – альфа делал ему приятно. Течки появлялись крайне редко. Истощённый организм не мог вынести плод, цикл окончательно сбился. У Чимина случалось два выкидыша. Он болел герпесом, плохо ходил в туалет. Его похитили двадцать седьмого августа. В два часа дня. По возвращению из школы. Их было двое – омега и альфа. Незнакомцы обманули Чимина, они сказали, что не могут найти своего сына, сказали, что он учится в той же школе, что и сам мальчишка. Попросили посмотреть фотографию. А когда шестнадцатилетний Пак Чимин, внимательно изучив лицо подростка, отрицательно закачал головой, подозвали к их машине, хотели всучить листовки с изображением их пропавшего ребёнка. «Передай листочки родителям, они знают, что с таким делать», - слезливо говорил омега. Он был уродлив – от него неприятно пахло табаком и алкоголем. Как только Чимин приблизился к их автомобилю, - серенькая Хонда, маленькая, похожая на мордочку крысы, - его затолкали внутрь. Он до сих пор помнит, как ударился коленкой об открытую дверцу. До сих пор помнит, что выронил совсем новые наушники, подаренные лучшим другом. Чимина изнасиловали в этой же машине. Пришлось уехать в сторону гор; нелюдные места, самые удобные, самые надёжные. Этот мерзкий лжец, пахнущий куревом, крепко держал его, школьника, несовершеннолетнего омегу, за руки. Чтобы не брыкался. Пока взрослый мужчина делал невыносимо больно, с каждой нарастающей секундой. Сводил с ума. В существование того дня было сложно поверить. Казалось – это какой-то совсем дешёвенький ужастик. Невозможно – такое просто не могло произойти с ним! Запах в салоне стоял омерзительный. Пахло тухлым, подгнивающим. Сидения были ободраны, а в дверном кармашке лежали оранжевые конфетки. Чимин знал, какие они на вкус – шипучие, если долго обсасывать. Цитрусовые, но внутри ягодная начинка, такие любил чиминов младший брат. Крыса (так Чимин решил прозвать омегу-похитителя), редко появлялся в подвале, куда поселили школьника. Пару раз он приходил, приносил одежду и раскраски. Очень много курил. Тогда ещё кровать их пленнику не прилагалась, только матрас да комплект постельного белья. Маленькая подушка. Щётка, мыло, расчёска. Бинты, спирт и вата. Его постоянно насиловали. Крыса всё время находился рядом, наблюдал, конченный ёбанный извращенец. Один раз попросил Чимина ему отлизать. Мальчишка отказал ему, благо омегу он боялся гораздо меньше, чем альфу. Тот очень, очень редко разговаривал. Иногда ругался матом, иногда ласково шептал имя Чимина, смывая шампунь с его шёлковых волос. Их маленький мирок в трое человек смердел прелостью, солоноватостью. Чимина заставляли позировать для фотографий. Велели раздеваться догола, и он, бедное светлое дитя, так уж был с детства приучен, трогательно складывал одежду в стопку, и аккуратно откладывал в сторону. Сопротивлению и бунту тоже было место, несомненно. Как-то раз, мальчишка разбил Крысе губу, стукнув его об раковину в ванной. Немало поплатился, его здорово покорёжили после этого. Крыса намеревался утопить «гадливого уродца», но альфа запретил. Неужели действительно был одержим идеей оплодотворить его – юного и невинного? Даже после каждого провала, он не сдавался, дожидаясь каждой новой течки. Теперь Чимин стал взрослее, умнее и покладистей. Больше не сопротивлялся, разрешал целовать себя в губы, а до беременности, в течку даже испытал пару тройку настоящих сладостных оргазмов. Крыса не приходил. Это случилось после самого первого в жизни Чимина выкидыша. Укатил за некими препаратами для репродуктивного здоровья, и больше о нём не было слышно. Альфа не стал объяснять Паку, что произошло. Видимо, их пути разошлись. Или эту суку хлопнули копы. Но почему же тогда никто не пришёл на помощь, почему никто никогда не попытался вызволить Чимина из этого ада? Где его родители? Неужели сидят и дожидаются, когда их сынишка обнаружится?! Почему не верят в него, не подкрепляют его отчаяние своей любовью, и надеждой? Младший брат – смышлёный добрый Чонгуги, должно быть уже сильно вымахал. Наверное, у него уже сломался голос, окрепли ноги, возмужали плечи и спина. Возможно он научился жить дальше, возможно познакомился с очаровательным омегой, красивым и милым. Чимин улыбнулся, огладив увесистый живот. - Календарик, кажется я знаю, как тебя назову. Лампочка в коридоре задребезжала. Это спускается в подвал Альфа.

*

Чтобы добраться до лестницы, ведущей наружу, сперва необходимо сломать дверь. Даже если удастся её выбить (а её не выбить), неизвестно, что там – за дверью. Ещё двери. Сторожевые псы. Этот чёртов подвал был словно изобретён для того, чтобы удерживать в нём человека. Пять комнат. Две совсем маленькие – туда едва могла влезть двуспальная кровать. В одной комнате жил Чимин. Когда он был помладше, он срывал голос, сдирал себе пальцы в кровь, визжал и звал на помощь. Результата не было, разве что после этих концертов у него нещадно болела глотка. Поведение альфы было непредсказуемым. Иногда он лупил его что есть мочи, иногда просто трахал, иногда, - крайне редко, - заводил с ним беседы. Его маленький омега постепенно начинал сходить с ума. Неужели у игрушек был срок годности? Это был самый первый в жизни альфы пленник, самый хорошенький. Ещё ни разу он не испытывал отвращение к своей жертве, даже если тот был немыт, даже если был обезвожен. Мужчина не любил рассказывать Чимину о том, что происходило наверху. Просьбы подбрасывать под забор родителей омеги письма, говорящие, что с мальчиком всё хорошо, что он скучает, но не может прийти, казались ему бредовыми. Его малыш частенько говорил «пока что», «пока я здесь». Словно точно-точно знал, что освободится. Альфа никогда не говорил своего имени. Высокий, симпатичный, скорее всего смешанных кровей – у него был спокойный нрав, ровный твёрдый голос. Большущее тело, гадкий волосатый лобок. Ему было лет тридцать шесть, возможно меньше. Самый расцвет сил. Он уселся за стол, устало протерев веки. День был изнурительным. - Налей лимонаду, Чим-Чим, пожалуйста. - Сейчас. Его повысили. Чёртов босс повысил его! Это значило слишком много. Новость была потрясающей, душа требовала веселья, требовала праздника. Лимонад появился у него прямо под носом. - Альфа, - позвал омега, - мне нужна книга. - Я купил тебе книгу. - Мне нужна книга о родах. Да, конечно. Живот его мальчика раздулся так сильно, что казалось, вот-вот лопнет как шар. Книга о родах… где ж ему такую достать. - Я куплю тебе. - Нужно скорее. - Я сказал, что куплю. - Спасибо. - Пожалуйста. Меня повысили. - Поздравляю. - Спасибо. – Он отпил из стакана. – Вкусно. Это лайм? - И мята. - Очень вкусно. Ты молодец. Повисла недолгая тишина. - Я хочу отпраздновать повышение. – Проговорил мужчина. Его мальчишке тут же не понравилась эта идея. – Во дворе я отстроил беседку. Если ты мне отсосёшь, Чимин… Нет. Не может быть. Сердце пропустило пару ударов. Язык будто к нёбу прилип, омега боялся даже пошевелиться. - Я отведу тебя наверх. Из-за шока конечности онемели. Всего на секунду. Он облизнул свои губы, забегал глазами по кухне. Никогда альфа не выводил его на улицу. Ни разу за всё это время. В носу у омеги защипало, пришлось перевести дыхание. Как бы альфа не передумал. Конечно. Конечно, он ему отсосёт. Омега засомневался. Это рассмешило мужчину, он протянул свою руку и погладил Чимина по лицу. Блаженное создание. Ангел. - Чим, ты что, не веришь мне? - Я верю тебе. - Пососи. Давай. – Он захлопал по своим бёдрам. – Опускайся. Дело оставалось за малым. Мужчина крайне редко просил омегу делать минет, поэтому сейчас тот давился с непривычки. Твёрдый член засел глубоко в горле. Слюни потекли изо рта, приходилось дышать носом, размеренно и глубоко. Хотел бы он отключить свой мозг на всё это время, забыться, как маленький ребёнок. Главное не волноваться, когда воздух кончается. Омега оторопело зашевелился, чувствуя, что альфа самостоятельно насаживает его, ухватившись за влажные волосы. Как никогда, он с нетерпением и прожигающей взволнованностью дожидался, когда внутрь брызнет вязкое семя. Впору облизываться. Только рот забит до отказа. - Хочешь погулять, с-сучка…? – Мужчина был близок к кульминации. Он всегда материл Чимина, когда чувствовал подступающий оргазм. В ответ ему слышались поощрительные булькания. Это всё – слишком. – Блядь! Он вынул, обкончав омеге лицо. Тот с благодарностью принял каждую молочную каплю. Оба старались отдышаться. Несмотря на обещание, Чимин не торопился и не торопил. Из-за беременности он очень скоро утомился, опустил голову, опершись на локти. Гулко стонал – так саднила глотка. Член альфы, торчащий из брюк потихоньку обмякал, слегка подрагивая. Омега ведь сделал своё дело, он ведь постарался. Вложил, так сказать, душу. Можно и напомнить об условии. - Альфа… - Издашь хотя бы писк, когда мы выйдем, - начал тот после того, как пришёл в себя. – Я сломаю тебе все твои пальцы. Ты не забыл, что я не нарушаю обещаний? Нет, нет, конечно не забыл. Воспоминания о беспощадных наказаниях были слишком чёткими, нельзя было просто так взять и пренебрежительно отнестись к могуществу альфы. Омега тихонько закивал. Он всё усёк. - Выйдем, ты побродишь рядом со мной, держась за руки. Сядем на скамью, и я расскажу тебе важную новость. - Я тебя понял. - Двор у меня большой, ты вдоволь нагуляешься. Но смотри, - голос вдруг сделался совсем грозным. Чимин поёжился. – Если ты сделаешь хоть что-нибудь, что мне покажется подозрительным – я достану из гаража балку. Помнишь балку, Чим? - Да, - зашептал омега. Его глаза влажно заблестели. – Помню. - Ты всё понял? - Да, альфа. - Тогда пошли. О побеге не могло быть и речи. Чимин не знал, как выглядит улица, не знал, есть ли на ней люди, обратят ли на них двоих внимание. Возможно он мог написать записку, и сунуть её куда-нибудь в забор к соседям. Но были ли вообще в округе соседи? И как он пронесёт её, если будет держаться рядом с альфой? Нет. Нет, не так. Сперва нужно вести себя паинькой. Он умеет, он справлялся с этой задачей уже очень долго. Втереться в доверие. Так, чтобы этот ублюдок решил, что Чимин, подвернись ему возможность, выберет жизнь с ним, а не обратится в бегство. Нужно изобразить… безучастность. Не радоваться долгожданной воле, хоть и мнимой, а благодарствовать данности. Когда они выберутся наружу, он будет жаться к своему мужчине. Будет зависеть полностью от него одного. Чтобы, усыпив однажды бдительность, ударить сокрушительным предательством. - Я завяжу тебе глаза, перед тем, как мы выйдем. Не снимай повязку, пока не разрешу. - Зачем?.. Но Чимин сам понимал зачем. Выход по лестнице. Двери и коды. Нужно было удостовериться, что шанса выбраться самостоятельно у омеги не будет никакого. - Хорошо, я всё понял. Я не буду снимать повязку, и буду ждать твоего приказа. Альфа пытливо вглядывался в выражение его глаз. Но не сумел прочесть ничего. В груди у омеги закололо – возможно он действительно смог бы сбежать. Очень-очень скоро.

The Comedown

Он думал, что улица обрушится на него своими запахами, шумами и красками. Он думал, всего будет настолько много, что он не выдержит, и рухнет прямо альфе в объятья. Но как только ему дали разрешение стащить с себя чёрный шарф, он ослеп. Так ему показалось. Это было солнце. Господи, как же давно он не видел солнце. Как молотом по черепной коробке. Чимин не мог разлепить век. Потеряв контроль над телом, сильно затрясся, крепко ухватившись за мужские руки. Он не мог выносить этого света. Всё это было слишком. - Открой глаза. - Я ничего не вижу… глаза… жжётся… - Они привыкнут. Чимин не лгал. Его план изобразить недотрогу срабатывал на ура, однако он действительно не мог выносить давления увиденного, которое стиснуло его в своих лапищах. В горле запершило, и он откашлялся. - Открой глаза, посмотри на беседку! Вдох-выдох. От свежего воздуха, чистого, свободного, кружилась голова. Чимин сумел разглядеть очертания калитки, заприметил силуэты пышных цветов. Однако лишь тёмные тона, чёрные мазки – цвета омега пока не различал. Он осторожно медленно протянул свои тонкие руки. Нежнейший бархат. Это розы. И их запах… невозможное переживание. Омега опустил глаза на траву, наклонился – низко, очень низко, заполз по земле на коленях. Бесполезно было бороться со слезами. Больше прикосновений - жадных, жарких. Его накрыло мучительной болью, он всхлипнул и совсем тихо зарыдал, прижав груди вырванные зелёные листья. Он не хотел, не хотел, не хотел снова возвращаться в подвал. - Чимин, - раздражённо позвал альфа. – Беседка. - Да… да, иду. Альфа никогда не помогал ему подняться на ноги. Тяжёлый живот практически перевешивал омегу – тощего, маленького, больного. Чимин, наверное, и не узнает точной причины, по которой мужчина не протягивал ему руку. Возможно его возбуждает беспомощный вид беременного жалкого создания. Этого маньяка вообще всё возбуждает. Чимин натужно задышал, поднимаясь с колен. Он не мог перестать плакать. Острый его подбородок подрагивал. Под ногтями остались комья сырой земли. То была весна. Её ни с чем не спутать. Она вжилась в Чимина вместе с запахом дождей, цветов и горячего кофе. Слышалось пение птиц. Омега никогда в своей жизни не был в более красивом месте. Руки задрожали. Ему, наконец, удалось подняться. Картинка всё ещё была расплывчатой, но можно было хотя бы убедиться, что босые ноги стоят на твёрдом, не расшатанном. Можно идти и не упасть. - Повзрослей, - альфа был недоволен слезами мальчишки. – Это всего лишь улица. - Да, прости. – Чимин не выпускал его руки, - это из-за ребёнка… я стал эмоциональным. - Это не к чему. И необязательно было упоминать эмоциональность. Ты понимаешь, о чём я. То, что говорил этот человек было нонсенсом. Первое время Чимин пытался понять, что значили долгие его монологи. Было радостно лишь то, что альфа крайне редко чувствовал нужду выговориться. Но эти слова, эти дикие, непонятные, не несущие в себе никакой сути предложения – они сводили с ума с особой тонкостью. Изощрённый способ довести человека до ручки. Чимин слишком поздно понял, что спорить с этим мужчиной абсолютно, абсолютно бесполезно. Сказывался возраст мальчика, он никогда в жизни не встречал психически нездоровых людей. И когда он взывал к разуму (которого не было), получал лишь бред и смрад. - Я здесь больше двух лет, да? – Осознание вдруг настигло его внезапно, как вспышка молнии. Как резкий щелчок пальцами прямо перед самым ухом. – Почему-то мне казалось всего два года… может быть три… Дни и ночи мешались в один нескончаемый ад. Ему казалось время шло медленно, мучительно медленно. Когда на самом же деле года пролетели один за другим. Он понял это, когда увидел улицу, такую, какой она была. Время словно вернулось к нему. Словно врезалось в него плотной стеной горячего воздуха. Реальность, скорбно уснувшая внутри его груди, пробудилась, раскрыв свою пасть. Нет, это не три года. Даже не четыре. Господи… господи боже…. Значит одноклассники давно закончили школу. Они все поступили в университеты. Возможно поженились. Лучшие друзья, наверное, уже переехали в другие страны. Вспорхнули, как птички с ветки. Все повзрослели, набрались опыта и городских мудростей. Когда как Чимин с шестнадцати лет задыхался спермой и кровью. Он с ужасом осознал, что скорее всего, остановился в развитии, сделался взрослым омегой, с интеллектом подростка. Они сидели, Чимин выслушивал подробную информацию о рабочем графике альфы, что и как будет. Он будет спускаться в подвал два-три раза в неделю. Возможно его будут ждать командировки. В таком случае Чимину придётся освободить комнату для продуктов. Его спокойный голос, однако, не вызывал облегчения. - А что… если мне будут нужны лекарства? - Всё, что тебе необходимо – у тебя уже есть. - Мой ребёнок скоро родится. - Я принёс всё необходимое. Омега не был расположен к разговорам. Так или иначе, уговаривать было бессмысленно, упрямство истребило бы все нервы. Он замолк, и ещё раз огляделся. Солнце всё также нещадно брызгало светом, его лучи били прямо по сетчатке. Воспалённые глаза слезились каждые несколько секунд. Приходилось вытирать их рукавом кофты. Краски начали приобретать цвет, он понял, что трава во дворе совсем зелёная. В голове раньше казалось всё более блёклым, неживым. Искусственным, как бумага. Всё-таки нельзя было так: давать возможность сделать маленький глоток свежести, чтобы потом поволочить обратно в дыру, смердящую затхлостью и прением. Чимин стиснул кулаки. - Отсюда никогда не слышно, как ты визжишь, словно резаная свинья. Я проверял. Даже комариный писк будет погромче. – Мужчина закурил, улыбнувшись. Улыбнувшись как-то уж совсем невесело. - Сука. - Я понял, - омега, как натренированная собачка, закивал головой. – Я больше не кричу. - Ты пытался. - Это было очень давно. - Я устал. Поднимайся. Пойдёшь обратно. – Омежий локоть больно стиснула мозолистая крепкая ладонь. – Ты даже не додумался сказать мне «спасибо». - Нет, погоди, постой! – Перед тем, как глаза обвяжут шарфом, ему нужно было выяснить ещё кое-что: - Ты будешь ещё меня так выводить? Они глядели друг другу в глаза. К лицу этого человека невозможно было привыкнуть, с ним невозможно было ужиться, перетерпеть. Нахмурив тяжёлые чёрные брови, мужчина помедлил. Он размышлял о чём-то, больно стискивая руку омеги. Сердце бешено забилось в груди. - Буду.