Эсерка

      Окончательно Ася пришла в себя через пару недель. Умом женщина понимала, что поступила не слишком разумно: медицина совершенно точно не нанесла бы ей вреда, а успешный итог подобного сомнительного мероприятия был больше чудом, а не закономерностью. Однако Ася, представив на мгновение, что ей на лицо наденут маску или накинут тряпку, потом она уснет, а потом, скорее всего, проснется, каждый раз начинала паниковать.       — Севастьян, спасибо, что все принес, — иногда говорила Ася.       Чаще всего эти высказывания были не к месту, но, все равно, были приятны супругу. Севастьян понимал нежелание Аси прибегать к достижениям хирургии, но даже не догадывался, что речь могла идти об удалении трубы, о существовании которой мужчина даже не имел никакого представления. По мнению Севастьяна, Асе должны были что-то там разрезать в нижней части живота, осторожно вытащить остатки плода, так же осторожно зашить и оставить заживать.       Но больший страх, нежели боязнь операции, Ася испытывала от мысли, что все это может повториться. Кто-то когда-то давным-давно рассказывал, что одной женщине удалили кусок чего-то там слева, а потом, через пару лет, и кусок чего-то там справа, поэтому Ася боялась, что и ее ситуация может повториться.       — Мадам, — сказал врач на последнем осмотре. — Вам бы полгодика пожить с мужем, будто с братом. Ну или, если не сможете, то хотя бы не пожалейте денег на достижения мануфактуры. Слышали же о таком?       — Слышала, — ответила Ася. — Знаю.       — Надо, чтобы все успело зажить, прийти в норму, чтобы не повторилось больше, — произнес врач.       Если бы Ася знала статистику смертности или, хотя бы, слышала о том, что не всем успевают удалить «лишнее», женщина надолго бы отказалась от какой-то близости с мужем. Сейчас же Ася полагала, что в самом худшем случае, если все повторится, ее просто заберут в больницу и сделают все, что нужно. О послеоперационных осложнениях женщина слышала, но больше ассоциировала их с ранениями на поле боля, военно-полевой хирургией и была уверена в том, что гражданским это практически не грозит.       Неплохие знания анатомии и акушерства и гинекологии, подчерпнутые из книг Герхарда Артуровича, которые Ася прочитала еще давным-давно, приходя в гости к Зое, удивительным образом сочетались с плохим знанием хирургии даже в теоретическом варианте и, уж тем более, каких-то практических вещей. Ася практически не боялась рожать, зная, что ее, если что, всегда могут прокесарить, а еще есть акушерские щипцы и выдавливание, но даже не догадывалась, что во время кесарева можно получить осложнения, а щипцы можно наложить как-нибудь не так и ребенок родится с синяком на лице.       Слабость практически сошла на нет, воспоминания о том, как проходил этот злосчастный выкидыш, начали постепенно стираться. Однако, по мнению Аси, даже в самый первый раз рожать ей было куда легче.       — Вот что же за зараза как-то прицепилась, — все еще вспоминала недавний случай Ася. — Зачали потому что в пост?       Севастьян растерянно посмотрел на супругу — подобных религиозных умозаключений за Асей не наблюдалось. Тем временем, женщина рассмеялась и сказала:       — Да нет, пост здесь ни при чем. Просто не повезло.       В один из дней Севастьян предложил супруге покататься на лодке. Буквально вчера компания для этого катания должна была быть куда обширнее: к матери с отцом планировали присоединиться и Зоя с Димой. Однако Дима чуть простудился и Ася пообещала ему, что они обязательно покатаются на лодке еще раз, когда он выздоровеет, а Зоя, которая не любила воду, вслух сказала, что не может себе позволить развлекаться, когда брат сидит дома и скучает в одиночестве, однако всем было понятно, что девочка просто не хочет кататься и придумала удобный повод, чтобы отказаться.       — Ты — трусиха, — сказал Дима сестре.       — Нет, не трусиха, — ответила Зоя. — Я же с тобой на бревне каталась.       — Так там была какая-то маленькая речка, а здесь — огромное море, — произнес Дима. — Такое огромное, что берегов не видно. Глубокое-глубокое! А ты испугалась.       — Нет, я просто не захотела бросать тебя одного дома, — сказала Зоя.       — И с чего такая забота? — рассмеялся Дима. — То ты со мной никуда в городе не ходила, то решила здесь остаться. Лишить себя удовольствия.       — Потому что в городе тебе было, куда ходить, а здесь ты будешь просто скучать один, — ответила Зоя.       — Пошли на море, докажешь, что ты не трусиха! — с воодушевлением предложил Дима. — Я видел бревна на берегу, прокатимся на них!       — Папа накажет, — сразу же сказала Зоя. — Я не хочу этого.       — Папа накажет, если узнает, — ответил Дима. — Значит, нужно, чтобы он ничего не узнал. Мы возьмем купальные костюмы и покатаемся в них. Они все равно мокрые, даже если и снова намочим — ничего страшного.       Зоя растерялась. С одной стороны, девочке хотелось, чтобы брат отстал от нее. Одного это было возможно только двумя путями: назвать себя трусихой или согласиться кататься на бревне. С другой стороны, кататься на бревне Зое хотелось еще меньше, нежели на лодке, от которой она не так давно отказалась. Однако называть себя трусихой не хотелось тоже.       — Пойдем, — согласилась Зоя.       Кататься на бревне по морю было еще страшнее, нежели по реке. Несмотря на то, что Дима направил бревно на волну, Зое каждый раз казалось, что они сейчас уж точно перевернутся. И даже мысль о том, что они находятся практически возле берега и брат специально держится палкой за дно, не отправляясь дальше, в глубину, все равно не утешала Зою.       — Ты — трус, — решила пойти в атаку девочка. — Ты — самый главный трус этой местности. Держаться палкой за дно почти что у берега — так и Ромка бы согласился.       Вполне справедливые упреки Зои, которых Дима совершенно не ожидал, подзадорили его.       — Хорошо, будем кататься вдоль берега, — сказал мальчик. — Я же тебя жалею, чтобы у тебя, трусишки, сердечко не выпрыгнуло.       Дима развернул бревно вдоль берега и оттолкнулся палкой. Не торопясь плывя, наверное, в паре шагов от суши, мальчик понимал, что любая более-менее сильная волна захлестнет их с Зоей с головой и свалит с бревна.       — Теперь убедилась, что я не трус? — спросил Дима.       — Убедилась, — ответила Зоя — провоцировать брата на новые приключения не хотелось.       Дима подтолкнул бревно к берегу, слез сам, помог спуститься Зое, а потом оттащил бревно подальше от воды.       — Завтра еще раз будем кататься, — сказал мальчик.       Зоя ничего не ответила.       — Теперь пойдем переодеваться да в картишки играть, — добавил Дима.       Ася со стороны моря увидела бревно и двух детей, которые делают вид, что плывут.       — Севастьян! — воскликнула женщина. — Поплыли к берегу! Дима же с Зоей!       — Надеюсь, ума хватит не лезть в глубину, — ответил Севастьян. — Сейчас, подплывем.       Однако практически сразу, едва молодой человек успел сделать пару гребков, дети вышли на берег.       — Севастьян, — сказала Ася. — Вот были бы мы не на отдыхе, а Дима не подпростудился — я бы сорвала пару веточек с дерева у дома.       — Матери виднее, — ответил Севастьян.       Ася понимала, что супруг явно легче нее относится к проделкам детей, но ничего с собой поделать не могла.       Покатавшись еще немного вдоль берега, Севастьян решил причалить.       — Что же, пойдемте домой, Агнесса, — сказал мужчина.       Ася, полная и волнения, и негодования одновременно, практически побежала в дом.       — Как провели время без нас? — постаравшись скрыть волнение, спросила женщина.       — Хорошо, мама, — ответила Зоя. — Поиграли в карты, посидели во дворе.       — На море ходили? — спросила Ася.       — Нет, — мотнула головой Зоя. — Не ходили.       — Точно не ходили? — уточнила женщина.       — Точно-точно, — сказала Зоя.       — А Дима что скажет? — спросила Ася.       Скорее всего, Дима поддержал бы версию сестры, однако слишком подробные расспросы матери насторожили его.       — Ходили на море, — произнес мальчик.       — А что вы там делали? — уточнила Ася.       — Катались на бревне, потому что Зойка меня назвала трусом, — сказал Дима. — Мне пришлось доказывать ей, что это не так.       — И вот сидели вы дома, а потом Зоя вдруг раз — и сказала: «Дима, ты трус!» — изумилась Ася.       — Да, примерно так и было, — ответил Дима.       — Нет, мама! — не выдержала Зоя. — Дима первый назвал меня трусихой!       Выслушав версию дочери, которая не отличалась от правды, Ася сказала:       — Вы — бессовестный народ. Вруны и рецидивисты. Пытаетесь обмануть нас с папой, которые все видели, снова лезете на бревна, когда вас уже наказывали за это! Вы даже не подумали о том, как это опасно!       — Мама, так Дима же катал меня у берега, — сказала Зоя. — Он сам побоялся заплывать глубже!       — Да вас могло первой же волной унести куда-нибудь подальше! — не выдержала Ася. — Вы думать хоть раз в жизни пробовали? Или не умеете этого вообще?       — Умеем, — вздохнула Зоя.       Девочка прекрасно понимала, что, судя по настроению матери, им с братом не стоит надеяться на прощение. Дима тоже догадывался, что их вряд ли поругают и простят.       Севастьян, увидев супругу, которая вышла во двор, с некоторым изумлением произнес:       — Такое чувство, Агнесса, что вы провели все детство примерно так же, как Зоя Михайловна. И этого хотите от детей.       — Да, Севастьян, я не была примерной барышней, мое поведение было далеким от идеального, — ответила Ася. — Но по рекам на бревнах я не плавала, да и с крыш сараев не прыгала. Я не против каких-то развлечений, но нужно, чтобы они не были опасными. Да, я много где гуляла, но когда эти прогулки были за гранью логики, тогда и проблемы получала. От судьбы, не дома.       — Вы не подумайте, Агнесса, я вас не критикую, — сказал Севастьян. — Просто я не могу понять, почему за что-то вы с легкостью готовы наказать, а за что-то другое категорически против?       — Потому что не хочу укреплять мотив, — ответила Ася, сразу поняв намек супруга. — А за подобные бесчинства, как говорится, можно и повоспитывать.       — Интересные у вас взгляды, ничего не сказать, — произнес Севастьян. — Просто удивительные…       — Что поделать, жизнь такая, — вздохнула Ася.